1.1. О целях похода князя Игоря
К концу XII века ярко проявились негативные последствия распада некогда единого русского государства. Княжеские усобицы не только нарушали хозяйственную деятельность в вечно конфликтующих княжествах, но и вели к ослаблению их военной мощи перед лицом внешних угроз. Враждовали между собой не только отдельные князья, но и целые династии. Так, например, потомки Олега Святославовича Черниговского (Ольговичи) постоянно конфликтовали с сыновьями и внуками Владимира Всеволодовича Мономаха — Мономашичами. В свои усобицы русские князья всё чаще вовлекали кочевников, с верхушкой которых они находились в тесных родственных связях. Так, у Всеволода Ярославовича Тихого, сына Ярослава Владимировича Мудрого, после первой жены — дочери византийского императора Константина Мономаха, матери Владимира Всеволодовича Мономаха, была вторая жена, половчанка Анна, которая была матерью Ростислава Всеволодовича. У Святополка (Михаила) Изяславовича Пылкого, сына Изяслава Ярославовича Незлобливого, внука Владимира Святого, была супруга Елена — дочь половецкого князя Тугоркана, от которой у него было четыре сына — Мстислав, Изяслав, Ярослав и Брячеслав и две дочери — Сбыслава и Преслава. У основателя Москвы Георгия (Юрия) Владимировича Долгорукого, сына Владимира Мономаха, была первая жена — дочь Аепы, половецкого хана. Князь Игорь по линии матери был внуком половчанки и правнуком половецкого хана Аепы. Рюрик Ростиславович, соправитель Святослава в Киеве, был женат на дочери Беглюка, сестре Гзака, половецкого хана, и имел двух сыновей — Ростислава и Владимира. Олег Святославович Северский был женат первым браком на Феофании Музалон, а вторым браком — на дочери половецкого князя Осулка (Осолука), которая приходится матерью Святослава Северского и бабушкой основных персонажей «Слова…». Таким образом, князь Игорь Святославович по линии отца был внуком половчанки, правнуком половецкого хана Осолука. Сын Игоря Святославовича Владимир Игоревич женился на дочери половецкого хана Кончака, а внук Игоря Святославовича был одновременно и внуком Кончака.
Тесные родственные связи между русскими, половецкими, черноклобуцкими элитами побуждали степняков принимать самое активное участие в политической жизни Руси. Княжеские усобицы, наложенные на непрерывные конфликты в Степи, отнюдь не способствовали укреплению русской государственности.
Особенно угрожающий характер события приняли после неудачного похода удельного новгород-северского князя Игоря Святославовича против половцев. О цели этого похода исследователь древнерусской литературы В. Я. Келтуяла писал: «Игорь вместе с братом Всеволодом из Трубчевска, сыном Владимиром и племянником Святославом Ольговичем из Рыльска отправились на придонскую орду, намереваясь овладеть захваченным некогда половцами у северян историческим достоянием последних — донской водной магистралью, и даже, в случае успеха, такой важной торгово военной позицией, как Тмутаракань» [Келтуяла, 1928, с. 80]. Эту точку зрения подтверждают слова бояр, комментирующих сон Святослава в «Слове…»: «…се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутараканя».
Стратегические цели задуманного князем Игорем похода склонны игнорировать исследователи, которые объясняют причины этого похода исключительно удалью Игоря. Действительно, малочисленное войско князя Игоря не могло обеспечить охрану донской водной магистрали, пролегавшей на большом удалении от русских городов, однако это вовсе не даёт оснований отрицать у князя Игоря далеко идущих планов. Дело в том, что контроль над Доном он мог установить с помощью своих половецких союзников и родственников. Для этого надо было обеспечить их гегемонию в степи.
В январе 1180 года Игорь стал князем Северской земли. Его первым действием было заключение союза с половцами. Союзники приняли активное участие в княжеских усобицах. В сражении за Киев в 1181-м году их войска были разбиты и Игорь с Кончаком чудом спаслись от возмездия, уплыв на одной ладье. Дружеские отношения Игоря с Кончаком объясняются, в частности, кровным родством Игоря с половцами. В 1146 году Святослав Ольгович (отец Игоря), оспаривая право на киевский престол у Изяслава Мстиславовича, просил своих «уев» (половецких дядей по матери) помочь ему в борьбе против Изяслава.
Игорь стал сватом Кончака перед своим походом на половцев. Этот факт может свидетельствовать не только о желании Игоря всемерно укреплять свои связи с Кончаком, но и о стремлении максимально использовать их. Его войско могло успешно воевать с отдельными половецкими ханами и способствовать росту авторитета Кончака. Вполне возможно, что именно Кончак и навёл полки Игоря на конкурирующую орду Кзака, потребовав соответствующую услугу за услугу. Консолидация половцев под руководством Кончака могла привести к реализации стратегических целей Игоря, которые не противоречили интересам Руси. Не противоречили они и интересам половецкого этноса, остро чувствовавшим потребность в централизованной власти перед лицом внешних угроз.
Первое сражение с половцами закончилось для русских весьма удачно, однако, на другой день половцы окружили русское войско и взяли в плен раненого Игоря вместе с другими князьями и остатками войска. Исследователи, которые рассматривают эти сражения как межэтнический конфликт, склонны замалчивать дружественные отношения между Кончаком и Игорем, которые вовсе не были омрачнены в ходе этих сражений. Между тем факты всё чаще побуждают исследователей говорить об этой дружбе. Так, например, А. Л. Никитин в статье «Поход Игоря: поэзия и реальность» высказал мысль, что поход князя Игоря в 1185 году вообще не замышлялся как военный. На основании того, что этот поход привёл к женитьбе сына Игоря на дочери Кончака, А. Л. Никитин полагает, что поход на самом деле был элементом свадебного обряда, а описание в «Слове…» первого боя войск Игоря с половцами, окончившегося поразительно лёгкой победой, «в исторической реальности… соответствует обыкновенной инсценировке умыкания невесты» [Никитин, 1984, с. 132]. На следующий день после начала свадебного обряда на русских совершенно неожиданно напали другие, враждебные половцы под предводительством Гзака; подоспевший Кончак спас своего свата, взяв его на поруки. Таким образом, нашёл отражение сюжет «в то время… широко распространённый в куртуазной литературе» [Там же. С. 181]. Б. А. Рыбаков также вынужден был констатировать: «Суммируя все факты и соображения, мы должны сказать, что у нас нет никаких данных о враждебности Игоря к Кончаку, а также о враждебных действиях Кончака против своего верного (с 1180 года) союзника и свата Игоря. <…> Если подытожить признаки дружественных отношений в 1185 году между Кончаком и Игорем, то мы получим следущее.
Игорь не нападал на юрт Кончака.
Кончак не организовывал окружения Игоря.
Кончак прибыл к Каяле одним из последних, когда русский лагерь был уже обложен.
На поле битвы Кончак «поручился» за пленённого тарголовцами Игоря (выкупил его?), как за своего свата, отца жениха Кончаковны.
После победы над северскими полками Кончак отказался участвовать в разгроме обезоруженного Северского княжества.
Кончак предоставил Игорю вольготную и комфортабельную жизнь в плену.
После побега Игоря из плена Кончак отказался расстрелять его сына как заложника.
Уговор о женитьбе Владимира Игоревича на Кончаковне воплотился в жизнь: у Игоря и Кончака к 1187 году появился общий внук. Вероятно, для этой свадьбы и предварительного крещения язычницы Кончаковны и понадобился Игорю пленнику священник с причтом» [Рыбаков, 1991, с. 84—85]. Мысль о том, что Кончак выкупил князя Игоря, находит подтверждение в «Слове…». Это будет показано при анализе сна Святослава.
Идея консолидация половецкого этноса путём установления своей гегемонии в Степи могла показаться Кончаку вполне реальной после ознакомления с политикой, которая проводилась русскими князьями, и в которой он активно участвовал. Идею привлечь для установления своей гегемонии представителей другого этноса ему также подсказывала практика великих русских князей. Таким образом, мысль о том, что Кончак навёл русские полки на орду Гзака, не должна показаться надуманной. Следует также учесть, что Гзак находился в тесных родственных связях с Рюриком Ростиславовичем, соправителем Святослава в Киеве. Поражение Гзака увеличивало политический вес Ольговичей, причём не только в Степи.
Половецкие ханы были кровно заинтересованы иметь агентов влияния в стане русских по великому множеству причин. С помощью таких агентов можно было не просто избежать внезапной атаки русского воинства, но и подставить своих конкурентов под удар каолиции русских князей и их степных союзников. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что у степняков не было принято держать родственников в плену. Учёт подобного рода реалий позволил авторитетному исследователю «Слова…» А. Н. Робинсону предположить, что побег князя Игоря был «не произвольным и случайным действием, а целенаправленным актом, входящим в состав мирного соглашения князя и хана» [Робинсон, 1928, с. 148—154]. Погоня половцев за князем Игорем, описанная в «Слове…», а также упомянутая в Лаврентьевской летописи, имела, согласно А. Н. Робинсону, чисто «демонстративный» характер. Надуманными являлись слухи о том, что половцы собирались убить русских князей, придумана и озабоченность, которая звучит в диалоге половецких ханов, скачущих по следу князя Игоря: «Аже соколъ къ гнђзду летитъ, а ве сокольца опутаевђ красною девицею». И рече Гзакъ къ Кончакови: аще его опутаевђ красною дђвицею, ни нама будетъ сокольца, ни нама красны дђвице, то почнутъ наю птицы бити въ полђ Половецкомъ». Дело в том, что эта озабоченность не помешала половцам отпустить сына Игоря с молодой женой в Русь, причём сделано это было без всякой инсценировки.
Мысль о том, что побег князя Игоря является следствием сепаратного сговора с половцами, разделяет всё большее число исследователей. Так, например, известный археолог С. А. Плетнёва разделяет взгляды А. Н. Робинсона и Б. А. Рыбакова на отношения Игоря и Кончака. Она допускает, что Кончак «разумно распорядился результатами победы»: выкупил Игоря, напал на владения его врага — Владимира Глебовича, выдал свою дочь за сына Игоря, а также «создал условия для побега Игоря из плена», чтобы приобрести надёжного союзника не только в лице самого Игоря, но и всей его семьи [Плетнёва, 1986, с. 46]. И автор «Слова…» и его современники прекрасно понимали, что вовсе не половцев опасался Игорь, решив вернуться на Русь. Игнорируя назревающий скандал обсуждать причину появления, а также идейную направленность «Слова…» не имеет смысла.
Достарыңызбен бөлісу: |