Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

культ Великой Матери (и) - Кибелы, Астарты, Изиды

и т.п. Арабские же завоевания молниеносно пронес-

лись над ними всеми и соединили их = покрыли шатром

одним: дали им всем одно небо (развернули его, как

штандарт), усилили его значимость - за счет умаления

Матери-Земли. И тут кентавр: Небо верхом на Земле.

Естественно (именно!), что человек здесь себя более

верховным, небесным чует, нежели сыном земли, пра-

ха, - и очевиднее ему его последующая загробная

жизнь в горнем мире: тем более что тут и зарывать-

хоронить некуда - в каменную-то землю: отвергает

она от себя существа - тоже вверх. Недаром тут тру-

пы - на расклевывание птицам оставляют (в Иране, в
Тибете): в небо его опять же прибирают тем. Или пеп-

лом над рекой (Гангом) развеивают.

цивилизации ислама с американской: та тоже надвину-

лась-опустилась на новые себе земли и растет как бы

сверху, не чуя с Землей сопричастия и ее - Матерью-

Природиной. Горизонтально подвижны люди и там и

сям: арабы - на лошадях, американцы - на автома-

шинах. Вертикально не врастают и понятию <корней>

чужды. Но американцы чувствуют себя сотворцами Бо-

га-неба на земле, исполняются сверху электрической

энергией на -ургию-индустрию. Небесность же челове-

ка ислама - в том, что он так же почивает на земле,

как и небо - вечно ясное и покойное, чистое, не

взволнованное: кейфует, как и Аллах, Вот: если для

германца и англосакса его уподобление Богу своему

выражается в усилии деятельности, то здесь покой и

чувственное наслаждение наличным бытием и есть

форма богоповедения. Потому именно здесь обитают

гении наслаждения, в котором они столь же изобре-

тательны, как американцы - в труде и технике. Уст-

ремления - противоположны; и американцы - совер-

шенные варвары, бездарные, с точки зрения человека

ислама: ибо не знают божественного ничегонеделанья,

но торопятся заполнить, занять время (<бизнес> = <за-

нятие>) кишением усилий ураганно-земных, затемняю-

щих истину-негу покоя неба, чему должен уподоблять-

ся человек.

ри ведет человека чрез предприимчивость его, опекает

его рядом с ним, как нянька иль родитель, - чуждо

это исламу: Аллах - не нянька, и нет у него промысла

о каждом, но ясный ему удел, что есть внешняя, а не

внутренняя участь, и пишется письменами пространства

на небе, а не письменами времени в душе-характере

индивида. Да и небо для европейца читается как Время

и соотносится со стуком сердца: тут же Время неваж-

но, оно застыло в Пространстве - как Вечность. Вре-

мя - пространственно тут, есть (пред)вечность.
Потому не торопятся тут и не считают, что деньги =

это время: не произведут тут такого уравнения. Время

совершенно не ценится: всякая скорость изготовления

- разве что в сказках, когда джинн за ночь выстра-

ивает дворец иль про ковер-самолет... А в труде тут

или лень, или искусство филигранное, со временем не

сидские ковры и т.п.

для них tabula rasal, пуста, есть платформа и ожидание

их цивилизующей деятельности. Эти же, арабы, наше-

ствуют-огтускаются на все готовое, на цветущие до и

без них цивилизации - с тем чтобы их всесвязывать

сверху и по горизонтали: торговля, как и война, -

основное занятие араба: тоже ведь виды кочевья. Их

призвание - не усиливать производительность, и так

тут избыточную, природы-земли, но умерять-расхищать-

опустошать-очищать, - чтоб возможность новых рож-

дений и плодорождений тут осуществляться могла все

время и затем. Потому и права им, кочевникам, от

бытия были даны на истребительную жестокость и ра-

зорение цветущих культур-стран.

менное, а именно горнее дело, небесное; и недаром

мусульманский рай исполнен чувственной неги и сла-

дострастия: кейф, игры, развлечения, сказки-загадки -

изобретательность в наслаждении бытием, вкушении

бытия, в разнообразии блаженств, - а не потреблений

и услуг, что сопряжено с трудом-производством. Бла-

женство же - с ленью и негой неба на земле.

американски, осмысляя Космос неги? Вот весть непри-

ятная настигла меня по телефону (= взломщику в до-

ме) - но ее отвергнем и запьем омар-хайямовым ви-

ном. А потом расслабляться будем: сказки восточные

читать станем...

ислама. Правда, сам метод выведения и последователь-

ного развития мысли из единого зерна-принципа - рас-

тителен и -ургиен, присущ германству и в этом Космосе

должен быть противопоказан. Или образ реки тут под-

ходит, что из родника зачинается, а потом набухает,

развертывается, распространяется... Но река ведь есть

древо, плашмя распростертое: та же структура. Но ни

мышления в Космосе ислама: они боковинны тут, обо-

чинны, ибо именно окаймляют его великие реки; но в

сердце в нем - камень, так что Космос ислама - это

камень в оправе, агат-камея, что так любили коллек-

ционировать французские и английские эстеты. И

именно французский жанр <отрывочных мыслей>, ког-

да нанизываются гирлянды афоризмов, mots^ и максим,

как ожерелье, - сродни тутошнему методу мышления,

а не эллински-германская диалектика. Недаром и из

античной философии клюнули здесь на сборную солян-

ку Аристотеля, с его набором отрывочно-диковинных

сведений и понятий, сию кунсткамеру и <диван> фи-

лософии, -а не на стройно-симфоническое развитие

мысли Платона. Да и Аристотель недаром с Алексан-

дром - Искендером восточных легенд связан: как тот

внял-обнял Восток с его множественностью стран и

чудес, так и философ Александра завален оказался

множественностью идей = вещей.
Однако именно по канве неприсущего здесь спосо-

ба мышления и развития мысли - и проступит лучше

собственный узор-арабески здешнего Космо-Психо-Ло-

госа.
Вот Космос ислама, природное ему задание, лицо

земли, какое она приняла здесь: <Во всю ширину, от

Великого океана до Атлантического, протянулась, с не-

которыми только перерывами, длинная полоса песча-

ных и каменистых пустынь, где нет дождей, а есть

только редкие ливни...>^, тоже ведь притча природная:

дождь и ливень. Мы, среднеевропейские, знаем поэзию

дождей: от гроз - до моросящего мелкого дождичка,

что думу наводит, в тоску-скуку вгоняет, - все эти

смутные-смурные чувствованья и мысли, следа которых

не заметил я доселе в исламской культуре. Ну да: то -

явление Психо-Логоса в Космосе, преизобильном по-

средничающими стихиями: водой и воздухом, что раз-

мывают определенности четких мыслей и чувств, как

и очертания предметов и силуэты их. А тут-то - Кос-

мос рельефности: все высечено и гравировано по кам-

ню: что тебе лица людей здесь, что мысли их и <бейты>

(двустишия) поэзии. Из Космоса изгнаны стихии-по-
^Mot - изречение, словцо {франц.).

^виппер Р. Ю. Цит. соч. - С. 80.

Двоицы: Небо, с его четкостью письмен-звезд по сини

ночного покрывала, и Земля-камень, с сумбуром гор и

песков, лишенных логосного смысла. И это тоже важ-

но: если для собственно тюркской, кочевой культуры

горы - многосказуемы, божества (для киргизов, каза-

хов, памирцев и т.п.), то для арабов-бедуинов, жителей

равнинных плоскогорий, пики гор - не божества, не

знают они их; и вообще земля, ее виды и варианты,

- малосмысленны. А весь Логос обитает на небе, А

сколько себе моделей-образов-парадигм обрел евро-

пейский дух из земли, ее обоготворяя, как Мать, хо-

ля-лаская ее формы! Еще для индусов, для зороастрий-

цев-иранцев горы смыслообразующи...

родимый, любимый, детский, родненький: о нем при-

бауточки: <Дождик, дождик, перестань...> Дождик нам

подлинно - свой брат. Не то - ливень: он есть сверх-

человеческое явление, насыл-наваждение - то ли

Божьей силы дар, то ли драконо-демонской. Он - из

чуд* природы, а не из ее, по человеку, свойскостей.

Да и вообще тут Космос чудес = безмерностей: то

смертельное бесплодие пустынь выжженных, то сума-

сшедше-взбесившееся плодородие лессовых почв по

великим рекам. И птицы тут диковинные (симург, фе-

никс, попугай), и звери-животные, и деревья (и наш

Пушкин на анчар здешний позарился диковинный). Вот

тебе и предметы для духа и размышлений: чудеса, а

не норма вещей и мера человека, - чем занят сред-

неевропейский дух: познавание самого себя и что нуж-

но человеку, мне. Это же не составляет заботы в Кос-

мосе ислама, где самому человеку неча ерепениться:

все уделы распределены Аллахом: и не изготовлять ве-

щи и жизни - не на это устремлять дух-ум, а на

созерцание готовенького - то ли даром Бога, то ли

трудом земледельцев повоеванных. Так что исламские

мыслители - либо о Едином вечном, либо о чудесах-

диковинках промышляют, но не о мере человека, его

личности, и не о мере вещей. Протагорова формула,

съединяющая обе эти идеи в один узел: <человек есть

мера всех вещей>, - там невозможна. Все тут без

человечной меры, И техника здесь направлена не на

небо: тут техника астрономии развилась, счисление су-

деб-предначертаний человеку, - то, что извне опреде-

ляет его жизнь;, но не характер его и психика тут в

предмете интереса. И в литературе - случаи разные

сказываются, а даже не происшествия с человеком:

случай с неба сваливается, как ливень, а происшествие

все-таки исходит, из некоторой нутри вытекает, т.е.

предполагает внутренний смысл, изнутри присущий, в

событиях, а не извне распределенный, выгравирован-

ный судьбами по камням человеков и вещей.
Но продолжим вникать в скрижали Земли в здеш-

нем Космосе, Значит, каменистые и песчаные пустыни,

где нет дождей, но ливни редкие. <На одном конце

этой полосы Гоби, на другом Сахара, между ними пус-

тыни Средней Азии, Ирана и Аравии, прерываемые уз-

кими морскими заливами, речными долинами и оазиса-

ми. Среди пустынь и вдоль них каймой расположены

травянистые степи> 1. Этот космос, выходит, так же

препоясывает Евразию, как космос США препоясывает

Новый Свет, Северную Америку: тоже от океана до

океана. И в этом они тоже созвучны и взаимопонят-

ливы должны быть. Но и рознь огромная, Исламцы не

нюхали предельных океанов, они для них именно за-

предельны, трансцендентны, их Психея - резкоконти-

нентальна, тогда как американцы, пересекшие Атлан-

тику на ладье Харона, отныне носят Небогеан^ англо-

американский в Психее своей: они на континенте с

психикой мореходов (<Моби Дик>!) обитают, тогда как

арабский Синдбад-мореход на море выехал с психикой

драгоценного камня, дрожит за сокровища, ужасается...

ного камня: он тут в Психее, им мыслят, к

нему приводят все реалии: поэты - всяческую красо-

ту, любовь: ученые - все сути: <Минералогия> Бируни

не есть просто описание камней, но и стихи тут, и

философемы - книга о Целом Бытия. И <не счесть

алмазов в каменных пещерах> - это не Космос Индии:

там не пещеры, а горы (Меру) и долины, леса-джунгли

значимы, - но именно про Космос ислама. В сказках
* В и п п е р Р. Ю. цит. соч. - С. 80.
^ Небогеан - мой термин-неологизм для Космоса Англии:

тут и Небо, и Океан, и Бог, и He-Бог... 23.11.87 г.

ми камнями, да и сами пещеры - <каменны> - точный

это в опере эпитет. <Али-Баба и сорок разбойников>,

<Волшебная лампа Аладдина> - везде тут камнем, под-

чиняющимся волшебному слову: <Сезам> или <Чанга-

чунга> в турецкой сказке (и, значит, камень тут лого-

сен: понимает речь человечью, как в иных космосах

деревья, кони и птицы), - завалены пещеры сокрови-

щами-смыслами. ..

имеет свет вне себя и сама по себе есть тьма, матьма^,

утроба женски-материнская, бессветная, - то здесь

свет свой: от каменьев драгоценных-солнечных превра-

щенно, ибо в них мириадами лет спрессовывания свет

открытого пространства похищен, и сокровен, и обра-

щен волшебно в камень - как и люди тут в волшебных

сказках. Вот в турецкой сказке <Дильрукеш> старшая

женщина-дэв так растолковывает сыну падишаха: <На

этот раз, сынок, когда ты войдешь в пещеру - перед

тобой пойдет ровная дорога. Ты, не глядя по сторонам,

во мраке пойдешь по той дороге. Будешь идти долго-

долго и выйдешь на свет к кипарисовой роще (свет в

пещере свой, подземельный. - Г.Г.). За этой рощей

- кладбище, там - те, что приходили туда, чтобы

добыть Дильрукеш: все они от макушки до ногтя пре-

вратились в камень. Не глядя на них, иди вперед...>2

И на захоронениях тут камень ставят, а не древесный

крест: не по дереву-растению, но по камню моделирует

себе тут человек и вечное бытие. И в языческой ре-

лигии бедуинов Аравии: <Основной чертой религии в

Хиджасе и Неджде представляется культ бетилов (се-

митское: <бейт-эл> - <жилище бога>. Ср. Бытие 28,

18-19; Левит 26, 1: Числа 33, 52) - стоймя постав-

ленных камней (по-арабски <нусуб>), подобных менги-

рам (= продолговатые неотесанные камни, поставлен-

ные вертикально = моделирующие человека. - Г.Г.).

Последователи этого культа бетилов периодически ус-

траивали процессии - вероятно, весной и осенью, -

обходили вокруг бетила, прикасаясь к нему, чтобы пол-

учить часть той силы, которая была заключена в нем.

Два таких камня сохранились до сих пор в священной

^Турецкие народные сказки. - М.: ГИХЛ, 1959. - С. 112.

Ибрагим>... Были бетилы, стоявшие постоянно на опре-

деленных местах, и передвижные (= тоже камни-ко-

чевники - Г.Г.). В последнем случае они сопутствовали

племени и в сражении играли роль палладия; над ними

воздвигали балдахин и перевозили их на верблюде, счи-

тавшемся... священным: вокруг этого балдахина прори-

цатели и в особенности пифии, сестры еврейских пред-

сказательниц, били в барабаны и выкрикивали заклятья

в форме <садж> - рифмованные фразы с размерен-

ными ритмами, с резкими, стремительными ассонанса-

ми; поток сплетающихся в запутанный узор заклина-

ний> ^.
Тут съединились основные священства по-арабски:

камень, верблюд, <садж> - стих-заклинание, каким и

Коран написан, и поэзия тутошняя, Но это позднее

разберем, А пока и на то обратим внимание, что в

Мекке Кааба - святилище - вокруг и на основе чер-

ного камня кубической формы. И если сначала Мухам-

мед выступил против камней-бетилов как идолов и вы-

кинул их 300 из Каабы, - то затем принял камень в

культ; и если сначала он ориентировал молитву на се-

вер, в сторону Иерусалимского храма, то затем все

мечети стали ориентировать по <кыбле>; в сторону чер-

ного камня Мекки. Таким образом, не по странам све-

та, не открыто-пространственно, где стихия воз-духа

царит, - но по камню = сердцу исламского Космоса

ориентируют здесь свой дух люди. И значительно, что

именно черный камень выступает на правах <священ-

ного> тела Бога. Это опять нощность Аллаха проявляет,

<Надписи, встречающиеся в Южной Аравии, показы-

вают, что поклонение луне, мужского божеству, одер-

жало верх над поклонением солнцу, женскому боже-

ству>^, Сие - дивно: луна обычно, как и ночь, и се-

ребро - цвет луны, ассоциируется с женским началом

(хотя немецкое: der Mond и die Sonne - промедити-

ровать это надо в отношении германского Космоса...).

А тут не круглая луна-лик, но серп-кинжал-ятаган-

сабля - вот что, наверное, принимается за собствен-

ную форму ночного светила. Недаром на мечетях не

1963. - С. 19-20.

свою победу над татарами и турками обозначили по-

пранием крестом не круга луны, но серпа-ладьи; и в

песнях болгарского национально-освободительного дви-

жения против турецкого ига идут на <полумесяц отто-

манский>... О, на слово <оттоманка> тут же напоролся:

это же поприще неги и сладострастия - и обозначено

оно в Европе ориентальским заимствованием: из быта

ислама; даже французы, эти верховные чувственники

Запада, - склоняются в деле божественной культуры

наслаждения перед мусульманством: оттоманка посла-

ще еще кушетки (от coucher - лежать) будет.

драгоценный. Поразил меня образ, каким в <Кабус-на-

мэ> поясняется непознаваемость всевышнего Творца и

познаваемость остальных предметов мира: <Познавае-

мое словно выгравированное, а познающий - как гра-

вер, и, если на данном материале нельзя себе предста-

вить гравировки, никакой гравер не станет на нем гра-

вировать. Разве ты не видишь, что, так как воск легче

принимает рисунок, чем камень, из воска делают пе-

чати, а из камня не делают. Следовательно, все по-

знанное доступно познанию, а творец недоступен>^.

Здесь прямое отожествление Бога - с камнем, по ко-

торому резьба-гравировка познания невозможна. Кста-

ти, и в отношении дела познания характерно это срав-

нение: оно уподоблено ювелирно-граверному ремеслу,

филигранному, с драгоценными материалами-камнями

дело имеющему, - а не там дыханию иль зрению,

освещению и т.п., с чем познание сравнивается в эл-

линско-европейской и индийской традиции.
Теперь мне понятнее становится, почему в недале-

ком отсюда иудействе небо обозначено как <твердь>, -

что всегда удивляло меня. Но в <Книге о верных и

неверных женах> Инаятуллаха Канбу постоянен такой

образ ночи: красавица черными косами своими оплета-

ет <башню неба>...

сладко про зной аравийский медитировать. Летом же,

напротив, в какую-нибудь Скандинавию совершим ду-

ховное путешествие...

Исламский поэт действительно ныряет в себя и извле-

кает, как ловец жемчуга раковины, - рубины сравне-

ний и нанизывает их в гирлянды и ожерелья вокруг

предметов своих. Вот свидание Лейлы с Меджнуном

из поэмы Низами:

Меджнун? Не Меджнун, а пламя свечи.

Не Лейла, а роза Голестана.

Нет, не Меджнун - раскрытая рана.

Поднявшись, Лейла стала звездой.

Поднявшись, Меджнун стал тростью прямой.

С губ Лейлы - цветы, дождь ароматный.

Как град, с губ Меджнуна жемчуг скатный...

Перевод А. Глобы
И в турецкой сказке <Дильрукеш>, аналогичной

пушкинской <Сказке о царе Салтане>, младшая сестра

обещает: <А вот если бы падишах взял меня за себя,

я бы родила ему двоих детей: мальчика и девочку. (Тут

Двоица - число основное. И священные камни <бети-

лы часто встречаются парами>. -М асе э, с. 19.-

Г.Г.) Когда бы девочка смеялась, распускались розы,

когда плакала - сыпался жемчуг>. (<Турецкие сказки>,

с. 103).
Если для европейской поэзии характерны, еще с

Гомера, развернутые сравнения, где одно уподобление

разрастается в целую картину, то для поэзии арабо-

персидской типичны <свернутые сравнения>, где потен-

циальная картина сворачивается до номинала своего,

до зерна образа, - как в вышеприведенном отрывке

из поэмы Низами. Гомеровское сравнение - как де-

рево из зерна, восточное - как дерево, сжимающееся

в камень, в уголь: из растения - в минерал, чем и

славен Космос горно-пустынный: не надземном своим,

где пустошь, но подземием, куда окаменилась неког-

дашняя жизнь цветущая. И восточный поэт, как четки,

перебирает жемчужины сравнений, сыпля их гороши-

нами, Не на развитие образа направлена его поэтиче-

ская мысль, но на нахождение нового образа - звена

в цепь.
^Низами Гянджев и. Лейла и Меджнун. - М.

ГИХЛ, 1935. - С. 40.
Такая поэзия - счисление сравнений, математика

образов. И недаром нет в исламе разделения на поэ-

тически-художественные и математически-рассудочные

натуры (что так важно для Европы), но одни и те же

существа - поэты и ученые: Ибн Сина, Бируни, Омар

Хайям и т.д. Арифметика, алгебра, астрономия мощно

двинуты именно арабской цивилизацией. И у поэтов

тут мышление переборно-счислительное: все множества

тут <счетные>.
Нежелание развертывать сравнение в древо карти-

ны, распространяться, но эстетика сжатости (тоже по-

нятие из оперы камня: пресс) - есть отворот от про-

странства надземного, исполненного посреднических

стихий воздуха и воды, где древеса распускаются и

всякая неплотная жижа существ и явлений: леса, дали,

любови смурные, тепло-прохладные, - как меж пер-

сонажами европейских романов, с размытостью их

воль и дел неопределенных. Здесь же страсть к пре-

делу, к каменно-гравированной форме и в слове, и в

чувстве, и в стихе: нанизы двустиший-бейтов, жесткие

формы рубай, кассыд, газелей и т.п. жанров. Хотя при

этом громады поэм восточных (<Шах-намэ> Фирдоуси,

<Пятерица> Низами и т.д.) не уступают по протяжен-

ности европейским романам, и уж повторения там

сравнений, их перебор и вариации одних и тех же...

начинают утомлять-наскучивать европейскому читате-

лю: экстенсивность тут... А ведь состоит эта экстен-

сивность - из интенсивных элементов: каменно-сжа-

тых сравнений!
Литература Запада и России любит изображать раз-

ноликую множественность жизни, исследовать-описы-

вать частные-уникальные состояния и характеры людей,

чувствуя и ценя неповторимость существ и явлений. И

когда европейские путешественники на Восток забира-

лись - какие описания оставили: Марко Поло и дру-

гие! Любопытство, любознательность к конкретике бы-

тия отличает западноевропейский дух и ум. Когда та-

таро-монголы докатились до сношений с Римом, <обна-

ружилось великое отличие европейцев от азиатов: в то