Предисловие 8 Часть первая Поворот 16

Насколько трезво оценивали тогда республиканцы прочность достигнутых результатов?

Что касается меня, то я очень хо­рошо помню, как в этот период га­зеты, радио и население республи­канской зоны в своем воодушевле­нии преувеличивали значимость этого поворота событий. Если не считать скептиков, молчунов, не говоря уже о пораженцах, то как члены правительства, так и лидеры политических партий и обществен­ное мнение грешили этой типичной чертой испанского характера: рас­сматривать подчас глубокий ана­лиз ситуации как признак малоду­шия.

Но каков бы ни был этот вызы­вающий и по сей день споры ис­панский характер, интересно отме­тить, что осенний пессимизм, выз­ванный переездом центрального правительства в Барселону, сме­нился безудержным оптимизмом, еще более подогреваемым малей­шим благоприятным сообщением с фронта.

Теруэльская битва подействова­ла на коллективную психику напо­добие маятника, взмах которого возвратил с собой надежду.

10 января 1938 года в Барселоне внушительная манифестация во главе с правительством Негрина в полном составе прошла по фешене­бельному бульвару Грасиа, чтобы отметить начало новой эры. Мани­фестация была проведена по инициативе ведущих политических деятелей.

Президент республики Мануэль Асанья в своем приказе тепло по­здравил войска, участвующие в сражении в горах Теруэля, отметив их «отвагу и успехи». И позволил себе на основе «достигнутых ре­зультатов» предсказать блестящее будущее.

В том же порыве воодушевления он вручил начальнику генерально­го штаба Народной армии генера­лу Висенте Рохо, командовавшему операцией в начальный ее период, «Мадрид, увенчанный лаврами» — почетную награду, столь же пре­стижную, как и Большой крест По­четного легиона, присуждаемый за боевые заслуги.

1 февраля 1938 года в монастыре Монсеррат, в пятидесяти киломе­трах от Барселоны, состоялось торжественное чрезвычайное засе­дание кортесов, заседание, на кото­ром присутствовали только депу­таты Народного фронта, кото­рых приветствовали представи­тельные парламентские делегации, прибывшие из Франции, Велико­британии, Голландии, Швеции, Бельгии и т. д.

Среди иностранных гостей одна фигура привлекла внимание поли­тических наблюдателей, а именно одного из видных лидеров Соци­алистического интернационала и бельгийских социалистов Эмиля Вандервельде, который не приехал бы на заседание, если бы не был убежден в том, что теруэльская по­беда означает собой перелом в войне.

Все это было в порядке вещей, и каждая победа, даже эфемерная, неотвратимо влечет это за собой. И все это вызывается необходи­мостью в ходе военного конфликта время от времени поднимать мо­ральный дух фронта и тыла.

В конце концов было вполне естественно придавать немаловаж­ное значение прорыву фронта на 60 километров в глубину и капитуля­ции гарнизона, которому Франко было обещано освобождение (как уже был освобожден гарнизон Алькасара в сентябре 1936 года).

Такое случалось не так часто.

Если в республиканском лагере ликовали, то мятежники и их союз­ники — державы «оси» предавались мрачным мыслям.

Они использовали малейший ус­пех своих войск, чтобы попытать­ся поднять дух в тылу, где известие об окружении Теруэля произвело сильное впечатление.

Так, например, газета «Диарио де Бургос», близкая к «генералис­симусу», воспользовавшись в каче­стве предлога атаками на новую внешнюю линию фронта республи­канцев и взятием мятежниками пи­ка Муэла и деревни Конкуд, 1 янва­ря 1938 года писала:

«Славные войска националистов завершили вчера свое победонос­ное продвижение и положили ко­нец осаде Теруэля».

В тот же день ставка каудильо объявила, что «блокада Теруэля прорвана».

15 января, хотя гарнизон полков­ника Рэя д'Аркура уже семь дней как капитулировал, газеты мятеж­ников печатали крупные заголов­ки:

«Среди руин Теруэля горстка храбрецов продолжает защищать честь Испании».

В своих «Военных дневниках» ге­нерал Кинделан рассказывает, что сам Франко, обеспокоенный перво­начальной победой республикан­цев в Теруэле, поручил ему дать «критическую и беспристрастную

76

оценку соотношения сил на данный момент».

— подавляющее превосходство авиации «националистов»;

— количественное равенство чис­ленного состава при качественном превосходстве пехоты и артилле­рии «националистов», то есть ис­панских и марокканских войск, а также легионеров и КДВ;

— превосходство республиканцев в танках и инженерных войсках;

— появление в обоих лагерях признаков усталости от войны.

В заключение Кинделан не без горечи писал:

«Но противник перехватил и стратегическую, и тактическую инициативу».

Как стало известно из итальян­ских и германских архивов, Гитлер и Муссолини разделяли в это вре­мя беспокойство Франко.

С присущим ему высокомерием Муссолини через своего посла гра­фа Виолу и генерала Берти, сме­нившего генерала Роатту на посту командующего КДВ, дал понять «генералиссимусу», что он «недо­волен ходом военных действий, ко­торые должны вестись более энер­гично». И что он предоставил Франко помощь в боевой технике и людях сроком лишь «на 4-6 ме­сяцев» и при условии, что каудильо будет прислушиваться к «итальянским военным советни­кам».

Что касается нового германско­го посла в Бургосе фон Шторера, то в его депеше от 1 февраля, адре­сованной статс-секретарю Макензену, слышатся отзвуки упреков, высказанных дуче «генералиссиму­су».

В действительности же, в чем очень скоро пришлось убедиться, командующий армией Леванта Рамон Сарабиа, который в своем приказе от 9 января квалифициро­вал несколько поспешно теруэль­скую победу как «полностью достигнутую» и выразил уверенность в «победе окончательной», весьма далеко зашел в этой двойной эк­страполяции. И не только он.

Два дня спустя, 11 января, сам генерал Рохо в приказе, отданном республиканским войскам, пред­писывал сократить численность во­инского состава на этом театре во­енных действий, считая Теруэльскую битву выигранной и закон­ченной ввиду капитуляции гарни­зона Теруэля.

Именно в тот момент битвы штаб Народной армии не понял, что возврат этого главного города провинции станет для Франко во­просом национального и междуна­родного престижа. И что он для этого ничего не пожалеет.

14 января генерал Давила подпи­сал боевой приказ, предписываю­щий «сковать силы противника в центре [линии фронта. — Ж. С] и на правом фланге и нанести удар по его левому флангу».

Этот маневр имел своей непос­редственной целью овладение хо­рошо укрепленным горным рай­оном, контролируемым республи­канцами.

С этого плацдарма предполага­лось начать отвоевание города при поддержке артиллерии (490 орудий всех калибров) и авиации (пол­ностью переброшенной с Северно­го фронта), насчитывавшей 250 бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков.

Описывая этот этап франкист­ского контрнаступления, историк Мартинес Банде пишет в своей кни­ге «Битва за Теруэль»:

«Артиллерийская подготовка и воздушные бомбардировки разру­шили укрепления, казавшиеся не­приступными. По развертыванию введенных в действие боевых средств, по ожесточенности боев и безупречной координации всех ро­дов войск, участвовавших в сраже­нии, операция напоминала прорыв

«Стального пояса» вокруг Бильбао, где впервые за время войны в Испании удалось сосредоточить на узком участке фронта огромное ко­личество наступательных средств, вследствие чего противник нес огромные потери».

Перед этим шквалом огня и ста­ли и перед его возможными па­губными как для морального духа, так и для численного состава войск последствиями генерал Рохо и не­давно произведенный в генералы командующий армией Леванта Са­рабиа — которые сразу же после сдачи гарнизона Теруэля сняли часть соединений, с тем чтобы бро­сить их в наступление на другом театре военных действий, — вынуж­дены были перебросить с Цен­трального и еще более отдален­ных фронтов несколько дивизий из маневренной группы, как, напри­мер, V армейский корпус, и из ре­зерва.

Не слишком вдаваясь в детали, отметим, что приток свежих сил позволил республиканцам благо­даря успешным контрударам по коммуникациям противника сдер­живать до конца января наступле­ние мятежников на Теруэль, осуществлявшееся под непосредствен­ным руководством «генералисси­муса».

Однако 2 февраля 1938 года гене­рал Висенте Рохо еще не отказался от мысли осуществить свой знаме­нитый «план Р», о котором говори­лось выше и который предусмат­ривал крупную наступательную операцию в направлении Эстремадуры с целью перерезать коммуни­кации противника с севера на юг, продвинувшись вплоть до испано-португальской границы.

Дополнительно предусматрива­лись три вспомогательные опера­ции: одна — в направлении Кор­довы, в Андалусии; другая — в Цен­тральной зоне, имеющая своей за­дачей ликвидировать Харамский выступ; третья — с целью угрожать

77

Сарагосе или по крайней мере при­близиться к ней настолько, чтобы иметь возможность вести артилле­рийский обстрел главного центра Арагона. Тем не менее 5 февраля генера­лу Рохо пришлось отказаться от своих крупных стратегических за­мыслов, поскольку противник пос­ле двух с половиной часов смерто­носной артподготовки и непрерыв­ных мощных бомбардировок про­вел маневр по окружению Сьерра-Паломеры, нанеся республиканцам тяжелый урон (около семи тысяч убитых и раненых).

78

пулеметным огнем вражеских штурмо­виков и истребителей, совершав­ших непрерывные налеты с рассве­та до наступления сумерек.

Если в течение нескольких не­дель она была ознаменована побе­дой республиканцев, то затем она обернулась на первых порах фран­кистским контрнаступлением, а по­том вторичным завоеванием мя­тежниками всей потерянной ими территории.

10 февраля генерал Давила мог заявить, что его войска вышли на правый берег реки Альфамбры.

На следующей неделе франкисты поставили себе целью захватить к северу от Теруэля высоты, господ­ствующие над городом.

17 февраля, в 11 часов утра, не­смотря на упорное сопротивление республиканцев, наваррские диви­зии и марокканские части при под­держке артиллерии и авиации пос­ле ожесточенных боев форсирова­ли Альфамбру и заняли ряд горных кряжей, нанеся тяжелый урон рес­публиканской армии.

В этот день Висенте Рохо вызвал к себе командовавшего V корпусом Модесто, доверил ему руководст­во самым угрожаемым участком фронта и заявил при этом [как рас­сказывает в своей книге «Я — из Пя­того полка» Модесто]:

«Противник начал крупномасш­табное наступление на Теруэль. Он опередил нас с операцией, которую мы готовили в Эстремадуре».

18 февраля, когда франкисты го­товились к прорыву республикан­ской линии обороны к северу от го­рода, генерал Рохо взял на себя непосредственное командование всем фронтом.

Однако уже 19 февраля мятежни­ки осуществили прорыв в несколь­ких местах.

20 февраля начальник генераль­ного штаба Народной армии, трез­во оценив результаты практически непрерывных бомбардировок про­тивника, решил со следующего утра мобилизовать всю имеющую­ся в его распоряжении истреби­тельную авиацию, чтобы воспре­пятствовать этим разрушительным акциям.

Связавшись вечером по телетай­пу с министром обороны (стено­грамма разговора находится в рес­публиканских архивах), генерал Сарабиа сообщил Индалесио Прието, что отдал командовавшему V армейским корпусом полковнику Модесто приказ об эвакуации Те­руэля.

Модесто отказался выполнить этот приказ, считая его «прежде­временным».

21 февраля в разговоре с Прието генерал Рохо поделился с мини­стром обороны своими «пессими­стическими соображениями» и по­ведал ему о своих опасениях, как бы «потеря кладбища, Мансуэто, а также Санта-Барбары не привела в результате к немедленному паде­нию Теруэля».

22 февраля Прието и Рохо снова обсуждали по телетайпу ситуацию, сложившуюся в результате дей­ствий командира 46-й дивизии Ва­лентина Гонсалеса, прозванного Кампесино (крестьянин). Кампесино вместо того, чтобы удерживать позиции, решил пробиться сквозь франкистское окружение.

Сочтя свою позицию непригод­ной к обороне, он с двумя тысяча­ми человек пробил брешь в распо­ложении противника к югу от горо­да.

Во время этого разговора Рохо пожаловался Прието на свое «исто­щение, вызванное нервным перена­пряжением», и воздал должное «прекрасным воинским качествам и мастерству V армейского корпуса [корпуса Модесто. — Ж. С], проявленным им в ходе боев и в уп­равлении различными частями... учитывая трудные задачи, которые ему пришлось решать в той слож­ной тактической обстановке, в ко­торой он оказался».

22 февраля, около 11 часов вече­ра, Теруэль был вновь захвачен войсками генерала Давилы.

На следующий день Прието в ре­шающей беседе с Рохо по этому во­просу посоветовал ему не предпри­нимать контратак ввиду демора­лизации некоторых воинских ча­стей.

«Когда боевой дух недостаточно высок для обороны, он тем более недостаточен для наступления», — сказал он.

Затем, перейдя к обзору событий предшествующих дней, он охарак­теризовал продвижение противни­ка и достигнутые им результаты «как намного превзошедшие его самые честолюбивые расчеты».

Таким образом, Прието хотел дать понять Рохо, что войска, на­ходившиеся в его подчинении и в подчинении Сарабии, со своей за­дачей не справились.

В действительности дело обстоя­ло гораздо сложнее.

Хотя отход стоявшей в Теруэле 46-й дивизии под командованием Кампесино был нарушением при­каза и заслуживал порицания, участь Теруэля тем не менее была решена уже с того момента, когда мятежники при поддержке авиации и артиллерии прорвали оборони­тельную линию к северу от города, а республиканцы под угрозой ох­ватывающего маневра в предгорь­ях начали отходить.

В этой скрытой полемике с Рохо Прието смутно пытался найти до­воды в свою защиту, в свое оправ­дание в ответ на критику, которой он должен был подвергнуться в со­вете министров и в Высшем воен­ном совете, когда от него потре­буют как общих, так и детальных объяснений по поводу только что происшедшего трагического пово­рота в ходе военных действий.

Такая позиция министра обо­роны не опиралась на факты.

79

Прието упускал из виду глобальное значение этой битвы.

Шестидесяти девяти дней среди самых тяжелых за всю войну, до­рого обошедшихся правительст­венным войскам. Республиканцы потеряли 14 тысяч убитыми, 20 ты­сяч ранеными и 17 тысяч пленны­ми, в то время как потери франкис­тов составили около 45 тысяч чело­век.

Трофеи, доставшиеся франкис­там, были не столь велики: 3 тыся­чи винтовок, около 100 ручных пу­леметов, 123 станковых пулемета, 9 минометов, 7 орудий и 22 танка.

Таким образом, потеря Теруэля, несомненно, поставила перед ре­спубликанцами серьезную пробле­му.

В самом деле, вновь, как это уже случилось во время боев под Брунете, они после первого прорыва обороны противника поспешили несколько преждевременно и на все лады раструбить об успехе.

И большие надежды, поро­жденные этим успехом, обернулись горечью, всегда идущей следом за разочарованием. Горечью, которая в свою очередь вызвала волну уны­ния и даже усталости.

Поскольку его планы оказались несколько нарушены и поскольку отныне ему не оставалось иного стратегического выбора, как развивать­

успех, достигнутый в ходе Теруэльской операции, он начал но­вое крупномасштабное и исключи­тельно опасное наступление, ставя перед собой двойную задачу: со­средоточив мощную группировку сил и техники, вклиниться как мож­но глубже на территорию Катало­нии и провинции Левант — районов, обладающих значительным эконо­мическим потенциалом, где, одна­ко, в ходе войны еще не были вве­дены в действие сильные и дисци­плинированные армии.

Это наступление, совпавшее по времени с битвой за Теруэль и ставшее для республиканцев одним из тяжелейших испытаний за всю войну, вошло в историю под на­именованием, сочетавшим назва­ния двух районов, в которых оно развернулось, то есть битва за Ара­гон и Левант.

Эта битва длилась около пяти месяцев: с марта по июль 1938 года.

Несмотря на то что в результате республиканская зона оказалась рассеченной на две отдельные тер­ритории: с одной стороны, Ката­лония, а с другой — центральные и приморские провинции, простирав­шиеся от Мадрида до северной Андалусии и до Средиземноморского побережья, — эта битва не заверши­лась ни взятием Барселоны, ни взя­тием Валенсии, хотя был момент, когда этого можно было опасать­ся.

Через две недели после перехода Теруэля в руки мятежников начало битвы за Арагон и Левант ознаме­новалось молниеносным успехом: итальянские моторизованные ди­визии вторглись 9 марта в сектор Альканьис.

XII армейский корпус республи­канцев, принявший на себя первый удар, был буквально дезорганизо­ван в первые три дня боев.

Входившие в него три дивизии — 54-я, 61-я, 28-я, в целом девять бригад, — охваченные паникой, не оказали ни малейшего сопротивле­ния противнику, который, продви­гаясь по открытой местности, стре­мительно атаковал намеченные це­ли.

Наскоро мобилизованные респу­бликанские резервы прибыли к месту слишком поздно, чтобы сдержать эту волну, все сметавшую на своем пути. Остатки XII корпуса частично отошли к северу от Эбро, а частично — к Средиземноморскому побережью, куда они в беспо­рядке отступили в состоянии, близ­ком к панике.

К утру 15 марта, через 6 дней после первого мощного фронталь­ного удара противника, положение в этом секторе осложнилось на­столько, что между Каландой и Альканьисом — где итальянские

80

войска прорвали республиканский фронт — была пробита брешь шири­ною в 60 километров, где итальян­ским моторизованным частям не противостояло ни одного респуб­ликанского воинского соединения, способного оказать им сопроти­вление.

Это и заставило итальянские ди­визии протоптаться на месте 12 дней, прежде чем продолжить свое продвижение к Средиземноморско­му побережью.

Если каудильо предоставил честь нанесения первого мощного фронтального удара итальянским моторизованным дивизиям, то на долю марокканских, арагонских и пиренейских войск (сведенных в три армейских корпуса) выпала за­дача довести до конца вторую фазу битвы за Арагон.

Вторая фаза сражения протекала в таких же условиях, как и первая.

Внезапно форсировав реку Эбро и ворвавшись в Кинто, мароккан­ские части под командованием ге­нерала Ягуэ пробили севернее брешь и устремились к Фраге.

Как будто только и ожидавшие этого сигнала, шесть армейских корпусов, сосредоточенных Фран­ко к югу и к северу от Эбро (почти до отрогов Пиренеев), перешли в наступление на фронте протяжен­ностью более 300 километров.

Противник пустил в ход авиа­цию, артиллерию и моторизован­ные колонны, но республиканцы вдруг начали сражаться с яростной энергией, пришедшей на смену их беспорядочному бегству в первые дни франкистского наступления, тем самым приведя в замешатель­ство наступающих и приостановив на несколько дней их продвижение в глубь Каталонии.

Хотя республиканцы бросили в бой, с одной стороны, три армей­ских корпуса, входившие в состав Маневренной армии (Ejército de Maniobra), а именно V корпус (Модесто), XXII (Ибарролы) и XXI (Паласиоса), сражавшиеся к югу от Эбро против итальянских, наваррских и галисийских дивизий, а с другой — X и XI армейские корпуса, противостоявшие к северу от Эбро марокканским и арагонским ча­стям, они значительно уступали мятежникам в живой силе и техни­ке.

Генерал Рохо следующим обра­зом оценил это двойное неравен­ство сил. В одной из своих работ, посвященных битве за Арагон и Левант, он указывал, что в армей­ских корпусах республиканцев не­доставало до 30% штатного соста­ва и до 40% штатного вооружения.

Существующее соотношение сил на этом трехсоткилометровом фронте так явно было в пользу на­ступающих, что, несмотря на му­жество, проявленное республикан­скими войсками, так и не давшими себя разбить, чаша весов должна была неизбежно склониться в поль­зу сильнейшего.

31 марта Восточная армия под командованием подполковника Хуана Переа была разделена на две армейские группы: одной, под командованием подполковника Линареса, предстояло прикрывать север Каталонии, другой, которой руководил подполковник (впослед­ствии генерал) Кордон — юг про­винции.

Но эти меры помогли как мерт­вому припарки. 4 апреля пал город Лерида, рас­положенный приблизительно в 150 километрах от Барселоны.

В тот же день республиканцы оставили еще один важный город, Гандесу, расположенный в 40 кило­метрах от Средиземноморского побережья.

С другой стороны, вся Катало­ния и ее главный город Барселона начиная с середины января 1938 го­да подвергались систематическим бомбардировкам с воздуха, целью которых были не военные объекты, а вполне определенная задача — сломить моральный дух граждан­ского населения.

«Генералиссимус», возобновляя в еще более широком масштабе свою стратегию террора, впервые осуществленную в начале битвы за Мадрид (ноябрь 1936 года), прика­зал находящейся в его распоряже­нии итало-германской авиации безжалостно бомбить около тридцати каталонских городов и крупных поселков.

Был тщательно составлен тра­урный перечень этих налетов. Не воспроизводя его здесь целиком за неимением места, мы назовем лишь несколько дат бомбардиро­вок и укажем их итог в человече­ских жизнях, намеренно принесен­ных в жертву.

19 января в Барселоне погибло 200 и было ранено 342 человека; 22 января в Фигерасе 38 человек поги­бло и 106 было ранено; 30 января в Барселоне более 500 человек было ранено и более 300 погибло.

В феврале Таррагона, Сагунто, Гишольс, Бланес, Пуэрто-де-ла-Сельва и другие населенные пунк­ты, разбросанные по всем угол­кам Каталонии, были отобраны с тщательностью отнюдь не случай­ной, цель которой (ведение «воз­душной психологической войны») была очевидна.

16 и 17 марта на Барселону было совершено 18 воздушных налетов, в результате которых погибло бо­лее 1300 человек и 3 тысячи ранено.

81

Одновременно бомбардировкам подверглись Кастельон, Реус, Тортоса, Оспиталет, Камбойк, Альтафулья, Каспе, Сан-Висенте-де-Кальдерс, Вендрель, не говоря уж о других городах. Франко поставил перед авиацией задачу дезорганизовать жизнь гражданского населе­ния, посеять нервозность и панику в республиканском тылу.

Правительство Негрина сделало попытку прекратить это варвар­ство, которое, по его собственным словам, «ускоряло разрушение Ис­пании» и «проливало кровь не­винных». В своей речи, произнесен­ной 28 января, он предложил Фран­ко, чтобы оба лагеря отказались от «бомбардировок тыловых насе­ленных пунктов». 29 января радио Саламанки отвергло это предложе­ние, назвав его «гнусным и на­глым», и пояснило: «Испания — это не здания и не города. Испания воплощена в идеях и гении Франко. Мы ведем войну! Вперед, через смерть! Наша авиация в десять раз мощнее авиации красных, и мы не вправе пренебречь этой силой».

Тогда французское правитель­ство, возглавляемое К. Шотаном,



В Верхней Каталонии бойцы Народной армии и беженцы переходят границу с Францией.

обратилось к Ватикану с просьбой ходатайствовать перед Франко о прекращении этой бойни. «Генера­лиссимус» отверг эту просьбу.

Мир был так потрясен чудовищ­ной мартовской бойней в Барсело­не, что сэр Невилл Чемберлен предложил правительству Фран­ции «призвать обе воюющие сто­роны прекратить бомбардировки». Шотан присоединился к этой инициативе «с целью скорейшего за­ключения соглашения, которое по­ложило бы конец подобным звер­ствам». Но каудильо сделал вид, что его это не касается.

Используя военные успехи, до­стигнутые его войсками в Арагоне и Каталонии, Франко продолжал свою стратегию террора, вероят­ной целью которой было быстрое завоевание Каталонии.

Однако в тот момент, когда ка­залось, что дорога на Барсело­ну была открыта и можно было ожидать самого худшего для Ка­талонии, «генералиссимус» Фран­ко принял одно из самых странных решений за всю свою военную карьеру.

Он приостановил наступление в Каталонии.

И форсировал боевые действия в Маэстрасго, стремясь выйти к Сре­диземноморскому побережью и за­кончить таким образом третью фа­зу арагонской операции.

Если вспомнить, что на 1 апреля Восточная армия, согласно рапор­ту генерала Рохо, потеряла 70 ты­сяч человек и, хотя она получила подкрепление из шести дивизий, ее части еще не были переформиро­ваны, может возникнуть вопрос, почему Франко предпочел насту­пать на юге, а не на северо-востоке.

Этот стратегический выбор вы­зывает недоумение у всех военных историков, в том числе и у не­офранкистов. Не объясняется ли он тем, что значительные силы Мане­вренной армии, и в частности V ар­мейский корпус, спешно направлялись

82

в Каталонию и что Франко хотел избежать риска столкнове­ния с ними?

Происшедшее 15 апреля расчле­нение республиканской Испании на две изолированные зоны таило в себе двоякую опасность.

Первая, непосредственная опас­ность состояла в том, что, покинув Каталонию, Франко тотчас бросит свои войска в направлении Вален­сии.

Вторая, более отдаленная опас­ность заключалась в том, что каудильо мог организовать генераль­ное наступление на Каталонию (как это и случилось в конце 1938 года).

В действительности сражение за

83

собственно Левант протекало в ином темпе, чем сражение за Ара­гон.

Армия Леванта и различные ма­невренные армии были подчинены этой Группе армий Центрального района под общим руководством генерала Леопольдо Менендеса.

Эти меры оказались эффек­тивными.

Они позволили значительно за­тормозить продвижение франкист­ских войск вдоль Средиземномор­ского побережья.

Возобновленное в начале мая франкистское наступление на Ва­ленсию сопровождалось в течение восьми недель исключительно упорными боями.

И лишь к концу июня в результа­те нового мощного фронтально­го удара войска генерала Аранды овладели прибрежным городом Кастельон-де-ла-Плана, располо­женным в 60 километрах от глав­ного города Леванта.

В то время как галисийский ар­мейский корпус во главе с генера­лом Арандой продвигался посте­пенно вдоль побережья, генерал Варела сосредоточил итальянские моторизованные части и кастиль­ский армейский корпус вдоль оси наступления север — юго-восток, ко­торое было нацелено на Валенсию.

Варела, который в начале ноября 1936 года опрометчиво объявил о своем вступлении в Мадрид «8-го или самое позднее 9-го числа», на сей раз обошелся без заявлений.

Он соединил итальянские части с испанскими батальонами, значи­тельно усилив огневую мощь ар­тиллерии и увеличив число своих танков.

Дата взятия Валенсии была на­мечена на 25 июля (и не позже!).

Но республиканцы не оставались в бездействии после того, как 15 апреля войска Аранды вышли к по­бережью у Винароса.

Одновременно с уже упоминав­шимися мероприятиями по реорга­низации армий Центрально-южной зоны, республиканцы мобилизова­ли семь категорий призывников, три из которых были в полном со­ставе направлены на строительство оборонительных сооружений.

В результате на подходах к Ва­ленсии была создана линия укре­плений, получившая название «ли­ния XYZ». Эта линия опиралась на северо-западе на естественную пре­граду — горы Сьерра-де-Хаваламбре и, следуя рельефу местности, спускалась к морю вдоль Сьерра-де-Торо и высот Альменары.

Для эффективной обороны этой укрепленной линии существенно важным было поручить выполне­ние этой задачи свежим войскам, не испытавшим арагонского раз­грома. Войскам, моральный дух которых не был подорван. И хоро­шо обученным.

С этой целью были сформиро­ваны и эшелонированы вдоль «ли­нии XYZ» два армейских корпуса.

Когда уверенные в себе войска Варелы двинулись вперед, вскоре стало ясно, что их целью был го­род Сегорбе, находящийся в 50 ки­лометрах от Валенсии и бывший ключом к ней.

Продвигаясь вдоль дороги Теруэль-Сагунто, вражеские мотори­зованные дивизии прорвали фронт, удерживаемый XIII республикан­ским армейским корпусом, ко­торый, подвергшись бомбардиров­кам и артиллерийскому обстрелу противника, отступил, поставив тем самым под угрозу XVII кор­пус, удерживавший позиции на вы­ступе Мора. Отход XIII корпуса повлек за собой в свою очередь от­ход XVII корпуса во избежание окружения.

Несмотря на сильно пересе­ченный рельеф местности, где поч­ти не было троп, отход республи­канцев обошелся без людских и материальных потерь.

Развивая первоначальный успех, войска Варелы начали штурм «ли­нии укреплений XYZ», защищаю­щей подступы к Валенсии.

В течение десяти дней войска Ва­релы при поддержке всех наличных бомбардировщиков и истребите­лей (легиона «Кондор» и «Легионарии») пытались пробить брешь в системе обороны республиканцев.

Но, за исключением нескольких незначительных продвижений на



Пробираясь через снежные перевалы, бойцы Народной армии несут маленьких сирот, ставших жертвами войны.

84

кайдиельском направлении, им этого сделать не удалось.

С этой новой, крайне напряжен­ной фазой сражение за Левант до­стигло своего апогея.

И снова друзья и враги республи­канской Испании во всех уголках земного шара жадно ловили изве­стия с узкой полоски земли в пяти­десяти километрах от Валенсии, которая из безвестной точки на географической карте вдруг превратилась в место современного разгула страстей и ужасов войны.

В течение четырех дней, с 20 по 24 июля, с перерывами лишь на ко­роткие летние ночи, как только за­нималась утренняя заря, эска­дрильи бомбардировщиков засти­лали небо; от их бомб, сбро­шенных на оборонительные укреп­ления, дневной свет затмевали тучи сухой земли и щебня.

Вслед за бомбардировщиками на рубежи обороны республиканцев двигались танки и бронемашины, ведя огонь из своих пушек и пуле­метов по бойцам в укрытиях и траншеях, которые в свою очередь обстреливали машины наступаю­щих и развернутую в атаке пехоту.

Местечко Вивер, ставшее глав­ной мишенью этих по несколько раз в день возобновлявшихся яро­стных атак, где Варела решил прор­вать фронт, держалось стойко.

24 июля темп атак замедлился, чтобы 25-го упасть почти до нуля.

В этот день республиканцы, стре­мясь снова перехватить у «генера­лиссимуса» стратегическую ини­циативу, начали на фронте на реке Эбро битву, которой суждено было стать самым крупным сражением за всю войну. Битву, которая будет продолжаться все лето 1938 года.

Наступление на Валенсию вы­дохлось.

В итоге битва за Левант, кото­рую Франко предпочел вести в мае-июле вместо продвижения в Каталонии (последнее могло бы иметь тяжелые последствия для ре­спубликанцев), не принесла ему громкой победы.

Этот выбор, сделанный Франко на следующий день после битвы за Арагон, обошелся ему очень доро­го во всех отношениях: его потери и в людях, и в боевой технике были велики.

Более того, его исход вновь ли­шил его возможности осуществить другое решение: взять Валенсию и добиться развала Центрально-юж­ной зоны.

Это другое решение было не чем иным, как повторением наступле­ния на Мадрид, от которого каудильо решительно отказался во время битвы за Теруэль в середине декабря 1937 года.

И это другое решение еще раз поставило его перед необходи­мостью сражаться с республикан­цами на навязанном ему театре во­енных действий, а именно на реке Эбро.

В общем ходе Испанской войны битвы за Теруэль, Арагон и Левант в конечном счете можно рассма­тривать как три этапа испытания, которому подверглась республика.

И это испытание, в ходе которо­го республиканцы дважды оказы­вались на грани катастрофы, за­кончилось для них, однако, с точки зрения их глобальной стратегии войны драгоценным выигрышем во времени.

Выигрыш во времени?

Что это значит?

Попросту говоря, то, что, жесто­ко страдая от все более грубого вмешательства держав «оси» в кон­фликт, который уже не был чисто внутренним конфликтом, завися от перипетий политики «невмеша­тельства», то «гибкой», то жесткой (которая, тормозя или блокируя на пиренейской границе поставки ору­жия из СССР или других стран, по­мешала в надлежащее время во­оружить вновь сформированные дивизии), республиканцы вопреки всему надеялись, что наступит день, когда «западные демокра­тии» поймут наконец, в чем со­стоит их собственный стратегиче­ский интерес (не допустить превра­щения Испании в плацдарм для Гитлера и Муссолини), и этот ин­терес все же восторжествует над соображениями (обусловленными классовой ненавистью и гипертро­фированным страхом перед угро­зой мирового конфликта), легши­ми в основу пакта, подписанного в августе 1936 года, защитником которого был премьер-министр Франции Леон Блюм.

Только потому, что в надежде компенсировать недостаток воору­жения у республиканцев не было иного выбора, кроме этой оптими­стической гипотезы, они и держа­лись за нее.

В самом деле, они цеплялись за нее даже после мюнхенской капи­туляции, которая решила участь не только Чехословакии, но и Испан­ской республики, отданной во власть диктаторам до того, как разразилась вторая мировая война.

Но это уже другой период исто­рии тридцатых-сороковых годов.

В час, когда завершалась битва за Левант и начиналось сражение на Эбро, жребий еще не был бро­шен.

Еще оставалась какая-то на­дежда.

Партия еще не была доиграна до конца.

Несомненно, война в Испании достигла переломного момента.

Но Испания продолжала оста­ваться — и, как будет видно далее, в определенном смысле более чем когда-либо, — ставкой в игре.

85