Противоречивость восприятия ницшевского наследства постмодернизмом (Р. Рорти)

Теория Рорти эклектична, гибридна и плюралистична: она включат в себя не только ницшеанский нигилизм и перспективизм, но и идеи неопозитивизма, прагматизма, герменевтики, аналитической философии и постструктурализма. Исследователи его творчества считают, что оно разделяется на два этапа: ранний – аналитический и поздний – постмодернистский. На раннем этапе, Рорти занимался исследованием теоретических структур и связей значимых категорий человеческого мышления, а так же их отношения к «структуре реальности», находясь в целом на прагматической позиции. После выхода в свет его книги «Философия и зеркало природы» его последовательно стали позиционировать как «революционного нигилиста» и «релятивиста», что и ознаменовало начало постмодернистского или позднего этапа в творчестве Рорти. В обозначенной работе Рорти «выдвигает проект радикальной реконструкции в философии - замещения эпистемологии «антирепрезентативистской культурологией», новой постмодернистской стратегией свободного от дисциплинарных и мировоззренческих ограничений исследования социума (сообщества) и культуры. Цементирует этот проект идея «вездесущности языка» как всеобъемлющей формы человеческого опыта, а также понятие о человеке как существе творческом создающем, а не открывающем истины, сферой жизнедеятельности которого является речевая коммуникация и язык (говорение и письмо). Согласно Рорти, человек реализует себя в языке, конструируя свой опыт - ментальную, жизненную практику, - как своего рода «текст». Сущность подлинно гуманитарного мышления должна, вследствие этого, совпадать с сущностью не философии, а «литературной критики», полагает Рорти» (106. С. 3). Американский философ принципиально противопоставляет свое теоретизирование западному рационализму в лице Декарта и Канта, пытается провести решительный поворот от философии как метафизики к повествованию и разговору, придавая значение новому стилю изложения, литературным и эстетическим модуляциям в рамках кардинально обновленного философского дискурса. В размышлениях Рорти в определенной и явной степени присутствует постмодернистская деконструкция, которая предстает в виде настроя на разрушение прежней классической философии культуры и ее базовых составляющих, таких как метафизическая укорененность культуры, концепция сознания, идея господства разума, понятие абсолютности истины, понятие сущности и объективности.

Одна из важнейших интенций теории Рорти состоит в его отрицании метафизически укорененной культуры и в этом он опирается, в том числе и на идеи Ницше. Так в работе «Случайность, ирония и солидарность» он называет Ницше не только «не-метафизиком», но и «анти-метафизическим теоретиком» (240. С. 133), что в глазах Рорти можно считать высшей похвалой, так как и себя он предпочитает называть не философом или мыслителем, а именно теоретиком, академическую же философию отрицает. Одна из позитивных сторон теории Ницше, по мнению Рорти – это творческий, «самосозидающий» посыл, утверждающий «автономию человеческой жизни», наряду с Ницше американский философ называет некоторых других мыслителей внесших вклад в развитие подобной трактовки основного вопроса философской антропологии. К такого рода мыслителям, помимо Ницше, он относит Къеркегора, Бодлера, Пруста, Хайдеггера и Набокова, их творчество представляется в виде примеров того, как можно стремиться к частному, уникальному совершенству (240. С. 18), в противовес масштабным метафизическим философемам, которые последовательно критикуются и низлагаются Рорти. Как видно из данного списка не все персоналии здесь являются профессиональными философами, среди интеллектуалов помогающих преодолеть метафизическое мировосприятие мы отмечаем литераторов. В таком подходе к выбору значимых для своей теории фигур, проявляется стремление Рорти оспорить у философии ее центристский статус в познании мира, ее претензии на универсальность и приватизацию истины, настоятельное желание представить ее лишь как дну из форм мышления на ряду с литературой и искусством вообще. Американский теоретик считает, что сегодня «роман, фильм и телепередача постепенно и основательно заменили проповедь и трактат в качестве основных средств нравственного изменения и прогресса» (240. С. 21). И в данном случае он выступает уже не как философ, но как культуролог, занимающийся анализом современного состояния духовной культуры.

Рорти последовательно выступает не только против метафизически настроенной философии, но против науки и религии как идеологий претендующих на такое же центральное место, что и философия в духовной культуре человечества. И наука и религия – суть метафизичны, так как убеждение в наличии объективной или абсолютной истины лежат в условиях для их легитимности в виде определенных интерпретаций бытия. Религия делит сущее на праведное и грешное, тем самым, предлагая человеку стремиться к призракам, а наука раздваивает эмпирию на воспринимаемую и объективную, вследствие чего человек теряет себя, в результате становясь призраком. В том числе и на этих путях Рорти надеется преодолеть противоречия между действительностью и теориями, объясняющими эту действительность. Американский мыслитель, опираясь на «лингвистический поворот» в философии уверен, что мы не в состоянии выйти за пределы разнообразных словарей которые выработаны человеческой культурой, невозможно синтезировать некий мета-словарь который смог бы объединить все возможные существующие словари, суждения и чувства (240. С. 21). Поэтому представитель постмодернистского прагматизма сосредотачивает свое исследовательское внимание на феноменах случайности, иронии и солидарности как на концептах наиболее, как ему кажется, продуктивных и прогрессивных в данном оговоренном контексте. Он считает, что оптимальным был бы проект плюралистического полилога языков, теорий, интерпретаций, которые бы не претендовали на главенство над другими в любой форме, необходимо продуцирование уникального теоретического опыта каждого субъекта теоретизирования – вот путь который мог бы устроить многих в современном полифоническом социуме. На этом пути, по мнению Рорти необходимо использовать иронию как инструмент, способствующий утверждение уникальности субъекта, помогающий раздвигать горизонты в индивидуальном поиске самосовершенства. Главная цель иронической теории – полностью освободится от метафизического понимания мира вообще и культуры в частности. Больше того, мыслители иронического склада меньше всего стремятся к созданию собственно теории, так как каждый из них идет своим уникальным путем, создает свои словари, вырываясь из рамок общепринятых лингвистических средств (240. С. 132). Мыслители типа Ницше не нуждаются в опоре на общепринятые, коллективные, метафизические словари для того, чтобы ответить на вопрос «кто я есть?», они становятся самими собой в творческом процессе «создания вкуса», которым завершают суждение о себе, утверждает Рорти.

Необходимо учитывать то, что Рорти не просто представитель прагматизма в традиционном его варианте, а прагматик постмодернистского толка. Мы уже отмечали, что основные характеристики постмодернизма четко прорисовываются в теоретизировании американского мыслителя и одной из таких особенностей является эклектизм – в данном случае гносеологический. Остается несомненным факт влияние идей Ницше на становление теоретической концепции Рорти. То, что он по своему усмотрению редуцирует и адаптирует идеи Ницше под свои нужды, как раз может считаться практическим подтверждением прагматического подхода Рорти к наследию своих предшественников. Он использует все то, что может принести пользу в деле деконструкции классической метафизической философской традиции и моделирования пост-философской научной культуры, которая будет свободна от проблем и противоречий свойственных первой. И в этом благородном и современном деле некоторые идеи Ницше становятся своего рода инструментами, которыми Рорти пользуется, преимущественно на первом этапе, там, где необходимо расчистить плацдарм для второго уже вполне созидательного этапа. Очень важным является то обстоятельство, что методология исследовательской работы, которую предлагает Рорти в корне отличается от таковой в философии культуры. Американец призывает работать, исследовать не с позиции над объектом, не с высоты вечных истин (философия культуры), а заниматься конкретными исследованиями с точки зрения ученого, понимающего, что его взгляд – лишь один из множества возможных, а это уже вариант культурологизирования.

В рамках перехода от первого разрушительного ко второму созидательному этапу Рорти призывает прекратить искать замену марксизму, в виде метатеории занимающей возвышенное и главенствующее положение по отношению к другим теориям и концепциям в гуманитарном знании. Он утверждает невозможность и нелегитимность создания какой бы то ни было философской системы, объясняющей весь мир в его целостности, время таких систем безвозвратно ушло. По убеждению Рорти все, что возможно в современных условиях – это сообща поддерживать теоретическую полифонию, многообразие подходов и концепций, не сводимых в единое направление, не объединяемых в рамках общего консенсуса. Этот же подход американский мыслитель распространяет и на политическую сферу жизни общества, считая себя представителем современных левых тенденций в политической палитре США и предлагая держать курс на создание бесклассового общества, как у себя в стране, так и во всем мире.

Настоящие продуктивные теории, как и сильные литературные произведения, будут представлять собой знаменательные явления культуры, по мнению Рорти, только в том случае, если они порождаются «счастливой случайностью». Кризис современной духовной культуры, видится им в том, что философию и теорию вообще стараются обосновать как масштабный и конечный мегапроект, дающий ответы на вечные и предельные вопросы – так называемые философские вопросы. Противоречие заключается в том, по мнению Рорти, что нет никаких вечных «философских вопросов» самих по себе, в действительности имеют место только лишь актуальные, контекстуально-осмысленные конкретные проблемы непосредственно связанные с общественной практикой. В противном случае такая философия или теория совершенно никому не нужна, она есть проявление застоя и кризиса в духовной культуре, как было уже отмечено выше. Исходя из этого Рорти жестко критикует, высмеивает в своей иронической манере традиционную историю философии, представляющую собой описание базовых типологических идей мыслителей с древнейших времен до наших дней. Американский ученый делает тонкие замечания по поводу устарелости и неактуальности многих подходов и трактовок идей философов прошлого, так как не учитываются социальные и культурные условия, в которых существовал и работал тот или иной мыслитель (см.: 238). Представитель постмодернистского прагматизма предлагает создавать не историю философии, а интеллектуальную историю человечества, в которую помимо собственно философов будут включены творцы, внесшие реальный и значительный вклад в дело развития духовной культуры. К таковым могут быть отнесены писатели, деятели искусства, политики, ученые и представители других направлений и областей. Другими словами Рорти призывает философов не замыкаться в рамках своей дисциплины, хотя и претендующей на универсальность и всеохватность, аргументируя это принципом прагматизма. Он уверен в том, что необходимо стереть границы между философией, литературой, политикой, религией и социальной наукой, так как различия между ними становятся все менее и менее важными. Важным же, Рорти представляется необходимость бесконечного стремления к контекстуальному прагматически направленному и конкурентному знанию, наличие которого раздвинет горизонты и снимет назревшие противоречия. При формировании подобного познавательного проекта американский ученый отталкивается от особого понимания процесса познания, которое характеризуется как ««интерпретативное [пере]описание» ([ре]дескрипция) сущего с позиции ангажированного субъекта, вовлечённого в определённый социокультурный контекст; оно не отражает (от англ. to copy), а управляет, справляется (от англ. to cope) с явлением, устанавливая его связь с другими явлениями того же контекста. Понимание и интерпретирование означает «извлечение пользы» и умение «справляться с событием», это способ держать ситуацию под контролем» (106. 3-4).

Особого рассмотрения требует интерпретация Рорти социума или значимой культурной среды, в рамках которой разворачиваются его модуляции о кризисе или прогрессе культуры. Под обществом он понимает, по сути дела, только сообщество интеллектуалов: ученых, деятелей искусства, литераторов, политиков и других, причем только тех из них, которые относятся к западному миру, то есть преимущественно европейцев и американцев. Именно представители этого сообщества могут вступать в сложный полилог, итогом которого не будет достижение какой-либо конкретной заданной цели. Как пишет отечественный исследователь идей Рорти И.Д. Джохадзе социум американский исследователь «склонен отождествлять с общением, диалогом (включая «интертекстуальное» общение - диалог эпох и традиций). «Разговаривая» между собой, жанры культуры (тексты, функционирующие в её дискурсивном поле) не образуют иерархии, не конкурируют, а участвуют в игре, «ценность которой - не в выигрыше или поражении, а в азарте»» (106. 5). В отношении такого избирательного, по сути дела, интеллектуально элитарного понимания социума у Рорти, можно провести параллель с идеями Ницше о высокой культуре, представленной людьми рафинированной и мощной духовности. Но надо заметить, что Ницше вел речь о философах новой генерации, американский же мыслитель в рамках своей пост-философской культуры философов как профессионалов считает анахронизмом. Одной из важнейших задач для представителей западного интеллектуального сообщества, по мысли Рорти, является служба на пользу истинно демократического общества. Он полагает, что в его собственной стране и в других западных обществах сложились классовые системы, которые необходимо реформировать в сторону бесклассовых. Теоретики подобные ему могут помочь в этом деле, возглавив идеологическую борьбу против тех сил, которые ввергают общество в классовое состояние. Рорти, как и большинство представителей прагматизма считает, что интеллектуал не должен оставаться в стороне от политики, необходимо осознанное и активное участие во властных процессах.

Для Рорти, как уже отмечалось, любые процессы, связанные с культурной деятельностью человека, имеют прямое отношение к языку. Он ведет речь о языках конкурирующих «словарей», развитие языка он связывает с распространением метафор и их «деметафоризацией», то есть расшифровкой, превращением переносного смысла в прямой смысл. При этом Рорти использует идею Ницше о том, что истинный смысл метафор был изначально забыт, никто не помнит что они представляют собой на самом деле. По мнению Джохадзе: «Между тем процесс деметафоризации Рорти склонен рассматривать как исторически закономерный и желательный, т.к. "поэтические метафоры" для него, как ценности для Ницше, психологически и практически являются лишь "результатами определенных утилитарных интенций"» (106. 6). Чем больше и разнообразнее «утилитарные интенции», тем, согласно Рорти, сильнее и жизнеспособнее культура, которая их использует. Именно на пути поощрения и использования множества самодостаточных тенденций, концепций, точек зрения, при этом без попыток сведения этого многообразия к единому знаменателю, как уже отмечалось выше, американский исследователь надеется найти выход из сложившегося кризисного состояния духовной, научной культуры. Рорти последовательно выступает против рационализма, так же как Ницше он считает, что рационализм опасен и вреден своим стремлением к унификации всего и вся. Рорти последовательно противодействует сведению многообразия концепций, мнений к одной единственной правильной, а, следовательно, догматичной и метафизической теории или положению. Это совсем не устраивает Р. Рорти, то же самое не устраивало и Ницше. Американский теоретик всячески старается убедить интеллектуальное сообщество в том, что традиционные понятия о фундаментальных и вечных сущностях, которыми являются Добро, Красота, Истина, Долг и Благо в действительности всего лишь, выражаясь словами Ницше «человеческое, слишком человеческое», то есть они сформулированы людьми в совершенно прагматических целях. С древнейших времен люди жили с чувством того, что есть некие вечные ценности, которые являются универсальным фундаментом бытия, но на поверку выходит, что это глубокое заблуждение. Примерно к таким же выводам приходит и Ницше, в особенности если анализировать его книгу «К генеалогии морали».

Проведенный выше анализ и сопоставление идей о культуре Ницше и антиметафизического иронического теоретизирования Рорти позволяет сделать вывод о том, что восприятие ницшевского наследства постмодернизмом в определенной степени противоречиво. Это доказывает то обстоятельство, что все целиком теоретико-мировоззренческое наследие Ницше как бы не вмещается в исследования Рорти, в его модель грядущей «пост-философской» культуры и с точки зрения самого американского исследователя и, по мнению его некоторых критиков, и в результате нашего собственного анализа. Такая противоречивость восприятия характерна не только в отношении Рорти, она может быть отнесена и к другим представителям постмодернистской традиции, очевидно и как минимум это относится к теоретизированию Фуко и Дерриды. Подобная неоднозначность, на наш взгляд, говорит о том, что Ницше не стал для постмодернистов простым образцом для подражания, все гораздо тоньше и сложнее, его теоретико-мировоззренческое наследие перерабатывается и творчески используется при создании новейших, «прорывных» концепций и теорий, находящихся как бы на грани различных дисциплин, подходов и традиций. Можно говорить о том, что такие подходы, заключающиеся в моделировании, свободном поиске аналогий и ассоциаций являются характерными для современной теории культуры, а представители постмодернизма являются продолжателями дела Ницше по критике и разрушению философии культуры, тем самым, перекидывая мостик к современной науке о культуре.

В заключение еще раз отметим то, что идеи философии жизни Ницше, разрушающие философские традиции в осмыслении культуры и приуготовляющие теорию культуры, были восприняты, по своему интерпретированы и использованы в практике постмодернистского мышления. Многое из наследства немецкого теоретика было осмыслено и использовано постмодернистами как «точка отсчета вступления в постмодерн», а что-то не вошло, «невместилось» в постмодернистское теоретизирование. Но, не подлежит сомнению то, что осмысление Ницше кризиса философии культуры, произведенное в столь радикальной и неординарной манере стало началом основания традиции в социо-гуманитарной сфере – это традиция есть новая культурологическая парадигма предшествовавшая современной культурологии. Данная традиция была востребована, возобновлена и продолжена в рамках постмодернистского теоретизирования о культуре. Целый ряд мыслителей относимых к разряду постмодернистов ощущают и описывают состояние современной культуры как кризисное, при этом действительное и формальное выражение кризиса, конечно, может, в определенной степени, отличаться от персоналии к персоналии.