«Голоса из убитого детства»

Всего, на территориях подконтрольных гитлеровцам, содержалась в концлагерях, лагерях смерти, тюрьмах 18.000.000 человек. Из них более 11 миллионов были уничтожены. Среди погибших - 5 млн. граждане СССР. Каждый пятый узник был ребёнком (существуют более страшные цифры: «содержалось более 20 миллионов человек из 30 стран мира, 12 миллионов не дожили до освобождения»). Ни в одной войне так не страдали дети. Фашизм не признавал возрастного различия. Насильно разлученные с родителями, угнанные далеко от родных мест, упрятанные за колючую проволоку, они тысячами гибли от голода и болезней, от псевдомедицинских экспериментов и принудительного донорства. Только в Саласпилсе у детей выкачано 3500 литров крови. За каждой каплей крови - человеческая трагедия.

Наш класс в течение нескольких лет поддерживает связь с существующей в городе Кеми общественной организацией бывших несовершеннолетних узников концлагерей принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в период Второй мировой войны. Эта организация была основана в 1999 г., она насчитывала тогда 75 человек. Председателем организации была сначала Р.И. Мишарина, а сейчас В.Г. Анисимова. Разработан устав организации, план работы, составлена картотека, подготовлены документы для регистрации, получено свидетельство. Установлен тесный контакт с управлением социальной защиты г. Кеми, пенсионным фондом. Существует такая организация не только в Кеми, но и в других городах Карелии. Так 11 октября состоялась встреча общественных организаций ветеранов Великой Отечественной войны и труда городов Беломорска и Кеми по обмену опытом работы.

Каждый год 11 апреля в День бывших несовершеннолетних узников концлагерей принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в период Второй мировой войны собираются они, чтобы вспомнить, встретиться друг с другом, порадоваться сегодняшнему дню. Бывая каждый год на этих встречах, мы не перестаем удивляться, как много в них оптимизма, жизнелюбия и стойкости. Мы впервые встретились, когда учились в 5 классе. Нас поразил рассказ Пономаренко Леокадии Ивановны о тяжелых испытаниях, выпавших на долю тогда еще мальчишек и девчонок. У взрослого человека есть оружие, чтобы защищаться, а у них только широко распахнутые испуганные глаза маленького человечка, впервые столкнувшегося с ВОЙНОЙ. С каждым годом малолетних узников концлагерей все меньше и меньше. А так важно, чтобы их воспоминания, живые свидетельства остались с нами как уроки истории и как предупреждение.

Из воспоминаний Анны Степановны Парамоновой: «Когда началась война, мне было 6 лет. Жила я с родителями в д. Буда Гомелевской области. Хорошо помню, как немцы заняли деревню. Наезжали, грабили, увозили все съестное. Мы думали, что всех расстреляют, но нас погнали по дороге. Было это в мае 1943 года. Мы оказались на территории, огороженной колючей проволокой, держали там 3 дня. Сестренка моя десятилетняя с подружкой как-то через проволоку пролезли и побежали. Часовые открыли стрельбу из автомата, и девочки упали в яму. Мама бросилась к ним, но ограждения не пускало. Мы думали, что сестру убили, а ее Бог уберег. Она осталась жива, скиталась всю войну, потом нам удалось ее разыскать, сейчас она живет в Белоруссии...

После трехдневного заточения нас отправили на железную дорогу. Детей сразу погрузили в товарный вагон, а матерей проверяли, здоровы ли. Больных не брали. Мама моя была с двухгодовалой сестричкой на руках, у нее признали болезнь сердца, но и тут нам Бог помог: часовой ее пропустил в вагон, и мы снова все вместе: я, мама, брат и младшая сестричка. Повезли в Германию. Без еды, без воды. Прибыли мы в г. Бауцен. Подъехали грузовые машины и развезли нас по разным хуторам. У одних хозяев оказалось 5 семей, в том числе и наша. Хозяйство большое: огромный дом, много хозяйственных построек. Матери со старшими детьми работали день и ночь. Меня, восьмилетнюю, тоже гоняли грязь убирать, полы мыть. Кормили очень плохо: ни хлеба, ни картошки мы не видели. Давали только сухой горох, мы его размачивали в воде и ели. Жилось очень тяжело. Маме было 34 года, а выглядела она как 70-летняя старуха, а мы - как скелеты. Обращались с нами ужасно: таскали за волосы, пинали, когда гнали на работу. Такие мучения продолжались 2 года, с весны 1943 года до Дня Победы.

Из страшного места нас увезли американцы. Долго мы находились в больнице, месяца 2-3, кормили хорошо, но очень болели животы. Прибыли мы в родную деревню, а там ни кола, ни двора. Было построено 3 землянки. Нас пустили пожить в одну, где уже ютилось 3 семьи. Ни еды, ни одежды не было. Ходили, побирались, ели гнилую картошку. Детей много по дороге умирало. Потом перебрались в Западную Белоруссию, а затем в Карелию. В 1950 г. вся наша семья переехала в Медвежьегорский район. Все пошли работать на лесопункт, мне уже 15 лет было. В школе учиться не пришлось, вышла замуж, четверых детей родила и воспитала. В День Победы всегда плачу, воспоминания не дают покоя. Весной 1945-го мне исполнилось 10 лет, а детства-то у меня и не было, его отняла война...»

Детский труд нещадно эксплуатировали на военных объектах третьего рейха, на секретных заводах и полигонах, их использовали для проведения бесчеловечных медицинских экспериментов, брали кровь на нужды Восточного фронта. Лагерь ограждали два ряда колючей проволоки, тянувшейся на уровне выше человеческого роста. По проволоке проходил электрический ток, а ночью она была освещена густой сетью ламп. На караульных вышках были установлены сильные прожекторы, которыми можно было осветить весь лагерь. Эти воспоминания поражают не только своей трагичностью, но глубокой болью человека, на чью долю выпало столько горя.

Из воспоминаний Трифанова Романа Михайловича: «Во время войны, когда мне было 14 лет, пришли оккупанты и погнали подростков на станцию, погрузили в вагоны и повезли в Северную Францию, местечко Па-де. Во Франции я работал на заводе, выпускал ракеты. В доме жили по 10 человек. Кормили очень плохо: в день – 300 г хлеба. Выжить-то можно было, но угнетала неизвестность, живы ли их родители».

Вот так прошли три тяжелых года без права на детство. В 1944 г. пришли американцы и освободили их. Домой попали не сразу, до 45 года скитался по Марселю, работал на разгрузке американских судов. Когда попал в Россию, оказалось, что его родителей угнали в Германию. Они не думали, что останутся живы. Роман Михайлович, услышав всеми любимую песню «Катюша», плачет. Перед глазами оживает страшная картина: идущие по дороге пленные, доносившаяся, откуда-то издалека задорная мелодия Катюши и расстреливающие под нашу советскую песню падающих обессиленных людей фашисты.

В десяти топках, в каждой из которых есть только одна лежанка, можно было сжигать по две тысячи тел в день. В одну топку закладывали по несколько тел сразу, а если детских, то и того больше. Крематорий работал круглые сутки, не останавливаясь. В бараках – тонны того, что осталось. В одном уходящие вдаль кубометры обуви – мужской, женской, детской. А в другом – уходящие вдаль кубометры из волос. Это лишь та малая часть обуви и волос, которую нацисты, покидая лагерь, не успели отправить в  Германию… Голос дрожит, представить страшно, а еще страшнее вспоминать… Сколько же надо человеческих сил, чтобы об этом рассказывать!

Из воспоминаний Паномаренко Леокадии Ивановны: «Жила с родителями в Ленинграде. До сих пор помню страшные бомбежки в землянках. Когда пришли немцы, нас повезли в Германию. Путь был очень долгий, нас выгоняли из вагонов, проводили санитарную обработку. Когда приехали в Ровно родителей и детей хотели разъединить. Но нас не разъединили, нам помогла международная комиссия Красного Креста. Когда приехали в Дрезден, нас выставили на продажу, смотрели зубы, телосложение. Маме было 40 лет, но она выглядела на все 60, папа тоже очень плохо выглядел, мы с братом были словно скелеты. Нас никто не купил, потому что мы с братом были маленькие, худощавые, а Германии нужна крепкая рабочая сила. Далее нас повезли в Австрию, в города Линц, Вельс. Распределили по лагерям, везде находились недолго, везде заставляли работать. Вскоре американцы нас освободили и довезли до Львова. Жили в открытом поле и ночью появлялись бандеровцы, отнимали еду, одежду. Но однажды папа решил: «Если не выберемся отсюда – пропадем». Папа нашел лошадь, посадил нас и повез на железнодорожную станцию. Поезд уже стоял, был набит до отказа людьми. Пустовал лишь один вагон для особых лиц. Но нас, да и других людей пожалели, разрешили занять этот вагон. Кто стоя, кто сидя, доехали до Луги, до дома оставалось 54 км. Дальше хотели идти пешком, но тут нас окликнул папин знакомый и довез нас до дома.

Когда мы приехали домой, меня определили во второй класс, но мне было уже 13 лет, и за хорошую успеваемость и тягу к знаниям попросилась в 4-й класс». Закончила девушка школу с хорошими отметками, поступила в медицинский техникум, на санитарное отделение. В Кемь приехала по направлению. В железнодорожной санэпидстанции отработала 40 лет. Леокадия Ивановна уже 18 лет на заслуженном отдыхе. Ей 77 лет. Выглядит прекрасно. Бодра. Общительна.

Из воспоминаний Марии Федоровны Гребенюк: «Когда началась война, я жила на Украине. Мне было всего 14 лет. Во время облавы полицаи схватили нас – шестеро девочек и семерых мальчишек. Бросили на подводы и повезли на станцию, там погрузили в товарные вагоны. Погнали всех в Германию. Ехали долго, нас довезли до Баварии. В бане помыли, отвезли в лагерь, выставили на продажу. Мы плакали – не хотелось разлучаться. Один из баварцев выбрал меня и еще одну девочку, посадил на подводу, и поехали. Всю дорогу мы дрожали от страха – что с нами дальше будет? Нас с подружкой разлучили, страшно было оставаться поодиночке на чужбине. К счастью, мои хозяева оказались неплохими людьми: кормили, одевали, пусть и в обносках ходила, объедками питалась, но хоть не били. Я работала с утра до позднего вечера. Мне, маленькой, худенькой, слабой, нелегко было справляться с таким большим хозяйством, уже спустя годы врачи сказали, надорвала сердце. В 1945 г. нас освободили американцы, домой добирались на крышах вагонах. Начались новые испытания, не раз попрекали тем, что работала на немцев. Было очень обидно это слышать. В чем мы, дети были виноваты, если нас не сумели защитить, вывести подальше от войны. Несмотря ни на что, жизнь продолжается, я – на свободе. Обосновалась в Кеми, работала на железнодорожном транспорте, есть семья – сыновья, невестки, внуки».

Из воспоминаний Залеской Таисии Иосифовны: «Когда немцы начали подходить к нашей деревне, мама собрала все необходимое, сложила на тележку, меня посадила сверху и наказала брату и сестре: бегите в лес. Потом она нас искала, но так мы больше и не встретились, ее убили, расстреляли и отца. В лесу мы долго скрывались. Однажды немцы устроили облаву. Мы забросили себя снегом. Кто не спрятался, всех расстреляли. В лесу очень ослабли, было холодно и нечего есть. Тогда мы побежали в нашу деревню, но немцы всю деревню сожгли. Мы скитались от одного дома к другому. А тут еще бомбежки одолели, нас всех погнали в вагоны. Как только остановка, вызывают по очереди и расстреливают. Так доехали до Германии. Нас выгрузили и куда – то погнали. Вскоре увидели огороженную территорию – это был лагерь. Там мы и пробыли с 1943 по 1945 годы. Я работала на кухне, кастрюли мыла, картошку чистила. На кухне всем заправляла женщина – немка, сердобольная была. А вот комендант Освальд вредный был. Голодали мы очень. Проволоку перерезали и убегали за пределы лагеря, побираться. Освальду надоело заделывать дыру, как-то подкараулил меня, избил. И в яму с крысами бросил на три дня. Вот такое у меня было детство. В 1945 году русские нас освободили. О детстве, проведенном за колючей проволокой, стараюсь не вспоминать, ни с кем не делилась, тяжело это. Да и о чем рассказывать? О детстве, которого не было?»

Передо мной визитная карточка начала XX века: «Вячеслав Григорьевич Бельтюков. Председатель Поморского Отдела Архангельского Общества Изучения Русского Севера. Сумский посад». Небольшой листок бумаги, но как много он говорит о представляемом человеке. Из этой краткой информации сразу можно сделать вывод о месте жительства, образовании и социальном положении моего прапрадеда. Старые фотографии сохранили внешний облик моего предка: невысокий рост, статный, черноволосый, с окладистой бородой. Но более полные данные сообщает паспортная книжка, выданная 31 марта 1903 года.

Родился Вячеслав Григорьевич 15 марта 1864 г. в г. Архангельске. С 1903 г. жил в Сумпосаде Кемского уезда Архангельской губернии. Являлся Потомственным Почетным Гражданином. По вероисповедованию – православный. В отношении к отбыванию воинской повинности зачислен в ратное ополчение. Здесь женился на дочери сумпосадского морехода Якова Михайловича Воронина Александре. У них родилось четверо детей: Людмила в 1904 г., Антонина (будущая моя прабабушка) в 1906 г., Николай в 1915 г. и Вячеслав в 1919 г. По образованию Вячеслав Григорьевич - учитель. Преподавал в женской гимназии. Мы нашли фотографию учениц и преподавателей женской гимназии Сумского Посада, где изображены В.Г. Бельтюков и А.А. Каменев. Довелось Вячеславу Григорьевичу быть и секретарем Сумского Посадского управления. В 1913-1914 гг. открылось Сорокско-Карельское отделение Архангельского общества по изучению Русского Севера. Из «Отчета Архангельского Общества изучения Русского Севера за 1913 год», который хранится в фондах музея «Поморье» в г. Кеми я узнал, что Вячеслав Григорьевич был членом-корреспондентом Поморского отдела Общества г. Кеми и уезда. Вячеслав Григорьевич был образованным человеком. Заботился об образовании своих детей. Когда дети подросли, семья решила жить в Архангельске, чтобы дети могли обучаться в гимназии. Сохранились удостоверение, выданное 28 января 1917 г., удостоверяющее, что Антонина Бельтюкова – есть ученица приготовительного класса III Архангельской женской гимназии, и удостоверение, выданное Педагогическим Советом III Архангельской женской гимназии 26 августа 1917 года, что она обучалась в подготовительном классе и переведена в первый класс. Возможно, для сохранения семьи Бельтюковы вернулись в Сумский Посад. Все дети в семье получили образование.

Вячеслав Григорьевич очень любил своих детей, заботился о них. Сохранилось неотправленное письмо от 4.04 - 09.05. 1940 г. сыну Вячеславу, который служил в армии. В письме отец пишет сыну, что перенёс паралич и был на бюллетени, пишет с трудом, чувствует, что не придется увидеться. Письмо небольшое, но в нем отеческая любовь и забота о сыне. Вячеслав без вести пропал в 1942 г., а отца не стало в 1941 г.

Из статья газеты, опубликованной в газете «Советское Беломорье» за 1992 г., я узнал, что Вячеслав Григорьевич был главой в Сумпосаде до начала навигации 1918 г., а затем передал свои дела А.А. Каменеву.

После Октябрьской революции изменилась жизнь в России и в семье Бельтюковых. Моему прадеду, как человеку опытному в управлении хозяйственными делами, поручили организовать на островах Баренцева моря склады для приема, хранения и обработки рыбы – Мурманрыбтрест, Титовская фактория (село Титовка, Полярного района, Мурманской области). Кроме паспорта, эти данные подтверждаются другим источником – «Книга памяти: Поименный список репрессированных жителей Кольского полуострова, а также иностранных граждан, проживавших в мурманской области», изданной в 1997 г. в Мурманске. Тяжело читать строки о событиях 1930-х годов: «Бельтюков Вячеслав Григорьевич, 1864, г. Архангельск, русский. Мурманрыбтрест, Титовская фактория, счетовод; с. Титовка Полярного района Мурманской области. Арестован 4.03.33, ст. 58-10 УК. Осужден 15.04.33 Тройкой ПП ОГПУ в Ленинградском военном округе, 5 лет лишения свободы условно. Реабилитирован 21.04.89 Прокуратурой Мурманской области.

В 1930-е годы семья Бельтюковых переехала в г. Кемь. В последние годы пришлось работать бухгалтером в детском доме в г. Кеми, о чем свидетельствует страховое удостоверение от 15.03.1939 г. Умер Бельтюков Вячеслав Григорьевич в мае 1941 г. в возрасте 77 лет, похоронен на старом кемском кладбище.

Корни рода Бельтюковых уходят в г. Архангельск, в Соломбалу. Возможно, удастся найти новые сведения в архивах Архангельской области, ведь его жизнь до 1903 года (детство и юность) прошла в Архангельске. Сохранилось письмо от 20.04.1931 года из Соломбалы. Пишет его племянник Г.М. Лысцев, поздравляет с праздником Святой Пасхи и описывает, как изменился Архангельск, где давно не был Вячеслав Григорьевич: « город Архангельск сильно против прежнего видоизменяется, Вам теперь не узнать, старых домов остается мало, церквей только три: в городе одна и в Соломболе две и то кладбищенские, громадные дома растут как грибы, город превращается в столицу Севера…»

Мой дед, Клапотовский Алексей Арсентьевич, родился 22.11.1923 г. на Украине, в Николаевской области в селе Синюхин Бор. Рано остался без родителей, они умерли в 1933 г. от голода. Воспитывался в детском доме. Когда началась Великая Отечественная война, дед был семнадцатилетним пареньком. Молодых людей, юношей и девушек, с оккупированных территорий немцы отправляли в Германию. Так попали в Германию мои бабушка и дедушка (Клапотовские Алексей Арсентьевич и Ольга Трофимовна (Бачище), родилась 12.01.1922 г. в Белоруссии, в п. Крупки Минской области), там и встретились в 1943 году. Бабушка работала в трудовом лагере вольнонаемной на фабрике в г. Бремене. После освобождения англо-американскими войсками многие русские пленные боялись возвращаться на Родину, но бабушка и дедушка вернулись. Началась не простая жизнь на родине. После возвращения деда со службы решили поехать на заработки в Карелию. Жили в разных городах, но остановились в Кеми. Здесь жили и работали, вырастили пятерых детей.

Мой дед Леонид Валентинович родился 31.07.1923 г. в Сумпосаде Беломорского района. В 1930-е годы семья переехала в г. Кемь. Мой прадед Круглый Валентин Григорьевич родился в с. Шижне Сорокского района. Окончил высшее начальное училище в г. Кеми (1915 г.), затем Войскую лесную школу (1917 г.). Работал лесничим, инспектором лесов Кемского леспромхоза, старшим лесоводом. С 1947 по 1957 гг.- директор Кемского лесхоза. Его отец (мой прапрадед), Круглый Григорий Васильевич, был помощником капитана, а мать (моя прапрабабушка) Круглая (Булыгина) Анна Осиповна занималась портняжным делом на дому. Моя прабабушка Круглая (Бельтюкова) Антонина Вячеславовна окончила гимназию. Занималась воспитанием троих детей. Линия рода Бельтюковых принадлежала к мещанскому сословию, мужчины состояли на государственной службе. И мужчины, и женщины получали хорошее образование. Женщины занимались воспитанием детей. Октябрьская революция сравняла сословия людей.

Моя бабушка, Круглая (Ломова) Вера Григорьевна родилась в Кеми 25.09. 1931 г. в 17 лет пошла работать учеником бухгалтера в Кемское отделение Госбанка. Работала кассиром, бухгалтером. Награждена знаком "Отличник Госбанка", неоднократно награждалась за свой добросовестный труд Почетными грамотами. До пенсии работала главным бухгалтером Промкомбината. Была коммунистом, секретарем парторганизации. Мой прадед, Ломов Григорий Петрович, родился в Кеми в большой семье (8 детей). Семья занималась рыбной ловлей. На своих судах ловили рыбу в Белом море, Кандалакшском заливе, доходили до Баренцева моря. А ещё у прапрадеда Ломова Петра Петровича были олени. Семья жила зажиточно, в достатке на доходы от рыбной ловли, имели хорошие добротные дома (двухэтажный дом в Верховье). Прадедушка Григорий Петрович был инженер-товаровед НОД Х-9. В годы войны работал в отделе обеспечения на железной дороге. Григорий Петрович награжден медалью за добросовестный труд в годы Великой Отечественной войны.

Прапрадед Круглый Валентин Григорьевич работал в годы войны в Кемском лесхозе. Население занималось заготовкой дров. Лес был нужен и фронту, и тылу. Мой дед, Круглый Леонид Валентинович, в 1943 г. был призван в армию. Сначала был в учебном батальоне, а потом до 1944 г. воевал в стрелковом полку. Дважды был ранен. Награжден двумя медалями "За отвагу". После 1945 года был снова в учебном батальоне, затем служил в батальоне связи под Таллином и на Карельском перешейке. После войны был на разных работах. Моя прабабушка Ломова (Потькова) Ольга Андреевна родилась 21.07.1901 г. в семье рыбака. Наравне с мужчинами ловила рыбу. Выйдя замуж, стала домохозяйкой, воспитывала троих детей.

Поморское село Гридино, море… До чего же суровый край! Село вытянулось вдоль морского залива, спускаясь к берегу рядами амбаров и бань и громоздясь по скалам живописной россыпью домов. Дома располагались на практически лишенной растительности скале, террасами спускающейся вдоль скалистого берега залива, длина которого составляет около одного километра. Во всём ощущается атмосфера поморского села: в перевёрнутых карбасах, ожидавших на берегу начала путины, в огородах, прилепившихся на скальных уступах, куда землю приносили в корзинах, в бесконечных кострах дров. Даже крошечные дворики – сараи, пристроенные к домам, имели добротные дощатые полы. Ничего не поделаешь – климат.

Любой житель Поморья, а тогда все жители края были православными верующими, имел право завещать в случае своей смерти или часть своего имущества, или даже всё своё имущество целиком православной церкви. Все избы в деревне построены таким образом, чтобы фронтон смотрел на юг, на залив, что позволяло «ловить» крохи солнечного тепла в суровом климате Поморья с его нежарким коротким летом и долгой суровой зимой. Деревня раскинулась на голых скалах в одной из небольших морских бухт, на границе двух стихий - моря и суши, подобно большинству поморских селений. С открытого моря она едва заметна. Скалы, гранитные глыбы, в гигантских трещинах, с множеством миллионов морщин застывшие навсегда в тоске, таят в себе мудрость.

Легенда гласит, что в те далёкие времена, когда шло строительство железной дороги Санкт-Петербург – Мурманск, жители не смогли договориться со строителями о размере платы за то, чтобы провести дорогу вблизи села. По другой версии, наши предки сознательно отказались от такой возможности, руководствуясь какими-то своими глубинными мотивами. С одной стороны это создаёт немало проблем с доставкой людей и грузов в Гридино, с другой – обеспечивает сохранность и чистоту пейзажа. В Гридино записано предание о набеге «панов» на Прямой берег. В далеком прошлом, говорит предание, на Прямом берегу жили люди, была там церковь с огромным колоколом. Но вот набежали «паны», разорили и сожгли селение, пору­били много народу, а колокол утопили в море. Под колокол подвязали самую красивую девушку. В былые времена за ушко этого колокола рыбаки завязывали сети, но затем его замыло песком. Оставшиеся в живых жители разбежались по лесу, часть их осела на скалах; так и начало существовать Гридино. В начале 19 века на Белом море появились русские поселенцы. Их привлекал богатый промысел: на суше – пушнина и птица, на море – морская рыба, зверь и «рыбий зуб» – высоко ценившийся моржовый клык. Первыми пришли на Север древние новгородцы. Разные это были люди: и посланцы бояр и прочих богатых людей, и вольные ушкуйники, и «лихие люди», бежавшие от крепостного права и татарского ига. Населяли Гридино поморы, что значит «живущие по морю» – выходцы из Великого Новгорода, осевшие во времена Петра I по берегам Белого моря. А весь приморский район – Поморьем. Гридино, Гридинский, гридоне. Некоторые топонимисты усматривали в основе названия древнерусское слово «гридь», «гридин» – княжеский воин, телохранитель. Жители утверждают, что это место было избрано их предками для поселения как наиболее безопасное от на­бегов неприятеля, суда которого не могли близко подходить к берегу. В народной памяти и сейчас еще сохраняются предания о набегах интер­вентов, пытавшихся поработить Поморье. В постоянной борьбе с суровой природой севера складывались такие черты характера - как смелость, уверенность в себе, предприимчивость, самостоятельность. Жизнь на берегах «Студеного моря» в условиях сурового климата сделала поморов сильными и трудолюбивыми.

Старый помор Феоктист Тимофеевич Мехнин о прошлом села рассказывал: «Говорят, беженцы – новгородцы основали поселение. Вначале две али три семьи, а потом все расплодились, и деревня стала. Прилюбилось им место али что… А зимой тюленя били … Разные промыслы у нас тут заводили мужики: ямы выкапывали и соль варили, а соль – она была в цене… Лес кошелями сплавляли в Кереть на лесозавод купца Савина. В старину даже жемчуг в Гридинке добывали. Бабы и те промышляли: в куйпогу багрили лапугу…»

Село стоит «лицом к морю», из окон видны приливы и отливы. Удобств для жизни в этой деревне мало. Сколько ни старайся, на скалах тропинку не протопчешь, поэтому главная пешеходная деревенская дорога, представляет собой дощатый настил, то идущий вплотную к воде, конструктивно являя собою мост, то несколько отходя от моря, пролегая непосредственно по скалам. Дома расположены как бы в три яруса: первый ряд – на самом берегу залива, второй несколько выше; сюда удобно пройти по деревянной лестнице, установленной жителями, третий ряд – на более отлогом месте, за ним проходит тропа. Грунтовых дорог в деревне и вокруг нее нет. Посреди деревни "привольно раскинулось" крохотное озеро, единственный в селе естественный источник с пресной водой. Летом в озере полощут бельё, а мальчишки ловят ондатр. Для приготовления же пищи воду берут из колодцев. На небольшом возвышении у озера стоит старенькая деревянная церквушка (именно поэтому Гридино – не деревня, а село). На мысу – крест, который виден издалека, если подъезжать к деревне по морю. Он был поставлен, как «маяк» деревни, провожал тех, кто уходил в море, и встречал всех, кто приезжал в деревню. Дома «сработаны» из добротного круглого леса, просторные. Возле домов принято класть «крыльца» – деревянные настилы, а вдоль деревни для удобства передвижения – «мосты» (тесовые панели, соединяющие земляные бугры или валуны).

Гридоне издавна занимаются рыбной ловлей и добычей морского зверя, сбором морских водорослей, ягод и грибов. Жители Поморья – "жили от моря, кормились морем." Одним из видов для многих поморских сел и деревень в начале прошлого века был тресковый или иначе «мурманский промысел». Главным местом рыболовного промысла в 18-19 веках стало Баренцево море. Здесь ловили треску, сайгу, палтус, зубатку. Кстати, зубатку в пищу поморы не употребляли. Как и акула, она использовалась только для изготовления кожи. Для лова рыбы в море использовалась очень длинная снасть-ярус. Летом занимались ловлей белух – северного трехметрового дельфина белого цвета (поморы часто говорят «белуга», но имеют в виду не рыбу, а зверя).

Добывали «рыбий зуб» – драгоценную моржовую кость, высоко ценившуюся для различных поделок и украшений в Новгороде, Киеве, в заморских странах. Местный лов производился на тонях – специально оборудованных на берегу моря местах. Тоня обычно представляла собой приземистую избушку, сарай, там были вешала, даже конюшни, обязательно ледники, места для стоянки карбасов, обработки рыбы и т.д.

Рыбаки всегда смотрели на рыбные угодья как на свою собственность, поэтому старались не вредить рыбному промыслу, соблюдали заведенный исстари порядок, держали в чистоте места замета неводов, жильё. Вместе с отцами на рыбный промысел отправлялись мальчики-подростки 7-12 лет. Их называли зуйками. Они трудились на берегу – варили пищу, очищали снасти от тины, подвязывали крючки к ярусу, готовили наживку и принимали участие в обработке и засолке рыбы.

Суровые, трудолюбивые женщины-поморки занимались прибрежным ловом рыбы. Эта их черта сохранилась до сегодняшнего дня – море – их стихия; даже выйдя на пенсию - жить без него не могут. В поморских реках Кеми, Куземке, Гридинке издавна местные жители добывали речной жемчуг. Главной достопримечательностью Гридино является природа. Своеобразны берега Белого моря, то низкие, то гористые, обрывистые, песчаные или скалистые. Песчаные берега сменяются то россыпью валунов, то черной донной грязью с запахом сероводорода, так называемой «няшей». В самом Гридино и на сотню вёрст вокруг нет никаких промышленных производств, что чрезвычайно благотворно сказывается на экологической обстановке.

У поморов сохраняется традиционная устно-поэтическая и музыкальная культура, живым примером которой является старинная русская народная песня, занимающая немалое место в поморском фольклоре. Эти песни можно услышать при длительных переездах по морю на лодке, при сборе грибов и ягод в лесу; в прежние годы их пели на беседах за рукоделием, на праздничных гуляньях, на качелях (такие песни носили название «качельных»). Исполнителями традиционных песен являются женщины. Знатоки песен хорошо известны в своей деревне. Более ста песен записано от группы женщин в д. Гридино. В нее входили сестры Мехнины – Анна Самсоновна и Павла Самсоновна, П.В. Бутакова, А.И. Коновалова, 3.К. Мехнина.

Интересны в Поморье все еще сохраняющиеся старообрядческие кладбища с намогильными домиками и столбцами. Это относится не только к известному некрокультовому комплексу в Гридино, но и к кладбищам других деревень, где намогильные сооружения не столь многочисленны, как в Гридино, но не менее разнообразны и декоративны. Несмотря на то, что в годы Великой Отечественной войны линия фронта проходила севернее и восточнее Гридино, боевые вражеские самолёты совершали налёты на суда, проходившие неподалёку, обстреливая их с воздуха. В самой деревне немцев не было, но много народу не вернулось в Гридино с той войны.

Я люблю приезжать в Гридино. Никогда я не видела места, так чутко сохранившего прелесть прошлого (вернее, теперь уже позапрошлого) века, не нарушенную ни современными строениями, ни гудом машин, ни светом реклам и фонарей. Звенящая тишина, нарушаемая только шорохом сухой травы на ветру да гулким шумом прибоя, сказочный мир щемящей старины, отрешенности и словно застывшего времени, запах моря и ни души! Сейчас в деревню приезжают туристы и художники, чтобы любоваться красотой Поморья и села Гридино. Я горжусь историей села, где работали, жили и живут мои предки, где возникли и веками сохранялись обычаи и традиции, составившие гордость и славу Русского севера. Поморы создали свою культуру, следы которой заметны в старых поморских селах.