С. Кепнес. Двенадцать правил для «Размышлений над Писанием»159

SR – в первую очередь практика, а потом теория. Ее можно познать только в действии. Перформативность придает SR контекстуальный и ситуативный характер. Это означает, что каждое событие SR обусловлено спецификой времени, места и индивидуальными особенностями собравшейся группы. Главными источниками текстов для занятий SR являются еврейская Библия, Новый Завет и Коран. Приоритет определяется основополагающей ролью этих источников в становлении и современной жизни трех религиозных традиций. В SR эти книги рассматриваются не просто как собрания текстов, но как Писание, и это значит, что они почитаются за живые источники связи человека с Богом. Участники SR верят, что религиозные традиции иудаизма, христианства и ислама остаются центральным проводником этой связи, позволяющим познавать и опытно переживать присутствие Бога в мире.

Хотя религии, и западные религии в частности, имеют не только писания – а еще символы, доктрины, святых – мы начинаем с писаний. Мы делаем это просто потому, что иудеев, христиан и мусульман объединяют общие повествования и общее уважение к Писанию как собранию фундаментальных свидетельств Откровения и религиозного строительства.

Обращение к писаниям, которые по определению представляют собой законченные канонические своды, налагает полезное ограничение, предоставляя в наше распоряжение установленный набор первичных текстов, с которым легко работать. Однако мы охотно обращаемся ко вторичным источникам, таким как мидраш и талмуд, святоотеческие труды, хадис и тафсир, а также к множеству экзегетических текстов всех трех традиций.

Участие в SR показало, что совместное чтение писаний способствует единению участников. Участники SR приходят с намерениями и ожиданиями углубления близости и дружбы с каждой новой встречей. Дружбу и общение, возникающее на почве занятий SR, не стоит путать с бесконфликтностью отношений, строящихся на легких договоренностях и соглашениях. Но все же SR дают надежду на возможность уважительного разговора поверх различий и уже доказали свою способность укреплять гостеприимство и дружбу не вопреки, а благодаря различиям.

2. Каждый из участников практики приступает к ней одновременно в качестве представителя академического института и прихожанина одного из трех «домов» поклонения Богу (церкви, мечети, синагоги). Однако сами встречи проходят вне этих заведений и домов в особом пространстве, напоминающем библейские кущи, или шатры собраний. Участники собираются в этих шатрах, чтобы читать и рассуждать о писаниях. Потом они возвращаются в свои академические и религиозные общины и в мир с обновленной энергией и мудростью для служения этим институтам и миру.

Те, кто участвует в SR, как правило, получают образование и подготовку, а зачастую и преподают в двух типах учебных заведений: университетах и духовных семинариях. Сочетание профессиональной приверженности университету и семинарии с их столь различными и лишь частично повторяющими другу друга канонами рациональности, методами исследования и традициями обучения составляет одну из причин уникальности SR. Это двойное подданство означает, что ни одна из наук или философских систем, форм художества или дисциплин духовного содержания не отвергается с порога как чужеродная для SR. Это двойное подданство дает SR надежду на возможность взять лучшее из традиций либерального ученичества и невредимо пересечь рвы разрушительных разделений нашего времени: на секулярное и сакральное, прогрессивное и традиционное, материальное и духовное.

Учитывая, что участники SR являются специалистами в своих академических областях и практикующими членами религиозных общин, большинство из них проявляет приверженность не какой-либо религиозной традиции вообще, например исламу, и не какой-то академической области, например, философии, но определенному течению в религиозной традиции, например, англиканству, и определенной школе («семинару» по выражению Николаса Адамса¹⁶⁰) в своей академической дисциплине, например, феноменологии. Помимо этого, последователи одной и той же религиозной традиции могут быть питомцами самых разных академических школ. А представители разных религиозных традиций могут быть приверженцами одной академической школы. Это ведет к образованию плодотворных перекрестных связей между участниками и возникновению любопытных «временных альянсов», когда последователи разных религиозных традиций обнаруживают на основе приверженности одной исследовательской школе большую близость во взглядах между собой, чем со своими единоверцами.

Существует, однако, принципиальная разница между религиозными традициями и академической методологией. Если академическая методология может становиться в равной степени достоянием иудеев, христиан и мусульман (так, все они могут практиковать метод феноменологии), писания иудаизма, христианства и ислама привязаны к традиции, и их традиционные интерпретации не могут становиться общим достоянием в том же смысле. К примеру, и иудеи, и христиане, и мусульмане могут читать Коран, но SR исходят из того, что Коран не может быть извлечен из матрицы традиции, семьи, общины, ритуала, учения и веры мусульман. В этом смысле мусульманин как поклонник и знаток текста обладает авторитетом, которого не имеют ни иудеи, ни христиане. И в той же ситуации находятся иудеи по отношению к Торе и христиане по отношению к Новому Завету.

3. «Размышления» начинаются с Писания, проникнутого сознанием того, что мир пребывает в состоянии падения, изгнания, отвращения от прямого пути, что он переполнен пороком, болезнью, войной и геноцидом. Практикующие SR собираются вместе, движимые ощущением оскудения, страдания и вражды в поисках источников исцеления.

Более всего остального SR мотивированы глобальным осознанием избытка человеческого страдания. Хотя эта оценка относится к современному миру, мы находим ей параллели в наших письменных традициях, которые также исходили из сознания нравственного, духовного и материального крушения мира, как это описано в книге Бытия, Евангелиях и Коране. Мы не принимаем эти письменные свидетельства за пророчества о наших сегодняшних трудностях или за портрет нашего современного мира, но лишь за знак того, что человеческое страдание составляет предмет фундаментальной заботы и центральную тему наших писаний.

Участников SR, как людей веры и знания, сводит вместе общее стремление побороть человеческое страдание во всех его проявлениях. Для Роберта Гиббса и Лори Золот это означает, что SR – прежде всего форма этики. Человеческое страдание и его облегчение составляют конечный критерий истинности в SR. Это прагматический критерий, означающий, что правда SR будет явлена в его способности помочь исцелению страждущего мира.

Практика SR не представляет собой научно-историческое предприятие с целью проследить происхождение поздних монотеистических традиций из более ранних форм. Она также не является поиском «общих концептуальных оснований», «всеобщих принципов» или «универсальных сущностей», к которым могут быть сведены все писания и традиции. Она не заключается в развитии и применении объективных методов и моделей для понимания «природы и мысли» иудейской, христианской и исламской религий. В попытке шагнуть за пределы перечисленных целей и задач SR осуществляют выход из русла современного научного исследования религии и из русла либерального межрелигиозного диалога.

В ходе диалога по наиболее злободневным этическим проблемам современного мира участники SR стараются артикулировать и сохранять особенности, присущие каждой из трех религий. Предположение SR состоит в том, что каждая традиция образует, по выражению Джорджа Линдбека, уникальную «культурно-лингвистическую» религиозную систему, самоподдерживающую принципы и механизмы обеспечения внутренней целостности. Это означает, как минимум, что когда религиозная традиция использует какое-либо слово, лучший путь к определению этого слова лежит через набор слов и понятий той же традиции. Таким, образом, даже когда один и тот же термин встречается в двух или трех традициях, он непременно несет с собой уникальную «семантическую ауру» из родственных слов и словоупотреблений, специфичных для каждой религиозной «языковой игры».

То, что «Размышления» начинают с писаний и следуют за их логикой, открывает путь к сохранению форм религиозного выражения, уникальных для каждой из трех традиций. SR не чуждается исторического, филологического и документального анализа писаний. Эти формы исследования признаются незаменимыми в деле установления исторического контекста, семантического горизонта и риторических приемов, используемых Писанием. Но SR лишь начинают с них и ищут возможности идти дальше, к привлечению экзегетических традиций и современных прочтений писаний практикующими представителями религий.

Опора на логику Писания имеет также намерение увести межрелигиозный диалог от концептуальных и доктринальных категорий анализа. Эти категории часто втискивают сложные религиозные традиции в искусственные отвлеченно-теологические концептуальные рамки и тем самым умаляют сложность и специфику культурно-лингвистических религиозных систем. Если иметь в виду высоко развитую теологическую культуру христианской традиции, межрелигиозный диалог, основанный на концептуальном анализе, ставит христианство в привилегированное положение и заставляет другие традиции говорить на его языке. Размышления над Писанием не представляют противовес теологии или философии, но прилагают усилия к тому, чтобы Писание помогло найти новую/старую философскую идиому, более восприимчивую к религиозным различиям. Они предлагают более гибкий инструментарий для ведения сложного, богатого и чуткого межрелигиозного диалога.

Логика размышлений над Писанием

5. SR – это размышления, которые имеют место, когда Писание подвергается обсуждению в группе интерпретаторов. Они протекают одновременно в логике, имплицитно присущей Писанию, и логике, которую участники как интерпретаторы привносят в текст. Но, что самое важное, размышления над Писанием следуют логике, «открываемой» в процессе того, как участники вступают в диалог о Писании.

Участники SR признают разум важнейшим орудием освобождения человека. В то же время они понимают, что должны мыслить лучше: более мудро, более проницательно. Они верят в то, что им надо найти такую форму мышления, которая не была бы ни вполне отвлеченной, ни исключительно утилитарной, но представляла бы собой мышление сердца. Они должны найти форму мышления, которая представляла бы собой практическое нравственное суждение и для определения которой, по словам Дэвида Форда, лучше всего подходит простое слово «мудрость».

За этой мудрой формой мышления мы обращаемся к Писанию. В Писании мы находим форму мышления, которая есть начало мудрости. Мышление Писания формируется на основе его языка – грамматики, семантики, риторики и поэтики, повествования и установления – на Писании как оно есть. В иудейской терминологии это «пшат», или простой смысл Писания. Мысль Писания воплощена не только в его языке, но и в персонажах, сообществах людей, географии и истории. Этим предполагается, что само размышление над Писанием становится воплощением мысли. Именно потому, что размышление над Писанием воплощается, оно может настолько прямо соотноситься с человеческим страданием. Но Писание соотносится не только с человеческим страданием. Простой смысл, заключенный в нем, теологичен. Как настойчиво подчеркивает Даниель Харди, Писание говорит о Боге и о Его целительных присутствиях в жизни людей, и таким образом, размышление о Писании становится теологией. Предмет SR – это вера, провидение, надежда, творение, суд и милость, спасение и искупление. И источник этих теологических концепций лежит в Писании.

Размышления над Писанием о Боге – это не традиционная теология. Поскольку SR следуют за «пшат», их теология неизбежно оказывается привязанной к языку, повествованию и установлению, которые не самоочевидны. Писание полно двусмысленностей, пробелов и лакун. И, как нам дают понять литературные приемы иносказания и аллегории, писания двусмысленны не без умысла. Как преднамеренно неясные тексты, писания требуют интерпретации. Раз так, Писание требует от нас как от читателей, чтобы мы приложили к его божественной разумности свое человеческое разумение.

Я использовал выражение «приложить» человеческое разумение и творческую активность к божественной разумности Писания. Но это несколько искусственный способ говорить о процессе его интерпретации. В реальной практике размышлений не всегда ясно, где человеческое, а где божественное. В моменты спонтанных прозрений в смысл текста или его связь с другим текстом участники чувствуют себя движимыми силой духа, в которой многие из них признают явление истины.

Питер Окс обращал внимание на то, что большинство современных библеистов пользуются двоичной знаково-референтной моделью при исследовании значений Писания. Это значит, что каждый семиотический знак отсылает к одному объекту или понятию. Интерпретация в таком случае сводится к определению с помощью исторического знания, филологии и набора литературных методов этого единственного значения. Представители библейской критики в большинстве своем считают приоритетной позицию читателей, живших в эпоху написания текста, и таким образом переводят смысл текста в историческую плоскость. При таком подходе смысл оказывается запертым в эпохе древности. Обращение с Писанием как с историческим документом чревато также тем, что теологический элемент в Писании будет либо проигнорирован вовсе, либо нещадно урезан. Действительно, как сформулировал Р. Р. Рено, значительная часть современной библеистики выглядит как попытка отгородить Писание от теологии.

Троичная модель семиотики включает в семантическое уравнение фигуру интерпретатора. Тем самым признается, что первичная функция знака – служить средством коммуникации. При таком взгляде Писание оказывается не мертвым памятником прошлого, но живым словом, воззванием, доносящимся к нам сквозь века. В троичной семиотической модели нам известен только тот смысл Писания, который слышит и которым пользуется современный читатель и современное сообщество интерпретаторов.

Ареф Найяд высказал мысль, что каждый из участников SR, приходя читать Писание, приносит с собой свою «внутреннюю библиотеку». Собрания этих библиотек начинаются со знания арабского, иврита, арамейского и греческого и включают сведения из истории, теологии, философии Нового времени и постмодерна, разных наук. Они включают также опыты предыдущего чтения текста и слушания его во время ритуалов и богослужений, и, наконец, то, как интерпретатор понимает Бога, современный исторический момент и собственную жизнь.

7. SR включают моменты рефлексии над практикой совместного чтения, дающие возможность собрать воедино и обобщить открытия, сделанные участниками. Эти акты рефлексии облекаются чаще в форму комментариев и правил, нежели систематических философских или теологических трактатов. Последующая рефлексия «второго порядка» над обобщенным опытом SR сессий, осуществляемая отдельными учеными, вносит свой вклад в развитие теории SR. Троичная форма практики означает, что теория SR, разрабатываемая последователем одной из монотеистических традиций, будет обязательно перенесена на две другие традиции.

После творческой стадии интерпретации, на которой все совершается согласно изволению духа, процесс SR целенаправленно переходит к моменту рефлексии, в ходе которой привлеченные, новооткрытые и привнесенные интерпретации сводятся воедино и организуются. Этот рефлексивный момент в размышлениях над Писанием по необходимости включает аналитику, компаративистику, синтез. Теперь, после того, как событие интерпретации состоялось, участники собираются вместе для того, чтобы систематизировать различные понимания, инициированные совместным изучением текста. Сбор и анализ интерпретаций не нацелен на то, чтобы продуцировать единое понимание прочтенных текстов, но имеет результатом множество разных и порой противоречивых интерпретаций, генерирующих ряд «гипотетических» предварительных смыслов. Чтения часто организуются в последовательные ряды, позволяющие протягивать связи от одной интерпретации к другой. Поскольку интерпретаторы имеют дело, по меньшей мере, с тремя писаниями, они могут креативно использовать троичные схемы, иногда же они обнаруживают необходимость в построении целой сети интерактивных значений. Помимо этого, они часто находят целесообразным поместить свои интерпретации в более широкий контекст иудейской, христианской, исламской и различных академических герменевтических традиций.

Последующая рефлексия над опытом сессий SR выполняется отдельными учеными в более традиционных формах религиозного, философского и теологического исследования и изыскания. Ее результатом становятся книги и статьи по широкому спектру вопросов, имеющих отношение к SR: от исследования отдельных писаний с целью выявления присущих им форм мышления и форм мышления античных и средневековых интерпретаторов, до исследований в области библейской и коранической экономики и политики и практических применений SR в социальной сфере. Все это вместе взятое можно считать работой над теорией SR. Уникально в этой теории то, что она вырастает из коллективной практики чтения, представляет собой попытку опереться на размышление над Писанием для обращения к злободневным этическим заботам. Помимо этого, теорию SR отличает готовность последователей каждой из трех религиозных традиций заниматься наукой в соприкосновении и взаимодействии с двумя другими традициями. Таким образом троичная структура SR переносится из практики в науку. Это означает веру теоретиков SR в то, что сегодня вся конструктивная религиозная мысль монотеистических традиций должна отражать сложный характер взаимодействия традиций в историческом прошлом, но особенно в настоящем и со взглядом в будущее.

В силу того, что Писание требует от человека приложить свое разумение к постижению его смысла, оно налагает на читателя бремя. Это нравственное бремя несения Божьей мысли, Божьего слова в нашу жизнь и в наш мир. Но коль скоро тексты являются общественным достоянием, данным в публичных событиях откровения, это бремя несения Божьего слова становится коллективным, перелагается на сообщество интерпретаторов. Нам привычно нести слово Божье в своих общинах. Один из уникальных аспектов SR состоит в том, что размышления над Писанием осуществляются в смешанной группе иудейских, христианских и мусульманских ученых, обладающих компетенцией интерпретации как в академическом, так и в традиционном дискурсах. В этом случае мысль, содержащаяся в Писании, преломляется многогранно, а смешанная и высоко креативная группа ученых соединяет усилия для того, чтобы воспринять и претворить мысль Писания в новые формы нравственного существования в мире.

Имея в виду свою квалификацию мастеров слова, учителей, философов и теологов, практики SR рассматривают себя в качестве техников «второго порядка» в системах знания и духовности. Питер Окс говорит о религиозных и светских системах «первого порядка» как средствах обеспечения и поддержания порядка в мире людей. Священники, доктора, социальные работники, политики и экономисты управляют этим миром и «устраняют» его проблемы на основе систем знания и духовности, в которых они получили свою профессиональную подготовку. Эти практики «первого порядка» следят за тем, чтобы системы здравоохранения, экономики, права, управления, образования и нравственного водительства работали эффективно. Но бывают времена, когда системы первого порядка перестают хорошо работать. Бывают времена, когда мы встречаемся с проблемами, которые существующие системы знания и управления не в силах разрешить. В такие времена самое тщательное знание и глубокое понимание существующих систем не может помочь устранить мировые проблемы. В эти времена необходимо вызывать ремонтеров, или техников второго порядка для ремонта систем первого порядка, на которых держится благополучие людей.

Участники SR сознают не только то, что они живут в эпоху исторических сдвигов и перемен, но, что гораздо более важно, – то, что они как философы и как теологи призваны взять на себя роль техников второго порядка в области знания и духовности. Для того, чтобы подчеркнуть, в чем их отличие от философов и теологов, выполняющих функции учителей в существующих системах миропорядка, и до какой степени они полагаются на Писание в своей работе, участники SR любят называть себя мыслящими Писанием, теми, кто читает Писание для того, чтобы исправить имеющиеся системы обеспечения исправности. Такая формулировка их отношения к миру предполагает, что их вмешательство в дела мира не всегда носит столь непосредственный характер, как у врачей, социальных работников, политиков и пасторов. И все же они верят, что могут оказать самую значительную помощь в исправлении мира именно как читатели, мыслители и писатели.

9. SR начинают с писаний монотеистических религий потому, что первыми участниками SR сообщества стали иудеи, христиане и мусульмане. Они также начинают с монотеизма потому, что некоторые из наиболее тяжелых проблем, терзающих наш сегодняшний мир, были порождены напряжениями между иудеями, мусульманами и христианами. Участники SR верят, что есть некоторые упущенные ресурсы в самих религиозных традициях, которые могли бы ослабить напряжение между ними.

Монотеистические традиции – это традиции, которые знакомы участникам SR лучше других и которые дали им жизненную энергию и знание для того, чтобы захотеть исправить мир. Таков простой ответ на вопрос: «Почему только монотеизм?». Но если смотреть глубже, SR получает от монотеизма сознание своей нравственной миссии в мире. Нравственное значение веры в единого Бога состоит в том, что все люди созданы по Его образу и потому имеют бесконечную ценность. Нравственное значение монотеизма в том, что Бог всяческих заботится об этом мире, и люди, как народ Божий, несут ответственность за состояние этого мира. Огромность обязанности за целый мир скрепляет иудеев, христиан и мусульман единством стоящих перед ними задач.

SR не связаны представлениями о том, что политеистические и нетеистические религии ложны или неспособны достигать целей, которые они ставят перед собой. Напротив, сообщество практикующих SR, включающее сотрудников крупнейших университетов мира и экспертов по всем мировым религиям и культурам, прекрасно сознает, что распространенные уничижительные характеристики «других» религий вроде «языческих», «примитивных», «атеистических» и т.п. несправедливы и некорректны. Эти формулировки насильно втискивают в монотеистические категории сложное многообразие религий мира, что неизбежно коверкает их. Поскольку SR по определению имеют дело с писаниями, они неизбежно менее внимательны к нелитературным религиозным формам. Тем не менее, как подчеркнул один из участников SR Оливер Дэвис, устное слово имеет свою власть, и SR как раз и представляют собой попытку заставить письменное слово зазвучать в моменты диалога и обмена мнениями. Более того, многие религии имеют свои писания, и участники SR твердо намерены выйти в будущем за рамки монотеистических писаний к чтению буддийских, индуистских и других текстов совместно с представителями этих традиций.

После холокоста и Второй мировой войны и с образованием государства Израиль христиане и иудеи стали ближе друг к другу. Особенно – в Соединенных Штатах, где можно часто слышать об общей «иудео-христианской традиции». После 11 сентября в академических и общественных дебатах об отношениях между современным исламом и Западом значительное влияние приобрела формула, согласно которой «Ислам» и «Запад» – это две сущности, целиком и до конца чуждые друг другу. Это, в свою очередь, означает, что непрекращающийся конфликт между ними не только неизбежен, но и естественен. Эта линия аргументации наиболее последовательно и систематично развита в тезисе о «столкновении цивилизаций».

В разрез с логикой, подпирающей тезис о «столкновении цивилизаций», SR прилагают усилия к тому, чтобы показать, что между исламом и иудейско-христианским Западом существует тесная философская, культурная и религиозная близость. Одна из возможностей наглядно показать эту близость связана с демонстрацией совместной приверженности Писанию и его изучению в трех традициях. Современный «Ислам» и современный «Запад» лучше всего могут оценить сложности своей собственной ситуации путем критического и в то же время эмпатического изучения первичных религиозных источников другой стороны. Оба они стоят перед лицом устрашающих вызовов, которые несут с собой мировой капитализм, потребленчество, экологические катастрофы и растущие этно-религиозные напряжения. Было бы неоправданным упрощением сводить вызовы, которые современность или «постмодерн» несут с собой и западу, и востоку, к тезису о столкновении цивилизаций. Правда состоит в том, что Запад переживает конфликт между фундаментализмами и секуляризмом и пытается проецировать страхи, подпитываемые этим конфликтом, на исламский мир. Другими словами, как выразил это Базит Кошэл, «столкновение цивилизаций» имеет место в самой западной цивилизации. Включение ислама в SR в качестве равноправного партнера – это попытка подойти к решению серьезных тем религии, секуляризма и войны, волнующих всю планету.