ГЛАВА 38 ИНТЕРАКТИВНАЯ ТРЕХМЕРНАЯ ИГРА

На самом верху Большой галереи мне пришлось влезть на здоровенную гранитную ступень почти метровой высо­ты, которая, насколько я помню, лежит точно на оси "вос­ток-запад" пирамиды — как перекрытие камеры царицы. Соответственно она отмечает границу между северной и южной половинами монумента. Внешне напоминая алтарь, эта ступень образует массивную горизонтальную площадку непосредственно перед небольшим квадратным туннелем, который служил входом в камеру царя.

Остановившись на минутку, я оглянулся на галерею. Никаких украшений, никакой религиозной иконографии, полное отсутствие узнаваемой символики, какая обычно ас­социируется с системой верований древних египтян. Взгляд регистрирует только бесстрастную регулярность и застыв­шую машинообразную простоту этой сорокасемиметровой величественной полости.

А наверху еле-еле виднелось темное отверстие, проби­тое в восточной стене повыше моей головы. Никому не известно, кто и когда первым здесь поработал и какого оно первоначально было размера. Это отверстие ведет в первую

из пяти "камер упокоения" над камерой царя; в 1837 году его расширили, когда Говард Вайс пробивался к последую­щим четырем камерам. Снова оглянувшись вниз, я еле раз­глядел внизу, у основания западной стены, место, откуда почти вертикальный колодец начинает свой головокружи­тельный пятидесятиметровый спуск через тело пирамиды, чтобы далеко под землей соединиться с нисходящим кори­дором.

Для чего потребовался такой сложный аппарат из труб и проходов? На первый взгляд, это лишено смысла. Так же, впрочем, как и все в Великой пирамиде, если только вы не готовы уделить ей серьезного внимания. И тогда время от времени, совершенно непредсказуемым образом, вас может ждать вознаграждение. Так, если у вас есть склонность к точным наукам и вы запросите у нее размер высоты и пери­метра основания, она может в ответ "распечатать" вам чис­ло "пи". Если вы готовы "копать" дальше, она будет выда­вать дополнительную математическую информацию, каж­дый раз все более сложную и трудную для понимания.

Этот процесс оставляет ощущение запрограммирован­ности, как-будто он заранее тщательно "просчитан". Уже не в первый раз я почувствовал, что пирамида представляется мне специально сконструированной гигантской обучающей машиной — или, скорее, трехмерной интерактивной зада­чей, оставленной в пустыне, чтобы человечество ее решало.

ПРЕДКАМЕРА

Имея чуть больше метра в высоту, проход в камере царя заставляет всех людей нормального роста нагибаться. Правда, уже через метр с небольшим вы попадаете в "пред­камеру", где потолок внезапно поднимается на высоту трех с половиной метров. Восточная и западная стены предкаме­ры сложены из красного гранита; в них высечены четыре пары расположенных друг против друга пазов, в которых, по мнению египтологов, должны были скользить толстые подземные плиты-двери. Три из этих пар доходят до самого пола, и в них ничего нет. Что касается четвертой (самой северной) пары пазов, то она прорезана только до уровня перекрытия "прихожей" (то есть кончается в метре от пола), и в нее вставлена гранитная плита толщиной 23 сантиметра и высотой около 1,8 метра. Между северным торцом "при­хожей", откуда я только что вошел, и зависшей плитой расстояние по горизонтали всего 53 сантиметра. Расстояние

между верхом плиты и потолком около 1,2 метра. Каково бы ни было предназначение этой системы, очень трудно согласиться с египтологами, что она должна была препят­ствовать проникновению мародеров.

Здорово озадаченный, я поднырнул под плиту и снова распрямился уже в южной части предкамеры, длина кото­рой около трех метров при прежней высоте 3,6 метра. "На­правляющие " пазы в восточной и западной стенах были основательно изношены, но различимы. Никаких следов подъемных плит видно не было, и было трудно предста­вить, как можно было бы установить такие громоздкие ка­менные объекты в столь стесненном рабочем пространстве.

Я вспомнил, как Флиндерс Петри, который методично обследовал в конце XIX века весь некрополь Гизы, ком­ментировал похожую ситуацию во Второй пирамиде: "Гра­нитные подъемные ворота в нижнем проходе демонстриру­ют высокое мастерство в перемещении масс, поскольку для их подъема потребовалось бы 40-60 человек; тем не менее их подняли и установили на место, причем в узком прохо­де, где к ним могли подойти всего несколько людей". Те же соображения могут быть адресованы подъемным плитам в Великой пирамиде. Если только речь действительно идет о подъемных плитах-воротах, которые нужно поднимать и опускать.

Следует иметь в виду, что для того, чтобы их можно было поднимать и опускать, плиты должны быть короче, чем полная высота предкамеры; будучи подняты к потолку, они должны оставить внизу достаточно места, чтобы те, кому положено, могли войти в гробницу или выйти из нее. Но это, в свою очередь, означает, что когда плиты опуска­ют вниз на пол, чтобы перекрыть вход в предкамеру, то сверху между плитой и потолком возникает такой же про­свет, какой раньше был внизу. Ясно, что любой предпри­имчивый мародер сумеет им воспользоваться.

Таким образом, и здесь в предкамере мы встречаемся с такими же парадоксами, когда сложная конструкция соче­тается с видимой функциональной бессмысленностью.

Выходной туннель, тех же размеров, что и туннель-прихожая" на входе, облицован массивным красным гра­нитом. Он начинается в южной стене предкамеры, также сложенной из гранита, но имеющей в своем составе на са­мом верху тридцатисантиметровую плиту из известняка. Пройдя 2,7 метра по туннелю, вы оказываетесь в камере царя, большой мрачной красной комнате целиком из гра­нита, которая создает атмосферу огромной энергии и мощи.

Я встал в центре камеры царя, большая ось которой точно направлена с востока на запад, а малая столь же точно — с севера на юг. Высота комнаты 5,8 метра; в плане — это прямоугольник с соотношением сторон точно 2:1 (10,46 метра на 5,23 метра). Пол состоит из 15 массивных гранитных плит, стены — из 100 гигантских блоков, каждый весом по 70 тонн и более, уложенных в пять рядов, а потолок пере­крыт еще девятью блоками по 50 тонн каждый. Все это производит впечатление интенсивного и непреодолимого сжатия.

У западной стены камеры находится объект, ради кото­рого, если верить египтологам, сооружалась вся Великая пирамида. Этот объект, высеченный из одного куска тем­но-шоколадного гранита, содержащего особо твердые зерна полевого шпата, кварца и слюды, — кофр без крышки, предположительно саркофаг Хуфу. Размеры его внутренней полости: длина 2 метра, глубина 0,87 метра и ширина 0,68 метра. Наружные размеры: длина 2,27 метра, высота 1,05 метра, ширина 0,98 метра. Кстати, поперечные размеры слиш­ком велики, чтобы его можно было пронести через нижний (теперь забитый) вход в восходящий коридор.

В размерах саркофага не обошлось без неких математи­ческих игр. Так, его внутренний объем 1166,4 литра, вне-

1ПНИЙ — ровно вдвое больше — 2332,8 литра. Такую точ­ность (до пятой значащей цифры) нельзя считать случай­ным совпадением, причем стенки кофра обработаны масте­рами высочайшей квалификации и опыта с точностью, ко­торую могут обеспечить лишь современные станки. По мне­нию Флиндерса Петри, который сам был озадачен результа­тами исследования, в распоряжении этих мастеров были инструменты такого класса, "какие мы лишь недавно по­вторно изобрели..."⁵⁴

Петри особенно внимательно обследовал саркофаг и со­общил, что он вырезан из гранитного блока прямыми пила­ми "не менее 2,5 метра в длину". Поскольку этот гранит имеет очень высокую твердость, пришлось предположить, что пилы были изготовлены из бронзы (самого твердого из доступных в то время конструкционных материалов), а их режущие кромки оснащены еще более твердыми камнями. "Характер работы заставляет в первую очередь думать об алмазе в качестве режущего материала; против этого пред­положения — только его редкость вообще и отсутствие ме­сторождений в Египте, в частности..."

Еще большая таинственность окружает обработку внут­ренней полости саркофага, которая представляет значитель­но большую сложность, чем вырезание из блока породы. Как считал Петри, для этого египтяне должны были

Разумеется, Петри признавал, что никому из египтоло­гов нс удавалось найти самих алмазных сверл и пил. Одна­ко характер поверхностей, обработанных сверлением и пи­лением, убедил его в существовании подобных инструмен­тов. Заинтересовавшись этой проблемой, он расширил свои исследования и, не ограничиваясь саркофагом камеры царя, распространил их на много других изделий из гранита и керны, которые он собрал в Гизе. Чем глубже он исследо­

вал проблему, тем более загадочной становилась камнерез­ная технология древних египтян:

"Достойным удивления является величина сил резания, о которой свидетельствует скорость, с которой сверла и пилы проходили сквозь ка­мень; по-видимому, при сверлении гранита 100-миллиметровыми сверлами на них действова­ла нагрузка не менее 1-2 тонн. У гранитного керна №7 спиральная риска, оставленная ре­жущим инструментом, имеет шаг вдоль оси отверстия, равный дюйму (25,4 мм), при дли­не окружности отверстия 6 дюймов (152,4 мм); этому соответствует потрясающая ско­рость резания... Такую геометрию спираль­ных рисок нельзя объяснить ничем, кроме того, что подача сверла осуществлялась под огром­ной нагрузкой... "

Не странно ли, что на так называемой заре цивилиза­ции, свыше 4500 лет назад, древние египтяне располагали сверлильными станками индустриальной эпохи с усилием на шпинделе в тонну и больше, что позволяло им врезаться в твердые камни, как в масло?

У Петри не было объяснения этой загадке. Также не мог он объяснить, каким инструментом были вырезаны иероглифы на диоритовых чашах времен IV династии, ко­торые он отыскал в Гизе: "Иероглифы прорезаны в диорите чрезвычайно острым инструментом, а не процарапаны или прошлифованы, о чем свидетельствуют кромки линий..."

Это чрезвычайно удивило педантичного Петри, посколь­ку он знал, что диорит — один из самых твердых камней на земле, намного тверже железа. Но, оказывается, в Древнем Египте его прекрасно резали с высокой точностью при по­мощи какого-то неизвестного гравировального инструмента:

Иными словами, речь идет об инструменте, конец ко­торого, острый как иголка, имел настолько высокую, чтобы не сказать — исключительную, твердость, что легко погру­жался в диорит и делал в нем бороздки, возникающие при этом. Что это за инструмент? Как с ним работали, как прилагали необходимые усилия, как выдерживалась точ­ность, необходимая для проведения параллельных линий с шагом 0,8 миллиметра?

Но трубчатые сверла с алмазным зубом, использование которых для обработки саркофага камеры царя предполо­жил Петри, еще можно себе представить. Труднее, но тоже возможно, вообразить неизвестный инструмент для грави­ровки по диориту, особенно если допустить существование в 2500 году до н. э. намного более высокого уровня техно­логии, чем готовы признать египтологи.

Но дело не только в нескольких иероглифах на не­скольких чашах. Во время своих путешествий по Египту я познакомился с большим количеством сосудов, датировка которых восходит к додинастическим временам, таинствен­ным образом выточенных из материалов типа диорита, ба­зальта, кристаллического кварца и аспидного сланца.

Свыше 30 тысяч таких сосудов было найдено под сту­пенчатой пирамидой Зосера в Саккаре, относящейся к III ди­настии. Это означает, что они по меньшей мере не моложе самого Зосера (то есть примерно 2650 год до н.э.). В прин­ципе они могут быть даже старше, потому что аналогичные сосуды находили в слоях, относящихся к додинастическим временам (4000 год до н.э. и ранее), и потому что традиция передачи ценностей по наследству, от поколения к поколе­нию, существовала в Египте с незапамятных времен.

Были ли они сделаны в 2500 или 4000 годах до н.э., или вообще раньше, каменные сосуды из ступенчатой пира­миды замечательны качеством изготовления, которое дос­тигнуто за счет использования какого-то неизвестного и почти невообразимого инструмента.

Почему невообразимого! Потому что многие из этих сосудов — высокие вазы с длинным, тонким, элегантным горлышком и сильно расширяющейся внутренней полос­тью, которая зачастую имеет полые заплечики. Еще не изоб­ретено инструмента, которым можно было бы вырезать вазы такой формы, потому что он должен быть достаточно уз­ким, чтобы пролезать через горлышко, и достаточно проч­ным (и соответствующего профиля), чтобы им можно было бы изнутри обработать заплечики и скругленные по радиу­

су поверхности. И как, спрашивается, приложить к такому инструменту достаточное для таких операций усилие, на­правленное внутрь или наружу?

Высокие вазы никоим образом не являются единствен­ным типом загадочных сосудов, отрытых в пирамиде Зосера и других древних сооружениях. Среди них урны с изящны­ми орнаментальными ручками, вырезанные из одного кус­ка камня. Пузатые сосуды с очень широким низом и очень узким горлом. Открытые чаши; почти микроскопические фиалы; странные изделия в форме колеса, вырезанные из аспидного сланца с загнутыми внутрь краями, настолько тонкими, что почти прозрачны. Во всех случаях совершен­но потрясает точность обработки; внутренние и внешние стенки практически эквидистантны, повторяя форму друг друга, а поверхность их абсолютно гладкая, без рисок, ос­тавленных режущим инструментом.

Нам неизвестны технологии, доступные древним егип­тянам, которые позволяли бы добиваться таких результа­тов. Более того, на это не способны, пожалуй, и современ­ные резчики по камню, в распоряжении которых находятся лучшие инструменты из карбида вольфрама. Это означает, что в Древнем Египте пользовались какой-то неизвестной или секретной технологией.

Стоя в камере царя лицом к западу (направление смер­ти у древних египтян и майя), я слегка оперся руками о шершавый край гранитного саркофага, который, как уверя­ют египтологи, был сделан как вместилище тела Хуфу. Я смотрел в его мрачную глубину, куда с трудом проникал тусклый электрический свет, и мне чудилось, что я вижу пылинки, кружащиеся золотистым облачком.

Разумеется, это была всего лишь игра света и тени, но камера царя полна таких иллюзий. Мне вспомнилось, что Наполеон Бонапарт останавливался здесь на ночлег во вре­мя завоевания Египта в конце XVIII века. На следующее утро он появился бледный и потрясенный, испытавший что-то такое, что его глубоко обеспокоило; позднее он никогда об этом не говорил.

Уж не попробовал ли он спать в саркофаге?

Находясь под настроением момента, я взобрался в гра­нитный кофр и лег, ногами к северу, головой к югу.

Наполеон бьет парень некрупный, ему должно было быть удобно. Мне тоже хватало места. А каково было Хуфу?

Я расслабился и .постарался не думать о возможности того, что придет кто-нибудь из охраны и обнаружит меня в этом смущающем, а возможно, и запрещенном положении. Надеясь, что меня не побеспокоят в течение нескольких ближайших минут, я сложил руки на груди и подал голос на низкой ноте. Я уже пробовал так делать в других точках камеры царя, причем стены как-будто собирали звук, уси­ливали и возвращали ко мне, так что я мог ощущать воз­вращающиеся колебания подошвами ног, теменем и кожей.

В саркофаге я почувствовал примерно то же, только усиление и концентрация колебаний были во много раз интенсивнее. Ощущение было. такое, будто находишься в резонансной камере какого-то гигантского музыкального инструмента, рассчитанного на то, чтобы вечно звучать на одной раскатистой ноте. Звук был интенсивный и достаточ­но тревожный. Я представил, как он поднимается из кофра и, отражаясь от красных гранитных стен и потолка камеры царя, вылетает из северной и южной "вентиляционных" шахт и распространяется на плато Гиза этаким акустичес­ким грибообразным облаком.

Погрузившись в эти амбициозные видения и продол­жая гудеть, так что звук эхом отдавался у меня в ушах и заставил саркофаг вибрировать, я закрыл глаза. Когда же через несколько минут я их открыл, передо мной предстало зрелище, повергшее меня в глубокое смущение: вокруг сар­кофага сгрудились шесть японских туристов различного возраста и пола — по двое стояли с боков и по одному — в голове и ногах.

Выглядели они... ну, скажем, изумленными. И я был изумлен не меньше. Из-за недавних нападений, совершен­ных вооруженными исламскими экстремистами, в Гизе по­чти не было туристов, и я рассчитывал, что смогу один хозяйничать в камере царя.

Что прикажете делать в подобной ситуации?

Собрав все свое самообладание, я поднялся, улыбаясь и отряхиваясь. Японцы отодвинулись, и я вылез из саркофа­га. С деловым видом, как-будто я все время занимаюсь такими вещами, я прошел вдоль "северной вентиляционной шахты", как ее называют египтологи, и принялся дотошно ее обследовать.

Как мне уже было известно, эта шахта имеет попереч­ное сечение 20х23 см и протяженность свыше 60 метров.

Она выходит наружу в районе 103-го ряда каменной клад­ки пирамиды, причем направлена (сознательно или случай­но?) в полярный район северной небесной полусферы под углом 32 ° 30 . Это означает, что в 2500 году до н.э., в Эпоху Пирамид, она была нацелена на верхнюю кульмина­цию альфы Дракона.

К моему огромному облегчению, японцы быстро ос­мотрели камеру царя и поочередно покинули ее, нагибаясь и не оглядываясь. Как только они ушли, я перебрался на другую сторону комнаты, чтобы осмотреть и южную шахту. С тех пор, как я побывал здесь несколько месяцев назад, ее вид преобразился радикально. В се отверстии возник кон­диционер воздуха, установленный Рудольфом Гантенбрин-ком, который в дальнейшем переключился на заброшенные шахты камеры царицы.

Поскольку египтологи были убеждены, что шахты ка­меры царя предназначены для вентиляции, они не имели ничего против того, чтобы для повышения эффективности этого процесса использовалось современное оборудование. Однако с позиций эффективности, не были бы горизон­тальные шахты предпочтительнее наклонных? Их, кстати, было бы проще соорудить. Поэтому вряд ли можно считать случайностью, что южная шахта камеры царя смотрит в южное небо под углом 45 °. В Эпоху пирамид здесь пересе­кала меридиан дзета Ориона, нижняя из трех звезд Пояса Ориона — обстоятельство, как мне предстояло выяснить, имеющее чрезвычайное значение для будущих исследова­ний пирамид.

Теперь, когда я снова остался с камерой один на один, я подошел к западной стене, наиболее удаленной от сарко­фага, и повернулся лицом к востоку.

Огромная комната производит впечатление неограни­ченного собрания математических игр. Например, ее высота (5,81 метра) в точности равняется половине диагонали пола (11,62 метра). Интересно, знали ли строители пирамиды, что они также выражают здесь "золотое сечение", посколь­ку пол камеры имеет форму прямоугольника с соотноше­нием сторон ровно 1:2?

Обозначаемое "фи", золотое сечение является еще од­ним иррациональным числом, которое, подобно "пи", не может быть выражено арифметически. Его величина равня-

ется 5+1-2, то есть примерно 1,61803. Одновременно оно является пределом, к которому стремится отношение сосед­них чисел ряда Фибоначчи — последовательности 0; 1; 1; 2;

3; 5; 8; 13 и т.д., в которой каждый последующий член является суммой двух предьщущих.

Графически "фи" можно представить следующим обра­зом. Пусть точка С лежит внутри отрезка АВ так, что АС больше СВ. Тогда золотое сечение — это такое отношение всего отрезка АВ к его большей части АС, как АС к мень­шей СВ, то есть:

фи = АВ/АС = АС/СВ.

Эту пропорцию, которая считается гармоничной и при­ятной для зрительного восприятия, открыли предположи­тельно греки-пифагорейцы, которые использовали ее в афин­ском Парфеноне. Однако нет никакого сомнения, что чис­ло "фи" было получено и отображено на 2000 лет раньше в камере царя Великой пирамиды в Гизе.

Чтобы понять, каким образом, разделим прямоуголь­ный пол камеры на два равньи воображаемых квадрата со стороной, равной единице. Если один из этих квадратов разделить пополам, чтобы получились два новых прямоу­гольника, провести диагональ в том из них, который ближе к центру, то сумма длин этой диагонали и меньшей сторо­ны малого прямоугольника даст искомую величину фи = 1, 618 (по отношению к стороне квадрата, то есть единице).

Египтологи считают все это случайными совпадения­ми. Однако строители пирамиды не делали ничего случай­но. Кем бы они ни были, трудно представить себе более целеустремленных и математически мыслящих людей.

• С меня на сегодня было достаточно математических игр. Уходя из камеры царя, я не мог не вспомнить, что она расположена на уровне пятидесятого ряда кладки Великой пирамиды на высоте 45 метров над землей. Это означает, как указывал Флиндерс Петри с некоторым удивлением^ что строители сумели разместить ее "на уровне, где верти­кальное сечение пирамиды уменьшается вдвое, где площадь горизонтального сечения равна половине основания, где диагональ из угла в угол равняется длине стороны основа­ния, а ширина горизонтального сечения равна половине диагонали основания".

Уверенно и эффективно забавляясь с более чем шестью миллионами тонн камня, создавая галереи, камеры, шахты и коридоры, добиваясь почти идеальной симметрии, почти идеальных прямых углов и почти идеальной ориентации по ключевым точкам, таинственные строители Великой пира­миды находили время и для других фокусов, в том числе с размерами огромного монумента.

Почему их мысль работала в этом направлении? Что они пытались сказать или сделать? И почему через столько тысяч лет после постройки этот монумент продолжает ока­зывать магнетическое действие на такое множество людей

из самых разнообразных слоев общества, которые вступают с ним в контакт?

Здесь неподалеку находился Сфинкс, так что я решил отправиться со своими загадками к нему...

А

ГЛАВА 39 МЕСТО НАЧАЛА

Великую пирамиду я покинул во второй половине дня. Повторяя путь, которым мы с Сантой шли перед покорени­ем монумента, я пошел в восточном направлении вдоль се­верной стороны пирамиды, затем на юг вдоль восточной, пробрался между нагромождением камней и древних могил, которые сгрудились в этой части некрополя, и вышел на присыпанный песком известняк плато Гиза, которое посте­пенно опускалось в направлении юго-востока.

В конце этого спуска, в полукилометре от юго-восточ­ного угла Великой пирамиды, в высеченном в скале углуб­лении припал к земле Сфинкс. Двадцати метров в высоту, более семидесяти метров в длину, с головой шириной в четыре метра, он уверенно может считаться самой большой цельной, скульптурой в мире — и самой прославленной:

На львином теле — человека голова, И взор пустой безжалостен, как солнце.

Приближаясь к монументу с северо-запада, я пересек древнюю мостовую, соединяющую Вторую пирамиду с так называемым Храмом Хафры в долине, довольно необыч­ным сооружением, расположенным всего в 15 метрах от Сфинкса, на южном краю некрополя.

Этот храм очень долго считался намного старше эпохи Хафры. В течение всего XIX столетия ученые единодушно считали, что он построен в заведомо доисторические време­на и не имеет ничего общего с архитектурой династическо­го Египта. Все изменилось после того, как на территории храма были обнаружены скульптурные изображения Хафры с надписями. Большая их часть была серьезно повреждена, но одна, которая находилась в положении вниз головой в глубокой яме в приделе храма, оказалась почти целой. Изыс­канно высеченный в натуральную величину из черного, твер­дого, как драгоценные камни, диорита, фараон IV династии

изображен сидящим на троне, и ясный взор его устремлен в бесконечность.

Тут-то на свет и появилось решение сообщества егип­тологов, перед железной логикой которого остается только благоговеть: раз в Храме долины найдены статуи Хафры, значит, этот храм Хафрой и построен. Как подытожил обычно не лишенный здравого смысла Флиндерс Петри: "Тот факт, что единственными поддающимися датировке находками в храме являются статуи Хафры, свидетельствует, что храм относится к его эпохе; идея, что он мог воспользоваться более ранней постройкой, представляется маловероятной".

Но почему, собственно, маловероятной?

На протяжении истории династического Египта многие фараоны использовали постройки своих предшественников, зачастую беззастенчиво срубая картуши с их именами и заменяя собственными. Поэтому нет серьезных оснований считать, что Хафра должен был устоять перед соблазном связать Храм долины со своим именем, особенно если в его сознании последний ассоциировался не с кем-то из предше­ствующих древних правителей, а с великими "богами", ко­торые, как считали древние египтяне, принесли цивилиза­цию в долину Нила в ту далекую и мифическую эпоху, которую они именовали Первым временем⁵⁵. И Хафра вполне мог считать, что, поставив свои прекрасные и "как живые" статуи в месте такой древней и таинственной славы, к кото­рой он не смог бы приобщиться никаким иным способом, можно рассчитывать на вечные дивиденды. Если к тому же Храм долины ассоциировался с именем Осириса, с которым любой фараон мечтал повстречаться в вечной жизни ⁵⁶, то стремление Хафры установить с ним прочную символичес­кую связь при помощи скульптур становится еще более понятным.

ХРАМ ВЕЛИКАНОВ

« После того, как я пересек мостовую, путь, который я выбрал, чтобы добраться до Храма долины, привел меня на каменистое поле "мастаба", где менее знатные представите­ли IV династии были захоронены в земле под надгробными камнями в форме скамьи (мастаба — это современное араб­ское слово, означающее скамью, отсюда и название, данное этим могилам). Я прошелся вдоль южной стены храма, вспо­миная, что это древнее здание почти так же точно ориенти­ровано по оси север — юг, как Великая пирамида (с по­грешностью всего 12 угловых минут).

В плане храм имеет форму квадрата со стороной 44 метра. Он строился с учетом наклона плато, которое на западе несколько выше, чем на востоке. В результате при высоте западной стены всего 6 метров высота восточной стены до­стигает 12 метров.

С юга храм выглядит как нечто клинообразное, призе­мистое и мощное, он твердо стоит на скальном грунте. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в его конструкции имеются некоторые особенности, глубоко чуждые и необъяс­нимые с точки зрения современного наблюдателя, впрочем, возможно, столь же чуждые и необъяснимые для древних египтян. Начнем с того, что там полностью отсутствуют, и внутри и снаружи, какие-либо надписи и другие пометки, способствующие идентификации. В этом отношении, как может заметить читатель. Храм долины вполне можно со­поставить с рядом других анонимных и не поддающихся датировке сооружений на плато Гиза, включая большие пи­рамиды (а также с таинственным сооружением в Абидосе под названием Осирион, о котором мы подробно погово­рим в следующей главе); в то же время именно этим он очень сильно отличается от типичных произведений древ­неегипетского искусства и архитектуры, обильно декориро­ванных всяческими орнаментами и надписями ^эт.

Другой важной и необычной особенностью Храма до­лины является то, что его несущая конструкция полностью сложена из гигантских известняковьк мегалитов. Большин­ство их имеет габаритные размеры 5,4 метра в длину, 3 метра в ширину, 2,4 метра в высоту (размеры некоторых достигают 9х3, 6х3). Типичный вес такого блока — свыше 200 тонн (тяжелее современного тепловоза), а ведь таких блоков — сотни.

Не кажется ли это загадочным? Египтологам не кажется; мало кто из них потрудился как-нибудь прокомментировать, разве что самым поверх­ностным образом, колоссальный размер блоков и проблемы их монтажа. Как мы видели, вопросы подъема 70-тонных блоков (100 легковых машин!) на уровень камеры царей Великой пирамиды тоже не вызвали обильных коммента­риев сообщества египтологов, так что отсутствие интереса к Храму долины тоже не является неожиданным. Тем не ме­нее вес блоков — действительно выдающийся, и проблема ведет нас не только в другую эпоху, но, я бы сказал, в другую этику, опирающуюся на систему ценностей, в том числе и эстетических, в корне отличных от наших. Чего ради, спрашивается, убиваться, используя неудобные 200-тон­ные монолиты, если можно разрезать их на 10 (20, 40 или 80) меньших и несравнимо более маневренных? Зачем ос­ложнять себе жизнь, если можно добиться того же видимо­го результата с гораздо меньшими усилиями?

Да и вообще, как строители храма поднимали эти ко­лоссальные мегалиты на 12-метровую высоту?

В настоящее время в мире существуют только два на­земных крана такой грузоподъемности. Это огромные про­мышленные машины для работы на переднем крае совре­менной строительной индустрии, у которых стрела подни­мается в воздух почти на 70 метров; чтобы они не перевора­чивались, требуются 160-тонные противовесы. Их обслу­живает бригада из 20 квалифицированных специалистов. Для подготовки к подъему требуется около шести недель.

Другими словами, работа с 200-тонными грузами нахо­дится почти на пределе возможностей современных строи­телей, вооруженных передовой техникой. Не удивительно ли, что для строителей Гизы это было почти обычным де­лом?

Подойдя поближе к могучей южной стене, я заметил еще одну особенность громадных известняковых блоков:

они не только до неприличия велики, но еще и имеют слож-

ную ступенчатую форму, как у тех, что использовались в циклопических каменных сооружениях Саксайуамана и Мачу-Пикчу в Перу (см. Часть II), как будто для того, чтобы дополнительно усложнить и без того почти невыпол­нимую задачу.

И еще я заметил, что стены храма сооружались, похо­же, в два этапа. На первом этапе возводилась силовая кон­струкция из тяжелых 200-тонных блоков, большая часть которых уцелела, хотя подверглась сильной атмосферной эрозии. Эти блоки были облицованы с обеих сторон плита­ми из отшлифованного гранита, значительная часть кото­рых уцелела внутри здания, но в основном отвалилась сна­ружи. При ближайшем рассмотрении уцелевших наружные плит и поверхности несущих блоков, от которых они отва­лились, выяснился любопытный факт. Оказывается, в древ­ности при монтаже облицовочных плит их оборотная сторо­на была обработана по форме выступов и впадин выветрив­шихся к этому времени несущих известняковых блоков. Это, вне сомнения, говорит о том, что блоки были смонти­рованы задолго до облицовки гранитом.

Я двинулся ко входу в храм, расположенному у север­ного края тринадцатиметровой восточной стены. Оказалось, что здесь гранитная облицовка, состоящая из плит по 70-80 "тонн каждая и защищающая известняковую стену подобно броне, находится в отличном состоянии. Узкий высокий коридор без крыши идет внутри темного внушительного портала сначала с востока на запад, затем резко сворачивает на юг, после чего вы попадаете в просторную предкамеру. Именно здесь была найдена диоритовая статуя Хафры в натуральную величину, глубоко зарытая вниз головой (по-видимому, в ритуальных целях).

Изнутри вся предкамера облицована гладко отполиро­ванными гранитными плитами неправильной формы; такая же облицовка используется и в остальной части здания. Подобно блокам некоторых более крупных и причудливых сооружений доинкской эпохи в Перу, у этих плит тщатель­но пригнанные углы сложной конфигурации. Особенно интересно, когда края некоторых блоков поворачивают за угол. где стыкуются с пазами и выступами соседних бло­ков.

Из предкамеры я прошел по коридору на запад и попал

в просторный Т-образный зал. Я оказался посередине пере­кладины Т; в западном направлении передо мной шла вну­шительная анфилада колонн-монолитов. Достигая 4,5 мет­ров в высоту и имея сечение метр на метр, эти колонны поддерживают гранитные же балки того же сечения. Еще один ряд колонн, тоже поддерживающих балки, идет в на­правлении север-юг буквы Т. В целом все это производит впечатление массивной, но отточенной простоты.

Для чего предназначалось здание? По мнению египто­логов, приписавших его Хафре, его назначение очевидно. Они утверждают, что оно должно было служить для риту­альных церемоний очищения и возрождения во время по­хорон фараона. Однако древние египтяне не оставили ни­каких надписей в подтверждение этого. Напротив, един­ственное дошедшее до нас письменное свидетельство ука­зывает, что храм не мог, по крайней мере, в первоначаль­ном виде, иметь ничего .общего с Хафрой по той простой причине, что был выстроен еще до его правления. Этим свидетельством является надпись на стеле, описанной в гла­ве 35, которая свидетельствует также о гораздо большем возрасте Великой пирамиды и Сфинкса.

Согласно надписи, храм существовал уже во время прав­ления Хуфу, предшественника Хафры, причем уже тогда считался не современным, а весьма древним сооружением. Более того, из контекста следовало, что его не считали де­тищем и более ранних фараонов. Верили, что он остался от Первого времени и был построен богами, которые посели­лись в долине Нила в ту далекую эпоху. И называли его совершенно конкретно: "Дом Осириса, Властелина Ростау" (Ростау — древнее название некрополя в Гизе).

Как мы увидим в части VII, Осирис во многих отноше­ниях был египетским аналогом Виракочи и Кецалькоатля, богов — цивилизаторов Анд и Центральной Америки. С ними его объединяет не только общая миссия, но и общая символика. Поэтому вполне естественно, что "Дом" (или святилище, или храм) такого мудрого учителя, даровавшего законы, должен, был вырасти в Гизе в пределах видимости Великой пирамиды и в непосредственной близости к Вели­кому Сфинксу.

Следуя указанию Стелы с описью, согласно которому Сфинкс находится "к северо-западу от Дома Осириса", я

направился к северному концу западной стены Т-образного зала Храма долины. Миновав монолитный дверной проем, я вошел в длинный «наклонный вымощенный гипсом кори­дор (тоже направленный на северо-запад), который выхо­дит к нижнему концу мостовой, ведущей ко Второй пира­миде.

Отсюда открывался вид на расположенного к северу отсюда Сфинкса, которого ничто не заслоняло. Длиной с городской квартал и высотой с шестиэтажный дом, он точ­но нацелен на восток, а потому в дни равноденствия смот­рит прямо на восходящее солнце. С головой человека и телом льва, припавший к земле, как-будто готовясь вско­чить после тысячелетий каменного сна, он был высечен из целого холма известняка на тщательно выбранном месте. Особенностью этого места, помимо того, что с него откры­вается вид на долину Нила, является то, что здесь над об­щим уровнем залегающего известняка возвышается твер­дый бугор высотой около 10 метров. Из этого бугра высек­ли голову и шею Сфинкса. В качестве заготовки для тела использовали огромный параллелепипед из известняка, об­разовавшийся после того, как строители отделили его от пласта, пробив по периметру ров шириной 5,5 и глубиной 2,5 метра.

Первое и очень стойкое впечатление от Сфинкса — что он очень, очень стар — ему не какие-то жалкие несколько тысяч лет, как IV династии египетских фараонов, а намно­го, очень намного больше. Именно так древние египтяне расценивали этот монумент во все периоды своей истории;

они считали, что он охраняет "Славное Место Начала Вре­мен", и почитали его как центр "великой магической силы, простирающейся на весь регион".

В этом, как мы уже видели, общий смысл Стелы с описю. Частично к этому же сводится смысл "Стелы Сфин­кса", воздвигнутой здесь же около 1400 года до н.э. фарао­ном XVIII династии Тутмосом IV. Стоящее между лап Сфин­кса. это гранитное сооружение повествует, что до Тутмоса этот монумент находился в песке по шею. Тутмос освобо­дил его, раскопав песок, и соорудил стелу в ознаменование этой работы.

В течение последних 5000 лет климат на плато Гиза серьезно не менялся. Отсюда следует, что в течение всего этого периода ближайшее окружение Сфинкса было так же открыто наступлению песков, как и в те времена, когда Тутмос занимался его расчисткой, и как сегодня. Новейшая

история свидетельствует, что, если в этот процесс не вме­шиваться, занос может происходить очень быстро. В 1818 году капитан Кавилья расчистил песок в процессе раско­пок, но уже в 1886 году, когда к раскопкам приступал Гастон Масперо, ему снова пришлось все разгребать. Через 39 лет, в 1925 году, пески вновь стали хозяевами положе­ния, и, когда Египетская организация древностей предпри­няла работы по очистке и реставрации, оказалось, что Сфинкс опять засыпан по шею.

Не означает ли это, что во времена, когда Сфинкса высекали из скалы, климат радикально отличался от ны­нешнего? Какой был резон создавать эту грандиозную скуль­птуру, зная, что судьбой ей предназначено быть погребен­ной в блуждающих песках восточной Сахары? Тогда с уче­том того, что Сахара — молодая пустыня и район Гизы был влажным и плодородным 11000-15000 лет тому назад, не стоит ли рассмотреть совсем другой сценарий? Может быть, Сфинкса создавали в те далекие зеленые годы, когда верх­ний слой почвы был крепко пришит к плато корнями трав и кустарников, а пустыня, где теперь ветер гоняет пески, больше походила на холмистую саванну современной Ке­нии и Танзании?

При благоприятных климатических условиях создание такого полузаглубленного монумента, каким является Сфинкс, не противоречит здравому смыслу. При этом у создателей Сфинкса не было прямых оснований ожидать постепенного иссушения и опустынивания плато.

Итак, есть ли основания предполагать, что Сфинкс был создан давным-давно, когда Гиза была еще зеленой?

Как мы увидим, подобные идеи являются ересью для современных египтологов, которые тем не менее вынужде­ны признавать (говоря словами доктора Марка Ленера, воз­главившего проект топографической съемки Гизы), что "пря­мого способа датировки Сфинкса как такового не суще­ствует, поскольку он вырублен прямо из природной ска­лы".

"В отсутствии более объективных критериев, — про­должает доктор Ленер, — археологи вынуждены датировать свои находки по окружению (контексту)". А поскольку ок­ружение Сфинкса, то есть некрополь Гизы, относится, как хорошо известно, к эпохе IV династии, то совершенно оче­видно, что и сам Сфинкс относится к той же эпохе.

Однако такой вывод отнюдь не представлялся само со­бой разумеющимся выдающимся предшественникам Ленера

в XIX столетии, которые были некогда убеждены, что Сфинкс намного старше IV династии.

В своей книге "Мимолетные империи", опубликован­ной в 1900 году, видный французский египтолог Гастон Масперо, который специально исследовал содержание над­писи на стеле Сфинкса, поставленной Тутмосом IV, писал:

Однако в течение XX столетия взгляды египтологов на степень древности Сфинкса претерпели драматическое из­менение. Сегодня нет ни одного ортодоксального египтоло­га, который стал бы просто обсуждать, не говоря уже о серьезном рассмотрении, дикое и безответственное предпо­ложение, бывшее некогда общепринятым, что Сфинкс был сооружен за тысячи лет до правления Хафры.

Например, согласно доктору Захи Хавассу, директору Гизы и Саккары в рамках Египетской организации древно­стей, выдвигалось много подобных теорий, но все они были "унесены ветром", потому что "у египтологов имеются на­дежные свидетельства, позволяющие утверждать, что Сфинкс датируется эпохой Хафры".

Подобно этому, Кэрол Редмонт, археолог из Калифор­нийского университета в Беркли, совершенно не колеба­лась, когда ей высказали предположение, что Сфинкс на несколько тысяч лет старше Хафры: "Этого просто не мо­жет быть. Люди, населявшие этот регион, не обладали ни техническими возможностями, ни властными структурами, ни просто желанием, чтобы возвести такое сооружение за тысячи лет до правления Хафры".

Когда я только приступал к изучению этого вопроса, то думал, что, как утверждал Хавасс, было найдено некое новое недвусмысленное свидетельство, позволяющее про­извести атрибуцию авторства монумента. Оказывается, вов­се нет. Фактически существуют лишь три "контекстуаль­ных", то есть косвенных, причины, в соответствии с кото­рыми сооружение анонимного и таинственного Сфинкса столь уверенно приписывается Хафре:

1. На 13 строке стелы Сфинкса, сооруженной Тутмо­сом IV, имеется картуш Хафры. Масперо дал вполне резон­ное объяснение присутствию этого картуша: Тутмос был реставратором Сфинкса и отдавал дань предыдущей рестав­рации, предпринятой во время IV династии Хафрой. Это объяснение, базирующееся на предположении, что Сфинкс уже был древним во времена Хафры, напрочь отвергается современными египтологами. Со своим обычным телепати­ческим однообразием мыслей они дружно твердят, что Тут­мос поместил картуш на стелу в знак того, что Хафра был именно первостроителем (а не просто реставратором).

Поскольку, когда стела была обнаружена при раскоп­ках, на ней был всего один картуш, а тексты с обеих сторон от него отсутствовали, не слишком ли преждевременно де­лать такие далеко идущие выводы? Что же это за "наука"

такая, которой достаточно простого присутствия картуша фараона IV династии на стеле, поставленной фараоном XVIII династии, чтобы» полностью идентифицировать, в общем-то, анонимный монумент? Уж не говоря о том, что в насто­ящее время картуш осыпался и не может быть обследован...

2. Расположенный рядом Храм долины также припи­сывается Хафре. Эта атрибуция, основанная на статуях, ко­торые вполне могли быть привнесены, сомнительна, если не сказать больше. Она тем не менее заслужила горячее одобрение египтологов, которые по ходу дела постановили приписать Хафре и Сфинкса. Поскольку Сфинкс и Храм долины так очевидно связаны.

3. Лицо Сфинкса напоминает лицо статуи Хафры, най­денной в яме в Храме долины. Ну это, конечно, как по­смотреть. Мне, например, не удалось разглядеть ни малей­шего сходства между этими лицами. Не удалось этого и судебным экспертам из полицейского управления Нью-Йор­ка, которых недавно специально привозили туда для "опоз­нания" (см. Часть VII).

В общем и целом, стоя перед Сфинксом во второй по­ловине дня 16 марта 1993 года, я думал, что до окончатель­ного вердикта, сооружен ли он Хафрой или архитекторами неизвестной доселе доисторической цивилизации, еще да­леко ⁵⁸. Независимо от того, куда в этом месяце (или веке) дует ветер у египтологов, на сегодня оба сценария равнове­роятны. Таким образом, чтобы отдать предпочтение тому или иному варианту, требуется абсолютно четкое и недвус­мысленное свидетельство.

ЧАСТЬ VII ВЛАСТЕЛИН ВЕЧНОСТИ ЕГИПЕТ-2