Прошли века. Одно поколение сменялось другим, и так на протяжении многих, многих лет 225 со дня основания Нижней Омки и до нашего времени

Сохранить крупицы старины

В 1890 году – ровно через сто лет после А. Н. Радищева – через Пустынное от Тюмени до Иркутска, две с лишним тысячи вёрст, проехал по старому сибирскому тракту А. П. Чехов. Он останавливался в этом селе, где основательно укрепилось купечество, была какая-то своя интеллигенция. Только опять же никто не помнит, в котором доме Антон Павлович ночевал. В. С. Аношин – краевед из Большеречья в своей книге «Где шумел Артынский бор» пишет: «Местные старожилы рассказывали, что ямщиком у них в те годы был Фома Иванович Соломенников (видимо не ямщик, а содержатель постоялого двора и нескольких троек великолепных лошадей). У него был большой крестовый дом в четыре комнаты. Все пассажиры заезжали к нему, а он их вёз дальше на Копьево или Могильное. В некоторых воспоминаниях фамилия ямщика – Сумской. (Вполне возможно, тогда ямщину гоняли несколько зажиточных сеемей. И ямщиками далеко не всегда были хозяева).

А. П. Чехов жадно прислушивался к беседам купцов, промышленников. Он писал, что люди здесь чувствуют себя свободнее, чем в Европейской части России, и разговоры тут вольные потому, что власти тут почти нет».

В период НЭПа – в 1926 году – в селе образовалось четыре ТОЗа, но вскорости распались, и уже в тридцатом – родилась коммуна. Но и она не прижилась, самораспустилась – не приняли крестьяне такое хозяйствование. Тот же автор сообщает нам, что в коммуне обобществили скот, свезли семенное и фуражное семя, открыли общественную столовую и резали в сутки по одной-две головы крупного рогатого скота для пропитания. Так продолжалось два месяца. Когда увидели, что общественное стадо подходит к концу, прекратили забои и закрыли столовую.

В 1930 году здесь образован колхоз «Красный Путь», председателем избран Г. Г. Старденк. Сегодня это отделение совхоза «Береговой». От былого величия села ничего не осталось – заурядная, стареющая деревня. Жалко. Пустынное – родоначальник населённых пунктов нашего района, живая пока история. Обидно, если оно канет, как и десятки других, в Лету. Хочется надеяться, что руководители района, совхоза, Старомалиновского сельсовета постараются взяться за обновление деревни, сохранить, если ещё можно, отдельные избы, каменные постройки, взять их под охрану, реставрировать.

Да, возрождать почти из небытия приходится немало населённых пунктов, как и не дать исчезнуть с карты района другим, внешне пока благополучным. Потребуются значительные средства. Всё так. Но Пустынное должно быть на особом статусе.

На территориях Старомалиновского, Новотроицкого сельсоветов уже плохо проглядывается ещё один исторический штрих – старый сибирский тракт – Пустынное – Радищево – бывшая Мещерка – Резино – Никитинка – Бахтай и до Томска по заболоченным местам того времени. Еще 15 – 20 лет назад его чётко можно было проследить. Сегодня даже отдельные фрагменты обнаруживать становится всё труднее и труднее. Если не принять каких-то кардинальных мер, то через год-два вряд ли что останется и от этого памятника старины. Конечно, весь тракт восстановить и поддерживать в порядке на первом этапе – несбыточная мечта, но взять под контроль отдельные участки – затрат больших не надо. Главное – не разрушить до конца того, что осталось. Не запахивать, не стирать с лица земли.

Нижняя Омка

Во второй половине XVIII века интенсивно заселяется восточная часть Омского уезда. Историк Г. Миллер называет три деревни по Оми в десяти вёрстах от крепости. Дальше – вплоть до Усть-Тартарского форпоста – никаких населённых пунктов не было.

В 1755 году прапорщик Упсунников, намечая трассу дороги через Барабинскую степь, доносил, что вдоль реки Оми от деревни Зотиной до форпоста Тартарского никаких жилых мест и деревень не имеется, а «учинять поселения» нам можно. Достаточно «имеется к поселению необжитых мест около реки Оми, где годного на строение и на дрова берёзового лесу и пахотной земли, сенных покосов и скотских выпасов достаточно» (А. Колесников).

Однако заселить Барабинский тракт только одними охотниками из Сибирских уездов было невозможно и правительство, как и раньше, прибегает к насильственному переселению, ссылке.

Указами 22 января, 6 августа 1762 года и 20 нюня 1763 сибирской администрации разрешалось «селить присылаемые за вины и с зачётом в рекруты на поселение вдоль тракта от Тобольска до Иркутска». В частности, по дороге через Барабинскую степь.

Вдоль Оми – но намеченной трассе – уже в 1764 – 65 годах и началось заселение свободных земель. В пределах Омского уезда в это время были основаны: Сыропятское, Юрьево, Нижняя Омка, Хомутника, Еланка, Козино, Чиняено.

Как пишет профессор А. Колесников, в ведомости, составленной Омской поселенческой экспедицией в марте 1767 года, после двух лет заселения, в восьми деревнях по Абацкой степи бурно растёт народонаселение, которое идёт по разным каналам. Так, в Нижней Омке зачтённых в рекруты мужчин 61 человек, без зачёта – всего один, ссыльных не было. Малолетних – 16, вновь рождённых четверо. Всех мужского пола 82 человека. Замужних женщин – 42, вдов и девок – двое. Всех женского пола 60 человек.

Итого в марте 1767 года в Нижней Омке проживало 142 человека. Через 17 лет учтено ревизией: мужских душ – 231, женских – 152. Население росло за счёт естественного прироста и нового подселения.

Заселение шло по берегам реки, но в преобладающем большинстве обустраивались всё-таки на правом. По опросу в 1893 году в Нижней Омке было учтено 153 двора, в том числе старожильских – 133, 13 принадлежали ссыльным и семь – разночинцам.

Десятой ревизией в конце прошлого века – к нашему нынешнему райцентру приписано 730 старожилов, 110 ссыльных и детей. К первоначальным жителям шло подселение из Калужской, Московской, Рязанской губерний, которым, на первое время давались льготы по платежу податей и рекрутских провинностей.

О прежних временах 90-летний старик крестьянин Семён Николаевич Герасимов рассказывал, что жили тогда «без сумлений» – проще, одежду и обувь носили своего изделия. У молодых щёголей на ногах опушённые мехом чирки (чарки) с чулками, подвязанные крест-накрест, верёвочками на концах с бахромой. Чулки из разноцветной шерстяной пряжи. Рубашка белая холщовая с широким – в ладонь – отложным воротом, позднее их стали оторачивать шнурками.

У женщин точно такая же обувь, но без меховых опушек и бахрома – на подвязках. Холщовая рубаха и синие «дубасы» – вместо юбки. Кстати, последняя имела немаловажное социальное значение при выборе невест. Дубас из бумажной (фабричной) материи ценился мало. Говорилось, что плохая будет хозяйка и жена, которая не в состоянии соткать, сшить своими руками для себя рубашку и юбку.
Край приволья
Диковаты были места, на которых стоит Нижняя Омка. Вокруг и по берегам реки – дремучие леса, которые практически были непроходимы, где пряталось обилие малины, смородины, другой мелкой ягоды. Поражали своей необъятностью кустарниковые заросли, украшающие непролазные болота. Изумляло первопроходцев рыбное богатство. Сеть больших и малых озёр казалась неисчерпаемой, немалый выбор находился в Оми.

Когда зазвенели первые топоры в березняках и осинниках, теперь сказать, пожалуй, невозможно. Кто рубил первую избу – еще труднее. Ясно одно, недостатка в строительном материале не было. Комли в обхват находились в каждом лесу. Редко, но ещё возможно найти и сейчас в древних домах доски, которые не знали пилы, их вытёсывали топорами. По прочности они, как говорят, не уступали и металлу: забить в них гвоздь – проблема. Только много позже, уже обжившись, научившись растить в Сибири хлеб, обзаведясь парой добрых лошадей, крестьяне стали ставить сосновые пятистенки. Брёвна возили с севера нынешней области, чаще всего выменивали на пшеницу, овёс, просо. Но это придёт не скоро. Первые годы у переселенцев одна забота: выжить, подавить страх за своё будущее, не пропасть бесследно в этих нескончаемых просторах.

С другой стороны, радовала вольница: ни барина, ни чиновника. Сам – хозяин. А уж если наедут – бывало и такое, – то не долго и в лес на время уйти, всех спрячет. И бежали. Особенно от наборов в солдаты. Переждут неделю-другую на глухой заимке, и домой. Поди потом, докажи, что от рекрутчины бегал. Свидетелей нет. Друг за друга держались крепко, иначе не выжить, тут не до доносов, покрывали друг друга, на доверии и держались.

Царское правительство прекрасно понимало: нельзя стричь необросшую овцу – погибнет. Другой была политика – обжить этот не очень приветливый край, распахать с сотворения мира непаханные земли, сделать всё, чтобы российский крестьянин пустил здесь свои корни. Потому и подать оставалась почти символической – 80 копеек с «дыму», то есть со двора, с хозяйства, с одной семьи. Да и такие деньги не очень торопились вносить в казну.

До нас дошло много баек. Верить им, нет? Не знаю. Во всяком случае, очень трудно кое-что принимать за истину. Например, о сборе податей – такая. Бывало, никто не хочет раскошеливаться. Не вносит деньги до тех пор, пока не изобьют его в кровь или не покладут на колоду и не начнут обливать холодной водой. Между тем пятаки и гривенники у мужика лежат за пазухой, но он никак не хочет с ними расставаться. Где правда, где вымысел?
Его превосходительство
Когда ещё не было нынешнего тракта на Омск, дорога пролегала южнее – через Локти – на правом берегу Оми – проехал иркутский губернатор Сперанский. Поезд его состоял из трёх экипажей. При нём находился комиссар местных волостей Н. Я. Каргапольцев, живший в Сыро-пятке.

Сперанский почти на каждой станции расспрашивал мужиков о житье-бытье, даже разбирал жалобы. Между прочим, принародно сделал выговор комиссару, что он перед приездом его превосходительства целый месяц исправлял дороги, часто незаконно использовал мужиков на работах. Приводятся даже его слова: «Напрасно ты, брат, такими пустяками занимал народ, отрывал его от хозяйственных дел такое долгое время». У крестьян же допытывался, не берёт ли местное начальство взятки.

Мужики довольны, умилялись такой обходительности генерала. Говорил он просто, ясно. Их жизнь знал не понаслышке, вникал даже в мелочи. Местное же «их благородие» вело себя при наездах часто по-хамски, не считаясь, кто перед ними – глубокий старик или юноша. Видимо, не зря родилась пословица: жалуют цари, да не милуют псари.

По наружности, как описывают, Сперанский был росту ниже среднего, лет сорока. Быстроглазый, со лба начал лысеть.

В Нижней Омке он разбирал жалобу Ивана Кирилловича Колобовникова. По челобитной – у него сожгла баню Мария Милюкова. Губернатор рассудил, что проситель кругом не прав. Баба топила с разрешения хозяина, что загорелась баня нечаянно, а не по умыслу подожжена. Нечаянности же бывают со всяким. И приказал, чтобы по таким делам крестьяне не жаловались, а разбирали подобные тяжбы «миром».

Дошедшая до нас история утверждает, человек этот в высшей степени был прост и очень любознательный.

Вскоре после приезда генерала была проведена главная сибирская дорога на Омск через Локти -1825 год, а с 1840 она пошла по прямой линии: через Кабурлы на Юрьево.
Кто первый?
В 1782 году выделился новый уезд – Омский. В него и вошел наш нынешний райцентр.

Прошли многие десятилетия, где-то время, надо измерять уже веками. Оно кроило и перекраивало территориальное, административное деление. Менялись власти, чередовались самые разные события, а мужик, начиная с самого начала заселения Сибири, работал на земле, занимался извозом, ловил рыбу, охотничал, разводил скот. И постоянно мечтал об одном: чтобы не мешали ему заниматься своим делом, не ставили густо начальство над его сохой, не ломали хребет разного рода сидельцы на его шее. Да не всегда чаяния первых поселенцев, потом их потомков сбывались. И подати брали, в солдаты крутили, и общественными работами насиловали, как тот комиссар перед приездом губернатора.

Кто первым из ссыльных в «зачёт рекрутства» заселял Нижнюю Омку? Этого, насколько мне известно, в истории не сохранено. По опросу старожилов в 1952 году следует предполагать, что это были прапрадеды Степанова Дмитрия Константиновича, Андреевых, Герасимовых, Колобовниковых, многих других. Когда-то наш райцентр являлся пересыльным пунктом приёма и отправки ссыльных каторжан и политически опасных для самодержавия вольнодумцев, смутьянов. Всех тех, кто искал правду, свободу не только для себя, но всего народа России.

Есть источники, которые прямо указывают, что первым застройщиком Нижней Омки стали сосланный из Тульской губернии Кузьма Якимов и Сергей Марков из городка Алексина. Наверное, сегодня трудно, если вообще возможно, назвать имя человека, кто начал первым копать для себя, своей семьи землянку. Упомянут ли он в каких-то документах, не перепутал ли что-то в архивах полупьяный писарь.

Конечно, приятно, даже как-то престижно знать «кто первый». Но я бы не стал категорично утверждать кто. На первый взгляд, много написано по истории Сибири, но если разобраться – крохи. Библиографической редкостью стал беспристрастный труд В. Семёнова-Тянь-Шаньского по истории заселения наших краёв и экономического их развития. Только ли эта объёмная книга теперь недоступна широкому читателю? Не уверен.

Омский историк А. Д. Колесников, чьими материалами пришлось широко пользоваться, в своих трудах называет имена многих, кто причастен к истории заселения наших мест. Но где их книги взять? Доступны ли они нам? Этого не скажешь. Вот идём по нисходящей, не смея, по существу, возможности изучать первоисточники. Ошибся один, что-то не понял, не совсем правильно истолковал – приходится брать на веру другому. Это не в осуждение – ошибиться может любой, но толковать действительность кому-то одному, не допуская оппонентов – вряд ли обогатишь наши знания по истории края, которая насчитывает уже не одну сотню лет.

Очень тревожные были времена. Чтобы их лучше понять, давайте перечитаем ещё раз роман «Кануны» Ивана Белова. Одни наступали – другие сопротивлялись, новое боролось со старым – никто не хотел уступать. Пост председателя занял Малышев, который умер в 1962 году.

Волисполком просуществовал до 1 октября 1925 года, когда из 173 волостей создали в нынешних границах области 31 район.

С тех пор заштатным селом Нижняя Омка пребывала почти 16 лет до образования в ней райцентра. К чему скрывать, кое-кто в области, даже соседи, считают наш район как один из отстающих и заброшенных. И не на голом месте родились такие разговоры. Действительно, где-то до середины или даже конца семидесятых Нижняя Омка была всего-навсего большой деревней. И это объяснимо. Реорганизации и пертурбации никак не стимулировали омоложение села. Улицы больше были похожи на гребень с выломленными зубьями. Пустели и зарастали бурьяном вчерашние подворья, никто не хотел строить собственные дома, не возводились они, кроме совхоза, и на государственный бюджет.

К чему разговор? Это тоже наша история. Давайте не будем закрывать глаза на тот факт, что когда-то сёла жили полнокровной жизнью. Каждое по-своему. Но об этом следующий очерк.