(Вторая половина XVIII — первая половина

(Вторая половина XVIII — первая половина

Сейчас, когда Москве восемь с половиной веков, интересно восстановить тот ее облик, который она имела, будучи лет на двести моложе. И сделать это, в частности, помогают иностранцы, посетившие Москву в то время и оставившие нам свои записки.

Среди множества трудов иностранцев о России свидетельства французских авторов занимают важное место. Между тем они известны исследователям в значительно меньшей мере, чем, скажем, записки англичан. Многие из них до сих пор не переведены на русский язык, некоторые переведены в отрывках, часть вообще не публиковалась.

Небезынтересно отметить, что французы «открыли» для себя Россию во многом бтагодаря французским философам-просветителям, и, открыв, начали ездить в эту необъятную северную страну и писать о ней. Несомненно пробуждению интереса французов к России способствовало появление труда Вольтера «История России при Петре Великом». Можно сказать, что именно эта книга повлекла многих французов на далекий север⁵⁵. Именно на это время

54

приходится появление во Франции значительного количества самых разнообразных сочинений о России. В XVIII в. наблюдается ощутимое оживление русско-французских культурных взаимоотношений.

Прогресс России во всех сферах жизни в XVIII в. вызвал повышение интереса к ней в Европе, который не угас и в дальнейшем. В первой половине XIX в. он более всего был обусловлен международным авторитетом России - одним из решающих факторов европейской политики.

В рассматриваемый период Россию посетило множество французов. Некоторые были проездом или очень незначительное время, другие провели здесь не один год. Среди них дипломаты Сегюр и Корберон, писатели Бернарден де Сен-Пьер и де Сталь, художники Лепренс и Виже-Лебрен, ученый-астроном Шапп д'Отрош и математик Жильбер Ромм, специалист по морскому делу Лескалье, военные (в частности участники наполеоновского похода, чьи дневники и воспоминания составляют самый большой цикл известий о России начала XIX в.)⁵⁶ и многие другие. Невозможно привести здесь полный список авторов, посетивших Россию в то время. В настоящей статье всех, кто побывал в России и оставил записки о своем пребывании, мы называем «путешественниками».

Иностранца, попавшего в новую для него страну, обычно интересует все, поэтому практически нет такой стороны жизни России того времени, которая не нашла бы отражения в записках.

Первое, что видел иностранец, приехавший в незнакомую ему страну, были города, селения, дороги и расположенные на них постоялые дворы. Особое внимание путешественников привлекали города как центры культурной жизни. Чаще всего именно с этого начиналось знакомство с чужой культурой. В.О. Ключевский придавал свидетельствам иностранцев о городах большое значение, так как «внешние явления, наружный порядок общественной жизни, ее материальная сторона — вот что с наибольшею полнотою и верностью мог описать посторонний наблюдатель»⁵⁷.

Многие путешественники, по справедливому замечанию одного из них, видели лишь Петербург и Москву. Как правило, иностранцы останавливались и жили в Петербурге, столице Российского государства, центре светской жизни страны, где находился царский двор, высшие правительственные учреждения. Поэтому естественно, что о Петербурге пишут все путешественники без исключения. В каждом сочинении о России есть также раздел посвященный Москве, даже если автор был там только проездом. Москва продолжала сохранять роль столичного города (авторы записок, как и их русские современники называют ее «второй столицей», «древней столицей» Российского государства). А в начале XIX в интерес иностранцев к Москве как символу героического сопротивления наполеоновской агрессии еще больше вырос.

Путешественники часто сравнивали эти два города, игравшие в жизни империи исключительную роль. Большинство из них отмечали, что между Петербургом и Москвой имеются огромные различия - как во внешнем облике обеих столиц, так и в образе жизни их обитателей.

56

При всем разнообразии описаний Петербурга и Москвы многие авторы сходились в их общей оценке. По словам Фортиа де Пиля, Петербург - это «столица, напоминающая все остальные, где невозможно узнать русскую нацию даже во время длительного пребывания», а потому ему более подходит название «европейской колонии».

Следует заметить, что понятия «европейского» или «неевропейского» у западных путешественников имеют совершенно определенное значение. По общепринятому мнению, часть терриюрии России до Урала не считалась органической частью Европы Понятие «неевропейского» использовалось также для характеристики Восточной Германии и Польши. Изменение значения этих понятий произошло лишь к середине XIX в. Согласно этим представлениям, Петербург как исключение считался городом европейским, европейской столицей России. Но, пожалуй, никто из наших авторов не рассматривал Москву как европейский город. Она представила перед ними как старая русская столица, сохранившая свой самобытный облик, нетронутый, как они считали, европейским влиянием. На это мнение не повлияло и то, что во второй половине XVIII в. шла активная застройка Москвы новыми зданиями. Новые каменные и кирпичные здания не сильно изменили облик в основном деревянного города. К тому же новые здания по прихоти их владельцев нередко располагались с грубыми нарушениями общегородских интересов. За взятки отводились места для застройки в любом месте города⁵⁸. В результате архитектурный облик Москвы представлял собой, как пишут некоторые путешественники, «случайную смесь».

Все же путешественники отмечали и значительные перемены, происходившие в то время. Если во второй половине XVIII в. многие указывали на плохое состояние московских улиц, их несоответствие нуждам пешеходов, то в первой половине XIX в. уже описываются благоустроенные и красивые московские улицы.

Большинство домов московской знати строилось из дерева. Путешественники замечали, что русские вельможи большое значение придают внешнему виду жилищ и «в погоне за пышностью» часто «перегружают свои дома наличниками, пилястрами, колоннадами и пышным орнаментом»⁵⁹. Исследователи давно отметили, что западным путешественникам более раннего периода (здесь — XVI в. — Е.А.), «привыкшим к каменным теснинам своих городов, русские города, здания которых были выстроены, как правило, из дерева, казались огромными»⁶⁰. Замечания французских авторов XVIII-XIX вв. говорят о том, что подобное восприятие не претерпело существенных изменений с течением времени. «Огромные особняки» поражали и их. Как писал один из офицеров наполеоновской армии, «чудесные большие здания и дома, хотя и деревянные, они нам казались и громадными, и поразительно богатыми»⁶¹.

⁵⁸ Краснобаев Б.И. Русская культура второй половины XVIII -начала XIX в. М., 1983. С. 155.

⁵⁹ Lescalier D. Voyage en Angleterre, en Russie et en Suede fait 1775 par D.Leskalier. Paris, 1799-1800.
P. 85-86.

⁶⁰ Сахаров A.M. Современники о средневековых городах России стран Западной Европы //
Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 326.

⁶¹ Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. С 185 См. также: Thesby de Belkour Fr.A.
Relation, ou Journal d,un offcier francais au servise de la Confederation de Pologne, pris par les Russes et
relegue en Siberie. Amsterdam, 1776. P. 213.

Триумфальные ворота, придававшие своеобразие городскому облику, также привлекали внимание путешественников. Лескалье дал описание ворот, воздвигнутых в честь побед русского флота в войне с Турцией 1768-1774 гг. ², а есби де Белькур — Красных ворот («триумфальная арка, на которой возвышается статуя императрицы Елизаветы»)⁶³.

Оценки Москвы обычно сопровождались размышлениями о смешении времен («встрече эпох»), традиций, стилей, переплетении «азиатского и европейского». И если, говоря о Петербурге, путешественники рассуждали о «европейских» и «неевропейских» элементах, прибегая к сравнению его с прочими европейскими столицами, то Москва представлялась им как нечто совсем незнакомое, не виданное ранее. Явлением другой культуры и даже, как выражались некоторые авторы, «другой эпохи».

Иностранцы воспринимали Москву как город особый, не похожий ни на один из европейских. В глаза им бросалась многоликость, контрасты, что нередко вызывало оценки такого типа: «Вид этого огромного города, обширная равнина, на которой он расположен, и его огромные размеры, тысячи золоченых церковных глав, пестрота колоколов, ослепляющих взор отблеском солнечных лучей, это смешение изб, богатых купеческих домов и великолепных палат многочисленных гордых бар, это кишащее население, представляющее собой самые противоположные нравы, различные века, варварство и образование, европейские общества и азиатские базары...». Такой увидел Москву де ля Туш, побывавший в ней в конце 80-х гг. XVIII в.⁶⁴ Подобное восприятие Москвы, встречающееся во многих записках западных путешественников, созвучно оценкам русских современников: «Странное смешение древнего и новейшего зодчества, нищеты и богатства, нравов европейских с нравами и обычаями восточными...». Это писал К.Н. Батюшков в начале XIX в.⁶ Москва просто поражала иностранцев своей необычностью. Известная писательница Ж. де Сталь так высказывалась о Москве 1812 г. «Еще издали завидите вы золоченые купола московских церквей. Москва стоит среди равнины; ведь и вся Россия не что иное, как огромная равнина, и потому, подъезжая к большому городу, вы даже можете не заметить его обширности. Кто-то справедливо заметил, что Москва скорее деревня, нежели город. Все смешалось там: лачужки, дома, дворцы, базары подобные восточным, церкви, общественные учреждения, пруды, рощи и парки. Вы найдете в этом огромном городе все разнообразие нравов и племен, составляющих Россию. Не желаете ли вы, говорили мне, купить кашемировую шаль в татарской части? Видели вы Китай-город? Азия и Европа соединены в этом огромном городе. В нем живется свободнее, чем в Петербурге, где на все двор неизбежно кладет отпечаток. Знатные жители Москвы за местами, за положением не гонятся, но большими пожертвованиями доказывают свою любовь к отечеству: в мирное время они жертвуют на общественные учреждения, во время войны — на военные

62

действия» .

Что же касалось московского дворянства, то, в отличие от петербургского, оно продолжало сохранять старинные русские традиции, и даже представители высших кругов не перешли на французский язык. Иной, отличный от петербургского, образ жизни московской знати также не ускользал от глаз наблюдательных путешественников. Корберон замечал, что в Москве «резче выражен национальный характер, а в Петербурге так много иностранцев, что коренные жители менее держатся своеобразия в образе жизни». Жители Петербурга показались ему более пустыми и более поверхностными⁶⁷. Тесби де Белькур со ссылкой на находившихся в Москве соотечественников писал, что «Москва составляет город как бы независимый от всего государства, ибо в ней живут так же свободно, как в какой-нибудь республике; общество здесь прекрасное, за исключением нескольких лиц... Приезжие принимаются здесь чрезвычайно ласково. Под именем приезжих я подразумеваю не только чужестранцев, но и русских не уроженцев Москвы и ближних к ней мест»⁶⁸.

Виже-Лебрен отмечала, что менее многочисленное по сравнению с московским высшее общество Петербурга представляет собой как бы одну семью. Здесь вся знать находится в родственных отношениях. В Москве же, где население больше, высшее общество многочисленнее, и потому на балах могут собираться до 6 тыс. чел., представляющих знатнейшие роды.

Фортиа де Пиль вообще считал, что «настоящая русская знать в Москве, а Петербург не дает представления об этих колоссах азиатского могущества». Это свое наблюдение он сопровождал заключением о том, что даже кратковременного пребывания в Москве может быть достаточно, чтобы увидеть «то, что скрыто под маской в Петербурге»⁶⁹. «В столь обширном городе заключается настоящая русская нация, между тем как Петербург только резиденция двора»⁷⁰, — писал Рюльер.

Внимательному взору чужеземца легче было уловить разницу во внешнем облике городов, внешних сторонах жизни их обитателей, чем это мог делать коренной житель страны. Иностранец судил обо всем по свежим впечатлениям, тем интереснее для нас эти сопоставительные характеристики, встречающиеся почти у каждого автора сочинений.

Кроме описаний архитектурных памятников, в записках французов можно также найти упоминания о городских больницах, домах призрения, аптеках, книжных магазинах и других общественных зданиях. На первый взгляд ценность подобных свидетельств может показаться незначительной. Но на самом деле этот материал очень важен для исследователя истории русской культуры, так как он дает конкретное представление об уровне развития городской жизни и многих

⁶⁶1812 год. Баронесса де Сталь в России // Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. С. 31.

⁶⁷ Corberon M.D.B. de. Un diplomat francais a la cour de Catherine 11, 1755-1780. Journal intime du
chevalier de Corberon, charge d,affaires de France en Russie. Paris, 1901. T. 1. P. 144.

⁶⁸ Thesby de Belcour. Op. cit. P. 217-218.

⁶⁹ Fortia de Piles. Voyage de deux Francais en Angletrre, Danemark, Suede, Russie et Pologne, fait 1790-
1792. Paris, 1796. T. 3. P. 345.

⁷⁰ Рюльер K.-K. История и анекдоты революции в России в 1762 г. // Россия XVIII в. глазами
иностранцев. С. 308.

других сторонах культуры и быта страны, а также содержит мнения представителей другой культуры. Фортиа де Пиль в своих записках дал подробное описание Московского университета - его архитектуры, организационной структуры, порядка обучения, преподававшихся в нем предметов.

Значительно больше внимания в записках уделено различным школам. Некоторые путешественники даже побывали на занятиях в некоторых из них. Одновременно с обыкновенными школами, куда дети приходили на занятия из дома, существовали воспитательные дома. Там жили и получали образование дети, от которых отказались родители, доверяя их полностью государству. Воспитательные дома были и в Петербурге, и в Москве. С явным восхищением описывали путешественники организацию и порядок обучения в воспитательных домах, основу которого составляло соединение учебного процесса с производительным трудом. Фортиа де Пиль, посетивший Россию в 90-е гг. XVIII в., назвал московский приют, учрежденный в 1764 г., «одним из лучших в Европе»⁷¹. Интересно отметить, что 20 лет спустя эту оценку Форти де Пиля почти дословно повторил в своих записках лейб-хирург наполеоновской армии Ларрей и дал подробное описание архитектуры и устройства этого воспитательного дома⁷².

Ларрей писал и о московских больницах, которые «сделали бы честь самой цивилизованной нации». Особенно высокую оценку он дал военным госпиталям, отметив, что «больницы гражданские менее примечательны. Четыре главные из них это — Шереметевская, Голицинская, Александровская и Воспитательный дом»⁷³.

Коммерсант Меэ де ля Туш посетил в Москве «коммерческую школу для купеческих детей, где давали общие знания в области торгового дела, а также обучали иностранным языкам и танцам»⁷⁴. (Очевидно, автор имел в виду Коммерческое воспитательное училище, учрежденное в 1779 г. на средства, пожертвованные заводчиком П.А. Демидовым). Появившиеся к концу XVIII в. школы для «мужицких» детей также попали в поле зрения авторов записок. Предметом пристального внимания и критики французских путешественников было домашнее воспитание в ворянских семьях и соотечественники-учителя.

Москва тем временем продолжала сохранять свое значение старой столицы, оставаясь естественным центром страны. Ей была присуща большая национальная однородность, она продолжала выполнять функции крупного экономического центра страны, оставаясь «самым большим городом этой обширной страны»⁷⁵.

В этой связи примечательна высказанная однажды Екатериной II мысль, что на месте Петра она бы не стала делать Петербург резиденцией царской семьи, а предпочла бы Москву. Но, будучи сама неблагосклонно принята московским дворянством в самом начале своего царствования, Екатерина II Москву не любила, стараясь бывать там редко, останавливаясь главным образом проездом. Во время путешествия в Крым в 1787 г. Екатерина II пожаловалась австрийскому дипломату

⁷¹ Fortia de Piles. Op. cit. Т. З. Р. 304.

⁷² Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев, С. 189-190.

⁷³ Там же. С. 189.

⁷⁴ Mehee de la Touche. Memoires particilieres, extraits de la correspondence d'un voyageur avec Feu
M.Caron de Beaumarchias sur la Pologne, la Lithuanie, la Russie Blanche, Petersbourg, Moscou, la
Crimee... Paris, 1807. 2 vis. T. 2. P. 96.

⁷⁵ Saint-Priest F.E.G., comte de. Memoires. 2 vis. Paris, 1929. T. 2. P. 155.

Де Линю на то, что в Москве ее не любят и она не пользуется там популярностью⁷⁶. «Москва — столица безделья, — писала императрица в своих "Записках", — и ее чрезмерная величина всегда будет главной причиной этого. Я поставила себе за правило, когда бываю там, никогда ни за кем не посылать, потому что только на другой день получишь ответ, придет ли это лицо или нет; для одного визита проводят в карете целый день, и вот, следовательно, день потерян. Дворянству, которое собралось в этом месте, там нравится: это неудивительно; но с самой ранней молодости оно принимает там тон и приемы праздности и роскоши; оно изнеживается, всегда разъезжая в карете шестерней, и видит только жалкие вещи, способные расслабить самый замечательный гений. Кроме того, никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, церкви, попы, монастыри, богомольцы, нищие, бесполезные слуги в домах, — какие дома, какая грязь в домах, площади которых огромны, а дворы грязные болота. Обыкновенно каждый дворянин имеет в городе не дом, а маленькое имение»⁷⁷.

Некоторые авторы видели в Москве «убежище всех несправедливо обиженных дворян»⁷⁸. Здесь, «в центре мперии, управляющейся деспотически (что роднит ее более с азиатскими, чем с европейскими странами), нет более свободной, более республиканской земли, чем Москва»⁷⁹. Такое сравнение Москвы с республикой явно не было случайным, оно говорит об известной свободе жизни в большом городе, за что Москву в то время и сами русские называли республикой.

Иностранные гости обращали свое внимание и на размер города. «Париж и Лондон, — писали Лескалье и Фортиа де Пиль, очевидно заглянув предварительно в справочные издания, — могут быть сравнимы с Москвой только по размеру занимаемой ими площади»⁸⁰. Но не только масштабы города поражали посетителей, но и те огромные расстояния, между дворцами и домами современной архитектуры. Эти пространства часто заполнены были деревенскими строениями или целыми деревнями. Почти все путешественники при описании Москвы обращали внимание на смесь роскоши и простоты (часто — нищеты); каменные дворцы и храмы соседствуют с деревянными «хижинами». Фортиа де Пиль выражал это более резко: «контраст роскоши и нищеты, изобилия и бедности»⁸¹, и он, пожалуй, близок к истине. Склонная к поэтизирова-нию Виже-Лебрен писала: «Древняя и огромная столица России походит на Исфаган: многочисленные златоглавые соборы, украшенные огромными золотыми крестами, широкие улицы, огромные дворцы, находящиеся на таком расстоянии друг от друга, что их разделяют деревни»⁸². Это описание дополнял Белькур: «Нельзя лучше обрисовать картину Москвы, чем представить ее как скопление огромного числа деревень, соединенных в беспорядке, и таком смешении, что там чувствуешь себя как в обширном лабиринте. Огромные особняки, называемые дворцами, исполнены в

76

стиле барокко. Эти дворцы окружены низкими жалкими домишками, которые, без сомнения, можно назвать лачугами»⁸³.

Москва поражала путешественников не только своими огромными просторами, но и бесчисленным множеством церквей, которых было, как гласит молва, «сорок сороков» (эту поговорку привели в своих книгах Виже Лебрен и Ромм⁸⁴). Иностранцы отмечали необычность церквей, своеобразие которым придавали часовни, разноцветные купола, красные, зеленые, белой жести,

ос

позолоченные.... Считая русские церкви «слабой имитацией турецких храмов» , иностранцы продемонстрировали свое слабое знание культуры России. Подобное сравнение могло быть основано на чисто внешнем и весьма отдаленном сходстве православных храмов и турецких мечетей, их отличии от католических храмов Европы. Здесь мы имеем дело с широко распространенным в XVII-XIX вв. (и кое-где сохранившимся до наших дней) стереотипом восприятия иностранцами русской культуры.

Авторы многих записок отмечали бережное отношение русских к историческим памятникам. В Москве внимание путешественников прежде всего привлекал Кремль и его достопримечательности: Царь-колокол Царь-пушка, сокровища и архивы соборов, Кремлевский дворец. В каждом сочинении им посвящено не по одной странице. Лескалье, например, давая подробное описание Царь-колокола и рассказывая его историю, считал, что по сравнению с ним французский «Георгий Амбуазсский» (George d'Amboise) выглядит «не более, чем дверной колольчик»⁸⁸. Фортиа де Пиль также уделил много внимания этим объектам, приводя их размеры по У. Коксу⁸⁹.

О Кремле каждый из путешественники писал по-своему: одни бегло, вскользь, другие обстоятельно, с историческими экскурсами. Фортиа де Пиль в своем «Путеводителе» дал подробный словесный план Кремля с описанием его соборов, митрополичьих палат, Царского дворца и проч. «С колокольни Ивана Великого, — писал он, - которая служит, пожалуй, единственным ориентиром в городе, где легко заблудиться, открывается чудесный вид: смесь дворцов, хижин,

⁸³ Thesby de Belkour. Op. cit. P. 213.

⁸⁴ Romme. Voyage de St.-Petersbourg a Moscou et de Nijni Novgorod a Kazan (1781) // РГАДА. Ф. 1273.
On. 3. Д. 19.

⁸⁵ Lescallier. Op. cit. P. 81.

⁸⁶ Vigee-Lebrun. Op. cit. T. /. P. 57.

⁸⁷ Mehee de la Touche. Op. cit. T. 2. P. 74.

⁸⁸ Lescallier. Op. cit. P. 84.

⁸⁹ Уильям Кокс - известный английский историк и путешественник. Посетил Россию в 1778 г. и
оставил записки об этом путешествии, которые были популярны у современников. (Авт.)

церквей с расписными и позолоченными куполами, извилистость Москвы-реки, красота окрестных деревень — все это производит такое впечатление, которое трудно выразить словами»⁹⁰. По мнению Виже-Лебрен, «это производит фантастический эффект, который должен нравиться путешественникам» . Так или иначе, но путешественников поражали контрасты, которые нельзя было не заметить.

Москва конца XVIII в. была городом чрезвычайно многолюдным и оживленным. По свидетельству Фортиа де Пиля, без сомнения изучившего статистические данные по Москве, население города летом составляло около 300-320 тыс. чел., а к зиме возрастало до 400 тыс., т.к. дворянство, проводившее лето в загородных домах, возвращалось в столицу⁹². Ромм определил население Москвы в 500 тыс.⁹³

В «Новом полном географическом словаре Российского государства» (1788 г.) указывалось, что «в Москве, столь пространном городе, в летнее время бывает жителей около 300 000, а в зимнее, как в сию столицу из всей Российской империи съезжается великое множество дворян, из коих некоторые для исправления своих надобно-стей, а большей частию для препровождения времени в веселии и удовольствии, а купечество, как российское, так и чужестранное, для закупки товаров и торгу, приезжают, то бывает и около 400 000»⁹⁴. «Некоторые кварталы особенностью своих построек указывали, какая народность их населяла, — так легко можно было отличить кварталы французский, китайский или индийский, немецкий», — писал Ларрей в 1812 г.⁹⁵

Внимание путешественников привлекал большой оживленный московский рынок. В торговых рядах и в лавках можно было встретить людей всех званий и национальностей; «первые дамы не гнушаются делать самые простые покупки самостоятельно, не брезгуя посещать и так называемый яблочный ряд»⁹⁶. Эта особенность быта московского дворянства была подмечена многими иностранцами, они отмечали большую простоту нравов московского дворянства, которое было свободней от тех великосветских условностей, которыми отличалась петербургская знать.

Отмечалось также, что Москва играет большую роль в жизни пригородов, где, по свидетельству многих путешественников, в избытке производится все, что нужно городу. По этому признаку Москву сравнивали с Парижем, который также был необходим мелким, окружавшим его, городам.

Записки французских путешественников — прежде всего живописные описания, своего рода увлекательные путеводители, а не научные труды. Поэтому содержащиеся в них оценки следует принимать с известными оговорками, помня и о праве авторов на субъективное мнение и о настроении в момент записи того или иного впечатления. Настроение, как известно, может зависеть от множества причин, влияющих и на стиль изложения и на рпретацию фактов. Нельзя забывать

⁹⁰ Fortia de Piles. Op. cit. Т. З. Р. 278-296.

⁹¹ Vigee-Lebrun. Op. cit. T. 2. P. 58-59.

⁹² Fortia de Piles. Op. cit. T. 3. P. 276.

⁹³ Romme. Op. cit. Л. 5.

⁹⁴ Цит. по: Краснобаев Б.И. Указ. соч. С. 155.

⁹⁵ Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. С 188.

⁹⁶ Fortia de Piles. Op. cit. Т. 3. P. 276; Vigee-Lebrun. Op. cit. T. 2. P. 60.

и о том, что на мнение авторов записок (особенно в XVIII в.) могли влиять авторитет французских просветителей, сведения о России, почерпнутые как в научных трудах, так и у предшественников, писавших в подобном жанре, а также политическая обстановка. Однако, было бы неверным считать, что записки путешественников необъективно отражают реальность. Следует исходить из того, что облик — это еще и отражение внутренней сути предмета и явления. Взгляд иностранца охватывал прежде всего необычное, то, что больше всего бросалось в глаза, обращало на себя внимание.

Москву невозможно было вместить в «прокрустово ложе» известных ранее стереотипов и готовых схем. Каждый видел ее по-своему. Личное знакомство с Москвой было событием. Этот необыкновенный город поражал, ошеломлял, потрясал иностранцев. Как уже говорилось выше, в записках французских авторов рассматриваемого времени, можно найти сведения и оценки, касавшиеся самых разных сторон жизни Москвы. Но о чем бы ни писали путешественники, они пытались понять, кто же такие русские, узнать их характер, их психологический настрой, т.е. постигнуть феномен русского национального характера. Знакомство с Москвой во всей ее многоликости и многообразии могло помочь в решении этого вопроса.

Губина М.В. ФРАНЦИЯ