Жан кокто рыцари круглого стола (les chevaliers de la table ronde)

РЫЦАРИ КРУГЛОГО СТОЛА

(LES CHEVALIERS DE LA TABLE RONDE)

Перевод Н.Шаховской

Голгофы, на которые всходили наши учителя, не пре­вратились в места народных гуляний.

Голгофа перемещается, вот и все. Всегда приходится восходить на нее заново, может быть, не так одиноко, но по-прежнему в пустоте и под глумления.

Что касается моей драмы "Рыцари Круглого Стола", где я как будто порываю со своего рода одержимостью Греци­ей, то было бы безумием опираться на предание и точность, поскольку ее жанр - порождение самой неточности, и точ­ности нет в ней места, кроме как в скрытых формах числа, равновесия, перспективы, мер и весов, чар и т.п. ...

Мне кажется, интереснее рассказать, как родилась эта вещь. Не стоит усматривать косвенного хвастовства в том, что я не считаю себя вправе нести за нее ответственность. Вдох­новение не обязательно нисходит откуда-то свыше. Чтобы объ­яснить его, пришлось бы всколыхнуть все темное в человеке, и, несомненно, ничего лестного там бы не обнаружилось. Роль поэта очень скромна. Поэт под началом у своей ночи.

В 1934-ом я болел. Как-то утром я, к тому времени отвык­нув нормально спать, проснулся, и передо мной прошла от начала до конца эта драма, интрига, эпоха и персонажи ко­торой были настолько не моего обихода, насколько это во­обще возможно. Добавлю, что они были мне неприятны.

Только через три года, уступая дружескому насилию Маркевича, я пришел к тому, чтоб извлечь эту вещь из невняти­цы на обочине сознания, где держал ее, как бывает во вре­мя болезни утром продлеваешь сновидение, месишь сумрак между ночью и днем и придумываешь какой-то промежуточ­ный мир, увиливая от столкновения с явью.

Раз написав пьесу, я связал себя документом, оказался по­ставлен перед лицом моих ошибок и решил их и держаться. Не считая "Говорящего цветка", взятого из газетной замет­ки (какое-то растение во Флориде испускает радиоволны, как передатчик), вся эта вещь была мне, повторяю, подарена мною самим. Не надо видеть в этом даре какого бы то ни бы­ло основания гордиться.

Что меня волнует, когда я рассматриваю "Рыцарей" со сто­роны, так это главный образ, невидимый образ Джинифера, юного беса, слуги Мерлина.

Этот персонаж является лишь в облике тех, в кого пере­воплощает его воля чародея. То они действительные персо­нажи (Гавейн, королева, Галахад), то фальшивые. По ходу пье­сы будет видно, что если фальшивые персонажи порой причиняют зло, они могут также украшаться обаянием тем бо­лее опасным, что оно дарует лишь призрачную радость. При­мер тому - Артур, очарованный Гавейном фальшивым, тог­да как действительный наводит на него скуку. Но жизнь - не сновидение; пьеса - увы! - доказывает это, и замок после сня­тия чар (чуть не сказал - наркотической ломки) станет менее легким для одних, более прочным для других, и во всяком слу­чае в нем не житье будет тем, кто не рассматривает землю как некий рай.

Работу над костюмами мы поручили м-ль Шанель, ибо ка­кова бы ни была эпоха, ни в чем она так не отточена, как в своей моде, и только женщина, которая изобретает моду, мо­жет соединить летучие силы элегантной современности и мифологического вымысла.

И вот три удара бросают меня в подобную игорной ли­хорадку кулис - этого темного мира, где мы должны жить в симбиозе с творениями, которым предназначено жить вмес­то нас и которые нами питаются.

Замок Артура отравлен, одурманен. Одни приписывают это Граалю, таинственной святыне, христианской реликвии, которая околдовывает или расколдовывает Британию; дру­гим это нравится, у кого-то вызывает протест. Прибытие Галахада (Персеваля), непорочного, исцеляющего от наркоти­ческой одури, порождает беспорядок и смятение в стане лукавцев.

У Мерлина. Теперь мы знаем, кто одурманивает замок Ар­тура и извлекает из этого выгоду. Это Чародей Мерлин, во­площение отрицательной силы, который использует своего юного прислужника, беса Джинифера, превращая его по ме­ре надобности в то или другое из действующих лиц. Тайная сила Галахада превосходит могущество Мерлина. У Мерли­на почва уходит из-под ног. Это с ним впервые. Разоблачен­ный, он защищается всеми правдами и неправдами.

Замок Артура пережил дезинтоксикацию, избавлен от козней - или, точнее, автор показывает нам его в самый мо­мент наркотической ломки. Истина открывается. Ее трудно пережить.

Начинается она с позора королевы, с двойной гибели же­ны и друга. Артур изгоняет Мерлина. И поэт, непорочный, тоже уходит. Там, где его любят, он не может остаться. Воз­рождаются солнце и птицы. Эта подлинная жизнь, бьюшая ключом, уже забытая, подавляет Артура. Хватит ли у него сил? Этого иронически желает ему Мерлин. «Но, - говорит ко­роль, - Лучше настоящая смерть, чем ложная жизнь».

Пожелаем ему оказаться правым и сохранить возвратив­шийся в Камелот Грааль, который есть не что иное, как чрез­вычайно редкое согласие с самим собой.

Для меня очень важно, чтоб мои внимательные читатели уяснили, насколько я остаюсь вне этой вещи.

Театральной публике решать, более или менее приятной делают жизнь силы, действующие в первом и в последнем ак­те. Главным вопросом, - по Бодлеру, - остается, должна ли жизнь быть приятной. (Письмо Жюлю Жанену.)

Примечания
1
Роль Джинифера существует лишь через актеров, играю­щих персонажей пьесы, в которых он воплощается, чье мес­то занимает. Тот же актер играет Гавейна и Лже-Гавейна, та же актриса - королеву и Лже-Королеву, и т.д.

Таким образом, королева во втором акте будет подстра­иваться под игру Гавейна в первом акте. Лже-Галахад в тре­тьем акте - под Лже-Королеву и Лже-Гавейна. Из этого сти­ля сложится невидимая роль.

Когда в последнем акте Галахад встречается с убегающим Лже-Галахадом и говорит: «Мне показалось, что я налетел на зеркало», само собой разумеется, что тот же актер выбежит, скроется за сценой, изобразит несуществующее столкновение и вернется усмирять гнев Артура.
2
Все сверхъестественные эпизоды должны быть поставле­ны без малейшей погрешности и выглядеть реалистично. Ре­комендую режиссеру поручить какому-нибудь специалисту устройство трюка с движущимися шахматами. Необходимо, чтобы шахматные фигуры передвигались и воздвигались за­метно, ошеломляюще.

Двигающийся и падающий стул, накрытый столик, появ­ляющийся из стены, двери, которые открываются и закрыва­ются сами собой - все это задачи, которые не могут решать­ся в последний момент, а должны продумываться заранее и со всей серьезностью.

Я рекомендую актерам, играющим двойные роли короле­вы и Бландины, Ланселота и Саграмура (конец третьего ак­та) постараться, чтоб замена не давала никакой возможнос­ти обознаться. Настоящее сходство не нужно. Костюмы, манеры, прически, цвет волос - все должно сделать эту за­мену явной.

Освещение будет постоянным; оно меняется только при магических перемещениях Мерлина и в третьем акте - при воз­вращении жизни.

Декорации у меня - стены, в каждом акте другие. Двери повторяют очертания камней, а стена, сдвигаясь, дает рель­еф и глубину.

Впервые пьеса была поставлена в «Театр де л'Эвр» (под руководством Полетт Пакс - Бер)

14 октября 1937 г.
Декорации и постановка автора.

Костюмы Шанель.

AKT I
Заколдованный замок

Сцена представляет большую залу Круглого Стола в замке короля Артура в Камелоте, в день Пятидесятницы.