СОСТАВИТЕЛИ ЭТОГО АЛЬБОМА

СОСТАВИТЕЛИ ЭТОГО АЛЬБОМА

Когда был завершен и собран воедино этот Памятный Альбом, посвященный

архитектору Афанасию Разину, или Свилару, мы почувствовали себя словно

собаки, у которых от частого поглаживания по голове искривились уши. Нужно

было отпечатать шестьсот экземпляров подарочного издания, из которых первые

сто будут переданы в распоряжение фирмы "АВС Engineering & Pharmaceuticals"

из Калифорнии, следующие сто, по желанию самого Афанасия Федоровича Разина,

положены в склеп его матери на кладбище в Белграде, а остальные -- пущены в

продажу.

Но сначала надо было получить согласие самого юбиляра. Поэтому рукопись

вместе с семейными фотографиями, приложенными к Альбому, была отправлена

архитектору Разину. Он получил ее и долго не отвечал. На то у него были

причины. Дела и заботы. Я готов биться об заклад, что мы этой книгой

поставили его в неловкое положение, и потому не удивлялся, что он не

отвечает. Однако нужно было работать, и я позвонил ему по телефону. Он был

любезен, говорил, не вынимая изо рта трубки. Он сказал:

-- Я далек от мысли, что могу по достоинству оценить вашу книгу. Хочу в

связи с ней сказать вам две вещи. Мне кажется, один рассказ, или как вы это

называете, сбежал, пока я читал его. Как-то потерялся. Второе, я не мог

смотреть снимки. Мне постоянно казалось, что появится более удобный момент

для этого. Только после того, как прочитал книгу (если я вообще ее прочитал

с учетом пропавшей истории), я стал разглядывать фотографии, но вместо того,

чтобы рассматривать их, пустился в этот разговор с вами. Беда в том, что мне

уже сейчас кажется, что из вашей книги исчезла не одна история. Множество. И

число их изо дня в день растет. Вы знаете, к чему это ведет. Из вашей книги

исчезло больше рассказов, чем в ней осталось, а поскольку рассказы

продолжают исчезать и теперь из вашей книги, как в черную дыру, как в

звездную яму их утекло куда больше, чем вы написали. Поэтому прервем этот

разговор. Он теперь уже

не касается ни вас, ни меня, а кого-то третьего, ибо как знать, чьи

рассказы сейчас исчезают из вашей книги. -- И он положил трубку.

Когда затем мы встретились, Альбом уже находился в печати -- он же

этому никогда не противился, -- и все-таки я спросил его, что он думает о

книге. Он был не тот, каким бывал прежде, когда, расплачиваясь в ресторане,

проводил монетой по усам (чтобы денежки водились), был умиротворен',

ежедневно -- по утрам, привычно, словно парикмахер -- сбривал бороду, брови

и волосы; Витача исчезла из его жизни, и доходили слухи, что он все больше

отходит от дел под натиском чего-то такого, что сильнее его, и свои

неизмеримые богатства, земельные владения и заводы, биржевые акции и дома

превращает в наличные.

-- Больше всего мне понравился рассказ о четырнадцатом апостоле, --

сказал он мне.

-- О четырнадцатом апостоле? Да такого рассказа в нашем Альбоме нет.

-- Нет, говоришь? Ну вот видишь, здесь я с тобой не согласен.

-- Клянусь бородой, нет!

-- Знаешь, -- сказал он, словно не услышав меня, -- нет такой фразы в

книге, которая раньше или позже не стала бы истиной. Мне часто кажется, что

в иностранном языке или в спектакле я узнаю слова из нашего сербского языка.

В японском театре Ноо мне вполне отчетливо слышится звучание сербского

народного стиха или даже пения, которое порой звучит как русское церковное.

Я убежден, что и в произведениях Шекспира может оказаться очень красивая

история на нашем языке (сам Шекспир по-сербски ни бе ни ме, хотя некоторые

его герои говорили на этом языке), если хорошенько вслушаться, если уловить

подлинное звучание и смысл фраз, вырванных из глав одной книги, может

получиться такой роман, что с ума сойти можно... Следовательно, из книги не

только постоянно исчезают рассказы, но в ней постоянно появляются новые и

новые повести. Это зависит от чтения, а не от написания, дело глаза -- не

пера. Так мы возвращаемся к тем рассказам -- незваным гостям, о которых ты

упоминаешь в этой книге. Чему же ты теперь удивляешься? Неужели не веришь в

их присутствие?

Я смотрел на него, наголо обритого, со вчерашними слезинками на глазах,

которые никак не могут пролиться, и решительно возразил:

-- Не верю.

-- Не веришь? -- переспросил он. -- А это что? И он протянул мне листок

бумаги, где было написано:

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ АПОСТОЛ

Когда Христа, уже пригвожденного, подняли на кресте, из пустыни явился

незнакомец, который пал ниц в пыли у его подножия и стал слизывать кровь,

струившуюся с ног распятого.

-- Кто ты? -- спросили его ученики Христовы, собравшиеся вокруг

распятия.

-- Я -- четырнадцатый его ученик, -- ответил незнакомец.

-- Раньше мы тебя никогда не видели. Где ты был раньше? -- сказали они.

-- Раньше? -- удивился незнакомец. -- Раньше он мне не был нужен. Он не

был моим учителем. Я пришел учиться не тому, как жить, а тому, как умирать.

Что я сейчас и делаю...

-- Что это? -- спросил я Разина.

-- Как "что"? Это тот рассказ, который я прочитал в вашей книге и

который мне понравился больше всего. Я собрал его, фразу за фразой, словно

нищий с картины Курбе, собирающий по колоску оставшуюся на жнивье пшеницу...

Видишь ли, эта история -- единственное, что мне в данный момент из этого

Альбома необходимо. Читатель находит в книгах то, чего не может найти в ином

месте, а не то, что писатель внес в роман.

Я разволновался и взял у него ту бумажку. Если читатель хочет, пусть

поступит, как я. Пусть проверит и убедится, что в нашем Альбоме в самом деле

присутствуют все те слова и фразы, которые Разин собрал в рассказ, --

читатель может сделать то же самое, если надумает поискать в книге некую

третью, свою повесть, которую он предпочтет той, которую нашел Разин, или

этой, пересказанной нами. Потому что привидения исчезают с первыми петухами,

даже когда и петух-то не имеет понятия, где они.

Один наш приятель, по профессии полицейский шифровальщик, исследовал

наш текст с помощью своих методов вдоль и поперек, как осматривают минное

поле, и нашел кроме того, разинского, еще один рассказ, складывая от

словечка к словечку этот кроссворд, или Памятный Альбом. Значит, это уже не

единичный случай. Таких случаев в книге хватает. Однако с подобным

исследованием можно и переусердствовать, как перестарался человек,

пожелавший из часов вытряхнуть свое будущее.

Довольно нагляделись мы чужих снов в собственных, и все странички уже

переложены справа налево, как возлюбленная с правой руки на левую, и

читатель (тот, который в зеве своем держит тьму, а глазами пасет облака)

спросит, что за роман мы прочитали? Есть ли у него конец?

Разумеется, читатель не найдет ответа на этот законный вопрос. Что

произошло с героиней книги -- Витачей Милут, в замужестве Разин, ночью в

полнолуние, когда она по обычаю, унаследованному от своей бабки, госпожи

Иоланты Ибич, ворожила, глядя в колодец, в блюдо или в ведро с водой? Что

сделал наймит, сопровождавший ее с голосом без эха и получивший указание

посмотреть, чей лик появится в ведре Витачи -- женский или мужской?

Кто украл свою шапку, украдет и чужую. Однако он, этот молодой человек

с перстнем на большом пальце и маленьким ртом, будто прорезанным дукатом,

увидел ли он, глядя из-за прекрасных плеч Витачи, женский лик и пощадил

Витачу, как повелел прихотливый заказчик, или он увидел мужской лик и убил

Витачу Разин, как ему следовало поступить в этом случае?

Читатель, который не верит, что могут быть романы с двойным концом,

завершающиеся счастливо и несчастливо одновременно, хеппиэндом и трагичным

исходом, то есть читатель, который хочет знать, убита или не убита героиня

романа Витача Милут, пусть не ждет решения в следующем номере, как прочие

отгадчики кроссворда, и поищет его в указателе на последней странице книги.

Ибо разгадка романа -- в его содержании.

Этот указатель, как всякий указатель, составлен в алфавитном порядке,

хотя может быть составлен и по иному принципу. Если читатель выпишет буквы

этого содержания в том порядке, как они встречаются в кроссворде, или в

Памятном Альбоме (в порядке страниц, а не по алфавиту), он получит краткий и

ясный ответ на свой вопрос, и это станет разгадкой романа.

-- Ну это уж слишком! -- скажете вы. -- Требовать от читателя, чтобы

он, прочитав книгу, превратился в писателя.

-- А разве не слишком то, что требуется от всякого отгадывающего

кроссворды, то есть пользоваться карандашом?

Взамен составитель этого Памятного Альбома, или этого Кроссворда

голосов, обещает каждому читателю, что он получит сообразно заслугам свой

собственный, лично ему причитающийся конец истории, подобно аристократу,

получившему наследство.

А писатель тем временем займется опять, в последний раз, героем книги,

архитектором Афанасием Разиным. Потому как записки Разина призывают и нас, и

его. Нас ждут пейзажи, нарисованные чаем.

По горизонтали 4

По вертикали 2