Рапорт корабельного инженера Николая Самойлова в Морской технический комитет о спуске на воду крейсера «Адмирал Нахимов»

Из рапортов командира крейсера «Адмирал Нахимов» капитана 1-го ранга Дмитрия Всеволожского

В дополнение донесения моего, посланного при рапорте из Киля, имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что при входе в Кильскую бухту у крепости Фридрихс-Орт я произвел национальный салют, на который немедленно получил ответ. От присланного [310] ко мне офицера для указаний якорной стоянки я узнал, что мне необходимо будет салютовать флагу принцессы Ирены, поднятому на замке, а затем флагу адмирала Kolter, поднятому на броненосце. Означенные салюты произвел по постановке на бочку и на последний получил ответ равным числом выстрелов...

...На другой же день по приходе на рейд, кроме рейдовых визитов, мной, по соглашению с консулом, сделаны визиты на берегу, причем я расписался у Ее Императорского Королевского Высочества Принцессы Ирены.

3 февраля возвратился в Киль Его Королевское Высочество Принц Генрих Прусский, и я узнал, что, помимо всех встреч на берегу, суда, стоящие на рейде, готовят иллюминацию для чествования прибытия Его Высочества. Поэтому я считал своим долгом принять участие и, насколько позволяли имеемые на крейсере запасы, устроил электрический вензель Его Высочества и жег фейерверк, за невозможностью осветить борта электрическими лампами. На другой день я расписывался у Его Высочества, а на следующий получил извещение, что Его Высочество примет меня в замке в 10 час. 30 мин. утра.

Получив от Его Высочества благодарность за участие в чествовании его прибытия, я был осчастливлен просьбой назначить день, когда он может приехать на крейсер. Таким днем я считал 10 февраля, когда починка левого борта будет окончена и крейсер выпрямится. Его Высочество прибыл ко мне в назначенный день в сопровождении адъютанта в 11 часов и, поздоровавшись с офицерами, которых я представил, и командой, спустился ко мне в каюту и милостиво принял завтрак, оставаясь на крейсере до 1 часа дня, когда отбыл, прося не салютовать.

Как я, так и офицеры пользовались неоднократно гостеприимством властей и судов, а 15 февраля я получил приглашение в замок к завтраку, перед которым имел счастье быть представленным Ее Королевскому Высочеству Принцессе Ирене, и завтракал скорее в семейной обстановке, [311] так как приглашенных более не было. После завтрака там же, во дворце Их Высочества, изволили слушать хор балалаечников с крейсера. Нижние чины увольнялись на берег ежедневно группами до 40 человек и вели себя прекрасно, о чем мне приходилось читать в местной газете.

Здоровье гг. офицеров и команды удовлетворительное, так как вследствие разных перемен погоды случались заболевания лихорадкой, но после двух дней опять поправлялись...

От 13 марта 1900 г.

В дополнение донесению, посланному мной по приходе в Шербург, имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что на другой же день по приходе крейсера я сделал все официальные визиты местным властям, причем со стороны морского префекта, вице-адмирала Diculuar встретил самую изысканную любезность, выразившуюся также в предложении всех портовых средств для нужд крейсера.

Не имея никаких потребностей, я просил его только дать возможность моим офицерам осмотреть порт, на что адмирал изъявил свое полное согласие, и через два дня офицеры осматривали порт и вновь спущенный броненосец «Henri IV»{190}. К сожалению, не удалось осмотреть две подводные лодки «Нарвал»{191} и «Морж»{192}, которые почти каждый день проходили мимо крейсера, то ныряя, то опять всплывая на поверхность волы, но, по наведенным справкам, означенные лодки составляют еще секрет для офицеров французского флота. [312]

Отсутствие военных судов на Шербургским рейде сделало мою стоянку весьма спокойной в смысле тонкости обмена любезностями, и только адмирал Diculuar пригласил меня и двух офицеров к завтраку, причем извинился, что не может сделать большого приема по случаю траура, так как накануне прихода крейсера были похороны его брата — мэра города...

...Весь Английский канал прошел с крепким попутным ветром, имевшим характер шторма и стихнувшим 10 марта.... Несмотря на случайно неблагоприятные условия начала моего перехода, я был вполне удовлетворен возможностью проверить те предположения, которые у меня явились еще в г. Кронштадте, после ремонта крейсера...

...Новая стальная батарейная палуба настолько плохо зачеканена и склепана, что вся вода, получаемая из-за борта, через вышеуказанные отверстия проникает в офицерские каюты и кают-компанию дождем через заклепки и стыки, так что офицерские помещения при большой качке утрачивают свой жилой характер, а в батарейной палубе образуется невообразимый хаос, вследствие всплывающего линолеума. Для успешного выбирания воды в этих палубах требовалась непрерывная работа целой вахты, которая ловила моменты крена, чтобы отливать воду, перебегавшую с борта на борт при размахах крейсера.

Благодаря разрешению Его Превосходительства Управляющего Морским министерством, на крейсере плавает младший помощник судостроителя Беляев{193}, на долю которого пришлось много работы по исправлению погрешностей ремонта.

Состояв помощником инженера, производившего ремонт в Кронштадте, ему ни разу не пришлось быть участником живой стороны дела, а только заниматься отчетами по сметам, представляемым в Главное Управление Кораблестроения [313] и снабжений. По уходе инженера Вешкурцева{194} на другую постройку в самый разгар работы на «Нахимове» Беляеву пришлось выправлять все недочеты и недостатки по работам и оканчивать изготовление крейсера к плаванию в Ревель{195}.

Я весьма счастлив, что имею случайно в распоряжении своем инженера, который, благодаря своей ретивости, обходится судовыми средствами и исправляет погрешности ремонта постепенно и, вероятно, с большой пользой будет служить при работах на крейсере в доке в Специи...

... 13-го числа в 7 час. 30 мин. утра пришел в Кадикс, где встал на рейде фертоингом{196}...

...Оставшиеся следы сурового плавания принудили меня поместить в Шербургский госпиталь двух нижних чинов, сильно ослабевших после перенесенной лихорадки, которая, вероятно, была отражением эпидемической инфекции, свирепствовавшей в Киле.

От 19 марта 1900 г.

Имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что 16 марта утром, выждав приливное течение, чтобы сняться с фертоинга, поднял якорь и пошел в Гибралтарский пролив, чтобы следовать в Средиземное море. В Гибралтарском проливе шел серединой, чтобы пользоваться попутным течением, и прошел его в тот же день в 6 часов пополудни. При входе в Гибралтарский пролив встретил английский крейсер, идущий в океан, [314] но надписи прочесть не мог. Крейсер был типа «Гиацинт»{197}. В Гибралтаре заметил стоящими два крейсера и броненосец...

В дополнение донесению моему, посланному из Порт-Махона (ныне город Маон на острове Менорка (Балеарские острова, Испания), имею счастье донести, что с прибытием в вышеназванный порт вторая половина офицеров и команды крейсера приступила к говению и в среду 22 марта причащалась.

Пользуясь стоянкой, при содействии нашего вице-консула Дон-Хуана Тальтакула Галенса, устроена была поездка вовнутрь острова для осмотра достопримечательностей, где нашли надгробную плиту, гласящую своей надписью, что под плитой погребен сын адмирала Спиридова Андрей, 19 лет, служивший во флоте и бывший при отце, погребен в 1769 году. Я просил консула снять точную копию надписи на плите и выслать ее в Специю.

Не могу пройти молчанием предупредительность нашего консула, который положительно заслуживает поощрения, так как, помимо самой изысканной любезности и готовности ко всякой услуге, он питает самую искреннюю симпатию к России и с гордостью носит наш мундир...

...25 марта в 8 часов утра вошел на рейд Специи, где, по указанию присланного итальянского офицера, встал на бочку. На рейде застал итальянские суда: «Дуилио»{198} под флагом вице-адмирала Morin, [315] «Сардиния»{199}, под флагом вице-адмирала Mirabello, «Лепанто»{200}, «Сан-Мартино»{201}, «Мария-Пия»{202} и крейсер «Капариоло»{203}.

Приступая с приходом в Специю к исправлению повреждений, явившихся следствием плавания в суровое время года, я должен оглянуться назад и донести о превосходном исполнении долга моими сослуживцами, как офицерами, так и командой, и, выбрав из числа офицеров имеющих по закону право на поощрение, я могу свидетельствовать об отличном исполнении службы старшим штурманом подполковником Филлипповским, лейтенантом Гизе и помощником старшего инженер-механика Шемановым, о награждении которых вместе с сим представлены наградные листы. За все время плавания здоровье офицеров и команды вполне удовлетворительно. Механизмы, как главные, так и вспомогательные, работали хорошо.

С прибытием в Порт-Саид я предполагал в тот же день выйти в канал для дальнейшего следования, но администрация канала потребовала от меня изменить углубление [316] крейсера, дабы дать ему осадку кормой в 25,7 фута. Значительная задача потребовала безостановочной работы в продолжение суток, так как пришлось переносить с кормы на нос все возможное, включая снаряды и патроны. В 1 час 55 мин. пополудни 20-го числа я вошел в канал и следовал безостановочно до 8 час. утра 21-го числа, когда и стал на якорь на Суэцком рейде...

...В Суэце, сейчас же по прибытии, я нашел все необходимое для дальнейшего плавания готовым, и, дополнив запас угля, я бы мог выйти в море. Но, к сожалению, еще на переходе каналом при 30–35 оборотах машин слышен был сильный скрип в золотнике кормового цилиндра низкого давления правой машины, что заставило меня по постановке на якорь в Суэце вскрыть цилиндр, вынуть золотник для осмотра, и так как результатом осмотра оказалось, что медные пружины сработались более чем на 14 процентов, вследствие большой упругости чугунного плавающего кольца, то для замены этих частей запасенными мне пришлось остаться на рейде до 6 часов утра 23 июня.

Пользуясь этим временем, уложили на места все предметы, снаряды, перенесенные с кормы для прохода каналом, принято 8 быков для предстоящих переходов до Коломбо, и пополнены запасы сухарей. Имея в виду идти в Перим, я просил консула г-на Коста телеграфировать туда, чтобы мне был приготовлен уголь, для следования в Коломбо. На переходе Красным морем был взят запас красного вина для питья команды вместе с водой, ввиду очень больших жаров. Вольнонаемных кочегаров не нанимал, а кочегары вверенного мне крейсера вполне удовлетворительно вынесли переход до Перима.

За все время плавания состояние здоровья как офицеров, так и команды было весьма удовлетворительно. Механизмы как главные, так и вспомогательные работали хорошо. Все плавание, начиная от Суэца, совершено безостановочно до 1 час. 30 мин. пополудни 27 июня, когда пришлось застопорить машину, так как нашел сильный туман, закрывший весь горизонт и не давший возможности увидеть остров Джебель-Теир. [317]

В 5 час. 30 мин. туман рассеялся, увидел острова и продолжил плавание благополучно до Перима, о чем Вашему Императорскому Высочеству доношу.

По приходе 20 июля в Сингапур я застал такой наплыв судов в гавани, что пришлось бы ждать очереди для входа и погрузки угля; при этом единственное удобное место по углублению для крейсера было занято германским крейсером «Furst Bismark»{204}. Приняв эти обстоятельства во внимание, чтобы не затягивать погрузку угля, я сделал распоряжение о доставлении его на шаландах к борту, и, хотя этот способ оказался много медленнее, нисколько не помешал своевременному выходу, так как пришлось сделать запасы мокрой провизии{205}.

Становясь на якорь почти одновременно с итальянским крейсером «Vittor Pisani»{206}, который я нагнал в пути и затем шел совместно, я увидал, что он приспустил флаг, гюйс и вымпел, и вслед за сим приехал офицер и объявил, что все это сделано по случаю кончины Его Величества короля Гумберта{207}, о чем они сейчас же по постановке на якорь получили известие. Вслед за ним приехал английский офицер со станционера «Brisk»{208} и объявил о кончине Его Высочества Герцога Альфреда Кобургского. Распорядившись [318] приспустить флаг, гюйс и вымпел на крейсере, я послал офицера выразить итальянскому командиру полное сочувствие горю, постигшему нацию, а делая визиты на берегу, я передал местному губернатору лично чувства соболезнования по поводу кончины герцога.

21-го числа, т.е. на другой день, вышел крейсер «Бисмарк», и, таким образом, к 22 июля собрались военные суда четырех наций, носящих траур вследствие родственных отношений царствующих домов. При таком положении дел не считал удобным приглашать суда к участию в праздновании дня тезоименитства Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны, а только объявил командирам всех судов, что в 8 часов утра подниму флаг, гюйс и вымпел до места, а по окончании торжественного молебства все опять приспущу. Утром 22-го приехал английский офицер и заявил, что по случаю погребения Его Высочества герцога Альфреда Кобургского в 11 час. утра они произведут погребальный салют в 55 выстрелов через минуту, и просил принять участие.

Считая долгом исполнить эту вежливость относительно памяти почившего, я, окончив молебства к этому времени и поздравив всех сослуживцев с радостным днем тезоименитства нашего Августейшего Шефа{209}, в 11 часов по второй пушке с английского станционера произвел вышеуказанный салют, что было сделано и остальными судами, и затем все оставил приспущенным, так как итальянский командир ждал известий о дне погребения своего короля.

23-го числа крейсер «Furst Bismark» ушел в море, а на рейд пришел итальянский крейсер «Strombolli»{210}, на другой день ушел в море итальянский крейсер «Vittor Pisani», a 25-го, окончив все расчеты с берегом, в 5 часов пополудни с вверенным мне крейсером вышел в Гонк-Конг, так как [319] накануне получил предписание начальника соединенных сил в Китае вице-адмирала Алексеева{211}...

...В 2 часа ночи 31 июля подошел к Гонк-Конгу и шел малым ходом до рассвета. В 5 часов утра, пользуясь створами маяка «Vaglan» и оконечностью острова «Putoi», начал работы по уничтожению девиации компасов, так как после переходов оказывалась необходимость сделать эту проверку. В 7 час. 30 мин. утра, окончив работу с компасами, дал полный ход и в 10 час. утра стал фертоинг на Гонк-Конгском рейде. При входе салютовал нации и флагу командора, поднятому на блокшиве «Thea», на каковой и получил ответ равным числом выстрелов. Из военных судов на рейде застал: блокшив «Thea» под флагом командора; крейсер 2-го класса «Iris»{212}, транспорт «Humber»; минный истребитель «Handy»; итальянский крейсер 2-го класса «Vittor Pisani»: американский броненосец береговой обороны «Monteray»{213} и французскую канонерскую лодку «Alouette».

За все время плавания механизмы, как главные, так и вспомогательные, работали хорошо. Здоровье офицеров и команды вполне удовлетворительно. Упомянув выше, что я делал визит губернатору города Сингапура, считаю своим нравственным долгом донести Вашему Императорскому Высочеству, что при сношении с представителями английской нации дела все же не обходятся без инцидентов. В Коломбо, за отъездом губернатора во внутрь острова, единственным представителем местной власти остался начальник гарнизона генерал-майор Hobson, который в день моего прихода прислал своего адъютанта сказать, что генерал теперь занят инспекторским [320] смотром и может меня принять только через два дня в полдень.

Предполагая, что генерал Hobson действительно желает меня видеть, я согласился только потому, что число дней стоянки превосходило назначенный день. В назначенный день и час, сопровождаемый замещающим нашего консула г-ном Щербачевым, я был у генерала Hobson на его вилле, но, не застав его дома, оставил карточки ему и его супруге и расписался по местным обычаям в раскрытых уже визитных книгах, а затем просил г-на Щербачева выяснить этот вопрос. Г-н Щербачев сейчас же отправился к колониальному секретарю для объяснений, а я уехал на крейсер. На другой день утром прибыл ко мне адъютант генерала с его визитной карточкой взамен личного визита и передал мне, что генерал ждал моего визита не у себя дома, а в Office.

На следующий день я был на берегу и, возвращаясь на пристань на свой вельбот, у консульства был настигнут консульским чиновником с письмом от г-на Щербачева, который пишет, что генерал Hobson сидит в консульстве и просит меня зайти для объяснений, и при этом Щербачев сообщает, что генерал, кажется, намерен отделаться визитом мне в консульстве. Так как я был одет в штатское платье, то я написал г-ну Щербачеву, чтобы он передал генералу, что мой костюм мешает мне при официальных объяснениях и что я уехал на крейсер. Через десять минут после моего возвращения на крейсер прибыл генерал Hobson с адъютантом для официального визита и при съезде получил подобающие чину почести и салют.

В Сингапуре я делал визит местному губернатору Sir Alexis Swetenhem в его губернаторском доме в приемный час и был принят. Был назначен день и час, когда губернатор меня посетит для ответного визита, но в назначенный день прибыл только один его секретарь и со смущенным видом передал мне, что по случаю почтового дня губернатор быть не может и присылает карточки мне в кают-компанию.

Случилось это на крейсере в присутствии нашего консула [321] барона Кистера, а потому, пригласив секретаря к себе в каюту, мы начали объяснения. Я заявил, что почтовые дни все известны заранее и что если губернатор забыл, то мог визит отложить, прислав меня предупредить, а что получение карточки взамен визита меня не удовлетворяет, так как я на рейде единственный представитель Русского Императорского флота, и, командуя кораблем 1-го ранга, могу рассчитывать на личный визит, тем более что за время плавания мне приходилось получать эту любезность даже от высочайших особ, как, например, Его Высочества принца Генриха Прусского, сделавшего мне в Киле ответный визит лично, и просил секретаря передать это губернатору.

В тот же день вечером я получил письмо от нашего консула барона Кистера, который сообщал мне, что губернатор с удовольствием приедет ко мне на следующий день, т.е. 27 июля в 3 часа дня, но просит ему при съезде не салютовать. При этом секретарь, писавший консулу, ясно пояснил, что губернатор не хочет, чтобы в городе знали о его визите на крейсер, так как он никому и никогда не отвечает лично, особенно на военные суда.

В назначенный день и час Sir Alexis Swetenhem один прибыл ко мне, долго сидел, и, так как при съезде с крейсера не просил меня лично о салюте, я, согласно местным обычаям, отсалютовал ему 17 выстрелами. Как в первом, так и во втором случае наши представители Щербачев и барон Кистер оказались на высоте своего положения и заставили позабыть то старое, но недоброе время, когда при подобных вопросах наши представители боялись всяких недоразумений и приходилось слышать только слова успокоения и просьбы не горячиться из-за пустяков. О чем Вашему Императорскому Высочеству доношу.

От 21 апреля 1901 г.

Кончая недельный срок пребывания в Шанхай-Гуане, сего 21 апреля в 4 часа пополудни, с вверенным мне крейсером ухожу в Таку, дабы прибыть на рейд заблаговременно ко дню тезоименитства Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны [322] и тем самым иметь достаточное время для приглашения к празднованию дня 23 апреля иностранных судов, которых, по слухам, в Таку стоит достаточно большое число.

В продолжение всей истекшей недели к услугам и содействию крейсера никто не обращался, а пароходов не приходило, так что мне представилась полная возможность заниматься учениями, обращая главным образом внимание на боевую подготовку крейсера, не оставляя других занятий и учений без внимания.

Весьма неспокойное состояние моря за все эти дни не дало возможности заняться шлюпкой, но и этот пробел до некоторой степени был восполнен поддержкой сообщения с берегом два раза в сутки на катерах, при исключительном пользовании парусами. Как гребцы, так и старшины менялись каждый рейс, вследствие чего почти все прошли школу управления парусами и рулем, при обстоятельствах довольно серьезных. В настоящее время шлюпки пристают к пристани, но она весьма мала и, в данном случае, английская гораздо удовлетворительнее.

16 апреля ушел с рейда французский крейсер. 19-го числа мной был командирован в Цин-Ван-дао лейтенант Мальцев, который вернулся в тот же день. По сведениям, полученным от лиц военно-сухопутного ведомства, замечается весьма неблагоприятное отношение китайцев к англичанам. Основанием к такому явному неприязненному отношению послужили чрезмерные вымогательства последних у мирных жителей. Под угрозой смерти англичане прямо собирают с них деньги, назначая сумму по своему усмотрению, и, если таковой суммы не найдется, то под дулом заставляют писать обязательства дополнить сумму в ближайшем будущем. Вследствие таких порядков все китайцы: рабочие, кочегары и машинисты с английской линии железной дороги переходят на нашу линию.

Из важных событий последнего времени должен донести Вашему Превосходительству, что 7 апреля около ста сипаев отправились в Фунин, где, по сведениям от китайцев, [323] находилась партия хунхузов. Когда отряд сипаев, встретив ее, вступил в перестрелку, то потерял убитыми: одного майора Browning, одного сипая и несколько сипаев ранеными. В тот же вечер из Шанхай-Гуана было отправлено подкрепление: 300 сипаев 4-го Пенджабского полка, утром еще 100 человек пеших, 75 конных и рота японцев.

Этот отряд преследовал китайцев до Тай-Инга, где имел с ними перестрелку, но китайцы, подпустив их до 800 шагов, начали отступать и ушли в горы. К этой стычке, 11 апреля, успели подойти и французы, рота зуавов, которая была в экспедиции в деревне Скиендзе и, услышав через китайцев о деле у Фунин, двинулись туда.

В наказание англичане выжгли часть Тай-Инга, причем погибло некоторое число и мирных жителей. Сколько, англичане не говорят, со стороны же союзников потери были: еще два убитых сипая, 3 сипая раненых, 2 японца раненых и легко раненный француз. Англичане оставили в Фунине небольшой гарнизон. 18 апреля из Шанхай-Гуана отправлена рота японцев в Юн-кун-фу...

...В 2 часа 30 мин. пополудни на рейд пришел из Таку японский крейсер «Naniva»{214}, заходивший в Цин-Ван-Дао. О чем Вашему Превосходительству доношу.

От 25 апреля 1901 г.

14 апреля в 2 часа пополудни, получив приказание Вашего Превосходительства следовать по назначению, снялся с якоря и пошел в Шанхай-Гуам. Обстоятельства погоды были благоприятны, и я предполагал к 9 утра начать 2-ю подготовительную стрельбу из орудий. Но, так как к этому времени посвежел ветер и развел значительную зыбь, я отложил производство стрельбы до полдня, потому что к этому времени находился в 20 милях от берега и был укрыт от ветра. В 11 час. 30 мин. спустил щит и начал производить [324] стрельбу, руководствуясь инструкцией, приложенной к предписанию.

В 2 час. 30 мин. пополудни, окончив стрельбу, подобрал щиты, кроме одного, которого не мог найти, т.к. его разломало и унесло, продолжал следовать в Шанхай-Гуан, куда и прибыл в 5 часов пополудни. На рейде, кроме эскадренного броненосца «Петропавловск», застал французский и английский крейсера.

Явившись к командиру эскадренного броненосца «Петропавловск», я получил от него дела станционера и, узнав, что он выйдет в 8 часов утра, с вечера перевел на броненосец флагманского артиллериста лейтенанта Малышева и лейтенанта барона Черкасова. О чем Вашему Превосходительству доношу.