Луи-фердинанд

83

ки... уф! самое время съесть пару сандвичей... наконец-то мы можем немного поспать... и Бебер тоже...

* * *

— Ля Вига... Ля Вига... Шепчу я...

— А с тобой он вообще не говорил?

— Нет... но еще поговорит...

— Да ну... ты уверен?

— Зуб даю!..

Но как бы там ни было, а в этом Reichsgesund, под зем­лей, мы не так уж плохо устроились... пещеры, конечно, но зато душевые кабины, кондиционированный воздух, неоно­вое освещение... и с халявой полный порядок, тут вам и санд­вичи, и салат из свеклы, и овсянка, и еще сандвичи... из питья, правда, только вода и фруктовый сок... пива не было... о, но нас это вполне устраивало!., учитывая все обстоятель­ства, в которых мы оказались, я бы с удовольствием провел так еще лет двадцать... жить под землей — это все равно, что путешествовать в подводной лодке: миновал полюс, и гото­во!., остается только удачно всплыть!., хотя вот насчет наше­го удачного всплытия у меня были большие сомнения... я себе его очень плохо представлял... Харраса я старался ни о чем не спрашивать... я заметил, что он поместил нас в самые нижние, резервные помещения... кроватей у нас не было, только громадные софы, вероятно, тоже из Лиссабона... ему же от нас было нужно, чтобы мы просто говорили с ним по-французски и еще исправляли его ошибки... в сущности, он и так говорил неплохо, но он хотел усовершенствоваться, совсем как Фридрих49...

— Друзья мои, я уже слишком стар, а эта война все длит­ся и длится... больше всего на свете я люблю Версаль! имен­но там мне бы и хотелось закончить свои дни...

Около полудня мы поднимались подышать воздухом, сно­ва наверх, к дневному свету, правда, ненадолго, и в сопро­вождении лейтенанта Отто... вместе с Бебером... небольшая прогулка, лавирование между мотками колючей проволоки... до бассейна у финской бани, откуда наши немецкие друзья

радостно машут нам руками... граната не омрачила наших отношений... разве они могли нас в чем-то заподозрить?., потом по тропинке обратно, след в след за лейтенантом Отто... памятуя о его предупреждении: всюду мины!., славный парк!., и flach не нужна! мы сами, своими силами тут такой трам­тарарам устроим!., мало не покажется!., завершив лавирова­ние по парку, мы возвращаемся в подземелье, по дороге об­мениваясь любезностями с барышнями-секретаршами... причем про фронт, самолеты или политику никто даже и не заикался!., только о Бебере и его причудах... поймал ли он еще крыс?., барышни, в свою очередь, рассказывают нам о людях, живших там, наверху, до войны... никого не осталось... из тех больших грюнвальдских семей... бомбардировки, раз­руха... стараясь изобразить хоть какую-то деятельность, я изъ­явил готовность просматривать телеграммы... Харрас не воз­ражал... в соседнем подвале... телетайп работал круглые сутки... два случая тифа у Тцара-Плово... одна желтуха в Са-ламине!.. в общем, ничего серьезного... особенно в сравне­нии с эпидемиями 17-го!.. примерно та же картина, по сло­вам Харраса, наблюдалась и в противоположном лагере, в стане врагов!., а ведь с ними были и Индия, и весь Ближний Восток!., и тем не менее, они тоже кусали себе локти!., поду­мать только, долины Евфрата!., да там еще во времена Мои­сея, стоило только начаться какой-нибудь крупной заваруш­ке, как тут же жуткая зараза обрушивалась на войска! а теперь и там, как я видел, «telescript: ноль»!., а сколько злобы, пер­вобытной всепожирающей ненависти и жажды мести ско­пилось к 18-му, но всего три-четыре залпа, и все успокои­лось! жажда порой бывает очень полезна... три бидончика воды!., и все тут же покрываются гноем!., а теперь хрен!., шакалы вцепились друг в друга мертвой хваткой!., милли­оны солдат в пустыне, и ни у кого ни в одном глазу! ни одного случая даже в смрадных оазисах и гнилых болотах! знаете, к какому неутешительному выводу пришли в «выс­ших эшелонах власти» Лиссабона... эти америко-русские англо-боши... «мы слишком много сделали прививок, эта война никогда не кончится»... и к сожалению, они правы! иначе Харрас не тратил бы все свое время на путешествия и покупку всех этих соф, подушек, одеял, и добротных хала­тов! а также этой снеди, ветчины, рийетов, цыплят в желе, которых хватило бы, чтобы продержаться в подвалах Gesundt еще сто лет... он любил порассуждать о тонкостях своей про­фессии... наши взгляды на природу эпидемий во многом

85

совпадали... просто не стало настоящих вирусоносителей!.. в этом все дело! войны разрушительны, спору нет, но, в сущ­ности, они ничего не решают!., микробы утратили к вам интерес?., горе вашим бедным батальонам! многочисленные конфликты обречены на полный провал... без микробов даже атомная бомба, уверяю вас, не сможет повлиять на исход войны... вирус тихонько подкрадывается к грозной армии, и вы лишаетесь своего командного состава, две-три недели, и все уже блюют, всех пробрало! души и кишки взывают к Миру! вот так все на самом деле и решается! это-то и имели в виду в Лиссабоне... а как еще развязаться с этим предпри­ятием?., напалм, газ, сера, — так, мелкие неприятности! по-настоящему крупной инфекции нигде не наблюдается! так что же остановит эту гнуснейшую из войн в 44-м?.. все на­копленные тысячелетиями вирусы куда-то подевались! мар­шалы способны еще больше разжечь пламя войны, вверг­нуть в нее весь мир, но ни один микроб им не подчиняется... всесильные правители могут сговариваться, подносить друг другу тонны пушечного мяса, целые города, провинции, ко­лыбели, больницы, пленных, горы трупов, действуя с не­слыханными доселе размахом и жестокостью, но и они не в состоянии остановить ни одну войну! без вмешательства мик­робов войну не остановить! миллионы и миллионы под ру­жьем, ждут приказа... а миллиарды блох бездействуют! два тифозника в Загребе!., одна ветрянка в Чикаго!., есть от чего прийти в отчаяние! даже в долине Вардара50, где последние двадцать веков не мог долго продержаться ни один завоева­тель, теперь все спокойно, ни одной дохлой крысы!., ни од­ного комитаджи51 в лихорадке... человечество здорово вля­палось... не маршалы и дипломаты диктуют условия мира, а вши и крысы... но они устранились!., ну а мы-то тут, я, Лили, Бебер и Ля Вига, тоже находились не просто так, наверняка, все уже было согласовано на самом верху! если и не в Пари­же, то уж в Берлине точно!., так что напрасно Харрас ходил вокруг да около, я видел, что он хочет мне сказать что-то еще... но все как-то не решается... тем не менее, три дня, проведенные в этих катакомбах, снова вдохнули в нас жизнь, и плевать мы хотели на telescript! сандвичи в избытке, мине­ральная вода, комфорт, мягкие софы, у каждого — по мах­ровому халату и, что самое главное, полный покой... но веч­но так продолжаться не могло... как-то, воспользовавшись минутой, когда из громкоговорителя доносились фанфары и «новости», Харрас шепнул мне...

Я предпочел не уточнять у него зачем... мы опять спусти­лись в свою камеру... и я сообщил Лили и Ля Виге, что зав­тра мы едем на экскурсию... мы были готовы ко всему... од­нако нам оставалось только гадать, что ему могло от нас понадобиться... может, решил избавиться?..

На следующий день к семи часам мы были уже на но­гах... он же сказал в семь... он собирался нас куда-то везти... хотя мы предпочли бы еще поспать... эта прогулка нас не особо прельщала...

А вот и Харрас, ровно в семь, при полном параде, в фор­ме, с кортиком, ордена, аксельбанты, сапоги...

— Вероятно, я смешон, коллега?., но там, куда мы едем, это необходимо! оооах!

Ему-то смешно!

— Вы что, собираетесь нас расстрелять?

— Нет! нет!., пока нет!

Ладно! поживем — увидим!., машина очень большая... не газогенераторная... на бензине!., он сам садится за руль... на дворе сентябрь... прекрасная погода... в сентябре у них за городом все окрашивается в красный цвет, все листья... и похолодало уже основательно... едет он не быстро... мы пе­ресекаем Грюнвальд, повсюду вдоль аллеи — развалины вилл... потом еще один парк... затем луга... и наконец, бес­крайнее серое поле... на котором, естественно, ничего не растет... оно все покрыто чем-то вроде пепла... не слишком привлекательный пейзаж!., два... три дерева... какая-то фер­ма вдалеке... рядом с ней крестьянин, который, как мне ка­жется, пашет землю... Харрас замедляет ход и останавлива­ется, он хочет нам что-то сказать...

— Друзья мои, сейчас я покажу вам древнее гугенотское селение... Felixruhe! это там по дороге, налево... вы не слиш­ком устали?., пять километров! не больше!..

— Нет!., нет!., нет!

Мы полны энтузиазма!., вперед к Felixruhe!.. дорога очень узкая!., его «мерседес» едва помещается!... однако добираем­ся мы стремительно... представьте себе нормандскую дере­вушку, вроде Маркувиля, но пришедшую в полное запусте­ние, на стенах и крышах не осталось живого места... все окна и двери заросли мхом и колючками... повсюду труха от со­ломы...

— Вот оно, гугенотское селение!

87

Путь дальше нам преграждает маленькая речушка, пере­браться через которую невозможно... мост слишком ветхий и явно не предназначен для машины... мы останавливаем­ся... и сразу же оказываемся в окружении толпы... люди по­вылезали изо всех щелей, с крыш, из хижин, с полей... ста­рики, преимущественно старухи, и множество ребятни... остальные, должно быть, в поле или же мобилизованы... все босиком... а сколько эмоций!., подходят... ощупывают ма­шину... стекла... Харрасу это не нравится... pfoui! pfoui! он предлагает им разойтись!., и вылезает из машины... мы все уже на земле... зачем он нас сюда привез?., не на экскурсию же?..

Он показывает нам сначала на восток, а потом на запад!

— А вы вот так!., с юга!., на север!..

В Грюнвальде на подобные обобщения он бы не решил­ся... даже в шутку... а здесь, судя по всему, он чувствовал себя куда раскованнее... как будто скинул с плеч какую-то тя­жесть... но какую?..

— А теперь, дорогие мадам и мсье, будьте так любезны, подождите нас немного... мне нужно кое-что сказать вашему мужу... эти поляки воры, но, к счастью, очень пугливы!., ждите нас в машине, и они не подойдут... а мы с вашим мужем немного побеседуем, пять минут, не больше!..

Я вынужден следовать за ним... с этими политиками все­гда так: я должен сказать вам пару слов с глазу на глаз... про­гуляемся!., а нравится вам это или нет... вас никто не спра­шивает...

— Ну и?

Я невольно смотрю на его огромный маузер... хотя эта пушка и является обычным атрибутом его наряда...

— Барышни, что ли?

— А как же! и микрофоны! не находили?

— Да я и не искал...

— Там всюду микрофоны! под столами!., подо всеми стола­ми!., и подо всеми креслами!

Мы не говорили ничего предосудительного, ни я, ни Лили, ни Ля Вига... а они-то все могли слышать!., но если уж на то пошло, что мы вообще могли говорить?., да ничего! разве что спрашивать друг друга, что они с нами сделают?., ничего особенного! абсолютно ничего... здорово мы все-таки вляпа­лись!., ну а сейчас куда он меня вел?., узкая дорога станови­лась все шире... почти проспект... таких в наших деревнях не найдешь... чувствуется размах!., а по бокам все те же полу­развалившиеся лачуги, ветхие и перекошенные... в окнах и трубах полно крапивы... очевидно, в них никто не жил... я спрашиваю у Харраса...

— Далеко еще?

Конечно, он был тучноват, но достаточно ловок... он же моложе меня...

— Какого вы года, Харрас?

— 1906-го, а что?

— Оно и видно!., видно!., вы превосходный ходок!

— Мы уже пришли! сюда!., сюда!..

Он показывает мне... на церковь... такую ветхую, всю в трещинах, как и все дома вокруг... судя по всему, ее не часто посещали...

— Взгляните-ка, Селин!

Я вижу над портиком... выгравированную дату... выгра­вированную на черном мраморном квадрате... 1695...

— Гугеноты, не так ли? а теперь здесь скоро будут рус­ские! пока поляки, но это только начало!., в конце концов, сюда явятся китайцы! переселение народов! ооах!..

— А микрофонов тут нет? Беспокоюсь я...

— Нет!., микрофонов тут нет! еще не установили! Харрас окончательно раскрепостился и почувствовал себя

туристом! в иные времена он вполне сошел бы за Перришо-на52...

— Взгляните на эту церковь, Селин, пятьдесят лет назад в ней молились по-французски...

У него есть ключ... но ключ не нужен... я просто толкаю дверь... мы осматриваем интерьер... сквозь стены церкви по­всюду просачивается свет... трещин больше, чем кирпичей...

— Когда я сюда приходил в последний раз, колокол был еще на месте, наверху, а теперь...

Я вижу, что колокол валяется среди скамеек... но бом­бардировки тут не при чем... дожди и время сделали свое дело... ничего достойного внимания здесь не осталось... раз­

89

ве что несколько черных и голубых надписей... строки псал­мов...

Здесь растут дикий виноград и плющ, они опутали коло­кол и кафедру...

— Вот!., мы посмотрели!., что же дальше? Спрашиваю я у Харраса...

— Теперь идем на кладбище!., там нам будет гораздо спо­койнее!..

Вот и кладбище, оно не в лучшем состоянии, чем цер­ковь... здесь нет цветов, только огромные колючие кустар­ники... много могильных плит, на них можно прочитать име­на... но они полустерты... мох, как губка, стирает имена... Харрас оглядывается вокруг... ах, вот например!.. «Ансельм Пренест»... «Николас Пардон»... рядом заросли крапивы... «Эльвира Рош Деррьер», а вот еще!.. «Феликс Робеспьо»!

— Именно он основал деревню! и построил церковь!.. Феликс Робеспьо!.. в Берлине их было слишком много!., уже тогда проблемы с жильем!., ооах!.. а там были и другие гуге­нотские деревни!., дальше! они тоже разрушены!

Он показывает мне вдаль... на север...

— Но туда мы не пойдем!

Эти деревни на севере... дорог больше нет... остались одни овраги... и колючие кустарники...

Мы садимся... надеюсь, теперь он начнет... это место дей­ствительно спокойное...

— Итак?

— Конечно, Селин, вы уже поняли... мне нужно вас как-то пристроить к делу... не только вас, вашего друга и мадам тоже...

— Думаю, вы слышали или читали, что в нашем Reich'e все должны чем-то заниматься... будь то на передовой!., или в тылу!., чтобы не допускать пересудов!., на некоторое время еще куда ни шло... вы к тому же больны, инвалид, вы просто отдыхаете... ладно!., ваш друг Ле Виган сумасшедший, то есть тоже больной, а вы его лечите... ладно!., для актера это нор­мально!., ваша жена за вами ухаживает... как вам это?

— Конечно, мой дорогой Харрас!.. но тогда нас всех от­правят в больницу?..

— Нет!., нет! вовсе нет! вы отправитесь на отдых... все втроем!., в одну из наших Dienstelle*... вот увидите, это наше так называемое «подразделение» недалеко отсюда, в ста ки­лометрах... сами понимаете, бомбардировки... все из-за них!., это на севере!., думаю, вам там будет хорошо, всем троим... это в ста километрах отсюда, на севере... в Цорнхофе... в небольшом замке... вы там немного развлечетесь!., барон-граф Rittmeister** фон Лейден! настоящий пруссак!., боль­ше, чем я! но в отличие от меня, законченный старый мараз­матик!... ему 74 года! так что ничего удивительного! полная деградация... страдает параплегией***! вы познакомитесь с его дочерью Марией-Терезой53... она пианистка! оба прекрас­но говорят по-французски! лучше, чем я!

— О нет! это невозможно, дорогой Харрас!

— Увидите сами! и полно поляков! больше, чем здесь! увидите!., повсюду!., да, забыл!., его сын! на ближайшей фер­ме, безногий эпилептик!., ооах!.. и еще невестка Изис, и внуч­ка Силли... безногий не говорит по-французски... однако там не только поляки, сами увидите!., русские тоже, за каждой свеклой!., женщины... мужчины... пленные... добровольцы... русские, само собой, дезертиры... «власовцы»... в общем, боль­шевики! коммунистические шпионы!., о, но лучше всего это наши bibelforscher'bi... знаете, что это такое?., «отказники от военной службы по религиозно-этическим соображениям»... вы все это сами увидите!., и берлинские проститутки, весьма опасные особы, все больные сифилисом в «третичной» ста­дии, уже неизлечимые... вы их тоже увидите, они работают на железнодорожных путях, но не в Цорнхофе!.. в Моорс-бурге, неподалеку... их там сотни!., там есть и коммунисты тоже!., и французские рабочие... эти самые яростные «анти­нацисты»!., вы им не понравитесь... с ними поосторожнее! как только узнают, кто вы такой... вам не поздоровится!., советую вам также остерегаться шефа нашего «Dienstelle»... Кретцера и его жены... я и сам не знаю, что за игру они ведут... когда-нибудь это выяснится... это совсем рядом с Моорсбургом! время у вас будет!., чтобы посмотреть Моорс-бург!.. его ведь еще не бомбили! там есть аптекарь, который тоже для меня не вполне понятен!., это город Фридриха II, где он заставлял маршировать своих людей!., держал их в

* Служебное подразделение (нем.). ** Ротмистр (нем.). *** Паралич обеих нижних или верхних конечностей.

91

ежовых рукавицах! ооах! он и город-то построил специально ради этого... там есть и площади для маневров, каждая раз­мером с Вандомскую, их там пять или шесть!., но вы не най­дете там ни отеля Риц, ни улицы де ля Пэ!.. ооах! своих слуг он приказывал бить хлыстом прямо там, посреди площади! за серьезную провинность их забивали до смерти!., дисцип­лина!., в промежутках он играл на флейте и писал Вольтеру письма в стихах... стихи плохие, но все же... вам там не будет скучно! вы поправитесь... в Моорсбурге есть небольшой му­зей... мадам фон Лейден вам все покажет, это жена безного­го сына... думаю, она попросит вас давать ей уроки француз­ского... о, она вовсе не уродина!., и не калека, как ее муж... сами увидите!., но здесь в Грюнвальде вам больше нельзя оставаться, это невозможно!.. Грюнвальд скоро опять начнут бомбить, а что будет дальше, я не знаю!., я буду часто приез­жать к вам в усадьбу... если, конечно, не помру!., ооах!.. у вас там будет все для работы... может быть, вы даже сможете практиковать... через пару месяцев... мы найдем для вас ка­кой-нибудь завод... через пару месяцев... а Ле Виган мог бы работать, к примеру, санитаром?

— Только никому ничего не говорите., ни своей жене... ни другу... я сам отвезу вас туда, послезавтра... в среду, в полдень... на машине!..

— Договорились, Харрас! все понятно!

Что за таинственность!., а может, он собирается отвезти нас вовсе не в Цорнхоф?.. я снова смотрю на кладбище, оно все заросло колючками... зачем он привел меня сюда?., ему что, здесь нравится?., возможно... именно по этой причи­не... есть что-то похоронное... во вкусах всех бошей... они в этом не признаются, но их туда влечет, тянет... я еще раз пытаюсь прочесть имена, скрытые под колючками...

— Уверен, что вы сами заметили, Харрас, ведь здесь в основном женщины!..

Да, Харрас, как и я, это заметил...

— Думаю, основной причиной в то время были роды!., то же самое наблюдалось в Соединенных Штатах... у Айшеля есть очень интересная работа на эту тему... вы знали Айше­ля?

Знал ли я Айшеля!.. этот государственный чиновник из Нью-Йорка в свое время был большим поклонником Бальзака...

— Он написал очень интересное научное исследование на тему женской смертности в штате Нью-Йорк в конце XVIII века... Айшель!.. вы его знаете?

— Конечно!., конечно, Харрас!

— Тогда на одного мужчину приходилось в среднем три женщины... это нормально для того времени... все мужчины женились по три... четыре раза... вполне нормально для того времени!., в Нью-Йорке или в Берлине... а тех поляков из Félix здесь не хоронят, у них есть свое кладбище...

Он протягивает руку.

— Там, на востоке!., далеко!., но мы туда не пойдем!

Он указывает мне на рощицу в конце равнины... забав­но, как многие и многие жизни легко умещаются на кончи­ках пальцев... всего один жест... между небом и землей...

Он подытоживает...

— Ну вот, дорогой Селин, все решено... в среду, в пол­день!., и ни слова... никому!., ни единого слова!

— Могила, Харрас! могила!

Мне не совсем ясны причины этой таинственности, но ему виднее... стоит вам лишиться своего домашнего очага, как вы становитесь всеобщей игрушкой... все только и дела­ют, что развлекаются тем, что вас пугают и наблюдают за вашей физиономией... любое событие оборачивается загад­кой... поэтому я не совсем доверял Харрасу... эта странная поездка в Felixruhe? на кой хрен мы туда потащились?., ни­какой ясности!., просто прогуляться?., полюбоваться разва­линами этой церкви?., гугенотским кладбищем?., ради этого он так вырядился, нацепил свой револьвер 31 калибра, ви­тые шнуры, аксельбанты, три свастики?., чтобы сообщить мне это?., про Цорнхоф?.. что мы должны туда переехать?., наверняка, это жуткая дыра!., и люди, конечно, еще более злобные, чем здесь... кроме того, он меня сам предупредил насчет узников-«сопротивленцев»... весьма многообещающе!..

— Ты еще многого не знаешь, но все уже предусмотрено! осторожней!., ты попался! все схвачено!..

Вот о чем я думал! но вслух я этого не говорил, я вообще ничего не говорил... я просто слушал Харраса... говорил он...

— Вот! мы осмотрели Felixruhe... а сейчас нужно снова закрыть церковь... хотя, может быть, это лишнее?

Она все равно была открыта со всех сторон... со всех! крапива и дикий виноград заполнили интерьер, покрыли все скамейки, колокол...

93

— Скоро о таких старых церквях начнут снимать филь­мы! тогда их и отремонтируют! propaganda! propaganda! ооах!

— Те, что придут после нас! главные места для проведе­ния пропаганды! это церкви! даже для материалистов! атеи­стов!., вот чего нам так не хватает: серьезных атеистов!

— Они появятся, Харрас! появятся!

— Хотелось бы мне посмотреть, как русские будут пере­воспитывать китайцев! заставят их поднимать колокол на­верх!..

— Вы все увидите, Харрас! увидите! обязательно увидите!..

Я для него как подкрепляющее средство, я ведь опти­мист!., я снова пытаюсь вставить ключ... он проворачивается вхолостую... этот ключ уже отслужил свое! как и церковь... в ее стенах столько щелей... что и бомбы не нужны!

— Она едва держится, Харрас!

Ну, похоже, на сей раз все... он сказал мне то, что хотел... в среду мы переезжаем... хорошенькая история!., секрет?., но почему?., он молчит... мы возвращаемся по другой тропин­ке... не по той, по которой шли сюда... почему?., направляем­ся к его тачке... она достаточно громоздкая, такую стащить непросто!., а, вон и она в конце тропинки... нет! самой ма­шины не видно, она вся, сверху донизу, облеплена людьми, огромное скопление ног и задниц, настоящее нагроможде­ние... даже на крыше машины!тг-тея-Felixruhe влезла на эту машину! сейчас они ее,сожрут!., теперь моя очередь смеять­ся! оказывается, он нарочно вырядился в сапоги, аксельбан­ты, изображая из себя путало в золоте и серебре, чтобы за­ставить их всех держаться на расстоянии! магия власти! привет!., они все просто спрессовались!., их полно на кры­ше, на капоте и на колесах... а там внутри Лили, Ле Виган, и Бебер... я зову... два раза...

— Лили!.. Лили!..

Она мне отвечает... сквозь взрывы смеха... вокруг полно ребят!., они все хотят посмотреть на Бебера... сгорают от не­терпения...

— Пепер!.. Пепер!..

Нам даже не подойти... и вдруг все резко меняется!.. Хар­рас, не говоря ни слова, достает свою пушку... свой здоро­венный маузер... и птаф! птаф!.. начинает палить в воздух! выпускает всю обойму! а вот теперь они улепетывают!., ну и драпают же! маленькие! большие! Харрас по-прежнему мол­чит... еще одна обойма!., снова в воздух!., птаф!.. Харрас не