Книга I прозаический пересказ эпоса «Манас» в переводе на русский язык. Публикуется впервые

Произведение публикуется с разрешения автора

Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования

Дата размещения на сайте www.literatura.kg фрагмента книги – 18 декабря 2010 года, полного текста – 29 июня 2011 года

Перевод с кыргызского Турусбек Мадылбай

Редактор Олег Бондаренко
Бишкек, 2010 год
-----------------------------------------------------------
Содержание:
НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ

ЗАВОЕВАНИЕ КЫРГЫЗОВ АЛООКЕ-ХАНОМ

ИЗГНАНИЕ КЫРГЫЗОВ ИЗ АЛА-ТОО

РОЖДЕНИЕ ВЕЛИКОДУШНОГО И ЕГО ДЕТСТВО

О ТОМ, КАК ЭСЕН-ХАН ОТПРАВИЛ ДЕСЯТИТЫСЯЧНОЕ ВОЙСКО ДЛЯ ПОИМКИ МАНАСА

О ТОМ, КАК МАНАС ПОЕХАЛ ИСКАТЬ КОШОЯ

ХАН КОШОЙ

О ТОМ, КАК ЭСЕН-ХАН ОТПРАВЛЯЕТ ПРОТИВ МАНАСА ВОЙСКО ВО ГЛАВЕ С ДЖОЛОЕМ

ВТОРОЕ СРАЖЕНИЕ МАНАСА С КАРА-КИТАЯМИ

ПЕРЕСЕЛЕНИЕ МАНАСА В ТАЛАС

О ТОМ, КАК МАНАС ПОСЕЯЛ ПШЕНИЦУ И КУПИЛ СЕБЕ АККУЛУ

ДОПРОС, УЧИНЕННЫЙ АЛООКЕ-ХАНОМ В АНДИЖАНЕ

ПОБЕДА НАД АЛООКЕ И ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ МАНАСА ХАНОМ

ПОВЕСТВОВАНИЕ О БОГАТЫРЕ АЛМАМБЕТЕ

Уход богатыря Алмамбета от своего народа

АЛМАНБЕТ ПРИХОДИТ К КОКЧО

БОГАТЫРЬ АЛМАНБЕТ В СТАНЕ МАНАСА

ЖЕНИТЬБА МАНАСА НА КАНЫКЕЙ

ЗАГОВОР КОЗКАМАНОВ


Дорогой читатель!
Мы просим Вас свято почитать эту книгу и содержать ее в чистоте.

Переходящее испокон веков из уст в уста и ценимое дороже золота это драгоценное наследие наших предков, пока на земле будет жить человечество и пока будет существовать кыргызский народ, будь на то Божья воля, и, надеемся, тысячелетиями еще будет почитаемо нашими потомками.
При написании книги были использованы сюжеты разных вариантов эпоса “Манас”, по мере возможности охвачены все эпизоды, и особое внимание уделялось художественному богатству этого произведения народного творчества. Это – первая попытка познакомить отечественных читателей, особенно подрастающее поколение, а со временем и всю культурную мировую общественность, с несравненным, великим эпосом о нашем великом предке – Манасе Великодушном.
НАЧАЛО ЛЕГЕНДЫ

О, это древнее преданье

Нам пора вам рассказать.

Эту старую легенду

Передать мы вам должны.

Где здесь правда, где здесь ложь, –

Трудно нынче распознать.

Рассказали мы лишь часть,

Чтобы насладились вы.

Долго будем говорить

О богатыре Манасе –

Том, что в доблестных боях

Обессмертил своё имя.

Тех, кто видел это всё,

Уж давно в помине нет.

Только повесть сохранилась

О былых горячих днях.

Не начать ли нам рассказ

Про минувшие сраженья,

В назидание потомкам –

Чтобы знали всё они.
Чтобы слава не забылась,

Чтоб отвага всегда жила,

Чтобы честь и благородство,

Не покинули наши сердца.

Дни мелькали чередой,

И ночей прошло немало,

С ними – годы и века.

В этом мире с давних пор

Столько душ перебывало,

Сколько есть камней на свете,

Ну, а может, даже больше.

Были добрые и злые,

И хорошие, и плохие,

Силачи гороподобные были,

Мудрецы всезнающие были,

Мастера всеумеющие были,

Народы многолюдные были –

давно исчезнувшие,

От которых остались теперь

лишь их имена…
Что было вчера, того уж нет сегодня.

В этом мире только звезды

Вечно правят свой путь при извечной луне,

Только вечное солнце всегда с востока встает,

Только земля черногрудая на извечном месте своем…

А тем временем скалы осыпались в прах,

И ветры умчали ту пыль в бесконечные дали.

Города воздвигались,

И на старых фундаментах новые стены вставали.
От тех дней – до наших

Слово рождало слово,

Мысль рождала мысль,

Дело рождало дело,

Песня сливалась с песней,

Быль становилась древним преданием…

Некому было сопротивляться, некому выступить против, и калмаки, китайцы с манчжурами издевались над народом, измывались над женами, овладели юными девушками, не успевшими достаточно созреть. Сожгли они дома, разорили жилища, и над всем народом кыргызским нависла угроза полного уничтожения, сирые без правителя жители оказались под властью чужеземцев.

«Уж был бы жив Орозду, не видать бы всех этих унижений», – плакали разоренные и растоптанные семьи, плакали старцы со всем своим народом, плакали юные девицы, которых угоняли в рабство, и весь народ погрузился в печаль, и горести одолели всех людей.

Еще вчера живший в мире и благополучии народ в одночасье лишился своей свободы. Несметные вражеские войска напали и опустошили многочисленный народ кыргызов, погасили огонь очагов, увели в рабство, изгнали с родных мест и рассеяли людей по всем четырем сторонам света, навели ужас на бежавших врассыпную жителей. И побрели несчастные кыргызы, не вынесшие унижений и поборов Алооке, – кто на Алтай, кто на Кангай, кто в Иран, а кто и подальше. Некоторые же осели за необъятным Кашгаром, у подножья гор Кебез-Тоо. Осиротевший без правителя народ, не будучи в силах собраться вновь, растерялся от свалившихся на него невзгод, лишился отцовских земель, пустился в бега и побрел по миру.

Рано потерявшие отца семь сыновей Орозду не в силах были выдержать натиск многочисленных калмаков, не сумели найти ни опоры, ни мудрых слов, чтобы остановить врагов, и те разграбили их, отняли у них весь скудный скарб, весь скот, доставшийся в наследство, сами же кыргызы в горе и печали остались ни с чем, и возрыдали они, голые и сирые, в чистом поле.

Шли годы, дети их повзрослели, возмужали, и народ стал крепче, готовый вскочить на коней, чтобы помчаться в чисто поле, и тогда Акбалта из рода нойгут собрался найти всех своих людей и пошел искать их. Он тоже был забит и захвачен ханом Алооке, он тоже испытал неимоверные трудности, горести и лишения, травлю и унижения. Захотелось ему объединиться с сыновьями Орозду, быть с ними вместе в радости и в горе, в сражениях и в походах, в победах и в поражении, не хотелось ему каждый год платить дань молоденькими женщинами и совсем юными девицами, отдавая последние богатства. Уж лучше сражаться с ненавистными кара-китаями и маньчжурами, и вот он мужественно и смело, в то же время с глубоким почтением обратился к Джакыпу:

– Дорогой мой брат Джакып, выслушай, пожалуйста, меня. Тыргооты всеми силами напали на нас, во главе их стоял хан Алооке, разломили они мне хребет, сломили мое сопротивление, захватили наших богатырей, воинов наших разбили наголо. Ненасытен этот пес Алооке, кровожаден чрезмерно, потребовал он у моего народа дань в шесть тысяч слитков серебра да в тысячу мехов выдры.

– Да, я и раньше слышал о злодеяниях Алооке. Оказывается, все это правда, Акбалта-аке.

– Разве просто так ходят слухи, Джакып? Да сгорит его дом, только у самого Алооке есть аж шестьдесят сыновей. Ненавидит он кыргызов род, сразу меняется в лице, когда слышит про нас, весь вскипает, едва услыша наше имя. Вот и теперь он собирается напасть на тебя. Дорогой мой Джакып, трудно будет сладить с этим кабаном, сегодня мы есть, а завтра нас нет – такова уж эта проклятая жизнь.

– И что же делать нам? Подскажите что-нибудь, Акбалта-аке.

И тут Акбалта, перенесший столько тягот и унижений, возрадовавшийся от слов брата, не сдержался и прослезился.

– Что с вами, Акбалта-аке, ведь вы всегда были стойки и мужественны, а теперь плачете, словно ребенок? Крепитесь.

Акбалта, стараясь сдержаться, стараясь не показывать свою слабость, продолжил речь:

– О, этот жестокий мир! Мы совсем растерялись. Одна надежда на тебя, Джакыпа, сына хана Орозду, все кыргызы готовы объединиться вокруг тебя. Я готов присоединиться к тебе, готов жизнь отдать за тебя, готов любого сечь врага, противостоять кара-китаям и маньчжурам.

– Слова истины глаголите, Акбалта-аке. Надо поразмыслить над вашими словами, все взвесить.

– Дорогой ты мой Джакып, я пришел к вам с надеждой, что у вас еще сохранилось в сердце мужество, в руках сила, в голове разум и в душе отвага. Вся надежда народа, вся его опора – это вы, брат Джакып.

Так закончил свои слова Акбалта, и наступила тишина, и лишь собрался Джакып молвить речь, как издали, взвивая пыль, погоняя коней до седьмого пота, поспешно примчались растерянные Текечи-хан и Шигай-хан.

Отдав все свое состояние и бесчисленные стада разбойникам кара-китаям, обобранные до нитки и несчастные, примчались они и, даже не сумев толком поздороваться, тотчас принялись жалобно голосить, прося помощи и поддержки:

– О, дядя Акбалта, о чем тут говорить. Китаи напали и угнали весь мой скот, остальное, что досталось мне от отца, растащили калмаки. Жалко скота, но жалко и собственной жизни: попытался я остановить их, вернуть наше добро и скот, тогда они побили нас всех, – возмущался от ярости Текечи-хан, а уж в это время в разговор встрял Шигай-хан:

– Все они одеты в железные доспехи, хорошо вооруженные богатыри у них разделены на группы, всех, кто пытается сопротивляться, они разбивают в пух и прах, головы проламывают мечами, беспощадно убивают и режут людей, как скот. Будь они прокляты!

– Богатырь ты наш Джакып, это истина. Я своими глазами видел все злодеяния Алооке. – Только подтвердил Акбалта эти слова, как Текечи-хан уж продолжил свою жалобу:

– Дядя Акбалта, народ страдает и уже не выдерживает притязаний и поборов Алооке-хана.

Услышав их жалобы, Улак-хан и дети Орозду во главе с Джакыпом замолкли надолго, не зная, что ответить. Текечи, Шигай и Акбалта посоветовались меж собой и собрали на другой день весь народ на лугу Уйрулмо. Друг за другом выступали кыргызы и говорили все на один лад о том, какие бесчинства творит Алооке, как он в последние дни не дает покоя людям, как отбирает скот – и тот, что пасется в чистом поле, и тот, что откармливают во дворе, и как он бьет и грабит весь народ от мала до велика, как угнетает он всех каждый день и не дает людям спокойной жизни. И тут выступил Текечи-хан, о многом он говорил и завершил свою речь такими словами:

– Дорогие мои соотечественники, нет ничего хуже, чем быть рабом и жить скотом, терпеть унижения и оскорбления. Лучше сразиться с погаными врагами, биться насмерть и пролить кровь, как выдумаете, мои земляки?

Акбалта подхватил его слова:

– Что мы можем ответить тыргоотам и маньчжурам? Лучше погибнуть в сражении, чем жить на своей земле рабами и терпеть унижения.

Шигаю, напуганному свирепостью Алооке, эти слова не очень-то понравились:

– Уважаемый дядя Акбалта, дорогие соотечественники! Да, нам сейчас нелегко, но и иначе пока нельзя. В тяжелую годину нет нужды в простом бахвальстве. Нет у нас пока царя, который бы объединил и повел за собой народ. Нет у нас пока что сил противостоять калмакам и маньчжурам. Разве что-нибудь останется от барашка, если на него нападут девять волков? Разве выдержит маленький народ, если на него нападет несметное войско китаев?

Услышав жалкие слова Шигая, Акбалта весь нахмурился, помрачнел, обозленный и гневный, сверкнул очами и передернул усами:

– Да что ты говоришь, богатырь Шигай? В худшем случае погибнем, но разве есть кто-нибудь, кто жил бы вечно? Если суждено умереть, то тебя не спасут все сокровища мира и даже самый быстрый скакун на свете. Если мы станем подданными Алооке, то он будет погонять нас, как ослов, будет бить нас, как скотов, будет унижать нас, как рабов. Будет он крутить нами, как захочет, будет измываться над малым народом, сколько захочет. Как же мы сдадимся, когда у нас еще не перевелись воины? Взбесился ведь Алооке, попробуем схватиться с этим псом, что вы на это скажете, мой народ?

Его слова тотчас подхватил Бай:

– Уважаемые мои соотечественники, прав здесь Акбалта. Поразмыслите немного. Разве не понятно, что если оставить всё, как есть, то Алооке навсегда отоберет нашу землю и оберет наш народ? Где вы будете прятаться, лишившись родной земли, у кого будете искать защиты, лишившись собственного народа? Пока живы-здоровы, разве можем мы позволить издеваться над нашим народом, дорогие мои братья, что вы на это скажете, а?

Пока народ молча уставился в землю, тишина вдруг была нарушена кличем «какан», и, вздыбив землю, из-за гор появилось несметное войско под пестрым флагом. Громко гремели барабаны, звонко играли горны, и враги захватили врасплох безоружный совсем народ. Восседая на иноходце, накинув на плечи шелковый халат, ехал Алооке, упершись рукою в бок, и отдавал приказы своему многочисленному войску:

– Эй, джигиты, бейте поганых бурутов, если будут сопротивляться, ловите их и срезайте с них скальпы. Гасите очаги поганых бурутов, не давайте им собраться, а рассейте их в разные стороны, учините разгром этим проклятым бурутам. Не оставляйте никого из них, уничтожьте всех подряд.

Получив приказ от жестокого хана, рассвирепевшие воины творили, что хотели, с беззащитным народом. Большая часть кыргызов была в расстерянности, не зная, как спастись. Малая же часть не растерялась, спасаясь бегством в горы. Еще были такие, которые ради спасения собственной шкуры пали ниц пред врагами и молили о пощаде.

И тогда хан китаев Алооке сжег лагерь кыргызов дотла, женщин всех схватил и сделал их своими наложницами, сравнял с землей столицу Орозду, навел страх на несчастный народ.

Огромным потоком двигалось войско, добивало всех, кто не успел скрыться, стрелы дождем осыпали людей, копья и мечи обагрились кровью, дома были охвачены огненным пламенем, лик солнца был невидим за синим дымом, собаки выли, и живший до сих пор спокойно народ пришел в смятение.

Не сумевшие противостоять врагу Текечи-хан, Шигай-хан бежали в сторону Ала-Тоо и едва спаслись.

Хан Алооке велел забрать десятки тысяч лошадей, пасшихся по взгорьям, и сотни тысяч лошадей, пасшихся в горах на пастбище. Молодых мужественных воинов, сопротивлявшихся ему, он велел истребить, юных красивых девушек велел взять в наложницы. Андижан и Коканд, еще дальше Маргелан, а еще дальше Самарканд подчинил он себе; услышав имя Алооке, плачущие дети тотчас переставали плакать; с каждого подворья он брал в дань крупный скот, ничего не оставляя людям, он дочиста обирал народ.

Когда наступила весна, он не дал кыргызам объезжать кобылиц; когда наступила осень, он не дал им поесть откормленных ягнят; когда наступила зима, он стал брать дань юными красавицами. Не желавшие отдавать своих дочерей проклятому Алооке, родители плакали кровавыми слезами, несчастные же их дочери, не зная, то ли умереть, то ли дальше жить, терпели невыносимые муки.

– Чем жить вот так, лучше уж умереть. Если суждено погибнуть, то отдадим наши жизни в борьбе с врагами. Голова на плечах, в груди бьется сердце, и пока мы живы-здоровы, как же нам терпеть такие унижения? Мы были сыновьями Орозду. Мы были рождены и воспитаны отцом с матерью. Мы были древним народом, мы были древним государством. Никогда наш народ не видел столько горя. Чего нам ждать от жизни, если мы будем продолжать так жить? Разве можно спустить обиду поганому врагу? Выстроимся в ряд в сторону Великих гор и сразимся с китаями, мнящими себя всесильными.

Пристыженные воины взялись за оружие и выбрали лучших скакунов, разъяренные, словно лев, Акбалта и Джакып возглавили войско, захватив с собой получивших благословение народа шестьдесят богатырей.

Отдыхавшие богатыри под утро увидели взвивающуюся пыль вдали. Через некоторое время послышались голоса погонявших повозки. Подошли кыргызские богатыри поближе и увидели, как восемьдесят богатырей Алооке везут золото и яхонт, днем отдыхают, а ночью идут.

Шестьдесят богатырей во главе с Акбалтой и Джакыпом напали на них и отобрали у них девяносто пять верблюдов, груженных золотом, и вновь доказали свою отвагу. Оставшиеся в живых пешие воины спасались от них бегством и еле добрались до лагеря хана Алооке.

Узнав о случившемся от своих воинов, Алооке тотчас дал приказ наступать. В ту же ночь на башнях загорелись костры, загремели барабаны и возмущенные китаи, собрав всех своих храбрых богатырей, дружно взялись за оружие, вскочили на скакунов, помчались в селение Орозду, и многочисленная орда кара-калмаков и маньчжурцев учинила там разбой. Всех лучших кыргызских воинов во главе с Акбалтой и Джакыпом связали и привели к Алооке-хану. Красноречивый Акбалта осмотрелся вокруг, оценил обстоятельства и, поняв, что другого выхода нет, начал любезным тоном:

– Богатырь Алооке, я не в силах тягаться с тобой, я не смогу драться с тобой. Если хочешь отнять, то вот тебе мой скот, если хочешь пролить, то вот тебе моя кровь, если хочешь подчинить, то вот тебе мой народ.

Алооке на слова Акбалты не только не смирился, но еще более разъярился, блеснул очами и гневно заговорил:

– Эй, бурут, что ты там болтаешь? Тебе нужно спасать свою шкуру. Мне нужен многочисленный народ, чтобы больше получать дани, чтобы пополнить собственную казну. Поганые буруты, значит, вы возгордились своим множеством скота, пасущимся на пастбищах, чтобы отнять у меня девяносто пять верблюдов, груженных золотом. Тебе меня не одолеть, бурут, я сравняю твои крепости с землей, с корнем уничтожу весь твой народ.

Текечи не выдержал таких унижений и вымолвил:

– Да что ты говоришь, Алооке? Тебе будет не по зубам уничтожить весь народ, живший здесь испокон веков.

– Ну-ка, что ты сказал? – Алооке вскочил с места и плеткой приподнял подбородок Текечи. – Негодный бурут, ты уже осмеливаешься поднять голову и перечить мне? Если уничтожить таких, как ты, остальные кыргызы сами прибегут и будут лебезить предо мной.

– Может, меня и уничтожишь, кровопийца, но весь народ не уничтожишь.

– Ты только посмотри на него. Эй, джигиты, этому соловью сначала отрежьте язык, а потом помучьте так, чтобы всем остальным был урок. После всего отрубите ему голову. Точно так расправляйтесь со всеми, кто будет высовывать голову.

Беспрекословно исполнявшие поручения люди тотчас потащили Текечи.

– Богатырь Алооке, усмири свой гнев. Молодой Текечи, видимо, чересчур вспылил. Мы готовы просить прощения, прости нас. Не казните наших детей, не лишайте нас пастбищ, оставшихся нам от отцов.

Не желавший слушать Акбалту Алооке пуще прежнего рассердился:

– Эй, бурут, я вам не верну ни кусочка земли. Я прогоню вас кого на Урал, кого в Иран, кого в Кангай, кого на Алтай, а кого и подальше. Эй, джигиты, гоните их прочь. Прогоните так, чтобы они больше не увидели свой Ала-Тоо и исчезли с лица земли.

Разгневанный Алооке стоял на своем и, не побоявшись расплаты за изгнанных и убитых людей, пролил очень много крови. Акбалту и Джакыпа вместе со всем селением изгнал на Алтай. Тех, кто сопротивлялся, связывали, нещадно били и мучили. Большая часть пострадавшего народа бежала в Иран, кто не смог уйти туда, уходили в глубь чужих земель.

Снова народ был охвачен горем, в страхе бежал он в разные стороны, скованные по рукам, загнанные, как овцы, люди были переполнены тревогой, ограбленные, несчастные кыргызы лили горючие слезы и рыдали. Самые мужественные были схвачены и убиты. Осиротевших бедных детей хватали и уводили в рабство. Устрашив старших из десяти сыновей Бая и Усена, они прогнали Усена в Орхан. Связав Бая по рукам и ногам, его силой отправили на западную сторону. Из малочисленных кыргызов не осталось никого, кто бы мог сражаться.

Одну часть кыргызов вместе с Акбалтой и Джакыпом вели в окружении шестидесяти китаев и множества калмыцких воинов-калдаев, нагрузив некоторый скарб на шесть волов и четырех мул, а постель заставили нести их самим; на много людей выдавалось молоко всего шести коз и трех коров.

От лагеря из сорока домов кыргызов ровно ничего не осталось. Нигде не останавливались больше одного дня, да и пищи никакой не было; дни шли чредой, ни дня отдыха не давали; месяцы шли чредой, ни в месяц отдыха не давали. Сколько высоких гор они преодолели, сколько стремительных рек прошли вброд, сколько холмов и перевалов перешли, сколько бесконечных пустынь с маревом прошагали; прошли через илийский Уч-Арал, Огуз-Ашуу, Тай-Ашуу; через много-много дней и ночей все, кто остались живы, достигли степей Ак-Талаа и там остановились.

Когда утром рассвело, и на земле стало светло, изгнанники проснулись и получше рассмотрели холмистые места Ак-Талаа.

Было самое время, когда созрели яблоки и орехи, и плоды лежали на земле повсюду; маки алели кругом, и как раз поспели горлец, ревень и другие травы.

Земли там были не тронутые, хворост там с платан, платан там с башню; послушать – птицы там поют, как горные индейки; ящерицы там, как змеи, змеи с канат в девять саженей; много там было зверей и птиц, о которых люди и слыхом не слыхивали и никогда не видели.

Край степей Ак-Талаа назывался Алтай, и жили там кара-калмаки, маньчжуры и много других народов.

Изгнанные из родных земель люди испытали все тяготы жизни на чужбине, плакали и рыдали от тоски по родине, и выживали, как могли. Постепенно свыклись они с условиями: одни доили коров и пили молоко, другие пасли лошадей и ели мясо. Так и прошел год, и кыргызы научились кое-как общаться с калмаками.

В один из дней мудрец Акбалта собрал людей и зарезал синего вола, приведенного с собой из прежних мест, и обратился к соотечественникам, которые постепенно начали забывать все горести и громко гоготали, словно гусята, потряхивая белыми бородами:

– О мой народ, давайте прогоним от себя тоску. Даже если мы будем все время тосковать и плакать, все равно нам не обрести прежний кыргызский народ. Земля всегда сторицей возвращает то, что добыто трудом человека. Давайте будем обрабатывать землю. Будем жить на этом свете достойно и сытно.

– Дядя Акбалта, у нас ведь говорят: «Чем быть на чужбине султаном, лучше оставаться на родине подметкой от сапог». Разве нам вечно суждено оставаться на чужой земле, и из поколения в поколение скитаться по свету? – молвил один юноша, встав с места.

– О, дети мои, чтобы крепиться, у нас нет крепостей, чтобы опереться на кого-нибудь, у нас нет кыргызского народа. Мы бесприютные странники, посреди кара-калмаков и маньчжуров пленники. У нас нет собственных садов, и у нас нет спокойных снов. Если мы займемся земледелием и сумеем накормить себя, лет так через семь-восемь, может, нам повезет. Эта знаменитая алтайская земля, где обитают кара-калмаки и маньчжуры, они, оказывается, не знают про хлебные злаки. Если снять пояса, засучить рукава и взяться серьезно, земля вернет сторицей, возвернет твой труд. К исхудавшему вернется сила, голодный насытится. За одну тарелку зерна можно будет заполучить целого жеребца.

Как святому, были рады люди Акбалте, многие согласились с его словами. И будто подтверждая их, Джакып продолжил:

– Исхудавший и изголодавшийся люд, давайте согласимся с Акбалтой. Прольем на землю пот и посеем много хлеба. Перестанем горевать и мотыгой обработаем в этом году всю землю. Чем отлеживать себе бока, потрудимся на славу и накормим себя пока. Давайте послушаемся Акбалты: живым людям нужен скот, поэтому накопим себе в этом году скотину. Всеми усилиями соберем скот и сравняемся с кара-калмаками и маньчжурами. Да будут слова Акбалты благословенны, а кто их не послушает – те до седьмого колена неверны.

Ранней весной все принялись пахать землю. Пригоршнями бросали семена, и уже осенью ели белый хлеб и стали сыты. Остаток урожая обменивали на скот, за горсть – овцу, за тарелку – жеребца, и за год у всех у них была скотинка.

Шли годы, и труд Джакыпа воздался сторицей: скоту прибавилось, сундук был полон золотых вещей, верблюдов стало шесть, лошадей полна вся ложбина; всего достаточно, душа спокойна, тело довольно, настроение отличное, так и стал Джакып жить-поживать припеваючи.