НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, или ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

ДИАТРИБА

Речь идет также не о том, чтобы объявить себя сторонником какой-либо английской фракции, противостоящей другой, ибо скоро эти фракции распадутся, дабы освободить место другим.

Я не стремлюсь делать выбор между греческими или армянскими христианами, между евтихианами, якобитами, христианами, именуемыми папистами, лютеранами, кальвинистами, англиканами, между простаками, чье имя «квакеры», анабаптистами, янсенистами, молинистами, социнианами, пиетистами и всеми прочими истами. Я хочу жить в добром мире со всеми этими господами, когда я с ними столкнусь, и никогда не вступать с ними в споры: ведь среди них нет ни единого, кто, если бы ему предстояло поделиться со мной одним экю, не знал бы счета своим деньгам и кто согласился бы потерять даже грош во имя спасения моей души или своей.

Я не буду делать выбора между старыми французскими парламентами и новыми2, ибо через несколько лет это вообще перестанет быть злобой дня.

Не нужен выбор и между древними и новыми авторами, ибо эта тяжба не имеет конца.

Ни между янсенистами и молинистами, ибо ни тех, ни других больше не существует и — благодарение богу — пять или шесть тысяч томов их писаний стали столь же бесполезными, как труды святого Ефрема.

Ни между французской и итальянской оперой-буфф, ибо это — вопрос прихоти.

Речь здесь идет о сущем пустяке, а именно о том, чтоб понять, существует ли бог. Как раз этот вопрос я хочу исследовать очень серьезно и со всей искренностью, ибо он интересует и меня, и вас.

==502

В природе все находится в движении, все действует и противодействует.

Наше Солнце вращается вокруг своей оси с поражающей нас скоростью, и точно так же вращаются другие солнца, а в это время бесчисленное множество планет вращаются вокруг них по своим орбитам и кровь проделывает более двадцати циклов в час у самых ничтожных из наших животных.

Соломинка, уносимая ветром, тяготеет по своей природе к Земле, подобно тому как Земля тяготеет к Солнцу, а Солнце — к ней. Море обязано тем же законам своими вечными приливами и отливами. В силу тех же самых законов пары, образующие нашу атмосферу, постоянно отделяются от Земли и выпадают обратно в виде росы, дождя, града, снега и молний.

Все есть действие: сама смерть также есть нечто действующее. Трупы разлагаются, преобразуются в растения,-питают живые существа, в свою очередь являющиеся питанием для других живых существ. Какова же основа этого вселенского действа?

Необходимо, чтобы основа эта была едина. Постоянное единообразие законов, управляющих движением небесных тел, единообразие движений нашей планеты, каждого вида и рода живых существ, растений, минералов — все это говорит о наличии единого двигателя. Если бы их было два, они были бы либо различны между собой, либо противоположны, либо сходны. Если бы они были различны, ни в чем не было бы никакого соответствия; в случае их противоположности все подверглось бы разрушению; а если бы они были между собой сходны, то это все равно как если бы существовал лишь один двигатель, ибо это было бы удвоенное применение одного и того же.

С того самого момента, как я начинаю наблюдать постоянные и единообразные законы целокупной природы, я укрепляюсь в представлении, что может существовать только один-единственный принцип, один двигатель.

Одна и та же сила тяготения проникает все планеты и заставляет их взаимно притягиваться друг к другу, в прямо пропорциональном отношении не к площадям их

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==503

поверхностей (это могло бы быть результатом импульса, получаемого от жидкой среды), но к их массам.

Квадраты периодов обращений планет вокруг Солнца пропорциональны кубам степени их расстояний от него ,(а это, между прочим, доказывает вещь, угаданную, уж не знаю как, Платоном, а именно что мир—творение вечного Геометра).

Лучи света получают отражение и преломление по всей протяженности вселенной. Все математические истины должны быть одними и теми же на звезде Сириус и на нашем маленьком обиталище.

Если я обращаю свой взор здесь, у нас, на животное царство, я вижу: все четвероногие и двуногие, не имеющие крыльев, продолжают свой род с помощью одинакового соития; все самки здесь живородящие.

Все самки птиц несут яйца.

Внутри любого вида каждый род размножается и питается единообразно.

Любой род растений имеет один и тот же набор свойств.

Ясно, что дуб и орешник не договаривались между собой о том, чтобы зародиться и расти одинаковым образом, точно так же как Марс и Сатурн не обладают разумом, который позволил бы им соблюдать одни и те же законы. Значит, существует единый разум, универсальный и могущественный, действующий всегда посредством неизменных законов.

Никто не сомневается в том, что круглый браслет, рисованные пейзажи и животные, анатомические фигу ры из раскрашенного воска являются творениями искусных художников. Но может ли статься, что копии — продукты ума, а оригиналы — нет? Одна только эта идея кажется мне сильнейшим доказательством, и я не постигаю, как можно его опровергнуть.

II. О НЕОБХОДИМОМ И ВЕЧНОМ ПРИНЦИПЕ ДЕЙСТВИЯ

Этот единственный двигатель весьма могуществен, ибо он управляет огромной и сложной машиной. Он весьма разумен, ибо ни малейшая пружина этого механизма не может быть воспроизведена нами, хотя мы — разумные существа.,

==504

Он вечен: ведь он не может быть создан из небытия, которое, не будучи ничем, ничего и не может создать; с того момента, как нечто начинает существовать, доказано: нечто существует извечно. Эта высокая истина стала обыденной. Такова устремленность человеческого ума начиная с нашего времени, вопреки усилиям, делавшимся нашими сеятелями невежества в течение стольких веков для того, чтобы нас оболванить.

III. В ЧЕМ СОСТОИТ ЭТОТ ПРИНЦИП?

Я не могу доказать себе существование принципа действия, перводвигателя, верховного бытия с помощью синтеза, как это сделал доктор Кларк. Если бы такой метод был доступен человеку, Кларк был бы достоин им пользоваться; но мне представляется, что анализ более пригоден для наших слабых концепций. Я могу попытаться подойти к истоку вечной реки, лишь поднимаясь против ее течения.

Поняв благодаря движению, что существует двигатель, доказав себе благодаря действию, что существует принцип действия, я исследую, что же представляет собой этот универсальный принцип. Первое, усматриваемое мной с тайной горечью, но и с полным смирением: будучи неуловимой точкой великого целого, или, как говорит Тимей, точкой между двумя вечностями, я не в состоянии постичь это великое целое и его владыку, кои поглощают и захватывают меня со всех сторон.

Тем не менее я немного успокаиваюсь, видя, что этот владыка дал мне возможность измерить расстояния между светилами и познать их пути и законы, удерживающие их на своих орбитах. Я говорю себе: быть может, добросовестно пользуясь своим разумом, я приду к какому-нибудь проблеску правдоподобия, какой просветит меня в глубокой ночи природы; и если эта малая зарница, что я ищу, не сможет мне явиться, я, возможно, утешусь, почувствовав, что неведение мое неодолимо, что запретные для меня познания наверняка мне бесполезны и великое бытие не казнит меня за мое стремление к знанию и неумение его добиться.

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ 

==505

IV, ГДЕ НАХОДИТСЯ ПЕРВЫЙ ПРИНЦИП? БЕСКОНЕЧЕН ЛИ ОН?

Я не вижу разумного двигательного принципа живого существа, имя которому «человек», в то время как этот последний предлагает мне геометрическую теорему или поднимает тяжелую ношу: Тем не менее я неодолимо выношу суждение: в нем таковой есть, каким бы подчиненным существом человек ни был. Я не могу выяснить, находится ли этот принцип в его сердце, голове, в его крови или во всем его теле. Все же я разгадал присутствие первого принципа природы, я увидел: немыслимо, чтобы он не был вечным; но где же он находится?

Если он одушевляет все сущее, значит, он — во всем сущем, — это представляется мне несомненным. Он во всем, что существует, подобно тому как движение содержится во всем теле живого существа, если уместно столь жалкое сравнение.

Однако если он есть во всем, что существует, может ли он присутствовать в том, чего нет? Бесконечна ли вселенная? Мне так говорят, но кто мне это докажет? Я воспринимаю Вселенную вечной, ибо она не могла образоваться из небытия, и великий принцип из ничего ничто не происходит столь же верен, как дважды два— четыре; ведь, как мы уже отмечали в других местах, было бы абсурдным противоречием говорить: действующее бытие провело вечность в бездействии; творящее бытие вечно, хотя ничего не создало; необходимое бытие в течение целой вечности было бытием бесполезным.

Однако я не вижу никакой причины, по которой это необходимое бытие должно быть бесконечным. Мне кажется, его естество — всюду, где есть существование; но почему и как существование может быть бесконечным? Ньютон доказал наличие пустоты, которую до него только предполагали. Если пустота есть в природе, то она может быть и вне ее. Какая необходимость в том, чтобы вещи простирались до бесконечности? И что это такое — бесконечность в пространстве? Ее не может быть, точно так же как не может быть бесконечности числа. Нет числа и нет протяженности, к коим я не мог

==506

Кларк говорит: бог — всюду. Да, без сомнения; но — всюду, где что-то есть, а не там, где ничего нет. Бытие, присутствующее в ничем, представляется мне противоречием в терминах, абсурдом. Я вынужден допускать вечность, но ничто не заставляет меня допускать актуальную бесконечность.

В конце концов, какое значение имеет для меня, является ли пространство реальным или же оно — простое восприятие моего разума? Что мне до того, находится ли необходимое, разумное, могущественное, вечное бытие, творящее все сущее, в этом воображаемом пространстве или его там нет? Разве из-за этого я меньше буду его творением? Или буду от него меньше зависеть и оно будет меньше моим владыкой? Я вижу этого господина мира глазами моего разума, но я не вижу его за пределами мира.

Спорят еще о том, реально или нет бесконечное пространство. Но я вовсе не желаю основывать свое суждение на столь шатком фундаменте, на распре, достойной схоластов: я не хочу воздвигать трон бога в воображаемых просторах.

Еще раз: если дозволено сравнивать мелочи, кажущиеся нам значительными, с действительно великими вещами, давайте представим себе мадридского альгвазила, стремящегося убедить своего соседа кастильца в том, что испанский король является господином моря, лежащего к северу от Калифорнии, а кто в этом сомневается — тот оскорбляет величество. Кастилец ему отвечает: «Я даже не знаю, существует ли за пределами Калифорнии море. Да мне и мало заботы, даже если бы оно там было, поскольку у меня есть на что жить в Мадриде. Я не нуждаюсь в открытии этого моря для того, чтобы сохранять верность королю, моему господину, на берегах Мансанареса. Есть ли у него суда или их нет за пределами Гудзонова залива, он оттого располагает не меньшей властью распоряжаться мной здесь; я ощущаю свою зависимость от него в Мадриде, ибо я знаю, что он -- хозяин этого города».

Так и наша зависимость от великого бытия происходит вовсе не в силу его присутствия за пределами мира, но, наоборот, в силу его присутствия в нем. Я лишь прошу

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==507

извинения у Господина природы за то, что ради лучшего пояснения своей мысли сравнил его с бренным человеком.

V. О ТОМ, ЧТО ВСЕ ТВОРЕНИЯ ВЕЧНОГО БЫТИЯ ВЕЧНЫ

Коль скоро принцип природы необходим и вечен, а сущность его состоит в действии, следовательно, он действовал всегда; ибо—еще раз—если бы не существовало всегда деятельного бога, то всегда должен был бы существовать бог бездеятельный, бог Эпикура — ни к чему не пригодный бог. Эта истина представляется мне доказанной со всей строгостью.

Творение бога—мир, в каком бы облике он ни явился, столь же вечен, как и сам бог, подобно тому как свет столь же вечен, как Солнце, а продукты питания столь же вечны, как существа: без этого Солнце, материя, живые существа были бы не только бесполезными вещами, но вдобавок и вещами противоречивыми, химерами.

В самом деле, что можно представить себе более противоречивое, чем бытие, по существу своему деятельное, которое не действовало бы извечно? Бытие созидательное, которое ничего бы не создало или создало бы лишь некоторые планеты в течение нескольких лет, причем не было бы ни малейшего основания для сотворения их в то время, а не в это? Разумное первоначало ничего не может делать без основания: ничто не может существовать без предшествующей и необходимой причины. Эта предшествующая и необходимая причина существовала вечно, следовательно, вселенная вечна.

Мы рассуждаем здесь только философски: нам просто не дано было лицезреть тех, кто говорит под влиянием откровения.

VI. О ТОМ, ЧТО ВЕЧНОЕ БЫТИЕ, ПЕРВЫЙ ПРИНЦИП УСТРОЯЛ ВСЕ ДОБРОВОЛЬНО

Ясно, что этот необходимый, деятельный верховный разум имеет волю и он устроил все потому, что так захотел. И можно ли действовать и все создавать без воли к созиданию? Ведь это означало бы быть просто машиной

==508

Сам Спиноза признаёт присутствие в природе разумной и необходимой потенции; а ведь разум, отрешенный от воли, был бы чем-то абсурдным, потому что подобный разум был бы бесцелен: он ничего бы не производил, ибо. ничего не хотел бы производить. Итак, великое необходимое бытие пожелало всего того, что оно создало.

Я сейчас лишь сказал, что оно все сделало в силу необходимости, ибо, если бы его творения не были необходимы, они были бы бесполезны. Но лишает ли его эта необходимость воли? Разумеется, нет. В силу необходимости я хочу быть счастливым и не менее из-за нее стремлюсь к этому счастью; и наоборот, я хочу этого счастья с тем большей силой, что я хочу его неодолимо.

Однако лишает ли необходимость великое - бытие его свободы? Отнюдь. Свобода может быть только возможностью действовать. Верховное бытие, будучи очень могущественным, является, таким образом, самым свободным из всех существ.

Итак, мы признали великого Мастера вещей необходимым, вечным, разумным, могущественным, обладающим волей, свободным.

VII., ВСЁ СУЩЕСТВА БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ ПОДЧИНЯЮТСЯ ВЕЧНЫМ ЗАКОНАМ

Каковы результаты действия этой вечной потенции, коренящейся в существе природы? Я вижу лишь два их вида — лишенные ощущений и ощущающие.

Эта Земля, эти моря, планеты, солнца кажутся превосходными, но грубыми творениями, лишенными всякой чувствительности. Улитка, имеющая желания, некоторые восприятия и занимающаяся любовью, как представляется, обладает в этом отношении определенным превосходством над всем блеском солнц, освещающих пространство.

==509

Ни Солнце, ни улитка, ни устрица, ни собака, ни обезьяна, ни человек не могли сами себе дать ничего из того, чем они обладают. Ясно: все это ими получено.

И человек, и собака рождены независимо от их воли матерью, производящей их на свет независимо от собственной воли. Тот и другая сосут грудь своей матери, не ведая, что творят, и происходит это благодаря весьма тонкому механизму, очень сложному, понимания коего достигли лишь очень немногие из людей.

И человек, и собака по истечении определенного срока обретают какие-то представления, память, волю; собака — гораздо раньше, человек — позже.

Если бы животные были попросту механизмами, это было бы лишним доказательством в пользу тех, кто считает, будто человек — тоже не что иное, как машина; однако в наше время нет более никого, кто не признал бы: у животных есть представления, память, определенная мера разума; они совершенствуют свои познания; охотничья собака учится своему занятию; старая лисица опытнее молодой и т. д.

От кого получили они все эти способности, если не от вечной первопричины, от принципа действия, великого бытия, одушевляющего всю природу?

Человек обретает способности животных гораздо позже них, однако в гораздо более выдающейся степени; возможно ли ему получить их от иной причины? У него есть лишь то, что сообщает ему великое бытие. Было бы странным противоречием, единственным в своем роде абсурдом, если бы все светила, все элементы, растения, животные, непрерывно и неодолимо подчинялись законам великого бытия и один только человек мог бы сам собой руководить.

VIII. ЧЕЛОВЕК ПО СУЩЕСТВУ ПОЛНОСТЬЮ ПОДЧИНЕН ВЕЧНЫМ ЗАКОНАМ ПЕРВОГО ПРИНЦИПА

Посмотрим же на это животное — человека — глазами разума, данными нам великим бытием.

Какое получает он первое восприятие? Восприятие боли. Затем идет удовольствие от кормления, В этом

 

К оглавлению

==510

вся наша жизнь: удовольствие и страдание. Откуда у нас эти оба привода, заставляющие нас двигаться до последнего часа, если не от указанного первого принципа действия, этого великого Демиурга? Разумеется, не мы сами причиняем себе боль; и можем ли мы быть причиной наших немногочисленных удовольствий? В другом месте мы говорили, что нам немыслимо изобрести новый род удовольствия, или, иначе говоря, новое чувство. Скажем здесь, что одинаковым образом невозможно изобрести новый вид страдания. Этого не умеют сделать самые омерзительные тираны. Иудеи, гравюры казней которых бенедиктинец Кальмэ велел выполнить в своем «Словаре», умели только резать, раздирать на части, калечить, вытягивать члены, сжигать, удушать, давить: все известные пытки сводятся к перечисленным. Итак, сами по себе мы ничего не можем ни в добре, ни в зле: мы всего лишь слепые орудия природы.

Но я хочу мыслить, и я мыслю — говорят наобум многие люди. Задержимся на этом. Какова наша первая идея, после того как мы испытали боль? Идея груди, которую мы сосали; затем — лицо нашей кормилицы; далее еще некоторые малые объекты и отдельные потребности производят на нас впечатление. До сих пор разве можно осмелиться утверждать, будто мы не были чувствующими автоматами, злополучными зверюшками, брошенными на произвол судьбы, не обладающими ни сознанием, ни силой, — одним словом, выкидышами природы? Кто осмелится сказать, что в этом состоянии мы — мыслящие существа, создающие себе представления, обладающие душой? Что представляет собой сын короля при выходе из утробы матери? Он возненавидел бы своего отца, если бы тот не был его отцом. Полевой цветок, попираемый ногами, — предмет, бесконечно его превосходящий.

IX. О ПРИНЦИПЕ ДЕЙСТВИЯ ЧУВСТВУЮЩИХ СУЩЕСТВ

Наконец, наступает время, когда большее или меньшее число восприятий, полученных нашим механизмом, по-видимому, предоставляется на наше усмотрение. Мы полагаем, будто творим идеи. Это все равно как если бы, открыв кран фонтана, мы воображали, будто создаем бьющую оттуда воду. Это мы-то творим

==511

Давайте вспомним: во внешних объектах не содержится ничего, что допускало бы хоть малейшую аналогию или отношение с чувством, идеей и мыслью. Прикажите изготовить глаз или ухо лучшему мастеру по инкрустации — и этот глаз ничего не увидит, а ухо ничего не услышит. Так обстоит дело с нашим живым телом. Всеобщий принцип действия производит в нас всё. Он не сделал для нас исключения из всей остальной природы.

Два опыта, постоянно повторяющиеся на протяжении всей нашей жизни, о которых я писал в другом месте, могут убедить любого мыслящего человека: наши идеи, желания, действия нам не принадлежат.

Первый опыт говорит о том, что никто не знает и не может знать, какая идея придет ему в голову в следующую минуту, какое появится у него желание, какое он произнесет слово и какое движение сделает его тело.

Второй опыт ясно свидетельствует, что во время сна все совершается в наших грезах без малейшего нашего участия. Мы признаём, что при этом мы — лишь автоматы, на кои невидимое влияние воздействует с силой столь же реальной и мощной, сколь и непостижимой. Влияние это наполняет наш мозг идеями, внушает нам вожделения, страсти, желания, размышления. Оно приводит в движение все члены нашего тела. Случается изредка, что мать на самом деле удушает во время иллюзорного сна своего спящего рядом с ней новорожденного ребенка; друг убивает своего друга. Иные действительно наслаждаются незнакомой им женщиной. А сколькие музыканты сочиняли во сне музыку! Сколько юных проповедников составляли проповеди или испытывали поллюции!

Если бы наша жизнь была точно поделена между бодрствованием и сном вместо обычной нашей траты на сон примерно трети нашего бренного существования и если бы мы во сне всегда грезили, в этом случае было бы убедительно доказано: половина нашего существования от нас не зависит. Но если предположить, что из

==512

Итак, сделайте из этого вывод, что универсальный принцип действия совершает в вас всё.

Тут меня останавливает янсенист, говоря: вы плагиатор, вы заимствовали вашу теорию из знаменитой книги «Действие бога на творения», или, иначе, «Физическое преддвижение (promotion)», принадлежащей нашему великому патриарху Бурсье, о коем мы сказали, что он «обмакнул свое перо в чернильницу божества». Нет, мой друг, я никогда не заимствовал ни у янсенистов, ни у молинистов ничего, кроме сильнейшего отвращения к их. интригам и чуточки равнодушия к их мнениям. Бурсье, принимая бога за собственный рупор, полагает, что ему точно известно, какой характер носил сон Адама, когда бог извлек из него ребро для сотворения его половины, и каково было его вожделение, его обычная и актуальная благодать. Он знает, как и святой Августин, что в земном раю можно было делать детей без сладострастья, подобно тому как кидают семена в поле, т. е. не испытывая при этом плотского наслаждения. Он убежден, что Адам грешил в земном раю лишь по рассеянности. Лично я ничего этого не знаю и ограничиваюсь тем, что восхищаюсь людьми, обладающими столь прекрасными и глубокими познаниями.

X. ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ, ИМЕНУЕМЫЙ ДУШОЙ

Но по прошествии немалого числа веков люди вообразили, будто мы обладаем душой, которая действует сама по себе; с этой идеей настолько свыклись, что стали принимать ее за нечто реальное.

Всюду стали восклицать: душа! душа! — не имея при этом ни малейшего понятия о том, что произносится.

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==513

Под душой подразумевали то жизнь, то некий небольшой, легкий призрак, напоминающий нас самих и отправляющийся после нашей смерти пить воды Ахеронта; душа считалась гармонией, гомеомерией, энтелехией. В конце концов из нее сделали крохотное существо, не являющееся телом, или дуновение, не представляющее собой воздух. Из этого слова — «дуновение», означающего на многих языках «дух», сделали неведомо что или полное и совершенное ничто.

Но кто же не понимает, что  слово это — душа — произносится неопределенно и непонятно, как еще и сейчас произносят и изрекают слова: «движение», «разумение», «воображение», «память», «желание», «воля». Ведь нет реального существа, именуемого волей, желанием, памятью, воображением, разумением, движением. Нет, это реальное существо, именуемое человеком, разумеет, воображает, вспоминает, желает, изъявляет волю, движется. Все это абстрактные термины, придуманные для облегчения рассуждений. Я бегу, сплю, просыпаюсь; однако в природе нет существа, которое было бы «бегом», «сном» или «пробуждением». Ни зрение, ни слух, ни осязание, ни обоняние, ни вкус не являются существами. Я слышу, вижу, обоняю, вкушаю, трогаю. Но как иначе могу я все это делать, если не в силу того, что великое бытие распределило вещи подобным образом и принцип действия, универсальная причина, одним словом, бог, дарует нам эти способности?

Будем же в высшей степени осмотрительны: ведь с таким же точно основанием, как у человека, можно предполагать и в улитке скрытое существо под названием свободная душа. Эта улитка имеет волю, желания, вкусы, ощущения, идеи, память. Она желает приблизиться к объекту своего питания, к объекту своей любви. Она о них вспоминает, имеет о них представление, она направляется к ним со всей скоростью, на какую способна; ей знакомы удовольствия и страдания. А между тем вы совсем не остолбеневаете от удивления, когда вам говорят, что у этого животного нет духовной души, что бог даровал ей указанные свойства лишь на короткий срок и тот, кто движет звездами, заставляет двигаться и насекомых. Когда же речь заходит о человеке, вы тут же перестраиваете свои взгляды. Это бедное животное кажется вам столь достойным вашего уважения

17 Вольтер

==514

XI. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИНЦИПА ДЕЙСТВИЯ, ИМЕНУЕМОГО «ДУША»

Тем не менее в человеке содержится принцип действия. Но может ли этот принцип быть чем-то иным, а не приводом, первичной скрытой движущей силой, развивающейся под вечным воздействием воли первого принципа, столь же могущественного и настолько же доказанного, насколько он незрим,—принципа, который мы признали сущностпой причиной всей природы?

Если вы создаете движение, вы создаете тем самым идеи, ибо вы хотите этого движения, вы в этот момент — бог: у вас ведь при этом есть все атрибуты бога — воля, могущество, созидание. Однако представьте себе абсурд, в какой вы впадете, если вообразите себя богом.

Вам необходимо сделать выбор между двумя этими уделами — либо быть богом, когда вам это заблагорассудится, либо постоянно зависеть от бога. Первое — нелепо, и только второй выход разумен.

Если бы в нашем теле пребывал божок, именуемый свободной душой, который столь часто оборачивается дьяволенком, то либо этот божок должен быть создан от века, либо в момент вашего зачатия, либо в вашем зародышевом состоянии, либо в миг рождения, либо, наконец, когда вы начинаете чувствовать. Однако все члены этой альтернативы одинаково смехотворны.

Маленький подчиненный божок, бесполезно просуществовавший всю минувшую вечность для того, чтобы сойти затем в тело, часто умирающее в момент рождения

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==515

,— это верх противоречия и притязательности.

Если этот маленький божок-душа создается в миг, когда ваш отец изливает нечто — уж не знаю, что именно, — в матку вашей матери... ну что ж, значит, владыка природы, верховное бытие, постоянно занято подслеживанием ваших соитий; оно всегда настороже, поджидая момент, когда мужчина наслаждается женщиной, и ловя этот миг, чтобы ввести и запереть думающую и чувствующую душу в ловушку между прямой кишкой и мочевым пузырем. Сколь приятное местопребывание для божка! А когда дама рожает мертвого ребенка, что происходит с этим богом-душой, бывшим до того втиснутым между смрадными испражнениями и мочой? Куда ему после этого деться?

Те же самые смешные и отталкивающие трудности, несуразности и нелепости остаются для всех остальных моментов. Идея души — такой, как ее обычно бездумно понимает толпа, — это самое глупое и безрассудное из того, что когда-либо вбивали себе в голову люди.

Насколько более разумным, пристойным и более уважительным по отношению к верховному бытию, а также более подобающим нашей природе и, следовательно, более истинным будет сказать: «Мы — механизмы, извечно производимые одни после других Вечным геометром и сделанные так же, как все прочие животные, обладающие теми же органами, теми же потребностями, удовольствиями и страданиями; мы весьма превосходим их во многом, а в чем-то другом мы их ниже; мы получили от великого бытия некий принцип действия, для нас непостижимый; мы всё берем и ничего сами себе не придаем, и мы в тысячи миллионов раз более подчинены этому принципу, чем глина подчинена формирующему ее гончару».

Еще раз: либо человек — бог, либо он именно таков, каким я его только что представил.

XII. СВОБОДЕН ЛИ ДЕЙСТВУЮЩИЙ ПРИНЦИП В ЖИВЫХ СУЩЕСТВАХ?

В человеке и в любом живом существе присутствует принцип действия, как и во всякой другой машине, и этот перводвигатель, первичный привод, получил от

17*

 

==516

Любое живое существо, подобно любому механизму, необходимо и неотвратимо повинуется импульсу, им управляющему, — это очевидно и достаточно понятно. Любое животное одарено волей, и надо быть безумцем, чтобы верить, будто собака, слушающаяся своего хозяина, не обладает волей к такому послушанию. Собака без сопротивления следует за своим хозяином — да, это несомненно; однако следует она за ним добровольно. Но бежит ли она за ним свободно? Да, если ей ничто не мешает. Иначе говоря, она может бежать за ним, она этого хочет и бежит; но ее свобода бежать за хозяином заключена не в ее воле, а в дарованной ей способности бегать. Соловей хочет свить себе гнездо и вьет его, когда находит мох. Он располагал свободой для устройства этой колыбели, равно как и свободой петь по своему желанию, особенно когда он не простужен; но располагал ли он свободой иметь это желание? Хотел ли он хотеть свить себе гнездо? Обладал ли он этой абсурдной свободой безразличия, которая, как утверждают теологи, состоит в следующем заявлении: «Я ни хочу ни не хочу вить себе гнездо — мне это абсолютно безразлично; но я хочу хотеть свить себе гнездо исключительно ради того, чтобы этого хотеть, не будучи ничем к этому предопределен и во имя одного лишь того, чтобы вам доказать, что я свободен»?

Таково нелепое представление, царившее в школах. Если бы соловей умел говорить, он сказал бы этим ученым мужам: «Я неотвратимо предопределен вить гнезда, я хочу их вить, я способен это делать, и я их вью; вы же неотвратимо предопределены к слабым рассуждениям, и вы следуете своему предназначению, как я — своему».

Бог обманул бы нас, говорит мне доктор Тампонэ, если бы заставил поверить, будто мы пользуемся свободой безразличия, а мы бы ею не обладали.

Но я отвечаю ему: бог вовсе не заставлял меня верить в то, будто я обладаю этой нелепой свободой; напротив, я по двадцати раз на дню испытываю неодолимость своих желаний и действий. А если иногда смутное ощущение заставляет меня поверить, будто я

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==517

свободен в вашем, теологическом, смысле, то бог обманывает меня в этих случаях не больше, чем тогда, когда он заставляет меня поверить, будто Солнце совершает кругообороты, будто его диаметр равен не более чем одному футу, будто Венера по своим размерам не больше пилюли, будто прямой шест искривляется, будучи опущен в воду, будто квадратная башня кругла, будто льду присущ холод или будто цвета присущи объектам. Все эти недоразумения неизбежны; они — очевидное следствие строения этой вселенной. Наше смутное ощущение пресловутой свободы не менее неизбежно. Таким же образом мы весьма часто чувствуем боль в члене нашего тела, коего у нас уже нет, или когда, делая известное движение двумя соседними пальцами — скрещивая их, мы ощущаем в своей руке два шара, в то время как держим всего один. Наш орган слуха подвержен тысячам иллюзий, являющихся результатом волнообразного движения атмосферы. В нашей природе заложено свойство ошибаться по поводу всех объектов, в отношении которых эти ошибки неизбежны.

Теперь мы посмотрим, может ли человек быть свободным в ином смысле, чем в том, какой допускают философы.

XIII. СВОБОДА ЧЕЛОВЕКА И РОК

Шар, толкающий другой шар; охотничья собака, с необходимостью, но добровольно преследующая оленя, или этот олень, перепрыгивающий глубочайший ров с неменьшей неизбежностью и охотой; лань, порождающая на свет другую лань, а та, в свою очередь, третью, — все это не более неодолимо предопределено, чем мы предопределены ко всему, что мы делаем. Всегда надо помнить о том, как было бы несуразно, смешно и нелепо, если бы часть существующих вещей была упорядочена, а другая — нет.

Любое нынешнее событие рождается из предыдущего и оказывается родителем будущего, без чего этот универсум был бы совсем другим универсумом, как об этом очень правильно пишет Лейбниц, проявивший в данном вопросе гораздо больше истинной проницательности, чем в своей предустановленной гармонии. Вечная цепь событий не может быть ни прервана, ни спутана.

==518

Великое бытие, по необходимости держащее конец этой цепи, не может ей позволить неверные колебания или перемены, ведь в этом случае оно не было бы больше необходимым и незыблемым верховным бытием, оно стало бы слабым, неустойчивым, капризным, оно отринуло бы свою собственную природу, перестало бы быть.

Итак, неизбежность судьбы — всеобщий закон природы, вся античность это хорошо чувствовала. Страх лишить человека какой-то ложной свободы, отнять у него чувство собственной заслуги и вины из-за собственной мерзости иногда отпугивал мягкие души; но с того самого момента, как .их коснулось просвещение, они тотчас же вернулись к великой истине, гласящей, что все между собой связано и все неизбежно.

Еще раз: человек свободен, когда он может то, чего он хочет; но он не свободен хотеть: немыслимо, чтобы он желал без причины. Если эта причина не обретает непогрешимого следствия, она больше не причина. Облако, кое сказало бы ветру: «Я не желаю, чтобы ты меня гнал», выступило бы в менее абсурдной роли. Истина эта ни в коей мере не может вредить морали. Порок — всегда порок, как болезнь — это всегда болезнь. Всегда необходимо обуздывать злодеев: ведь если они предопределены ко злу, то надо им ответить, что они обречены также на наказание.

Поясним все эти истины.

XIV. СМЕХОТВОРНОСТЬ ПРЕСЛОВУТОЙ СВОБОДЫ, ИМЕНУЕМОЙ СВОБОДОЙ БЕЗРАЗЛИЧИЯ

Что за восхитительное зрелище — вечные судьбы всех существ, прикованных цепью к трону творца всех миров! На миг я предполагаю, что этого не существует и пресловутая химерическая свобода делает любое событие случайным. Я допускаю, что одна из этих субстанций, промежуточных между нами и великим бытием (ведь оно могло создать их миллиарды), пытается выяснить у этого вечного бытия судьбу огромных планет, находящихся от нас на громадном расстоянии. Тогда владыка природы вынужден ей отвечать: «Я вовсе не владыка, я совсем не великое необходимое бытие; любой крохотный зародыш волен определять судьбы. Весь свет волен желать, не имея на то иной причины, кроме

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==519

своего желания. Будущее ненадежно, все зависит от прихоти. Я ничего не могу предвидеть: эта великая целокупность, которую вы считали столь упорядоченной, представляет собой всего лишь обширное царство анархии, где все происходит без причины и основания. Я поостерегусь всем сказать: „Такая-то вещь произойдет", ибо тогда злокозненные люди, коими кишат планеты, сделают прямо противоположное тому, что я предвидел, лишь бы подстроить мне гадость. Ведь дерзкие люди всегда ревниво настроены по отношению к своему господину, если он не обладает абсолютной властью, лишающей вас даже ревности: им тогда очень легко загнать его в ловушку. Я — всего лишь бедный невежда. Обратитесь к кому-либо более могущественному и ловкому, чем я».

Притча эта, быть может, более, чем любой другой аргумент, способна привести в чувство сторонников пустопорожней свободы безразличия, если таковые еще существуют, и тех, кто занимается на школьных скамьях примирением предвидения с этой свободой или кто продолжает твердить в университете Саламанки либо в Бедламе о целебной и сопутствующей благодати.

XV. О ЗЛЕ, И ПРЕЖДЕ ВСЕГО ОБ ИСТРЕБЛЕНИИ ЖИВОТНЫХ

Мы никогда не могли получить представления о добре и зле иначе как в отношении к нам самим. Страдания животного кажутся нам злом, ибо, будучи сами такими же животными, мы понимаем, что было бы весьма плачевно, если бы с нами поступали подобным же образом. Мы с таким же состраданием относились бы к дереву, если бы нам сказали, что оно испытывает муки, когда его срубают, и к камню, если бы узнали, что ему больно, когда его выламывают. Однако мы сострадали бы дереву и камню гораздо меньше, чем животному, ибо они менее нам подобны. Мы весьма скоро перестаем расстраиваться даже по поводу ужасной смерти животных, предназначенных для нашей трапезы. Дети, оплакивающие смерть первого цыпленка, которого они видят зарезанным, смеются над этим, когда видят это повторно.

 

К оглавлению

==520

 вольтер

Не только мы проводим нашу жизнь в убийствах и пожирании того, что убили, но и все животные убивают друг друга; они вынуждаются к этому неодолимым зовом. Земля—не что иное, как обширное поле сражений, ловушек, резни и истребления от самых крохотных насекомых и вплоть до носорогов и слонов; нет такого животного, у которого не было бы своей добычи и которое, чтобы ее схватить, не пускало бы в ход коварство и ярость, сходные с коварством и яростью паука, захватывающего в паутину и пожирающего ни в чем не повинную муху. Стадо овец в течение часа пожирает, жуя траву, большее количество насекомых, чем на Земле существует людей.

Но самое жестокое из всего этого — с очевидностью проступающее на этих ужасных подмостках постоянно возобновляющихся убийств—четкое намерение сохранять существование всех видов с помощью окровавленных трупов их взаимных врагов. Жертвы испускают дух не раньше, чем природа тщательно позаботится о том, чтобы на их место явились новые. Все возрождается для убийства.

Между тем я не встречал среди нас ни моралиста, ни кого-либо из краснобайствующих проповедников и даже никого из наших тартюфов, кто хоть сколько-нибудь призадумался бы над этим ужасным обычаем, ставшим нашей второй природой. Для того чтобы столкнуться с человеком, вменяющим нам в стыд наше кровавое обжорство, нам надо вернуться к благочестивому Порфирию и к сострадательным пифагорейцам или, еще лучше, надо отправиться к индийским браминам: ведь что до наших монахов, коих прихоть основателей их общин заставила отказаться от мяса, то если они не убивают куропаток и перепелов, они взамен этого являются убийцами морской рыбы и калканов; при этом ни среди монахов, ни на Тридентском соборе, ни на наших сборищах

==521

Итак, мы оправдываем великое бытие за эту бойню, или, точнее, оно имеет в нашем лице сообщников.

XVI. О ЗЛЕ В ЖИВОТНОМ, ИМЕНУЕМОМ ЧЕЛОВЕКОМ

Но довольно о зверях — вернемся к человеку. Если то не зло, когда единственное существо на Земле, ведающее бога благодаря своим размышлениям, бывает несчастным из-за тех же своих размышлений; если то не зло, когда наш поклонник божества почти всегда бывает несправедливым и страждущим, когда он вмещает добродетель, но вершит преступление, когда он столь часто бывает обманщиком и обманутым, жертвой и палачом себе подобных и т. д., и т. п., — если все это не кошмарное зло, я не знаю, где еще искать зло.

Звери и люди страдают почти без передышки, последние еще больше, чем первые, потому что весьма часто превращается в муку не только самый их дар мышления, но и способность эта мыслить приводит их всегда к страху смерти, которую животные не предвидят. Человек — очень жалкое существо, располагающее в своей короткой жизни только некоторыми мгновеньями передышки, отдельными минутами удовлетворения и длинным рядом печальных дней. Это признано всем светом, с полной правотой об этом говорят все без исключения.

Те, кто кричит, будто все здесь—благо, попросту шарлатаны. Шефтсбери, сделавший эту сказку модной, был очень несчастным человеком. Я видел Болинброка, истерзанного печалями и гневом, а Поп, коему он предложил переложить в стихи эту злую шутку, принадлежал к людям, более всего достойным сожаления из всех, кого я знал, — обезображенный телесно, обладатель неровного нрава, всегда больной, всегда бывший себе обузой, преследуемый сотней врагов до самой своей кончины. Покажите-ка мне счастливцев, кои мне скажут: «Все хорошо!»

Если под этим все хорошо понимать то, что голова Человека крепко посажена на его плечах, что его глазам

==522

Бросьте взгляд на человеческий род лишь начиная от сулланских проскрипций и до ирландской резни.

Посмотрите на эти поля битв, где одни безумцы повергают на землю других посредством физического открытия, сделанного когда-то одним монахом4. Взгляните на. эти кровоточащие руки, ноги, мозги, на все эти раздробленные члены — то плод ссоры между двумя невежественными министрами, ни один из которых не мог бы произнести ни слова в присутствии Ньютона, Локка или Галилея, или же это следствие смехотворной ссоры между двумя не в меру заносчивыми женщинами. Зайдите в соседний госпиталь, где свалены в кучу те, кто еще не мертв: у них крадут жизнь посредством новых мучений, а подрядчики наживают так называемое состояние на том, что регистрируют этих несчастных, которым делают вивисекции за определенную поденную плату под предлогом их исцеления.

Посмотрите на других людей в их шутовском наряде, зарабатывающих несколько монет за декламацию нараспев на чужом языке весьма темных и пошлых песнопений, исполняемых с целью поблагодарить отца природы за тошнотворное насилие, производимое над нею5, и тогда скажите невозмутимо: «Все хорошо». Произнесите эти слова, если вы смеете, в присутствии Александра Шестого6 и Юлия Второго7; произнесите их на руинах сотни городов, поглощенных землетрясениями, и в среде двенадцати миллионов американцев, коих убивают двенадцатью миллионами способов, для того чтобы покарать их за незнакомство с латынью, из-за которого

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==523

они не смогли понять зачитанную им монахами папскую буллу. Произнесите эти слова ныне, в «торжественный» день двадцать четвертого августа 1772 года, когда перо дрожит у меня в руке, в день двухсотлетия Варфоломеевской ночи! Перейдите от этих бесчисленных сцен резни к бесчисленным приютам страданий, коими полна Земля, ко множеству болезней, медленно пожирающих стольких несчастных на протяжении всей их жизни! Наконец, понаблюдайте ужасную оплошность природы, отравляющей самые истоки человеческого рода и связавшей наиболее отвратительный бич с самым необходимым из наслаждений! Взгляните на этого столь презренного короля Генриха III и на заурядного главу его партии, герцога Мейэннского, коих настигла оспа во время затеянной ими гражданской войны, и на этого наглого потомка флорентийского купца, этого Гонди, или Реца, священника, архиепископа Парижа, проповедовавшего с кинжалом в руке и с распаленным з... Дабы завершить эту столь правдивую и одновременно мрачную картину, устройтесь между наводнениями и вулканами, неоднократно потрясавшими столько частей нашей планеты; окажитесь зажатыми между чумой и проказой, ее опустошавшими. Наконец, припомните, читая все это, все ваши страдания, признайте, что зло существует, и не усугубляйте столь великие несчастья и ужасы нелепой яростью их отрицания.

XVII. ВЫМЫСЛЫ, ПРИЗВАННЫЕ ПОМОЧЬ РАЗГАДКЕ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЗЛА

Из сотни народов, разыскивающих причину физического и морального зла, первый, чьи романтические фантазии нам известны, — это индийцы. Фантазии их возвышенны, если словом «возвышенное» обозначить высокое, ибо зло, по учению древних брахманов, происходит от раздора, некогда возникшего на самом высоком из небес между верными и завистливыми ангелами. Мятежники были низвергнуты с неба в Ондеру на миллиарды веков. Но великое бытие по истечении нескольких тысяч лет им простило; они были превращены в людей и принесли на Землю зло, кое было порождено ими в эмпиреях. В другом месте мы подробно изложили эту

==524

Легенда эта была остроумно воспроизведена талантливыми народами и неуклюже—варварами. В самом деле, нет ничего более одухотворенного и прелестного, чем сказка о Пандоре и ее шкатулке. И если Гесиоду действительно принадлежит заслуга сочинения этой аллегории, я должен считать его настолько же превосходящим Гомера, насколько Гомер превосходит Ликофрона. Однако я думаю, что ни Гомер, ни Гесиод ничего не сочинили сами: они просто переложили в стихи идеи своего времени.

Шкатулка Пандоры, содержавшая все виды зла, высыпавшиеся из нее, когда она была открыта, кажется, хранила в себе также все самые разительные и в то же время изысканные обольщения. Нельзя придумать ничего более пленительного, чем легенда о подобном происхождении наших страданий. Однако в этой истории о Пандоре есть нечто, заслуживающее еще более высокого уважения; величайшей ее заслугой, о которой, как мне кажется, никто не упоминал, является отсутствие требования, чтобы в эту историю верили.

XVIII. О ПОДРАЖАНИЯХ ТЕМ ЖЕ ВЫМЫСЛАМ У НЕКОТОРЫХ ВАРВАРСКИХ НАРОДОВ

В Халдее и Сирии варвары также имели свои мифы о происхождении зла, и мы в других местах говорили об этих мифах. У одного из этих соседних народов, обитавших на берегах Евфрата, легенда гласит, что змей, повстречавшись с тяжело нагруженным ослом, изнемогающим от жажды, спросил его, что он тащит. «Это рецепт бессмертия, — отвечал осел. — Бог подарил его человеку, а тот взвалил мне его на спину; человек этот следует за мной, но он еще далеко отсюда, ибо у него только две ноги; я умираю от жажды, будь милостив, покажи мне какой-нибудь ручеек». Змей повел осла на водопой и, пока тот пил, украл у него рецепт. Отсюда произошло его бессмертие, а человек остался подверженным смерти и всем предшествующим ей страданиям.

Заметьте себе, что змей слыл бессмертным у всех народов, потому что он менял кожу. А коль скоро он ее

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==525

В Сирии мыслили с большим размахом; там рассказывали, что мужчина и женщина были созданы на небесах, но в один прекрасный день у них явилось желание отведать мучной лепешки; после этого завтрака им потребовалось пойти в туалет; они попросили ангела показать, где находятся уборные. Ангел показал им на Землю. Туда они и отправились, а бог, дабы покарать их за чревоугодие, там их оставил. Оставим же и мы их там вместе с их завтраками, ослами и змеями. Эти наборы туманного вздора, пришедшие к нам из Сирии, заслуживают не более секунды внимания. Мерзкие сказки темного народа должны быть изгнаны из серьезного сюжета.

Обратимся от этих постыдных несуразностей к возвышенному изречению Эпикура, столь давно тревожащему весь мир и на которое можно отвечать только вздохом: «Либо бог хотел воспрепятствовать злу, но не смог; либо он это мог, но не пожелал» и т. д.

Тысячи бакалавров и лиценциатов направляли стрелы схоластики против этого непробиваемого утеса; под этим ужасным покровом находили убежище все атеисты; из этого убежища они насмехаются над бакалаврами и лиценциатами. Но в конце концов атеисты должны признать, что в природе существует деятельное первоначало, разумное, необходимое и вечное, и именно из этого первоначала проистекает то, что мы именуем добром и злом. Исследуем этот вопрос вместе с атеистами.

XIX. ВЫСТУПЛЕНИЕ АТЕИСТА ПО ПОВОДУ ВСЕГО СКАЗАННОГО

Атеист мне говорит: «Да, вы мне доказали, что вечный и необходимый принцип действия существует. Однако из того, что он необходим, я заключаю, что все из него проистекающее необходимо также; вы сами были вынуждены это признать. Следовательно, все необходимо и зло столь же неизбежно, сколь и добро. Огромное

==526

Манихей, выслушав этого атеиста, говорит ему: «Вы заблуждаетесь. Бог не только существует, но этих богов в силу необходимости два. Нам превосходно доказали, что, поскольку все устроено разумно, в природе должна существовать разумная сила; однако немыслимо, чтобы эта разумная сила, создавшая благо, создала бы также и зло. Из этого следует, что зло тоже должно иметь своего бога. Зороастр первым возвестил сию великую истину около двенадцати тысяч лет назад, а в дальнейшем еще два Зороастра ее подтвердили. Парсы всегда следовали этому прекрасному учению и продолжают следовать ему по сей день. Некий злополучный народ, носящий имя Иуды и состоявший некогда у нас в рабстве, заимствовал у нас частицу этого знания вместе с именами „Сатана" и „Кнатбулл". Кончили они тем, что признали бога и дьявола, и дьявол стал таким могущественным у этого жалкого маленького народа, что, когда однажды бог сошел с неба в свою страну, дьявол

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==527

увлек его на гору. Признайте же двух богов: мир достаточно велик, чтобы их вместить и чтобы дать им возможность действовать».

XXI. ВЫСТУПЛЕНИЕ ЯЗЫЧНИКА

Тогда поднимается язычник и говорит: «Если следует признать двух богов, я не вижу препятствия к тому, чтобы мы почитали их тысячу. Греки и римляне, являвшиеся более значительными народами, чем вы, были политеистами. Конечно, следовало бы вернуться однажды к этому восхитительному учению, согласно которому вселенная населена гениями и божествами. Безусловно, это единственная система, объясняющая всё, единственная, не содержащая противоречий. Если вам изменяет ваша жена, виновна в этом Венера; если вас обокрали, вы предъявляете счет Меркурию; если вы теряете руку или ногу в сражении, такая вещь случается по распоряжению Марса, — это что касается зла. Что же до добра, то Аполлон, Церера, Помона, Вакх и Флора не только осыпают вас дарами: при случае тот же Марс может защитить вас от ваших врагов, Венера—подарить вам любовницу, а Меркурий — пересыпать в ваш сундук все золото вашего соседа при условии, что вы своей рукой поможете этой незаконной сделке.

Было бы гораздо легче всем этим богам договариваться между собой об управлении миром, дабы этому манихею не представлялись столь убедительными благодеяния Ормузда наряду со злодеяниями Аримана, причем оба эти смертельные врага примиряются меж собой для того, чтобы соблюдать сосуществование света и мрака. Множество глаз видят лучше одного. Итак, все античные поэты без конца собирают советы богов. И как можете вы хотеть, чтобы одного-единственного бога хватало — причем одновременно! — на все те мелкие события, что совершаются на Сатурне, или на все дела созвездия Козерога? Да и что говорить — на нашем маленьком шарике все решается советами, за исключением разве правления прусского короля и папы Ганьянелли,— а в небе чтобы не было даже малюсенького совета! Несомненно, нет ничего мудрее, чем принимать все решения большинством голосов. Божество всегда следует самыми мудрыми путями. В сравнении с язычником

==528

Великое бытие, именуемое у финикийцев Иеговой или Гиао, Новом у других азиатских народов, Юпитером у римлян и Зевсом у греков, является владыкой богов и людей: ... Divum pater atque hominum rex.

(Virg. Aen. 1, 69: II, 648; X. 2; 743) *

Он — господин всей природы, коему ничто не подобно среди живых существ: Nec viget quicquam simile aut secundum. {Hor. lib. I. od. XII. v. 18) ** Он животворный дух, одушевляющий вселенную: ...Jovis omnia plena.

(Virg., Eel.. III. 60)***

Все представления, какие можно иметь о боге, заключены в следующем стихе древнего Орфея, цитировавшемся всей античностью и повторявшемся во время всех мистерий: Ele eot', au-co-fsviji;, evo; EK-rova этаута teTUKTai. (Рожден он самим собой, и все родилось от него.)

Но он доверил всем подчиненным богам попечение о звездах, об элементах, морях и недрах Земли. Его жена, представляющая весь объем пространства, им заполняемого, — Юнона. Дочь его -— вечная мудрость, слово его, его глагол—Минерва. Другая же его дочь, Венера,—покровительница   порождений,   Philometai. Она — мать Амура, воспламеняющего все чувственные существа, соединяющего их, возмещающего их постоянные утраты, воспроизводящего путем одного только

 «Отец богов и царь людей» (лат.; Вергилий. Энеида).—Перевод наш.— С. Ш.-Т. ** «Нет ничего живого, что ему бы было подобно» (лат.; Гораций.

Оды, кн. I, ода XII, ст. 18) —Перевод наш— С. Ш.-Т. *** «...всё заполняет Юпитер (лат.; Вергилий, Эклоги) — Перевод наш.—С. Ш.-Т,

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==529

сладострастного тяготения все то, что необходимость обрекла на смерть. Все боги принесли свои дары людям. Церера дала им зерно, Вакх—виноградную лозу, Помона — плоды, Аполлон и Меркурий принесли им искусства.

Великий Зевс — великий Демиург — образовал планеты и Землю. Он повелел, чтобы на нашей планете народились люди и животные. Первым человеком, по сообщению Бероза, был Алор, отец Сареса, дед Аласпара, породивший Аменона, от коего родился Металар, отец Даона, отца Эверодака, который, в свой черед, был отцом Амфиса, а тот — отцом Озиарта, отца того самого знаменитого Ксиксутра, или Ксиксутера, или Ксиксутруса, царя Халдеи, при котором произошел всем известный потоп, названный греками потопом Огигеса,— тот потоп, время коего и поныне точно не установлено, равно как и время другого великого потопа, поглотившего остров Атлантиду и часть Греции примерно на шесть тысяч лет раньше.

У нас — другая теогония, в которой мы следуем Санхониатону, однако там ни слова нет о потопе. Теогонии индийцев, китайцев и египтян еще более отличаются от вышеуказанных.

Все события древности окутаны глубоким мраком: но существование и благодеяния Юпитера—яснее солнечного дня. Герои, по его примеру делавшие добро людям, названы священным именем Диониса, сына бога. Вакх, Геркулес, Персей, Ромул получили это священное прозвище. Дошли даже до утверждения, будто божественные свойства передались и их матерям. Греки и римляне, хоть и немножко распущенные, подобно всем нынешним христианам из хорошего общества, и немножко пьяницы, подобно немецким каноникам, а также немножко содомиты, подобно французскому королю Генриху III и его Ногарету, были очень религиозны. Они совершали жертвоприношения, воскуряли ароматические масла, устраивали торжественные шествия, постились: „Stoliatae ibant nudis pedibus, passis capillis... manibus puris, et Jovem aquam exorabant; et statim urceatim pluebat" *.

 «Облаченные в столы, они ступали босиком, с распущенными волосами... и чистыми руками, и молили Юпитера о воде; и внезапно дождь лил, как из ковша» (лат.).—Примеч. переводчика.

 

К оглавлению

==530

 вольтер

Но все на свете портится. Религия изменилась. Прекрасное имя «сына бога», т. е. человека справедливого и милосердного, стало со временем даваться самым несправедливым и жестоким людям лишь потому, что они были могущественны. Древнее благочестие, очень гуманное, было изгнано суеверием, всегда чрезвычайно жестоким. Добродетель обитала на Земле до тех пор, пока отцы семейств оставались единственными жрецами и приносили в жертву Юпитеру и бессмертным богам начатки плодов и цветы; но все перевернулось вверх дном, когда жрецы стали проливать кровь и пожелали войти в долю к богам. Они и в самом деле вошли к ним в долю, принимая жертвоприношения вместо богов и оставляя богам лишь дым воскурений. Хорошо известно, как успешно разгромили нас наши враги, перенявшие у нас наши первобытные нравы, отвергнувшие наши кровавые жертвы и призвавшие народы к равенству и простоте, причем они создали себе партию сторонников из бедняков', дойдя до полного подавления богачей. Они пришли на наше место. Мы уничтожены, они торжествуют! Но когда в конце концов они развратились так же, как мы, им потребовалось великое преобразование, коего я желаю им от всего сердца».

XXII. ВЫСТУПЛЕНИЕ ИУДЕЯ

«Бог с ним, с этим идолопоклонником, делающим из бога истукана и изображающим нам подчиненных богов чем-то вроде депутатов Соединенных Штатов. В моей религии, носящей сверхприродный характер, не может быть ничего, напоминающего другие религии.

Главное различие между нашей и их религией состоит в том, что истоки нашей религии долгое время оставались покрытыми земным прахом. Догматы наших отцов были захоронены, так же как и мы сами, в маленькой стране, занимавшей пространство, равное пятидесяти лье в длину и двадцати в ширину. В этом-то колодце и обитала истина, оставаясь неведомой всему миру вплоть до того момента, когда мятежники, вышедшие из нашей среды, лишили ее — при Тиберии8, Калигуле9, Клавдии10 и Нероне—ее звания истины и малопомалу стали похваляться тем, что утвердили совершенно новую истину.

==531

Отцом халдеев был Алор, как вы это знаете. Финикийцы происходили от другого человека, именовавшего себя, согласно Санхониатону, «Первоначалом». У греков был их Прометей, у жителей Атлантиды — Уран, погречески именовавшийся «Уранбс». Я не буду говорить здесь ни о китайцах, ни об индийцах, ни о скифах. Что до нас, то у нас есть наш Адам, о коем никогда не слыхивал ни единый человек, кроме одного лишь нашего народа, и вдобавок мы узнали о нем очень поздно. И вовсе не греческий Гефест, именовавшийся у латинян Вулканом, изобрел искусство обработки металлов: честь этого изобретения принадлежит Тубалкаину. Весь западный мир был поражен, когда узнал при Константине и, что народы обязаны обычаем употребления вина больше не Вакху, но Ною, имени коего никто до тех пор не слыхивал в Римской империи, равно как никто никогда не слыхал и имен его предков, неведомых всей Земле. Эту неожиданную историю выудили из нашей Библии, переведенной на греческий язык и лишь в ту эпоху получившей некоторое распространение. После этого Солнце уже перестало быть источником света, наоборот, свет был сотворен до Солнца и отделен от тьмы, как воды были отделены от вод. Женщина была сформирована из ребра, кое выхватил сам бог из тела уснувшего человека, не потрудившись даже его разбудить, причем потомки этого человека никогда не ощущали недостатка в одном ребре.

Тигр, Араке, Евфрат и Нил — все эти четыре реки брали свои истоки в одном и том же саду. Мы никогда не ведали, где находится этот сад, однако доказано, что он существовал, ибо вход в него охранялся херувимом.

Звери умеют разговаривать. Красноречие некоего змия погубило весь человеческий род. Один из халдейских пророков беседовал со своим ослом.

Бог, творец всех людей, более не является всеобщим отцом, но отцом одной лишь нашей семьи. Семья эта, вечно кочуя, оставила плодородную Халдейскую землю, дабы какое-то время побродить по земле Содомской; именно этот поход дал ей неоспоримое право на город Иерусалим, коего тогда еще не существовало.

Наша семья размножается столь неудержимо, что семьдесят человек по истечении двухсот пятнадцати лет произвели на свет шестьсот тридцать тысяч вооруженных

==532

мужчин; а это, если считать женщин, стариков и детей, составляет около трех миллионов. Три эти миллиона обитают в небольшом египетском округе, не способном прокормить и двадцать тысяч человек. Тогда бог ради них в течение одной ночи перерезает горло всём египетским первенцам; после этой резни бог, вместо того чтобы передать Египет своему народу, становится во главе него, с тем чтобы бежать вместе с ним по морю, словно посуху, и дать всему еврейскому колену умирать с голоду в пустыне.

Мы — семикратно рабы, несмотря на потрясающие чудеса, совершаемые ради нас каждодневно богом, вплоть до того, что он останавливает Луну в разгар полдня и даже само Солнце. Десяток наших колен из двенадцати навсегда погибли. Остальные два колена рассеялись по всему миру и занимаются обрезанием крайней плоти. Тем не менее у нас всегда есть пророки. Бог постоянно спускается только к нашему народу и вмешивается только в наши дела. Он то и дело является этим пророкам — его единственным наперсникам и любимцам. Он отправляется к Аддо, или Иддо, или Йеддо, и повелевает ему совершать свой путь, не вкушая еды. Пророк решает, что бог приказал ему есть, для того чтобы лучше передвигаться: он ест—и тотчас же его пожирает лев (111-я Книга Царств, гл. XIII).

Бог приказывает Исайе шествовать полностью обнаженным, показывая всем свои ягодицы, discoopertis паtibus* (Исайя, гл. XX).

Бог повелевает „Иеремии взвалить себе на выю ярмо, а на спину — вьюк (гл. XXVII по еврейскому оригиналу). Он приказывает Иезекиилю связать себя, затем съесть фунт пергамента, завалиться на правый бок на триста девяносто дней, затем на сорок дней — на левый, а после всего этого есть д..., намазанное на хлеб (Иезекииль, гл. IV) **.

Он повелевает Осии взять себе веселую девицу и зачать от нее троих детей; затем он велит ему заплатить блуднице и от нее тоже зачать детей и т. д., и т. д., и т. п.

 Лат.; точнее: «с обнаженными чреслами».— Примеч. переводчика.

* Подобным же образом конвульсионер Каррэ де Монжерон, советник парижского парламента, уверяет в своем «Сборнике чудес», презентованном королю, будто девица, осененная действенной благодатью, в течение двадцати одного дня не пьет ничего,

==533

Добавьте ко всем этим чудесам непрерывный ряд зверских убийств, и вы поймете, что всё среди нас причастно божественному, ибо ничто не совершается по законам, именуемым у людей законами благопристойности.

К несчастью, другие народы узнали нас хорошо только тогда, когда мы были уже истреблены. Именно наши враги — христиане — познакомили с нами людей, завладев нашими мощами. Они воздвигли свое здание на сюжетах, взятых из нашей Библии, скверно переведенной на греческий. Они нас оскорбляют и угнетают еще и сегодня; но... терпение! Мы еще расквитаемся с ними; всем известно, каков будет наш триумф в конце света, когда на Земле не останется ни единого человека».

XXIII. ВЫСТУПЛЕНИЕ ТУРКА

Когда иудей закончил, турок, куривший в течение всего заседания, прополоскал себе рот, произнес свое «Алла Илла» и, обратившись ко мне, сказал: «Я выслушал всех этих фантазеров; притом я заметил, что ты — христианская собака; но ты мне нравишься, потому что кажешься терпимым и потому что стоишь за немотивированное предопределение. Я считаю тебя здравомыслящим человеком, учитывая, что ты, по-видимому, одних со мной взглядов.

Большинство ваших христианских собак всегда говорили о нашем Магомете одни только глупости. Некий барон де Тотт12, весьма умный человек, принадлежащий к лучшему обществу и оказавший нам, туркам, большие услуги в последней войне, дал мне почитать недавно книгу одного из ваших великих ученых, по имени Гроций13, озаглавленную «Об истинности христианской религии». Этот Гроций обвиняет нашего великого Магомета в том, что он внушает людям, будто голубь шептал ему что-то на ухо, будто верблюд имел с ним ночные собеседования и будто он заложил к себе за рукав половину

*  кроме мочи, и ест одно лишь д...; это дарует ей столько молока, что она выблевывает его изо рта. Надо полагать, что кормильцем ее при этом был ее возлюбленный. Из этого можно видеть, что подобные фарсы разыгрывались как у иудеев, так и у вельшей. Но сюда надо причислить и все остальные народы: они походят друг на друга своими завтраками в духе Иезекииля и жалкой конвульсионерши.— Примеч. Вольтера.

==534

Луны. Если самые ученые из ваших христианишек плели подобную ахинею, что должен я думать об остальных?

Нет, Магомет никогда не совершал этих чудес, происшедших в деревне и о которых заговорили лишь сто лет спустя после предполагаемых событий. Не совершал он и ни одного из тех чудес, о коих читал мне г. де Тотт из «Золотой легенды»14, написанной в Генуе. Он не причастен ни к одному из чудес, происшедших на Сен-Медаре15, над которыми так издевались в Европе и над которыми один французский посланник так долго вместе с нами смеялся. Чудесами Магомета были победы, и бог, отдав ему во власть половину нашего полушария, доказал этим, что Магомет — его любимец. И вовсе так не было, будто о нем ничего не знали целых два века. С того момента, как его начали преследовать, он стал триумфатором.

Его религия мудра, строга, целомудренна и гуманна: мудра, ибо не впадает в безрассудную глупость, заставляющую придавать богу других компаньонов, и потому, что в ней нет ничего мистического; строга, ибо запрещает азартные игры, вино и крепкие напитки и повелевает молиться пять раз на дню; целомудренна, ибо сводит к числу четырех огромное количество женщин, разделяющих обычно ложе всех восточных правителей; гуманна, ибо гораздо суровее повелевает нам дарить милостыню, нежели совершать паломничество в Мекку.

Добавьте ко всем этим признакам истинности терпимость. Подумайте о том, что в одном только Стамбуле у нас живет более ста тысяч христиан всех сект без исключения, мирно совершающих на глазах у всех все обряды своих разнообразных культов, причем живут они под покровительством наших законов так счастливо, что не удостаивают вернуться к себе на родину, в то время как вы со всех сторон сбегаетесь в нашу Властительную Порту».

XXIV. ВЫСТУПЛЕНИЕ ТЕИСТА

После этого попросил слово теист и заговорил так: «У каждого своя точка зрения — правильная или же нет. Мне было бы жаль огорчить порядочного человека. Поэтому я прежде всего прошу прощения у месье атеиста; однако мне кажется, что, вынужденный признать

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

==535

восхитительный замысел в порядке этой вселенной, он должен также допустить существование разума, задумавшего и выполнившего сей план. Ведь мне представляется: когда господин атеист приказывает зажечь свечу, он это делает для того, чтобы она ему светила. Мне думается, следует также признать, что Солнце создано для освещения нашей части вселенной. Не стоит спорить относительно столь правдоподобных вещей.

Месье следует быть столь милостивым и сдаться, тем более что, будучи порядочным человеком, он не должен ничего опасаться со стороны господина, нисколько не заинтересованного в том, чтобы причинить ему зло. Вы можете признать бога с полной для себя безопасностью: вы не заплатите за это ни одного лишнего процента в денежном выражении и не утратите ничего из вкусной еды.

Что до вас, господин язычник, я заверяю вас, вы явились чересчур поздно для возрождения политеизма. Для этого нужно было бы, чтобы Максенций одержал победу над Константином и чтобы Юлиан прожил на тридцать лет больше.

Я признаю, что не вижу ничего невозможного в существовании множества существ, нас превосходящих, каждые из которых имели бы свое интендантство на отдельном небесном шаре. Я бы даже охотно и с удовольствием предпочел наяд, дриад, сильванов, граций и амуров святому Вознице, святому Панкратию, святым Крепену и Крепиньену, святому Витту, святой Кунигунде и святой Марьолане; но не стоит без надобности умножать существа, да и вполне достаточно одного интеллекта для устройства этого мира: я буду придерживаться такого взгляда до тех пор, пока все прочие силы не. сообщат мне, что они имеют долю в его правлении.

Вы же, господин манихей, рисуетесь моему воображению дуэлянтом, обожающим битвы. Я — человек мирный и не люблю находиться в обществе двух конкурентов, кои вечно между собой на ножах. Мне достаточно вашего Ормузда; возьмите себе своего Аримана.

Я, наверное, всегда останусь в некотором затруднении относительно происхождения зла; но я смогу предположить, что добрый Ормузд, все сотворивший, не сумел сделать ничего лучшего. Вряд ли я оскорблю его, если ему скажу: вы сделали все, что могло сделать

==536

могущественное, мудрое и доброе существо; не ваша вина, если ваши творения не могут быть так же добры и совершенны, как вы сами. Существенная разница между вашими творениями и вами—это несовершенство. Вы не могли бы создать двух богов: просто было неизбежно, чтобы люди — обладатели разума — имели в себе также и глупость, подобно тому как неизбежно трение в любом механизме. Каждому человеку присуща его доля несовершенства и безрассудства именно в силу того, что вы мудры и совершенны. Человек не может быть всегда счастливым именно потому, что всегда счастливы Вы. Мне представляется, что набор мышц, сосудов и нервов не может жить дольше восьмидесяти или, самое большее, ста лет, вы же должны существовать вечно. Мне представляется невозможным, чтобы животное, в силу необходимости состоящее из желаний и воли, не проявляло весьма часто волю к деянию добра себе и зла — своему ближнему. Наконец, между вами и вашими творениями в силу необходимости лежит столь большая дистанция, что если в вас содержится благо, в них должно содержаться зло.

Лично я, как бы ни был я несовершенен, снова благодарю вас за то, что вы дали мне на короткий срок жизнь, особенно же за то, что я не стал профессором теологии.

Это вовсе не дурной комплимент. Бог не может сердиться на меня за то, что я не желаю ему досаждать. В конце концов я полагаю, что, не причиняя никогда вреда своим ближним и чтя своего господина, я ни в коей мере не должен бояться ни Аримана, ни Сатаны, ни Кнатбулла, ни Кербера и неистовых фурий, ни святого Возничего, ни святого Крепена, ни даже известного господина Коже, регента второго класса, принявшего magis * за minus **, и думаю, что окончу дни свои в мире, in ista quae vocatur hodie philosophic,***.

... Что до вас, господин турок, то я советую вам как можно скорее заключить мир с российской императрицей, если вы хотите сохранить то, что вы узурпировали у Европы. Мне хочется верить, что победы Магомета,

 больше (лат.).—Примеч. переводчика. ** меньше (лат.).—Примеч. переводчика.

** или в лоне философии, как это именуется в наши дни (лат.).— Примеч. переводчика.

НАДО СДЕЛАТЬ ВЫБОР, ИЛИ ПРИНЦИП ДЕЙСТВИЯ

сына Абдаллы, — это чудо; но Екатерина II16 также творит чудеса: поостерегитесь, чтобы в один прекрасный день она не сотворила чуда возвращения вас в пустыни, откуда вы вышли. Продолжайте особенно быть терпимыми: это — вернейшее средство угодить верховному бытию, одинаковым образом являющемуся отцом турков и русских, китайцев и японцев, черных, смуглых и желтых и целокупной природы».

XXV. ВЫСТУПЛЕНИЕ ГРАЖДАНИНА

Во время речи теиста вдруг поднялся с места какой-то человек и сказал: «Я — гражданин, а следовательно, друг всех этих господ. Я не стану препираться ни с одним из них; я лишь хотел бы, чтобы все они объединились между собой во имя взаимной помощи и поддержки, взаимной любви и намерения сделать друг друга счастливыми настолько, насколько люди, имеющие столь различные взгляды, могут друг друга любить и содействовать общему счастью: это и трудно, но и необходимо.

Для достижения этой цели я советую им прежде всего швырнуть в огонь все книги, содержащие ученые споры, какие им только попадутся на глаза, и особенно книги иезуитов Гарасса ", Гиньяра18, Малагрида ", Патуйе20, Нонотта21 и Полиана22—самых нетерпимых из всех; то же самое надо сделать с Gazette ecclesiastique*23 и всеми прочими книжицами, являющимися попросту пищей для гражданской войны дураков.

Затем пусть каждый из наших братьев — будь то теист, турок, язычник, христианин-грек или христианинлатинянин, англиканин или скандинав, иудей или атеист — внимательно прочтет несколько страниц из «Обязанностей» Цицерона или из Монтеня и несколько басен Лафонтена.

Подобное чтение незаметно располагает людей к Согласию, до сих пор вызывавшему отвращение у всех теологов. После такой подготовки умов всякий раз, как христианин или мусульманин встретят атеиста, они ему скажут: «Дорогой наш брат, небо да озарит вас!», а атеист им ответит: «Как только я буду обращен, я явлюсь поблагодарить вас за это».

 «Церковной газетой».— Примеч. переводчика.

==538

Мы знаем, что атеист может сердечно ладить с иудеем, особенно если этот последний ссужает ему деньги не более чем под восемь процентов; но мы совершенно не надеемся когда-либо узреть живейшую дружбу между кальвинистом и лютеранином. Все, чего мы требуем от кальвиниста, — пусть приветствует лютеранина с некоторой любовью и не подражает квакерам, не раскланивающимся ни с кем, хотя их искренности и чистосердечия недостает кальвинистам.

Мы призываем простаков, называющих себя квакерами, женить своих сыновей на дочерях теистов, именуемых социнианами, ввиду того что эти девицы, почти всегда являющиеся дочерьми пасторов, очень бедны: то будет не только весьма добрым делом в глазах бога и людей, но браки эти дадут новую породу, коя, возрождая ранние времена христианской церкви, принесет великую пользу всему человечеству.

Если после заключения этих предварительных условий возникнет ссора между двумя сектантами, они ни в коем случае не должны выбирать арбитром теолога: тот неминуемо съест устриц, им же останутся раковины. Для поддержания заключенного мира грек не должен продавать турку или турок иудею либо римлянин римлянину ничего, кроме пищи, одежды, жилища или : принятых у людей развлечений. Не нужно торговать ни обрезанием, ни крещением, ни похоронами, ни разрешением обегать вокруг черного камня в каабе, ни удовольствием стирать себе в кровь колени, преклоняя их перед .Лореттской мадонной, еще более черной.

   Во всех распрях, неожиданно могущих возникнуть в будущем, категорически запрещается лаяться, подобно разъяренным псам, какой бы приступ гнева кем-то ни овладел,—по крайней мере если мы не будем считать собак людьми, когда они сожрут наш обед или нас цапнут, и т, д., и т. д., и т. п.».

==539