ОПЯТЬ СОЮЗНИКИ, КОТОРЫХ НУЖНО УГОВАРИВАТЬ

ОПЯТЬ СОЮЗНИКИ, КОТОРЫХ НУЖНО УГОВАРИВАТЬ

В большом зале замка Бар сюр Об необычная атмосфера.

Огромный стол, покрытый туго накрахмаленной скатертью. Гигантские корзины, ломящиеся от румяных фруктов — дар благодатного юга. Изысканные вина. Дорогой севрский фарфор. Старинное серебро.

Ставка Жоффра дает парадный обед в честь японской военной миссии. В зале стоит сдержанный гул голосов, мелькают походные и блестящие формы, еще не уступившие окончательно свои позиции международному хаки, в которое облечется несколько месяцев спустя весь земной шар.

Группы офицеров оживленно разговаривают. Настроение повышенное, радостное, — визит японцев совпадает с наступлением перелома. Все полны надежд, строят планы, открыто говорят о предстоящем наступлении, и те, кто исполняют обязанности хозяев при низкорослых, желтолицых японских полковниках и генералах, томятся этим официальным положением и невольно прислушиваются к возбужденным голосам соотечественников, мыслями и душой присутствуя среди них.

Жоффр еще не приехал. Он, встававший из-за рабочего стола уже несколько раз, все не может оставить работу. Звонит Париж, вызывает Булонь сюр Мэр, требует к аппарату Бордо и еще раз Бордо.

Только что говорил Гальени. Сообщал, что Френча не застал, но, англичане, по его мнению, на этот раз окажутся хорошими боевыми товарищами. Ссылался на отсутствие времени, просил ставку принять на себя переговоры с Френчем. Вслед за ним телефонировали Франшэ д’Эсперэ и Фош. Подтверждали, что к наступлению готовы.

В повышенном настроении, в хорошем расположении духа, Жоффр едет в замок. Его встречают улыбающиеся лица, блестящие глаза, в которых светятся надежда и гордость за своего верховного начальника. Представляют офицеров японской миссии, крошечных даже по сравнению с французами.

Движутся стулья. Вестовые из бывших официантов лучших парижских ресторанов, ступая неслышными шагами, разливают вино. Тосты за Францию. Тосты за Японию. Здравицы русскому царю, британскому королю, главам всех союзных государств.

Японцы уверены в победе справедливой стороны.

Французы уверены в победоносном успехе союзного оружия.

Представители Англии заверяют.

Представители России клянутся до последней капли ...

Хор трубачей играет гимны. Марсельезу, японский, Боже царя храни.

Снова встает Жоффр. Обращается к желтым лицам, застывшим в бесконечно вежливой, непроницаемой улыбке. Говорит громко, с пафосом, верой в свои слова. Японская армия известна своей доблестью. Дух самураев и так далее. Франция накануне решительных, блестящих событий, но эти события еще не означают окончания великой войны народов. Нужно единение союзников, общая борьба за общее дело. Нужны солдаты, много солдат, нужны японские солдаты.

Может ли микадо дать свои войска, и сколько? Когда можно рассчитывать на первые транспорты из Нагасаки?

Отвечают японцы. В порядке старшинства. Много вежливых, живописных слов. Руки у сердец, поклоны, заверения.

Резюме: микадо обо всех желаниях союзников узнает. Кабинет министров в Токио все требования французского главнокомандующего обсудит. Парламент несомненно утвердит ассигновки на транспорт войск. Да, японские солдаты храбры, они уже расправились с германской концессией в Киао-Чао.

Результат?

Много сказано и ничего не высказано. Жоффру ясно: на этих желтолицых офицеров-самураев, лишенных души и чувств, Франции рассчитывать нечего. Вряд ли Париж увидит на своих улицах японских солдат и офицеров, кроме принадлежащих к военной миссии, посольству или лазарету.

Ему жаль потерянного времени, жаль даже дорого стоящего обеда, ему ясно, что Япония преследует только свои эгоистические цели, что она дальше Киао-Чао никуда не пойдет, предпочитая торговать с воюющими нациями и ссужать их военными займами по бешеным процентам.

Но Жоффр француз. Он любезен не менее японцев, и дает им понять, что восхищен закончившейся беседой.

Когда же его автомобиль отъезжает от террасы, наполненной провожающими военными, он, закуривая сигаретку, косо смотрит на притихшего адъютанта и бросает крепкое, солдатское:

— Мэрд!

Франше д’Эсперэ, прислал с ординарцем детально разработанные планы наступления. Жоффр тщательно изучает их и видит, что успех обеспечен лишь в том случае, если англичане тронутся с места. Они обязаны прикрыть левый фланг д’Эсперэ, в противном случае тот оказывается под неизбежным ударом немцев, и прорыв будет налицо.

Снова вызов из Парижа. Снова Гальени. Очередной рапорт. На парижском фронте без перемен. Концентрация армии Монури заканчивается. По окончании разговора Жоффр оборачивается к своим ближайшим сотрудникам и, улыбаясь, с облегчением, говорит:

— Теперь колебаний больше быть не может. On se battera a la Marne. Мы будем драться на Марне.

В комнате поднимается оживленный говор. Работа на мгновение забывается. Каждый, чувствуя, что Жоффр говорит неофициально, спешит высказать свои личные соображения. Выразить уверенность, что на этот раз победа озарит трехцветные полотнища французских знамен.

И, как раз тогда, когда Жофр хочет прервать беседу строгим «не время, господа, за работу», снова гудит вызов телефона, прямым проводом соединяющего Бар сюр Об с Парижем.

Гальени. Он говорит поспешно и громко, так, что его слова почти слышны присутствующим. Жоффр слушает долго, глядя сосредоточенным, словно стеклянным взором на чернильницу, впитывая в себя поток возмущенных и взволнованных слов. Когда же Гальени замолкает и ждет ответа, он говорит тихо, но отчетливо и с расстановкой:

— Как бы то ни было, Гальени, но мы атакуем. Завтра, шестого сентября, не позже и не раньше, как было предусмотрено приказами.

Затем он медленно опускает трубку, дает отбой и говорит, не смотря ни на кого, но обращаясь ко всем:

— Маршал Френч только что довел до сведения генерала Гальени, что он не только не намерен наступать, но, вообще, собирается снять свою армию с фронта.

Один из офицеров со злобой швыряет на пол шпагу. Жоффр на минуту строго взглянул на несдержанного лейтенанта и снова погружается в работу.