г. «Ветер пью, туман глотаю…»

2005 г. «Ветер пью, туман глотаю…»

…В обширной пелене густого тумана, покрывающего неспокойный Тихий океан, звенит резиновая моторка. Мы мчимся в полном отсутствии видимости часами, ориентируясь по моему спутниковому навигатору в надежде проскочить между Урупом и небольшими островами Таира.

Итак, моя геологическая жизнь, полная превратностей и маленьких приятных неожиданностей, продолжается.

Я ещё мальчишкой мечтал побывать на Курилах, а когда нашёл в Амурской области в таёжной хате довоенных лет подробный атлас Сахалина и Курил, то поверил, что это – судьба. Перелистывая его потрёпанные страницы, с интересом всматривался в очертания островов, заливов и вулканов. В их названиях, оказывается, много, кроме русских, английских, французских, китайских, японских, айнских и голландских слов. И вот, во второй раз оказался в этих экзотических краях, для продолжения дальнейших исследований Урупа.

На Сахалине оказался в начале лета, в том году на удивление тёплого. Из Южно- Сахалинска совершил до выезда в «поля» две поездки: первую – на лесную дачу с сауной на узком, холмистом полуострове Баян между солёными озерами Изменчивое и Большое Тунайча и вторую – в район посёлка Песчаное на Анивском заливе.

На заливе Анива (по-айнски «Среди гор») в безветренный пасмурный денёк получилась у нас с директором и главным инженером отличная рыбалка на камбалу. Берег залива плоский и обширный, дно отлогое и песчаное, и поэтому до глубины в пять метров надо плыть не менее пятисот метров. Для ловли используется удочка типа спиннинга с катушкой. К леске подвязывается два довольно крупных крючка с наживкой из варёного кальмара или нарезкой из рыбы. Трудно сказать, в чём тут было дело, но поклёв был отменный, и вряд ли проходила минута после заброса, как вытягивалась очередная рыбина или сразу две. За пару приятно-волнующих часов мы втроём наловили килограмм тридцать пять; кроме камбалы цеплялась крупная корюшка и головастые серые бычки с огромной розовой пастью.

Первый же мой заброс зацепил за лапу большого камчатского краба, которого вытащить оказалось довольно несложно ввиду его пассивного поведения. В лодке краба лучше перевернуть вверх ногами, чтобы он не бегал туда-сюда, пытаясь выбраться. Камбала оказалась двух видов – более распространенная палево-серая с белым полупрозрачным брюхом, и покрупнее, тёмная шипастая, с еще более нежным мясом. Камбалу лучше всего запекать в духовке с луком и майонезом, а желтовато-вишневые крабы кипятятся всего две-три минуты и становятся ярко-красными. Самым вкусным у них является мясо из первой фаланги ног, а, кроме того, съедобной является мелкая икра и желеподобное вещество из панциря.

До острова на этот раз добирались на крупном и довольно комфортабельном катамаране «Искатель-4» польской постройки. Оба корпуса катамарана имеют низкую осадку и «утопленные» в днище винты для того, чтобы можно было подойти поближе к берегу. В рубке катамарана установлена самая современная навигационная аппаратура; маршрут корректируется по GPS и фиксируется на экране компьютера.

В середине июня мы снова очутились на Урупе. Кроме своего названия по-айнски «Лосось», место это называлось в разное время остров Надежда, Компанейская земля, о. Ольховый, о. Александра Первого, и о. Восемнадцатый.

После двух небольших и вполне благополучных выбросов в район реки Скоба южнее лагеря, мы с мотористом Ивановичем на «Бомбарде» проследовали в район залива Наталья на западное побережье, остановившись по дороге в геологическом лагере на ручье Туманном на северо-востоке острова и в бухте «Десантной» на Охотской стороне.

Вдоль ручья Туманный сохранились фрагменты довоенных ещё дорог, а в одном из береговых обрывов я обнаружил остатки изрядно проржавевшего танка и рядом медные гильзы от снарядов 1943 года выпуска с иероглифами – напоминание о том, что самый восточный фронт страны проходил именно по этим местам.

За самым северным мысом Кастрикум, словно от взмаха невидимых огромных крыльев, внезапно пахнуло тёплым воздухом. Волнение стихло, и мы оказались на Охотской стороне с ее туманными размытыми серо-голубоватыми пейзажами, словно писанными акварелью по влажной бумаге.

В бухте Десантной находится оставленная в настоящее время застава пограничников, размещающаяся в уютной лощине среди крутых холмов. Застава представляет собой периметр из казармы, складов, бани и других помещений. В центре посёлка находится заросший травкой плац с памятником погибшим в боях матросам. Место это выглядит обжитым, а потому не совсем «курильским». Когда-то здесь находилась японская деревушка с рыбоконсервным заводиком. Местное население пробовало оказать сопротивление нашему десанту. Следы тех событий в виде артиллерийских снарядов до сих пор вымывает море из прибрежных песков.

Залив Наталья, самый большой и живописный на острове (в поперечнике около 10 км) был назван так по имени брига «Святая Наталья», который в 1780 году был выброшен на берег цунами. С севера на подходе к нему высятся циклопические каменные ворота – скалы Якорь и Палец, а плоские островки во внутренней части облюбовали тюлени. Глядя на приближающуюся лодку, они начинают заметно нервничать, беспокойно вертя глазастыми мордами, а потом начинают сыпаться в воду один за другим.

С юга залив замыкается «непроходами» в районе вулканического массива у мыса Шаутен, который выдается в море огромной «лапой» с «когтями»-скалами, под которыми прибой выточил гроты. Крутые склоны гор здесь уходят в умопомрачительную высоту. Из узких ущелий со склонов вулканов устремляются вниз мутные желтоватые сернистые потоки, окрашивающие море у берегов в нефритовый, ярко-зелёный или бирюзовый цвета.

Берега залива представлены галечными пляжами или причудливой формы скалами, сложенными вязкими базальтовыми гиалокластитами; местами вдоль морской террасы тянутся барикады из брёвен, заброшеными зимними штормами на шестиметровую высоту.

В Натальинском лагере существовал «пирожковый матриархат», лучший из мне известных. Женщины внимательно следили за чистотой на кухне и разнообразием питания. К столу часто подавалась свежая красная рыба; кроме того, молодая специалистка Оля мастерски ловила окуней и сама же их жарила.

Натальинский лагерь находился на террасе у подножия живописной группы современных вулканов. Отсюда суждено мне было совершить несколько походов – первый из них в район реки Луговая и вулкана Три Сестры.

Но невзлюбили меня, наверное, эти Три Сестры. Во всяком случае, нормальной погоды всё время не было, в первом же маршруте мы сильно промокли, да и лагерь у нас оказался в неудачном месте. Встали мы рядом с высоким обрывом лахаровых (грязекаменных) вулканических отложений, и насыщение этих рыхлых образований дождевой водой вызвало ночью обрушение с неприятным грохотом крупных валунов, каждый из которых мог запросто прикончить нас в палатке. Кроме того, море сильно разыгралось, и штормовая волна с силой пару раз так ударила по моей «норке», что я «поплыл», распрощавшись с возможностью провести ночь в тепле и сухости.

Прошлогодний лагерь на Луговой я нашел сильно разрушенным зимними штормами и заросшим высокой травой. В условиях агрессивной сырости Курил следы пребывания человека быстро исчезают – ржавеет металл, истлевает дерево. По этой же причине сушка одежды занимает ощутимую часть времени. Но радует, что с каждым годом снабжение сахалинских геологов улучшается – водоотталкивающими костюмами типа «Лоцман», лёгкими, быстро сохнущими пуховыми спальниками, палатками и объемными усиленными рюкзаками фирмы «Normal».

На самом высоком на острове хребте Криштофовича нам удалось добраться до взрывной кальдеры Ивао. Мои рабочие прозвали эту площадь «убойной» из-за её на редкость отвратительной проходимости.

Это своеобразный островной «затерянный мир». Путь к нему со стороны побережья преграждают высокие водопады, преодоление которых является опасным искусством; с противоположной стороны высятся гигантские отвесные стены высотой до семисот метров. Путь туда по ущелью длиной всего четыре километра стоил нам девяти часов упорнейшего труда. В самой кальдере на дне её преобладает мелкосопочник, перемежающийся с ровными травянистыми полянами и озерцами. Моей задачей было изучение разреза стенок кальдеры, взбираться на которые следовало крайне осторожно. В один из дождливо-туманных дней там мимо меня с грохотом пронесся камнепад, да и самому на крутом обрыве можно было запросто улететь в ущелье примерно с той же скоростью. У меня было несколько подобных случаев «на самой грани»; в глубинах души до сих пор живет неприятное ощущение – тот всплеск отчаяния, когда скользишь к краю обрыва, и зацепиться не за что.

Породы на стенках и в днище гидротермально изменены, местами бьют кисловатые источники, выносящие железо, которые осаждается на стенках ручьев и на каскадах в виде обширных рыжих и чёрных гофрированных корок лимонита с сильным стеклянным блеском.

В августе я предпринял поход на «живой» вулкан Берга, получившего свое название в честь известного советского учёного-географа. Для того чтобы достичь его, необходимо подняться по заваленному глыбами ущелью реки Весёлой, потом миновать зону полутундры и выйти на чистое, засыпанное пемзой желтовато-оранжевое вулканическое плато на высоте более тысячи метров над уровнем моря.

Вечером, после дня активного подъёма я оказался на краю огромного круглого провала – взрывной кальдеры диаметром полтора километра в поперечнике, внутри которой разместился конус вулкана Берга. При образовании этой кальдеры в считанные мгновенья несколько миллионов кубических метров горных пород были превращены в пепел, обломки и пыль, выброшенные чудовищным взрывом на невероятную высоту; всё живое в округе наверняка было уничтожено на площади в сотни квадратных километров.

С обрыва хорошо видны окрестности массива из трёх современных вулканов, среди которых заметно главенствует Колокол («Уруп-Фудзи») с его правильным конусом и крутыми зелёными склонами. В эти предзакатные часы солнце окрасило верхушки гор и снежники на склонах в красноватые цвета. Нижняя часть небесного свода бледно розовела, оставаясь выше прозрачно-голубой. Кромка берега Охотского моря далеко внизу тонула в тумане. Штиль, тишина – только иногда рядом слышен негромкий свист крыльев стрижей, во множестве летающих над громадной чащей кальдеры. Пейзаж вокруг выглядел и резким, и размытым, и конкретным, и абстрактным, и блеклым, и ярким – в закатной игре света, полусвета и полутеней.

Внутренний конус чем-то напоминал по форме округлый растрескавшийся серо-сизый каравай, был по виду небольшим, словно сгорбленным, и даже не доставал по высоте стенок кальдеры. Впечатление это было, однако, обманчивым – при высоте около двухсот метров поперечник вулкана достигает шестисот метров.

По крутому слоистому двухсотпятидесятиметровому склону-обрыву с риском для жизни я опустился на дно кальдеры. Риск, стати, весьма ощутим, так как стенки её состоят из слипшейся непрочной пемзы, с верхним тонким рыхлым слоем. Он коварно скользит под ногами, и стоит неловко оступиться, как на огромной скорости вы, калечась, полетите вниз, не в состоянии за что-нибудь зацепиться.

На западном склоне вулкана находится провал, из которого вытекает резко-кислый на вкус ручеек. Пройдя по нему, я обнаружил две старых жерловины метров по двадцать пять в диаметре с плоскими шлаковыми днищами. Третья оказалась современной – диаметром около 60 метров, трубообразной формы, с вертикальными чёрными стенами высотой 50-60 м. Дно этого кратера было почти плоским, засыпанным шлаком и пеплом, с многочисленными воронками в обрамлении холмиков ярко-жёлтой серы, через которые с гулом на высоту в триста метров вырывались султаны горячего пара.

Вулкан ворчал и гудел, от него исходило отчётливое ощущение опасности. Создавалось впечатление, что где-то на глубине в его недрах работала большая фабрика. Вот она, «пасть дьявола» с её зловонным серным дыханием – зрелище впечатляющее и зловещее, канал в преисподнюю, в глубины Земли в десятки километров, редкий и гипнотизирующий феномен Природы.

Обойдя конус по периметру, я обнаружил два окаймляющих его ущелья. В одном из них на дне пропасти в клубах пара с шумом вырывался ручей кипятка. На противоположном склоне по этому же направлению из трещин-фумарол в горячих скалах в розочках серы с шипением и гулом вылетали раскаленные газы.

Вулкан извергался пеплом и шлаками незадолго до нашего приезда, скорее всего в конце весны или начале лета. Поскольку событие выглядело как, возможно, единственный взрыв-выброс, то и осталось в этом удаленном краю туманов и облаков незамеченным. В этом году вулкан Берга заметно активизировался и будет, несомненно, извергаться вновь.

На обратной дороге на Лидино из-за бушующего океана довелось несколько дней пожить у хлебосольных маячников, живущих в крошечном посёлке из каменных домиков на северной окраине острова. Вся жизнь этих людей протекает в холодном тумане на перекрёстке всех ветров. Основной достопримечательностью здесь является красновато-бурый маяк – внушительная каменная башня метров 25 высотой, со стеклянной кабиной под куполом наверху. Маяк относится к военному ведомству – два раза в год к нему подплывает корабль с топливом и продуктами.

В районе залива Бархатный мне предстояло пройти сквозными маршрутами вдоль рек Банка и Лопуховая. Первая из них оказалась речкой с «характером», в чём мы и убедились, попав в её верховья на выброс. Долина этого водотока узкая, и любой дождь превращает русло в бурный поток по грудь глубиной, перейти который совершенно невозможно.

Спасаясь от наводнения, мы вышли к устью Банки, которая буквально за считанные секунды вздулась на глазах во много раз. Последний километр пришлось продираться под дождем по хребтику четыре часа ввиду его кошмарной стланиково-бамбуковой непроходимости.

В низовьях эту зловредную речку так и не удалось перейти. Я попытался это сделать с помощью веревки, привязанной к дереву, но был быстро сбит с ног мощной струей. Ноги горизонтально болтались в холодной воде, а сверху меня придавило тяжёлым и намокшим рюкзаком. Буро-пенистый холодный поток злорадно трепал моё измученное радикулитом тело, словно флюгер, и я почувствовал, что силы быстро оставляют меня… Едва выкарабкавшись на четвереньках обратно, поставил в высокой траве палатку и мгновенно уснул там в сыром спальнике холодным и голодным.

В узкой долине Банки великий камнерез вода выточила многочисленные фигурные желоба и глубокие котловины. Особенно замечательно у неё получаются глубокие округлые котлы высверливания (камнями) в скальном русле до двух метров в диаметре.

Река Лопуховая является как бы антиподом Банке. Это самая медленная речка на острове с широкой красивой долиной и хорошей проходимостью. В малую воду красную рыбу здесь прекрасно видно, чем и пользуются многочисленные орланы, устраивающие на берегу оргии с выклёвыванием рыбьих глаз. Горные породы, слагающие бассейн этой реки, несколько отличаются от других на острове своим светлым обликом и повышенной карбонатностью; и дно, и косы на речке выглядят поэтому светлыми, почти белыми. Когда бредёшь по её мелководью в яркий солнечный денек, кажется, что речка «хохочет» сеткой золотых бликов на придонной гальке, и настроение от этого быстро улучшается, и даже самые угрюмые мысли быстро рассеиваются. По Лопуховой некогда проходила пологая удобная тропа на восточное побережье – Токотанский («Селение у озера» по-айнски) залив.

В районе мыса Хива на северо-востоке острова нам повезло – в устье реки Ущельной оказался небольшой дощатый браконьерский домишко, обитый толью, со старой цилиндрической чугунной печкой. Под осень он оказался прекрасным подарком Судьбы – и впервые за много месяцев и сапоги, и портянки были у нас постоянно сухими.

Речка Ущельная с её большим водосбором и узким скалистым руслом в низовьях оказалась настоящей природной «пушкой», стреляющей опасными паводками.

Мыс Хива с прекрасным обзором во все стороны представляет собой плоское платообразное пространство, перекопанное старыми военными траншеями. Мыс сложен гиалокластитами – своеобразными породами, образовавшимися при извержении вулкана в подводных условиях. Раскалённая до температуры в тысячу градусов базальтовая лава образовала большие обломки, которые обволакивались и цементировалась стекловатым лавовым материалом на манер снежных комьев.

От мыса на юг тянется самый обширный на острове пляж длиной километров восемнадцать, где полого набегающие на берег волны, словно старое тусклое зеркало, отражают плывущие выше облака. Это отлогий пляж мог бы вполне заслуживать название «Берега скелетов» из-за трупов и костей китов и касаток, по каким-то причинам выбрасывающихся именно на эти пески.

В этом году мы испытали на себе два не связанных между собой природных явления.

Во-первых, настоящее нашествие бурых крыс, добравшихся до наших продуктовых запасов и прогрызших всё вокруг. Обычно, из года в год их количество значительно меняется; они мигрируют к устьям рек во времена хода рыбы в надежде поживиться её остатками и могут обосноваться в районе лагеря геологов. Животные эти прекрасно плавают и даже ныряют, отличаются хорошей памятью и, кажется, не особенно боятся человека.

Во-вторых, участилось количество довольно ощутимых землетрясений, которые дают о себе знать или резкими толчками, или чувством, что где-то рядом под тобой с грохотом проносится электричка; обычно содрогания почвы сопровождаются быстро затухающим гулом.

Перестройка рельефа, связанная с неотектоническим подъёмом острова, продолжается буквально на глазах – сходят оползни, врезаются в скальный грунт реки.

В начале ноября на знакомом нам уже катамаране вышли обратно. Дорога получилась не прямой, а в виде круиза – вдоль западного побережья острова Итуруп и восточного – Кунашир.

Итуруп является самым большим из Курильских островов. Его серо-буроватые гористые пейзажи с глубокими каньонами проплывали мимо нас около шестнадцати часов. Из всех красот Итурупа наиболее яркое впечатление оставляет красавец-вулкан Атсокупури – «Противостоящая гора» – правильный конус-громада, словно выросший прямо из моря. По крайней мере, он так выглядит со стороны. В действительности, с Итурупом он соединен низким перешейком. Вулкан сохранил остатки жерловины, обращенной к морю, с морской же стороны виден огромный серый шлаковый шлейф.

На третий день нашего путешествия к вечеру в ослепительном сиянии заходящего солнца появился бледно-фиолетовый контур северных берегов Кунашира и его грандиозное украшение – величественный Тятя, «Старик-гора», вулкан на вулкане.

В Южно-Курильске в хорошую ноябрьскую тёплую ещё погодку около суток постояли на рейде и у пирса. С рейда открывается вид далеко в две стороны: на севере на вулкан Тятя, на юг – на посёлок Горячий Пляж и парящие столбами у подножья вулкана Менделеева «Докторские» источники.

Небольшой, состоящий преимущественно из двухэтажных домов Южно-Курильск разместился на полуострове, образованном древним плоским лавовым потоком. В последнее время в нем выстроили две церквушки, а у пирса пришвартованными среди прочих кораблей можно увидеть два новеньких судна с надписью по-русски: «В дар от японского народа».

Обогнув Кунашир с юга, мы нешироким проливом Измены попытались пройти севернее в Охотское море и шестого ноября оказались близко у берегов Хоккайдо, прижаться к которому нас заставил довольно сильный шторм. Хоккайдо в этой части гористый, местами даже высокогорный, в виде длинного полуострова вулканического происхождения. В горах повыше сохранились снежники, пролежавшие там всё лето, ниже крутые склоны сплошь покрыты широколиственно-еловым лесом. Берега обрывисты и местами скалисты, вдоль узкой прибрежной полоски тянется дорога и почти непрерывно в строчку – аккуратные деревушки и городишки с небольшими светлыми домами, ярко-зелёные поля террасами, склады, волноломы и прочие строения. В пробегающих над горами дождях загорались радуги, вблизи тёмно-синее море покрывали узоры взбиваемой ветром пены. Полюбоваться этими экзотическими пейзажами нам довелось несколько часов, до прибытия военного судна береговой охраны, которое, демонстративно расчехлив пушку и пулемёты, вытеснило нас из японских вод.

Места пролива изобилуют дельфинами, которые часто по нескольку особей несутся впереди под самым килем корабля, иногда выпрыгивая на поверхность.

Непогода и сильное волнение затянули наше плавание, и только на девятый его день на горизонте показался Сахалин с его горами Тонино-Анивского хребта с наиболее высокой вершиной Крузенштерна*.