Использование слов, выражающих чувства, переживаемые самим говорящим (отвращение, брезгливость, злость, любовь, ненависть, осуждение кого-либо и т.п.)

– вопрос к читателю, приглашающий к продолжению темы, развитию дискуссии: «Какой породы твой котяра?» («МК в Тамбове», 24–31 марта 2010, с. 27).

Думается, что на вопрос: нужна ли экспрессия в заголовках печатных СМИ? – нельзя дать однозначного ответа. С одной стороны, ее наличие в заголовочной конструкции (мы не берем во внимание содержание публикации в целом) способствует активизации читательского интереса. Однако журналистам-практикам не стоит забывать, что использование экспрессивно окрашенной лексики в заголовочных конструкциях должно быть оправданно, а заголовок должен отвечать тем задачам, которые стоят перед ним: информировать читателя об основной теме материала, указывать на основное содержание публикации. Роль экспрессии в газетном языке нельзя сводить исключительно к задаче повышения силы воздействия, главным образом – убеждения.

Судя по всему, экспрессия в заголовках желтых изданий, а именно они в большей степени находились в поле нашего зрения, по-прежнему будет активно использоваться журналистами как один из приемов активизации читательского интереса. Но очень важно, чтобы при этом журналисты не забывали о том, что излишняя экспрессивность текста в целом и заголовка в том числе может стать причиной неадекватного восприятия излагаемой информации читателем, являющимся главным экспертом журналистского творчества.

ТИПОЛОГИЯ ИНТЕРТЕКСТЕМ ПО ПЕРВОИСТОЧНИКУ

(на материале российских газет и журналов)
Махова Анна Алексеевна

Национальный исследовательский

университет «БелГУ»
В статье предлагается классификация интертекстем по такому параметру, как первоисточник цитатного материала.

Ключевые слова: интертекстема, прецедентный текст, текст-первоисточник.

Key words: intertexteme, precedent text, original text.

В современных исследованиях подчеркивается весомость и значимость фактора адресатности в печатных и электронных СМИ, поскольку журналисты зависят от аудитории. Избирая целевую аудиторию, конкретные издания моделируют своего типового адресата по гендерному, возрастному, национальному, социальному, религиозному и другим признакам. Создавая образ читателя, автор моделирует и свой собственный образ, ставит себя на место читателя, прогнозируя реакцию читателя на материал.

«Интертекстема» как сигнал инотекстового присутствия или знак «чужого» голоса в смысловом пространстве нового текста, апеллирующий к культурной памяти носителя русского языка, соотносится с понятием «прецедентный текст». Предпочтение термина «интертекстема» другим обозначениям исследуемого явления (например, прагморефлекс, речевые клише, цитация, текстовая реминисценция, культурный знак, логоэпистема и др.) связано с тем, что своей внутренней формой избираемый термин отражает наличие межтекстовых отношений: предтекста (прототекста) и принимающего текста.

Знание интертекстем и оперирование интертекстами, безусловно, можно рассматривать как некий «культурный срез» носителей языка и показатель принадлежности человека к определенной эпохе и культуре, в то время как незнание культурных знаков есть своего рода отторжение от существующей культуры. Интертекстуальный фонд, находясь в полной зависимости от времени и места, мировоззрения, кругозора и культурной памяти социума и индивида, со временем эволюционирует, изменяется: то, что было общим для одного поколения, становится иным в течение нескольких десятилетий. В этих условиях интертекст превращается «в орудие селекции», с помощью которого проводится граница между читателями, способными распознать интертекст (т.е. образованными читателями), и читателями обычными, которые не замечают интертекстуальные следы в тексте.

Исследователи отмечают, что многие прецеденты, используемые журналистами, агнонимичны для аудитории, особенно молодой. Уходят из коллективной памяти цитаты, принадлежащие классической литературе, истории, искусству, поэтому многие интертекстемы перестают выполнять свое знаковое предназначение в текстах массовой коммуникации. Приведем два примера:

(1) Наша эпоха породила фигуру гуру, т.е. признанного, а равно и самозваного эксперта, который производит пророчества касательно валютных курсов, движимый в основном стремлением к самоутверждению. Когда грядущее сокрыто мглой, приятно чувствовать себя пифией (Известия, 25 декабря, 2008).

(2) Вице-спикер верхней палаты А.П. Трошин, понимая, что ходить бывает склизко по камушкам иным, о том, что было близко, мы лучше умолчим, предпочел рассуждать о политической культуре соседей (Известия, 7 июля, 2008).

В первом тексте прецедентное имя «пифия», отсылающее к мифам Древней Греции (Пифия – жрица-прорицательница Дельфийского оракула при храме Аполлона в Дельфах) и заключающее в себе значение «предсказатель будущего», «прорицатель», «пророк», тонирует текст ироническим звучанием, которое неподготовленная аудитория может не уловить или вовсе не понять референтного значения. Более того, молодое поколения соотнесет имя «пифия» скорее с персонажем нашумевшего фильма «Матрица».

Перлокутивный эффект второго текста базируется на понимании текста-первоисточника («Ходить бывает склизко/По камешкам иным,/Итак, о том, что близко,/Мы лучше умолчим») из «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» А.Н. Толстого, спроецированного на отображение бесславной деятельности министров, которые плохо закончили свое правление. Отметим, что иронический подтекст в анализируемом тексте (2) все же улавливается и без апелляции к первоисточнику, и этому способствует построение фразы, контекст, очевидный смысл стихотворных строк, однако глубинного понимания текста все же не происходит.

Обращаясь к проблеме систематизации интертекстем, функционирующих в массовой коммуникации, мы разделили их по первоисточнику на пять групп, где первую группу образуют интертекстемы, апеллирующие к классической литературе (отечественной и зарубежной), вторая – к мифам, сказкам, былинам, сказаниям, третья представляет собой библейские тексты, четвертая состоит крылатых выражений, афоризмов, популярных фраз людей современности, пятая – это цитатный материал, источником которого является массовая культура.

Например, заголовок Герой нашего безвременья (Огонек, № 18, 2007 г.) отсылает нас к роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Вместе с тем содержание публикации вычленяет в первотексте один смысловой аспект – «лишний человек», которым оказывается герой спектакля, «олигарх с человеческим лицом». Заголовок А папы кто? (Огонек, № 7, 2007 г.) активизирует в памяти читателя монолог Чацкого, но лишь на этапе знакомства с публикацией, поскольку статья обращается к роли отца в литературе, который зачастую только упоминается в произведении. Содержательное наполнение публикации не только не поддерживает апелляции к произведению А.С. Грибоедова, но уводит к другому культурному фону: Кабанихе из «Грозы» А.Н. Островского, барыне из «Му-му» И.С. Тургенева, матери семейства Головлевых М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Следующая подгруппа – интертекстемы, источником которых являются произведения отечественных классиков, которые или не изучаются в школьном курсе, или находятся на периферии: Девушка пела в церковном хоре (Огонек, №, 2008 г.); Ночной дозор (Огонек, №6, 2008 г.); Голод названье ему (Литературная газета, 18 июня 2008 г.); Папы разные нужны (Литературная газета, 18 июня 2008 г.); Мы с Тамарой спели парой (Литературная газета, 16 апреля 2008 г.); «Галкин сберег, типа, русскую речь» (Известия, 4 июля 2008 г.); Очарованный странник на берегу утопии (Российская газета, 10 января 2008 г.) Палата № 5 (Российская газета, 16 мая 2008 г.); Хождение по мукам за свои деньги (Российская газета, 6 мая 2008 г.); А государство им «и не друг, и не враг, а так» (Независимая газета, 1 июня 2010 г. «Не рожденные в неволе») и др.

Например, в статье под заголовком Хождение по мукам за свои деньги (Российская газета, 6 мая 2008 г.) говорится о том, что строительная компания обанкротилась, оставив обманутых дольщиков без обещанного жилья. Не случайно, у читателя возникают ассоциации с романом А.Н. Толстого «Хождение по мукам», но с одним отличием: герои А.Н. Толстого в конце обретают покой, а у обманутых дольщиков «хождения» за своими деньгами только начинаются. Или заголовок Палата №6 (Российская газета, 16 мая 2008 г.) не имеет ничего общего с рассказом А.П. Чехова «Палата № 6». У читателей даже может возникнуть минус-эффект коммуникации из-за сопоставления сюжета рассказа с содержанием статьи. В статье говорится о Каннском фестивале, на котором был представлен фильм «Слепота» Фернандо Мейреллеша, снятого по роману Жозе Сарамаго.

В последней подгруппе представлена интертекстемами, апеллирующими к зарубежной литературе: Похабщина в шагреневой коже (Литературная газета, 30 июля 2008 г.); Как стыдно быть неуспешным (Независимая газета, 1 июня 2010 г.); На Западном фронте без перемен (Российская газета, 25 апреля 2008 г.); Прости, оружие (Российская газета, 15 июля 2008 г.); Пять мушкетеров (Российская газета, 15 июля 2008 г.); Гаврош, вернись домой (Российская газета, 20 августа 2008 г.); Партийный сон в летнюю ночь (Независимая газета, 5 августа 2008 г.); Любимая героиня американцев, помнится, действовала по принципу: «Я подумаю об этом завтра» (Литературная газета, «Беспризорный переворот») и др. Например, заголовок Как стыдно быть неуспешным (Независимая газета, 1 июня 2010 г.) привлекает внимание читателя, у которого могут возникнуть ассоциации с пьесой О. Уайльда «Как важно быть серьезным». Но на самом же деле автор публикации использовал только схему построения: как + наречие + быть + прилагательное, которая может быть использована для построения заголовка. Само же содержание статьи не соприкасается с публикацией, в которой говорится о том, что когда мы выезжаем за границу, перестаем быть патриотами и всячески стараемся не выделяться своей «русскостью», потому что отчасти стыдимся неуспешности нашей родины.

Вторая группа апеллирует к сказкам, мифам, былинам. Можно сказать, что данные первоисточники не очень популярны у журналистов. Например, Молочные реки (Огонек, № 6, 2008); «Я от бабушки ушел» (Литературная газета, 23 июля 2008 г.); Волк и семеро козлят (Независимая газета, 4 августа 2008 г.); Вообще же сравнительное наблюдение над вождями трех финно-угорских государств замечательно подтверждает закономерность, отмеченную в сказке «Конек-горбунок» – «У старинушки три сына, // старший умный был детина, // Средний сын и так, и сяк, // Младший вовсе был борец за свободу» (Известия, 4 июля 2008 г. («Галкин сберег, типа, русскую речь»); Как бы подхватывая последнюю мысль, Н. Лазарев заключает, что «снова и снова наша интеллигенция будет отдаваться во власть прекраснодушной утопии и сидеть у разбитого корыта несбывшихся надежд и чаяний» (Литературная газета, № 8); Кладбище раздора (Огонек, № 33, 2007 г.); Ящик раздора (Литературная газета, 25 февраля 2009 г.).

Рассмотрим две публикации с заголовками, отсылающими нас к известному мифу о яблоке раздора: Кладбище раздора (Кладбище раздора (Огонек, № 33, 2007 г.) и Ящик раздора (Литературная газета, 25 февраля 2009 г.). Данные названия вполне соотносятся с содержанием мифа: в том и в другом случае есть что-то, что является предметом разногласий и споров. В первом случае – это деревенское кладбище, которое незаконно православный священник сделал платным, и теперь смерть для жителей деревни является роскошью, потому что люди не в состоянии оплатить место на кладбище. Во втором тексте отсылка к мифу более явственная, т.к. заголовок сопровождается картинкой – на человеческой руке лежит необычное яблоко в виде телевизора. Таким образом, ящик раздора – это телевизор, который в просторечье называют ящиком. Автор данной публикации пишет о том, что современное телевидение показывает только лишь насилие, разврат, поэтому правительство многих стран ввело законы, ограничивающие «бесстыдство телепроизводителей». Тем самым телевидение стало предметом борьбы правительства и телепроизводителями.

Третья группа первоисточников интертекстем – библейские тексты. В основном употребляются не в заголовках, а в тексте статьи: Деревня как полнокровный живой организм (а только такая она может быть названа деревней в полном смысле слова) в наибольшей степени соответствует евангельской формуле «не хлебом единым жив человек» (Литературная газета, 25 февраля 2009 г. «Совсем иная жизнь»); Кто придумал этот слоган, разошедшийся по Сети, как те самые пять хлебов, которые накормили толпу, неизвестно (Огонек, № 14, 2008 г. «А «ящик» просто закрывался»).

Четвертая группа включает в себя крылатые выражения, афоризмы, популярные фразы людей современности: В депутате все должно быть красиво (Новая газета, 14 января 2008 г.); Все-таки она вертится!.. (Литературная газета, 18 июня 2008 г.); Даже обидно за Вечный город. Именно здесь начали вроде бы серьезно обсуждать наши «продовольственные грехи», но получилось «как всегда» (Литературная газета, 18 июня 2008 г. «Голод названье ему»); Театр начинается с книжной полки (Огонек, № 17, 2007 г.) и др.

Пятая группа – это цитатный материал, источником которого является массовая культура. Использование строк из песен, рекламных слоганов, названий фильмов и фраз из них является наиболее распространенным в современной журналистике. Это группа состоит из нескольких подгрупп:

– названия и фразы из мультипликационных и художественных фильмов: Очень приятно, царь (Новая газета, 10 января 2008 г.); Крепкий орешек (Огонек, № 5, 2008); Болен по собственному желанию (Огонек, № 20, 2008); Как корабль назовешь… (Литературная газета, 20 февраля 2008 г.); Триста чукотских спартанцев (Независимая газета, 7 августа 2008 г.); Табор не уходит (Огонек, № 17, 2007 г.);

– рекламные слоганы: Вы еще умеете грамоте? Тогда мы идем к вам! (Новая газета, 10 января 2008 г.); Собственно, Юлий Гусман и Владимир Жириновский – только эти двое были живыми и страстными. Гусман не давал себе засохнуть упражнениями в остроумии – когда прямого случая съязвить не представлялось, он точил инструмент о случайных прохожих (Известия, 19 октября 2009 г. «Смешались в «Эхе» кони, лани…»); Югославия, Чехословакия, СССР были похоронены сладкой парочкой – демократией да национализмом (Литературная газета, 26 марта 2008 г. Код «Евгения Онегина»);

– строчки из знаменитых песен: «Мгновения, мгновения, мгновения…» (Литературная газета, 2 июля 2008 г.); То ли девочка, то ли виденье (Независимая газета, 21 июля 2008 г.); Взовьются ли кострами синие ночи? (Литературная газета, 23 апреля 2008 г.); Вечерний звон (Огонек, № 45, 2007 г.); Упала шляпа (Огонек, № 30, 2007 г.), Новый год под крылом самолета (Российская газета, 11 января 2008 г.).

Например, публикация под заголовком Упала шляпа (Огонек, № 30, 2007 г.) отсылает нас к известной в 90-е годы песне группы На-На «Шляпа» (Упала на пол. И ветром шляпу, шляпу унесло!). В статье говорится о том, что был закрыт театр Михаила Боярского «Бенефис». Название статьи содержит иронически подтекст: неизменный атрибут Михаила Боярского – это шляпа, без которой его невозможно представить и увидеть. Таким образом, упавшая шляпа – закрытый театр.

Итак, мы привели классификацию интертекстем по такому параметру, как первоисточник цитатного материала, разделили интертекстемы по первоисточнику на пять больших групп: 1) интертекстемы, апеллирующие к классической литературе (отечественной и зарубежной), 2) мифы, сказки, былины, сказания; 3) библейские тексты; 4) крылатые выражения, афоризмы, популярные фразы людей современности; 5) цитатный материал, источником которого является массовая культура. Можно сделать вывод о том, что многочисленны использования материала из классических произведений русской и зарубежной литературы, цитатного материала массовой культуры, реже – библейские фразы, афоризмы, крылатые выражения и фразы из мифов, сказок.

2. Володина М.Н. Язык массовой коммуникации – особый язык социального воздействия // Язык средств массовой информации. – М.: Академический Проспект; Альма Матер, 2008.

3. Петренко В.Ф. Психосемантика массовых коммуникаций // Язык средств массовой информации. – М.: Академический Проспект; Альма Матер, 2008.

НОВООБРАЗОВАНИЯ В ЯЗЫКЕ ГАЗЕТЫ:

КАНОНИЧЕСКИЕ И НЕКАНОНИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ
Бекетова Наталья Александровна

Национальный исследовательский

университет «БелГУ»
В данной статье газетные новообразования, составляющие область словообразовательных экспрессивов, структурируются по узуальным и неузуальным моделям, а также по функциям и способам образования.

Ключевые слова: словообразовательные экспрессивы, канонические, неканонические модели, окказионализмы.

Key words: word-formative expressive, canonical and noncanonical models, occasionalisms

Освещая новообразования в языке газеты и избирая экспрессивный ракурс, необходимо уточнить понимание экспрессивности.

Экспрессивность находит узкое и широкое толкование в научной литературе, рассматриваясь в первом случае как семантическая категория (И.В. Арнольд, И.А. Стернин и др.), во втором – как функциональная категория (Т.Г. Винокур, Н.А. Лукьянова, В.Н. Телия, В.К. Харченко и др.). Согласно первой точке зрения, экспрессивность есть один из компонентов семантики слова, который наслаивается на предметно-логическое значение слова и включается в объем понятия «коннотация». Согласно широкому пониманию, которому следуем мы, экспрессивность есть выражение некоторого итога, создаваемого целым рядом субъективно ориентированных и эмоционально окрашенных отношений субъекта речи к обозначаемому. Как функциональное явление, экспрессивность вбирает в себя весь объем коннотаций, включая функционально-стилистические ограничения, возникает при любом не-нейтральном употреблении языковых единиц, проявляется в необычности, новизне употребления слова, в деформации привычных моделей любого языкового уровня, связана с отклонением от нормы.

Суффиксальное словообразование представляет собой богатейший источник для исследования экспрессивности в широком понимании, при этом существительные являются самой неогенной областью в языке газеты. Поэтому объект исследования настоящей работы – имена существительные, образованные суффиксальным способом. Материалом для исследования послужили новообразования, извлеченные из текстов российских печатных изданий последнего десятилетия, а также новые слова из филологических словарей последних лет издания.

В пространстве исследуемых лексических единиц мы выделили две большие группы:

• 
  существительные, образованные по каноническим (узуальным) словообразовательным моделям;
  
• 
  существительные, образованные по неканоническим (окказиональным) словообразовательным моделям.
  

Состав словообразовательных экспрессивов очерчивается в работах исследователей в разном объеме и составе (например, И.Б. Голуб, Е.А. Земская, П.Н. Джамбазов, Н.А. Лукьянова, А.Н. Тихонов и др.). Бесспорным является отнесение к ним существительных с модификационными значениями: субъективной оценки и стилистической модификации. В языке газеты экспрессивных потенциал этих словообразовательных типов используются очень активно:

а) десубстантивные существительные, образованные с помощью субъективно-оценочных суффиксов:

-ик/-чик: вождик (Когда на своих телеэкранах мы видим шахтерского вождика… Сов. Рос. 8.4.), мэрчик (о мэре города), культик (При Сталине был культ, при Хрущеве – просвет. Потом настало время культиков, а при Горбачеве и Ельцине были просветы. А что у нас сейчас на дворе? АиФ. №12. 2008.), папаверинчик (таблетки папаверина в разговорной речи), коллективчик (…И в этот коллективчик мне предстояло влиться. АиФ. №21. 2008),

-ушк(а)/-ишк(а): демократушка, кенгурушка (платье с большим карманом на животе), войнушка, Олимпиадушка (о спортивной олимпиаде малых стран; В программе первой «Олимпиадушки» соревнования по легкой атлетике, плаванию, теннису, серфингу….СПбВ. 9.6.), парламентишка, депутатишка (-Что-то там тявкают по радио, какие-то депутатишки сидят в парламентишке. [Ю.Козлов, Медные деньги (НС, 6, с.43)].

-онок/-енок: атташонок (о малоопытном атташе), челночонок (Мне знакомые «челночата».. рассказывали, что в крупных городах сильно груженый пассажир даже из поезда безнаказанно не выйдет. МН. №3), жигуленок москвичонок (об автомобилях «Жигули», «Москвич»).

Как демонстрируют приведенные контексты, данные образования, во-первых, формируют в тексте различные экспрессивные оттенки: насмешливо-иронический (папик, коллективчик; Наш папик решил обзавестись второй женой. КП. № 139. 2008), шутливый (демократушка), пренебрежительный (атташонок), уничижительный (культик, мэрчик, парламентишка, депутатишка), ласкательный (папаверинчик, челночонок, жигуленок); во-вторых, маркируют жаргонные слова, например, кропалик (доза наркотика из конопли), хавчик (Потом была армия. В части Ришат прослыл «классным доставалой» – в любое время дня и ночи мог подкинуть «хавчик». МК. 9–16.04.1998.). Помимо оценки, новообразования данного типа могут менять стилистический регистр, переводя производящее слово в разговорную или разговорно-сниженную сферу: зеленушка (зеленый лук, пряные травы, добавляемые в пищу; Здравый смысл заставил трудовой люд.. выращивать и огурцы, и помидоры, и зеленушку всякую. Тр. 12.11).

В нашей картотеке зафиксированы образования с суффиксом -к(а), которые приобретают уменьшительно-уничижительные, ласкательные оттенки: небыличка (Много глума и всяческих небыличек чинят зарубежники на нашу историю. Звт. № 5. 2006), партийка (о небольшой партии), осетринка (Осетринка и икра не для всякого нутра; статья о дороговизне деликатесов. АиФ. № 12. 2008).

б) десубстантивные существительные, образованные с помощью суффиксов стилистической модификации:

Многие из новообразований данных типов пополняют область не столько разговорно-литературной лексики, сколько группы сниженной и жаргонной лексики: фиговинка, порнуха, депрессуха, лошара, цепура, душара, использование которых в массовой коммуникации по меньшей мере является сомнительным.

в) слова со значением лица женского пола:

–ш(а): вампирша, рокерша, контактерша (та, которая вступила в контакт с НЛО), бизнесменша, агентша, байкерша, шефша, бюргерша (бюргер – городской житель Германии), гулливерша (Дочка карликов выроста большой, но все равно вышла замуж за маленького мужчину. МК. №240. 2005).

Обращаясь к анализу словообразовательных пар, можно отметить, что механизм словообразовательной экспрессии может осуществляться по двум направлениям: первая модель отражает перевод стилистически нейтрального слова в сферу экспрессивных лексем (демократ → демократушка, атташе → атташонок, парламентишка, депутатишка), разговорно маркированных слов (осетр → осетринка,завуч → завучиха, демороссовка); вторая модель нацелена на усиление / нейтрализацию экспрессивно маркированной основы (хавчик, кропалик, фиговинка, бомжовка).