Учебной и научной литературы

Само происхождение Морено окружено легендами. Точная дата его рождения неизвестна: 1889, 1890 или 1892, а место его рождения, его собственный locus nascendi², не имеет локализации. Морено родился на корабле во время путешествия родителей по Черному морю. Да и семья его не была обычной, в общепринятом смысле, еврейской семьёй: мать приняла католичество, отец мечтал стать актёром в театре. Жили они в Бухаресте, одном из самых крупных городов Австрийской империи. Когда мальчику исполнилось 5 лет, переехали в Вену. Роскошную, манящую, ветреную и изменчивую, как светская красавица, окутанную блистательным шлейфом великой музыки и великих имён. Там он провел лучшие годы своей жизни, учился в гимназии, слушал лекции Фрейда, окончил университет с двумя дипломами – врача и философа…

Современная эпоха освоила его идеи так глубоко, что забыла имя их автора. Усвоение через забвение… Его парадигмы, внешне напоминающие притчи, написанные более 50-ти лет назад, очень точно объясняют любые современные события, происходящие в любой точке земного шара. Целые пласты театра и киноискусства несут на себе печать его стиля. На всех континентах растет число психодраматических групп и ширится социометрическое движение. То, что на Западе было точкой отсчета, что было глубоко усвоено (и благодаря этому ушло в подсознание), та мореновская основа, одна из основ западной науки и терапии, воспринимается нами в обратном порядке — через многие последствия и последователей.

Он создал: групповую психотерапию, социометрию, психодраму, социодраму, а также социатрию (как социальную терапию, пользующуюся методами и результатами социометрии), социономию (теоретическую основу социодинамики³ и социогенетики⁴, науку о том, какие бывают люди и группы, т. е. изучающую соционимы⁵) и многое другое, что серьезно повлияло на несколько гуманитарных областей — психологию, социологию, философию, театр... “Мы рассматриваем социометрию как метод, который при последовательном и широком применении поднимает нашу науку из состояния общественно-научной астрологии на высоту астрономии” — пишет немецкий социолог и психолог Леопольд фон Визе (4 ).

У него многому научились Курт Левин, создатель динамической теории личности и многих методов групповой работы, Вирджиния Сатир, создательница семейной терапии. Многие «столпы» современной западной психологии и социологии учились в институте Морено в Нью-Йорке или прошли психодраматерапию. Например, в 40-е годы Рональд Липпит, Леланд Бредфорд и Кеннет Бенне, учившиеся одновременно и у Курта Левина, создали чрезвычайно популярное и мощное направление в тренинге — групповую динамику. Курт Левин говорил: «Если бы не Морено, я бы не занялся групповыми процессами». «Особая атмосфера Института Морено вдохновила также таких крупных ученых, как Фриц Перлз, основатель гештальттерапии, Эрик Берн, основатель трансакционного анализа, и Георг Бах, изобретатель марафонских групп» (6, стр.333). Даже первые публикации представителей направления НЛП появились в журнале Морено «Социометрия».

Подобно Жюлю Верну он сделал то, что под силу нескольким научным коллективам вместе взятым. По всему миру созданы институты, носящие его имя, выпускающие специалистов-универсалов, имеющих, впрочем, свои специализации: психодраматерапевт, социометрист, социальный работник, социодраматист, организационно-управленческий консультант, бизнес-тренер, морено-педагог, тренер широкого профиля (например по игровому обучению иностранным языкам), исследователь. И каждый из них должен пройти не менее 900 часов собственного личного (и личностного) участия в групповой психотерапии, где обычно случается не менее 50 психодрам, где группа выбирает его как главного героя-носителя групповой темы, протагониста⁶ Это долгий и нелегкий путь. При переводе на язык, принятый сейчас в мире, каждую из этих специальностей можно было бы назвать: психолог, социолог и философ одновременно и с практической ориентацией. И полнопрофильные Морено-институты (Сидней, Уберлинген-Бодензее, Холвелл) стараются сохранить эту комплексность во всех своих специализациях…

Где бы ни появлялся Морено, всюду он нес собой дух творчества и обновления. Всего через 7 лет после своего переезда в США он выступает на годичном собрании Американской психиатрической ассоциации с предложением о внедрении групповой психотерапии в работе с пациентами психиатрических больниц, воспитанниками исправительных колоний и заключенными тюрем, и о введении новых понятий: «групповая терапия»и «групповая психотерапия»⁷. В 1936 в своем терапевтическом санатории в Биконе (близ Нью-Йорка) он строит специальный психодраматический театр со сценой на четырех уровнях. В том же году создает собственное издательство, в котором начинает выходить знаменитый журнал «Социометрия», и с 1947 года — журнал «Социатрия», который последовательно переименовывался: «Групповая психотерапия» и «Групповая психотерапия и психодрама». В 1938 году Морено начинает преподавать социометрию и групповые методы в Колумбийском университете и в школе социальных исследований штата Нью-Йорк, впоследствии также и в Нью-йоркском университете. В 1942 году им был основан Социометрический институт, а в 1945 году совместно с его американскими учениками — Американское социометрическое общество⁸.

В 50-е годы психодрама и социометрия возвращаются в Западную Европу и немецкоязычное пространство. В России о психодраме ещё ничего не знают, однако она не исчезает из поля зрения самого Морено — в 1925 году он выбирал между иммиграцией в США и в Россию, которая привлекала его своей динамичностью и спонтанностью. А также своим драматическим театром, достигшем расцвета во времена К.С. Станиславского, чьей системой Морено серьезно интересовался и испытал на себе ее существенное влияние. В самый разгар холодной войны Морено выступает с идеей организации прямого диалога двух мировых лидеров Эйзенхауэра и Хрущева, в ходе которого предлагает им обменяться ролями.

В это время социодрама уже использовалась Морено для работы по терапии социальных конфликтов, и Морено верил в ее возможности по предотвращению глобальных конфликтов и войн. Он был патриотом всего человечества.. Так или иначе, в России нашлись люди, которых он интересовал в том или ином качестве И в 1959 году Морено все-таки приезжает в СССР.

Естественно, овеяны легендами его посещения психиатрических учреждений Москвы и Ленинграда, встречи с психологами (социологов еще (и уже) не было). Вот, например, одна из них (Морено иногда легче понимать через легенды). На открытую демонстрацию психодрамы для психологов и журналистов опоздал один журналист, который, впрочем очень быстро втянулся в действие, хотя и не знал “правил игры”. Очень скоро, вовремя одной сильной, “катарсической”, как говорят, сцены он вдруг закричал: “Я запрещаю Вам показывать сцены из моей жизни!”, чем продемонстрировал невиданную доселе спонтанность, вызванную сеансом мэтра, (ибо журналист, как Вы понимаете, был иностранный). Да, наверное легенды передают какую-то концентрированную сущность метода в целом, но все же терапевтический театр психодрамы подают как некое чудо. Нисколько не умаляя значения легенд (которых Морено не опровергал), окружающих его практику, его научная, теоретическая и практическая деятельность не только вылилась в создание нового направления гуманитарного знания, не только стала целой ветвью из нескольких наук о человеке и группе , но и прошла серьезную апробацию в методологии традиционных наук и была признана вполне научной (особенно в США).

Что касается социологов, то степень знакомства с работой Морено или осознания его влияния – на порядок ниже. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что среди социологов, считающих себя его учениками такие фигуры как Г.Гурвич, И.Гоффман, Л.фон Визе, Т.Ньюкомб, Т.Сарбин, Л.Котрелл и др.. Впрочем, в свое время Морено к этому и не стремился: «Пока я главным образом занимался созданием основ, которые позволили нам систематически и точно изучать коллективные явления в человеческих отношениях, я не удовлетворялся сложными размышлениями и изощренными мечтами относительно идеи коллективности, как бы благородны они ни были, представлениями о юридических, социальных или культурных институтах, хотя знал, что очутился бы в хорошей компании многих выдающихся социологов» (стр. 275).

Теперь, открывая бесчисленное количество современных и давно изданных книг и учебников по социологии и психологии, заглядывая и в алфавитный указатель, и в систематический (за понятиями, которые уж точно предложены Морено: малая группа, групповая терапия, социальная смерть, групповой статус, социальный атом и др.), мы видим их широкое использование и чрезвычайно редкое упоминание имени самого Морено. Подавляющее большинство русскоязычных социологов не знают «такого социолога», но зато знают «что такое социометрия». И чаще всего уже подсчитывали в таблицах «индексы популярности» членов какой-либо группы. Мой учитель по социологии проф. В.В.Щербина когда-то заметил: «А ведь социометрия — единственный истинно научный метод в нашей науке.» — «А как же другие?» — «Других пока не создано».

С тех пор многое изменилось, но девственная для социометрии страна как будто готова и теперь воспринять социальную панацею, не глубоко ее переваривая и трансформируя. Тем более, что Морено вообще был переведен и издан на русском языке до сих пор только один раз⁹ (если не считать другой его книги «Театр импровизации»¹⁰). «Социометрия», изданная в 1958 году накануне приезда Морено в СССР была в значительной мере изъята из библиотек и осталась лишь в считанных экземплярах.

Исторические же обстоятельства появления в печати этой книги довольно странны. Совершенно невероятно, чтобы цензура пропустила открытую критику Маркса и СССР. Даже в хрущевскую “оттепель”, пик которой приходится как раз на 1958 год. Даже в условиях намечающегося визита “видного буржуазного психолога” Морено в СССР. Даже, если преподнести всё это в виде свободной “критики буржуазной философии и психологии” в “духе социалистической демократии”. Видимо тут сказалась “обыкновенное чудо”, неистребимая мистика, всегда окружавшая имя Морено.

Совершенно апологетичное предисловие, которым снабдил перевод М.Бахитов, да и качество самого перевода искажали восприятие (и без того искаженное) советского читателя настолько, что теперь складывается впечатление, что только в такой “упаковке” и могла появиться такая книга. Но шок, охвативший бы любого редактора (не говоря уже о Главлите), раскрывшего наугад (например в разделе “Политическая социометрия”) верстку, мог свести на нет все усилия по публикации (хотя некоторые фрагменты о Сталине и Троцком, о коммунистах и фашистах всё таки были вырезаны; в новом переводе они естественно, восстановлены).

За 4 десятилетия, прошедшие с выхода этой книги, попытки применить на практике методы социометрии не только потеряли счет, но и потеряли всякую связь с первоисточником. Впрочем все по порядку. Сначала вышла статья Я.Л.Коломинского и А.И.Розова в журнале «Вопросы психологии¹¹». Социометрия уже приобрела относительную известность (как «модная» на Западе теория), когда в 1966 году Морено был приглашен в Москву на XVIII Международный психологический конгресс, где в симпозиуме № 35 Я.Л.Коломинским был сделан доклад «Экспериментальное исследование межличностных отношений в классе». В 1970 году в Ленинграде вышла брошюра И.Волкова “Основы социометрии”, рассказывающая о том, что такое социометрия и как проводить социометрические измерения в группе. Не претендуя на передачу духа и идеологии метода, она сухо пересказывала “голую” технику, формулы вычисления групповых индексов и рисования стрелок выборов. Потом были статьи Я.Коломинского, Г.Андреевой, И.Волкова, В.Паниотто и др., оживленные дискуссии в группе аспирантов первого набора Института конкретных социальных исследований АН СССР и на первой в истории России кафедре социальной психологии МГУ, рожденной первоначально на философском факультете, а позже оказавшейся в составе факультета психологии. Далее уже цитировались и копировались вышеупомянутые, которых цитировали и копировали другие и т.д. Про Морено забыли.

К середине 70-х уже многие психологи и социологи имели общее представление о количественной методике диагностики малой группы, носившей название “социометрия” и потерявшей всякую связь с ее создателем и в особенности с его идеями. К этому времени появились гуманитарные специалисты прикладного характера деятельности: социологи и психологи на предприятиях и в учреждениях, психологи-терапевты в околомедицинских кругах, педагоги-новаторы, стремящиеся к использованию социометрии или ролевых игр в своей работе. В методических брошюрах и изустно передавались рецепты “социометрических” замеров и различных смешанных и комбинированных методик (референтометрии, ранжировки предметно-ценностных ориентаций в сочетании с социометрией), подсчитывались “индексы популярности” и использовались потом для соответствующих обоснований.

Тогда и появились “социометрические” анонимные анкеты с вопросами в лоб: ”С кем из перечисленных здесь членов вашего коллектива Вы пошли бы в разведку?”, или “С кем Вы пошли бы в ресторан?”, или “С кем вы поехали бы на отдых?”. Вопросы эти, кстати, всегда воспринимаются весьма абстрактно. “Разведку” каждый видит по-своему (если вообще видит), но при этом, несмотря на анонимность, каждый чувствует, что какие-то отношения в группе (пусть не все), связи могут открыться. И от всего этого напряжение только возрастает. «К сожалению, большинство исследователей при использовании социометрических техник уделяли одностороннее внимание индексу выборов/предпочтений 1, который теперь применяется столь широко и поверхностно: от вопросов «как часто у вас бывают свидания?» и «кто ваши друзья?» до адресованного детям вопроса «кого ты больше любишь, отца или мать?» (для исследования фрейдистской гипотезы Эдипа), часто без упоминания социометрического отцовства…Количественный анализ выборов и отвержений прост и даёт немедленный результат. Структурный анализ социограмм и психогеографических диаграмм труден, требует много времени…Без спонтанности и процесса разогрева всей группы в аспекте общей проблемы социометрические тесты становятся бесполезными. (стр.277-278).

Проблемой тех, кто хочет применять социометрию на практике, является не только полное отсутствие учителей, обучающих методам Морено как единому целому (социометрия, психодрама и групповая терапия), но и отсутствие первоисточников и учебников на русском языке. Учебники Э.В.Капитонова (1996) и Г.Волковой (1998) уже упоминают социометрию и социодраму в связи с их действительным теоретическим фундаментом. Эта книга не может быть учебником, ее ценность, несомненно, теоретическая, методологическая и идеологическая. Но как только всякий (кто этого действительно захочет) начнет учиться практике в непосредственном общении с учителем (у психологов это называется work-shop или по-русски «мастерская»), то сразу же посмотрит на предлагаемый новый перевод Морено другими глазами. Личное участие в психодраме или социодраме, несомненно, подвигнет к особенно глубокому осмыслению некоторых страниц. К душам вступающих на этот путь обязательно дойдут слова мэтра: «То, что мы действительно делаем во время социометрических операций, социометрического теста или социодрамы, определяет и иллюстрирует наши термины и концепции. Это до известной степени компенсирует некоторые непоследовательности или по крайней мере исправляет представления, полученные из плохо сформулированных определений» (стр. 275).

Существует предание, которое из уст в уста передаётся социометристами. Морено пригласили в учебно-воспитательную колонию в городе Хадсоне, близ Нью-Йорка, где жили, учились и работали 500 девушек из самых разных слоев общества, различные по своим национальным, культурным, религиозным и другим признакам. У колонии были хорошие попечители, которые пригласили добропорядочных организаторов, построили благоустроенные коттеджи, производственные мастерские, учебные классы и обучили воспитательниц, специально назначенных в каждый коттедж. Везде — во время учебных занятий, на работе, в столовой — девушки не были предоставлены сами себе, за ними следили воспитательницы. При этом руководители колонии находились в постоянном напряжении и недоумевали: «Ну чего им не хватает? Условия хорошие, масса возможностей для развлечений и спорта, учителя хорошие, а они — все время в оппозиции, все время в состоянии сопротивления, какого-то недоверия, а то и заговора, и все время хотят сбежать отсюда. Куда? В свои ужасные несчастные семьи, к нищим и пьющим родителям? И почему в каждом домике постоянные ссоры? Что им делить?» Руководители представляли себе, что вот, врач-консультант побеседует с глазу на глаз, как психиатр, с зачинщиками постоянных конфликтов и даст им какие-то лекарства или внушит им что-то. Словом, попытается вылечить. Однако Морено, приехав со своей командой, не оправдал их ожиданий. Он просто пришел в столовую, где за столами по четверо чинно сидели девушки. Морено спросил руководительницу, смотрящую не без удовольствия на эту чистоту и порядок: «Могу ли я обратиться к девушкам с предложением?» «Да, конечно, доктор!» — с готовностью ответила руководительница. Тогда Морено попросил девушек встать и выбрать с кем они хотели бы сидеть вместе за одним столом. Мгновенно весь внешний порядок исчез и в столовой наступил хаос.

Восьмеро бегут к одному и тому же столу, к девушке, с которой они все страстно желают сидеть вместе. Остальные распределяются по немногим притягивающим их «звездам» и одна — остается в изоляции, то есть вообще без выборов, без внимания (см. социограмма laissez faire (анархическая) стр.120). Но за каждым столом всего 4 места и воспитательнице приходится приложить немало усилий чтобы рассадить девушек принудительным образом. Она видит, к чему приводят такие «демократические» эксперименты и, не обращая внимания на чувства своих подопечных, назначает «лидеров» за каждым столом и рассаживает всех так, как ей удобно (см. автократическая социограмма (стр. 122). Теперь Морено проводит социометрический тест и после обработки результатов находит оптимальное размещение, учитывающее по возможности наибольшее число спонтанных выборов, выражающих искренние чувства предпочтения. Он добивается максимально возможной в данной ситуации взаимности и удовлетворения как можно большего числа взаимных выборов 1-го уровня, потом 2-го, потом 3-го (у каждой — только три выбора). Полученное размещение парадоксальным образом соединяя и групповые интересы, и частные, весьма интимные, создает группу с оптимальной структурой (демократическая социограмма, стр. 123). Проведенный через несколько недель после изменения в размещении новый социометрический тест показывает, что удовлетворенность повысилась, климат в группе улучшился, да и у воспитательницы напряжение поубавилось.

Эти три социограммы — анархическая, автократическая и демократическая символизируют собой две крайности в состоянии любой социальной структуры и оптимальный компромисс между ними, который требует постоянного поиска и перегруппировок. Крайности, конечно, порождают друг друга: стремление к ничем не ограниченной свободе приводит к жесткому упорядочиванию и диктатуре. «Закручивание гаек» рано или поздно приводит ко взрыву спонтанности, обширному разрушению социальной структуры и общей культуры. Как же измерить в конкретной социальной структуре ее напряженность и степень близости к той или другой крайности? Культурные представления о демократии, например, оказываются лишь теоретическим идеалом и не могут дать обратной связи субъекту, действующему в конкретной ситуации. «Понятие «демократический» является расплывчатым, и каждый раз, когда оно используется в эксперименте, должно определяться операционально. Социометрический подход по своим целям не принимает ни чьей стороны, он нейтрален, он открыт для всех типов социальной структуры» (стр. 236-237). Социометрический метод измерит социальную напряженность в конкретной ситуации по индивидуальной норме данной группе «здесь и сейчас» (это и есть «metrum-мера¹²» в слове «социометрия») и спрогнозирует изменения в ней не по близости к декларируемым идеалам, а по конкретно направленным выборам и их критериям, а также по сплоченностям¹³ и их направленности.

Любой критерий (ситуация) социометрического выбора снаружи может показаться несущественным, если не видеть всего смысла, который так важен участникам данной ситуации. Критерий «столовая» может быть весьма условным для социометриста, не погруженного в ситуацию закрытого воспитательного заведения и привыкшего к широкому выбору людей для общения (например, в большом городе). Самым важным становится степень участия каждого в эксперименте. Социометрист «не может наблюдать их, как наблюдают небесные тела, а затем составлять диаграммы их движений и реакций. Он упустит сущность ситуаций, если будет играть роль ученого-разведчика. Процедура должна носить открытый и явный характер. Члены коллектива должны стать в какой-то мере участниками проекта. Степень участия является минимальной, когда члены группы согласны только отвечать на вопросы относительно друг друга» (стр.52).

Максимально возможная мотивация участия в эксперименте возможна при слиянии измерения и преобразования, переходу от диагностики к терапии, задачи которой ясны каждому. Для того, чтобы дойти до глубины, до сути «здесь и теперь» социометрист должен полностью погрузиться в то, что уже происходит в группе, и в этом русле предложить новое групповое действие в социометрическом и социодраматическом духе. На какое-то время он должен стать лидером этого действия, социодраматистом. Групповое действие выявляет с помощью концентрации всей жизни группы (в форме игры) новые еще более существенные критерии выбора и еще более важные ситуации, которые становятся явными с помощью социометрии¹⁴ в движении, то есть социодрамы, в которой группа видит пути решения своих проблем.

Как же социометрист может сочетать в себе полную вовлеченность в ситуацию и групповую реальность с нейтральностью, беспристрастностью исследователя и терапевта? Ведь любой человек несет в себе какую-то культуру, какие-то ценности, а социальный ученый еще и концепции, понятия, которыми он оперирует, говоря об обществах и ситуациях. Более того, человеческая ситуация сама состоит из мыслящих, чувствующих и действующих людей, также имеющих свои представления и ценности. С обеих сторон — полная субъективность. Где же наука? Лучший ответ дает своей книгой Морено.

«Прежде чем приступить к построению основ теории социометрии, я решил начать с того, что подверг сомнению ценности, и, если нужно, отбросить все существующие социальные концепции, решил не принимать ни одной социологической гипотезы за достоверную, начать с пустого места, как будто ничего не было известно о человеческих и социальных отношениях. Это было радикальным искоренением, по крайней мере из моего сознания, всего знания, полученного из книг и даже из моих собственных наблюдений. Я настаивал на таком подходе не потому, что сомневался, что у других ученых до меня не было значительных идей, но потому, что их наблюдения были в большинстве случаев умозрительными, а не экспериментальными» (стр. 35).

На самом деле Морено начинает не с пустого места. «У астронома имеется его вселенная звезд и других небесных тел, видимо распространенных в пространстве. Их география дана. Социометрист находится в парадоксальной ситуации, когда ему приходится строить и наносить на карту свою вселенную, прежде чем он может приступить к ее исследованию» (стр.276). Дело в том, что социометрический подход использует не привычный обобщающий метод, который считается универсальным для любой науки, а индивидуализирующий (по терминологии Генриха Риккерта¹⁵ есть два совершенно различных метода в науке 1) обобщающий и 2) индивидуализирующий (см. таблицу)

Индивидуализирующим методом также можно получить научное знание. Но это больше, чем знание, это уже само по себе – прямое непосредственное отношение к конкретным людям, участвующим в эксперименте, сопричастность и вчувствование. Несомненно, в этом подходе ученый также делает осознанный выбор изучаемых событий, людей, сфер и др, когда, идя за группой, помогает ей оформлять сюжеты, которые ее волнуют (например, в социодраме) в действие, и тогда, когда выбирает сферы своих интересов, группы (здесь случайности не так уж и часты) или помогает опознать знакомых персонажей, проглядывающих в игре, концентрируя саму жизнь данной группы. Да, «субъективизм этой концентрации весьма ответственен, но невозможно адекватно сконцентрировать жизнь без таланта, а талант—всегда большая ответственность» (14, стр.255).

Морено впервые заговорил о необходимости погружения в ситуацию, пытаясь «устранить из своей памяти и особенно из своих действий такие термины и понятия как «индивидуум», «группа», «массы», «общество», «культура», «мы»…»(стр.36), (которые наши социологи априорно берут с собой как инструменты еще до погружения в реальность объекта). Он учился не рассуждать, не употреблять любые понятия вне конкретной ситуации, вне непосредственного общения с теми людьми, о которых он пишет или говорит. Так в социодраме может появиться конкретное «Мы» или обозначится конкретная общность (а не вообще социальная группа), которую можно здесь увидеть и сейчас с ней пообщаться, но не ради достоверной информации, а ради достоверного действия.

Социальная наука не может бесстрастно констатировать, будто речь идет о звездах или бактериях. Ее правда — не в точности и воспроизводимости результата. Ни один добросовестный социальный эксперимент или наблюдение нельзя повторить и воспроизвести в точности тот же результат. Ни один добросовестный гуманитарий не сможет настаивать на универсальности полученного им знания. «Мы, однако, не должны забывать о том, что, как бы ни увеличились наши знания с течением времени и как бы точны ни были наши социометрические данные о некоторых участках человеческого общества, нет никаких выводов, которые могут "автоматически" переноситься с одного участка на другой, и никакие заключения не могут быть "автоматически" сделаны относительно той же самой группы в разное время. Каждая часть человеческого общества должна всегда рассматриваться в ее конкретности».(стр. 48-49)

Однако социальный эксперимент имеет свою ценность и свою точность. Это точность концентрированной, художественной истины, которая не менее ответственна, чем точность и достоверность естественнонаучная. Это знание не ради знания. Здесь просто нельзя отделить получение знания от его использования. Это знание ради действия. «Я был абсолютно убежден в истинности моего восприятия. Оно, казалось, наделило меня пониманием жизни еще до того, как опыт и эксперимент проверили его точность. Стоило мне увидеть какую-либо семью, школу, церковь, палату конгресса или любой иной социальный институт, я всякий раз восставал против него; я ощущал их внутренние противоречия и у меня уже была готова модель для их замены». (2, стр.9)

Социометрия — это не только особая школа социальной науки и практики, не только подход к изучению всех социальных явлений в том числе и в аспектах всех социальных наук, но и язык общения всех гуманитариев, на котором не только может быть сформулирована модель любой степени сложности, но и которым можно пользоваться для поиска комплексного решения представителями всех без исключения гуманитарных наук. Гуманитарное знание (или целая наука) не может быть истинным или ложным, оно может лишь вести к действию правильному или неправильному при наличии множества условий, о которых говорит Морено, или называют Вебер, Риккерт, Лавров, Бубер, Гоффман, фон Визе и другие представители гуманитарных наук. Гуманитарная наука на наших глазах превращается в деятельность: 1)комплексную, преодолевающую разнопредметную разобщенность 2) в полном цикле действия: исследование-диагностика-терапия (консультирование) 3)диалогическую, т.е. вступающую в равноправный диалог со своим объектом, который таким образом сразу же превращается в субъекта 4)имеющую субъекта, активно участвующего в эксперименте и использующего его в своих интересах¹⁶ 5)постепенно сближающуюся с консультированием и все более тяготеющую к искусству.

* * *

Эта книга может быть очень полезна всем, кто занимается и интересуется психодрамой. Поскольку полным смыслом, заложенным в нее Морено, она наполняется только в синтезе с социометрией и групповой терапией. Для этого необходимо посмотреть на социодраму и психодраму шире, увидеть всю триединую (триадическую) систему в целом. И тут одних переводов первоисточников будет недостаточно, нужны школы, школы психодрамы, социометрии и групповой терапии, но лучше – целостные полнопрофильные Морено-институты (см. выше), где все собрано в единое целое. Опыт таких школ показывает возможности творческой адаптации методологии Морено на национальной почве при сохранении самого духа его системы. Пока еще односторонность нашего развития не позволяет увидеть триединую систему как целое в российском контексте.

Социометрия в широком понимании становится не только хорошим дополнением к методам психотерапии в узком смысле этого понятия, но и еще более эффективным средством помощи человеку в его социальном окружении, в его социальном атоме и становится универсальной методологией единой психологической и социальной терапии. «Социометрия имеет три отправных пункта: socius (companion) (социус-товарищ), metrum (measurement) (метрум-мера) и drama (action) (действие). В результате появились три области исследования: групповое исследование, метрическое исследование и исследование действием» (стр. 37). Этому соответствует триединая система Морено: групповая терапия, социометрия и социопсиходрама.

Принципы групповой терапии едины и для социометрии, и для социопсиходрамы с кем бы они не работали: с одним человеком, с группой людей или с обществом. У каждого из приведенных в таблице понятий, обозначающих одну из трех составных частей триединой системы Морено, есть широкое (системное) и узкое (операциональное) понимание. Каждое может обозначать часть, работающую со своим аспектом группового исследования и действия, и каждое в определенном контексте может обозначать триединую систему в целом (как например «социометрия» в приведенной выше цитате). Незнание этого часто приводит к путанице при чтении текстов Морено, а также социометрической и психодраматической литературы (подробнее – см. послесловие).

Что касается психодрамы, то она появилась в СССР только в 1989 году и теперь 4 российских психодраматерапевта первого поколения создали 4 уже различных школы русской психодрамы: руководители – психодраматерапевты Елена Лопухина, Екатерина Михайлова, Нифонт Долгополов и Виктор Семенов (все – в Москве). И хотя социометрия присутствует в программах этих школ, она всецело подчинена задачам психотерапии и не имеет самостоятельного направления, также как и социодрама. Социодрама используется только как разогрев для психодрамы и очень редко становится самостоятельным методом социальной терапии или организационно-социологического консультирования.¹⁸

В настоящее время на территории СНГ истинных последователей Морено можно найти только среди психодраматистов. Психодраматическое движение в России попало на плодородную почву в стране “социальной спонтанности”¹⁹, где давно уже драматический (психологический) театр — один из лучших в мире. За 10 лет, прошедших после первого появления психодрамы в СССР, издано уже немало хороших книг (см. приложение) и поэтому здесь нет нужды подробно останавливаться на том, что такое психодрама. Кстати, из всех зарубежных течений, имеющих в России образовательные программы, психодраматическое движение далеко не самое многочисленное, но, пожалуй, наиболее систематическое и организованное. Однако до сих пор есть множество препятствий на пути к первоисточнику — тексту самого Я.Л.Морено. Дело не только в том, что переведены только две книги и несколько отрывков из ранних экспрессионистских произведений (см книгу Г.Лейтц), но и в том, что Морено не оставил единого труда, фундаментально систематизирующего психодраму, социометрию и групповую терапию. Статьи разных десятилетий изобилуют разночтениями, увязать которые в единое целое может только тот, кто смел в своем воображении, и одновременно глубоко осмысляет свою и чужую практику. Словом, читать Морено — это сложная творческая работа, которая у нас в России только начинается.

При переводе оригинальных текстов Морено на русский язык возникает много сложностей, особенно в принципах и терминологии, рознящейся в текстах разных лет. Для воссоздания целостной картины необходимо в некоторой степени воображение и смелость. При употреблении на русском языке понятия «психотерапия» подразумевается целый ряд методов терапии человека — от медицинских до гуманистических и пр. В сложившейся традиции приставка «психо» говорит сама за себя. (Морено специально останавливается на отличиях социометрии от психологии и социологии стр. 272-273). При психологическом взгляде групповая психотерапия стоит в этом ряду и является одним из них. Это — правда, но не вся. При чтении русского текста о триединой системе возникает ненужная тавтология: «психодрама = групповая психотерапия?». Создается впечатление, что две части триединой системы просто совпадают. На русском языке их лучше различать как психодраму ( в узком смысле) и групповую терапию (в широком смысле). Ведь у групповой терапии есть самостоятельные задачи – интеграция индивида и группы; воздействие индивида на индивида и группы на группу само по себе без обязательного внешнего воздействия терапевта (реформатора, консультанта); лечение группы как целого, терапия межгрупповых отношений и в конечном счете всего человечества. Это — креативная революция, сохраняющая и расширяющая возможности человека и его групп. Без неё само существование человечества как целого и «дальнейшее существование человека оказывается под вопросом» (5). Это работа по интеграции субъективных реальностей людей, разведенных социальным расстоянием, которое способствует «социальному символизму, социальному номинализму, короче говоря, социальной нереальности» (стр. 97 а также эпиграф). Это лечение процессов общения с помощью концентрированного общения. Это содействие «социальной близости», содействие подлинной Встрече. Кроме того терапия социальной организации (или организационная арттерапия (см. 15) имеет самостоятельное теоретическое и практическое значение. В некоторых источниках Морено появляется понятие социатрии, очень близкое по смыслу понятию групповой терапии, означающее буквально: «социальная терапия». Социатрия должна заниматься лечением целых обществ, это социальная медицина.

Каждая из трех составных частей триединой системы Морено будучи отделенная от двух других теряет свой смысл и эффективность. Социометрия даже проведенная по самому важному критерию, встреченная группой с энтузиазмом и точно отражающая моментальные «движения душ», очень скоро становится мертвой схемой, если не переходит в продуктивное движение, ведомое самой группой и отвечающее ее потребностям и потребностям каждого. Социометрия не замыкается собственно самой «малой» группой, она непрерывна и бесконечна. Протягивая стрелы своих чувств и предпочтений, она, никого не возводя на пьедестал и не обрекая на одиночество, доходит до каждого. Находит самые экзотические, но значимые критерии, связывающие людей и показывающие значимость всякого, кому необходимо внимание. Пучок стрелок — это не группа. Группа — это не формально выделенный островок социальной реальности. Истинная социометрия сама может показать границы данного «здесь и теперь», самонастраивается на актуальную ситуацию. И, в то же время, показывает как далеко тянутся ее связи — нити психосоциальных сетей — к иным областям жизни человечества, к чужим культурам, к параллельной социальной реальности, к другим людям. Только по этим нитям и возможно найти, увидеть и понять свою реальность, ее границы и свое инобытие и свою противоположность.

Такая группа уже олицетворяет в себе темы всего человечества, связанная со всеми, она — мощный узел психосоциальных сетей, перекресток важнейших его тем. Их «здесь и теперь» уже на порядок расширилось и несет в себе концентрацию самого актуального в жизни данного общества. Собственной перегруппировкой она способствует перегруппировке окружающего общества. Здешние лидеры теперь стремятся общаться с членами данной группы, которые теперь могут связываться с другими группами более надежными и достоверными связями, чем, например, профессиональные или политические. Этот новый очаг притягивает не популярностью и не эзотеричностью, а светом спонтанности и энергией креативности, появляющейся от общения с ним тем, что новые люди видят сразу легко и наглядно, без поиска общего языка, видят себя, свои проблемы, свою панацею здесь и теперь. И если считается, что все великие дела совершены собранными и внутренне организованными людьми, то следует также признать, что великие свершения удаются самоорганизующемуся и самоструктурирующемуся сообществу. Такое сообщество Морено назвал терапевтическим.

Игнорирование социометрического аспекта группового действия чревато снижением ответственности за свою и за групповую работу. А это чрезвычайно важно в любом виде социальной и психологической терапии, уделяющей серьезное внимание заключению контракта с клиентом, а тем более в такой недирективной ее форме как социодрама и психодрама. Если я не знаю, не чувствую (в течение всего действия!) социометрической связи с другим носителем моей темы, чувств, каким-то образом связанных с моей ситуацией и с моей судьбой, я буду в лучшем случае (при хорошей психодраме) отвечать только за то, что сделал сам под руководством психодраматерапевта (не важно кто был протагонистом – он или я). Если я не только получил обратную связь на шеринге²⁰, не только увидел ситуацию и ее персонажей на различных (в моей реальности) дистанциях, но и узнал какое место я занимаю в социальных атомах других, на какой дистанции я – в реальности другого, если я увидел как именно связаны наши жизни, то я вижу группу как модель не только моего мира, но и всей вселенной²¹. Тогда я отвечаю и за эту группу, и за то что она делает. Теперь у нас есть и «Мы». Но и «Я» тоже появляется не сразу. Его нужно найти в каждом групповом действии, которое становится таковым по мере влияния каждого на действие. По мере переживания каждым общего как своего, происходящего как происходящего с ним самим, по мере восприятия других как совершенно реальных людей в его жизни, в его реальности (в драме, там где есть групповое действие, всегда есть групповая реальность).

Без постоянной параллельной социометрической работы, неразрывно и диалектически связанной с драматической работой, действие воспринимается всеми (и даже протагонистом) как игровое в узком смысле этого слова, как «игрушечное», как безличное, происходящее не со мной (что часто очень легко соединяется с личным сопротивлением), как теоретический опыт. Я не увижу всех отражений и дополнений своего «Я», особенно новых и необычных для меня, если не научился заранее социометрическому поиску живых дистанций в самых разных реальных ситуациях общения. Если я не готов к социометрическому выбору из значимых для меня людей или еще не могу взять на себя всей ответственности спонтанного выбора. Мне нужен опыт принятия реальности и выбора других тогда и там, где это касается меня лично.

Социометрия, примененная в широком смысле и в широком контексте, делает психодраму более конкретной, реалистичной и в то же время более безопасной — ведь все это происходит не только в индивидуальной и катарсической реальности, а в конкретной психосоциальной сети (и в конкретных социальных атомах), создающей особую групповая реальность, которая воспринимается каждым как своя. Отношения в драме переходят в отношения в жизни. Социометрия делает групповую динамику ясной для всех, направленной и оздоравливающей группу. Постоянное терапевтическое «открывание» всей «подводной» динамики, которое регулируется самой группой, и гарантирует как индивидуальную, так и групповую безопасность²².

Конкретные особенности развития различных групп и группировок социометрия учитывает и компенсирует. Например: в крупном городе или при коротком цикле сплоченность группы, как правило, ниже. Правильнее было бы сказать, что люди мало присутствуют в ядерных частях социальных атомов друг друга. И принято думать, что это и есть преимущество с точки зрения конфиденциальности работы группы. Но в том то и дело, что проблема закрытости (в том числе информационной) группы характерна для индивидуальной терапии. Когда по сути каждый решает только свою проблему (терапевтическую задачу) и, естественно, не хочет излишней огласки – такой клиент для этого пришел на психодраму и с этим уйдет (и обычно это – особенность всей группы и всего цикла). А проблема конфиденциальности решается здесь совсем иначе – «проводимость» чувств растет (особенно внутри человека и группы), а проводимость информации снижается (особенно снаружи), да и как это всё расскажешь?

Имеет значение все: и как пригласили человека, и кто пригласил (какие отношения), и какие мотивы участия, и чье присутствие в группе особенно важно, и как меняет группу присутствие данного человека, и что произойдет, когда он уйдет. Организатор групповой терапии должен быть социометристом не только при выборе протагониста, но и при формировании группы, предварительном интервьюировании, перцептивной социометрии социального атома каждого (и тогда могут создаваться специальные группы), прослеживании его выборов и их мотивов, а также при общей групповой фокусировке желаемых изменений. Длительная кропотливая работа необходима для изучения не только внутренних выборов, но и внешних, для реальных Встреч со значимыми обитателями социальных атомов членов группы, при обоснованном изменении состава группы и формировании других групп. В этом случае группа имеет прочные связи с окружающим миром и, следовательно, надежные и одновременно адаптивные (обеспечивающие именно терапевтические, а не хирургические) переходы, по которым групповое содержание выходит в окружающую реальность, ложится на подготовленную социометрическими мероприятиями почву, переходит в жизнь широкого круга людей, общества и в конечном счете всего Человечества.

Каждый из нас связан с другими множеством нитей: социальных, психологических, экономических, эмоциональных, дружбы и любви, предубеждений и ненависти. Но ни одно отношение, из которых мы, собственно, и состоим (включая внутренние), нельзя выделить в чистом виде — одно тянет за собой другое, одна ситуация (например экономическая) тесно связана с другой (например социальной или психологической). Отношения — это то, что не принадлежит ни мне, ни тебе. Они связывают всех, всё Человечество. В эпоху простраивания, очерчивания, демаркации всевозможных границ между всеми — людьми и группами, организациями и государствами – особенно важно понять, что невозможно отгородится непроницаемой стеной. Поскольку это означает социальную смерть. Можно лишь изменить отношение, или изменить социальное расстояние — уменьшить или увеличить дистанцию (если это возможно). Понять себя и свой путь (человеку или группе) — это понять окружающих, прояснить отношения со всеми, со всем человечеством. «Подлинно терапевтические мероприятия должны быть направлены на человечество в целом»(5).

Мы все влияем друг на друга. Полное исцеление каждого невозможно без исцеления всех. Мы родились из общения (как минимум из общения наших родителей), и жизнь наша состоит из общения внешнего и внутреннего, и внешнего со внутренним. И мы продолжаем рождаться из общения, одновременно порождая других. Диалоги, нас породившие, живут в нас, и в нас продолжаются, рождая новые отношения и новый социальный порядок. «Целью социометрического эксперимента является превращение старого социального устройства в новое социальное устройство и, если это необходимо, преобразование групп таким образом, чтобы формальная поверхностная структура как можно более соответствовала глубинной структуре. Социометрический тест в своей динамической форме является революционной формой исследования. Он изнутри меняет группу и ее отношение к другим группам; он вызывает социальную революцию на микроскопическом уровне» (стр. 73).

«Не умножай сущности без необходимости»

И все же у читателя может возникнуть вопрос: «А нужна ли еще одна наука? И так вон их сколько напридумали (вплоть до эзотерики и оккультизма). Социологи и психология достаточно развиты, приняты правительствами и лидерами как руководство и огромных количеством образованных людей (особенно на Западе) как представление о социальной вселенной и душе». Те, до кого в разное время доходили разнообразные отголоски социометрии (с той или иной степенью искажения), часто относятся скептически к социальной микроскопии. «Многого ли добьёшься с микроскопом в руках? Бесконечно разбираться с двумя-тремя людьми когда миллионы страдают от войн, нестабильности, бедности, социальных и психологических патологий? Ведь судя по описаниям в социометрических текстах, эта процедура так насыщена и так глубока, что, кажется, должна растянуться на долгие годы. Трудно представить себе такой заказ, скажем, в управленческом консультировании…». Однако почему-то не вызывает уныния биологическая и медицинская микроскопия, использующиеся для решения глобальных задач. На каждом уровне увеличения используются свои понятия и представления, работающие на конкретную исследовательскую или диагностическую задачу. Современный социальный исследователь боится утонуть в бесконечной глубине исследуемого материала, раствориться до бесконечно малых величин. В социологии еще неистребим агностицизм, порожденный незнанием свойств конкретной социальной структуры. Трудно представить вне конкретной ситуации обратное движение – увеличение (вспомните название знаменитого фильма Антониони), переход от погружения к конструктивному выходу из ситуации, от анализа к синтезу, от диагностики к действию. Трудно открыть свое отношение, свои чувства, преодолеть дистанцию исследователя, экспериментатора «над» и сопротивление погружению, вживлению, наконец, переживанию ситуации субъекта (клиента) и на «объекте» как своей.

Конечно легче понять современного психолога, социолога и организационного консультанта, зажатого в тисках современной экономической ситуации, а также ограниченного рамками воображения («бедного») лидера, руководителя, бизнесмена, заказчика («богатого»). Легче следовать, с одной стороны, логике современной моды в организационной культуре, а с другой — сложившимся традициям и понятиям в социальной логике, не замечая насколько они излишне дифференцированы и абстрактны. Удивительно, почему наивным считается заметить, что для целостных явлений нашей жизни не хватает емких слов, либо эти слова звучат старомодно и ненаучно²⁴? Искусство, художественные понятия заполняют этот вакуум, но не укладываются в «прокрустово ложе» позитивистской, социально-инженерной (прогрессистской) и вообще естественнонаучной логики. Непонятно откуда их брать эти понятия и как сделать их конвертируемыми. Поэтому и не видят «увеличителя» Морено, не верят в воображение, не замечают художественности его методов. Не видят целительных свойств его театра импровизации, который является «увеличительным стеклом» в ещё большей степени, чем тот театр, который имел в виду Маяковский в своих знаменитых словах: «Театр – не зеркало, а увеличительное стекло!» Именно «увеличительный взгляд» связывает людей, погруженных в разные ситуации, объединяет разные миры субъектов, науку и искусство, делает эти «неточные» полу-объективные полу-художественные понятия конвертируемыми.

Морено многие считают наивным сказочником, утопистом. Действительно, трудно представить себе как же может социометрист нынешних циничных и рыночно озабоченных людей убедить полноценно участвовать в эксперименте. Снаружи мотивация неочевидна, а в наше время множество социальных и психологических технологий рекламируют как волшебные таблетки. Молчаливо подразумевается, что «чудо» должно быть «чистым», то есть внешним для «подопытного», и тогда ищутся особые «пассы» для харизматической фигуры, швы на социограммах и рецепты в методологии. А Морено подозрительно просто говорит: Сначала — просто смотрите. Поймите, что происходит. Потом — структуру и границы события. Затем — с кем это что происходит, и кто хочет и должен встретиться. И только тогда может состояться Встреча.

Но прежде чем произойдёт Встреча с субъектом, последователи, подражатели, исследователи и любопытствующие должны действительно встретиться с Морено, войти в реальность не столько исторического свойства, сколько логического, но по той логике, которая существует только в одном экземпляре во все времена, Вашей субъективной логике Вашей ситуации. (субъекты, объединенные такой логикой, уже по крайней мере не навязывают свою логику друг другу, а, значит, уже преодолели половину пути). Ведь Встреча предполагает взаимное движение навстречу друг другу. Морено свое персональное для каждого «Приглашение ко Встрече» уже написал²⁵ и теперь многое зависит от Вас, уважаемый читатель.

В предлагаемой читателю книге Морено говорит лишь о малой части возможностей применения социометрии, социопсиходрамы и групповой терапии. Имея печальный опыт искажения социометрической процедуры, Морено явно не хочет чтобы статьи напоминали сборник рецептов, разъясняющих «технические» подробности. Прежде всего для него важно разъяснить методологические вопросы. Отсюда кажущиеся повторы (ведь статьи были опубликованы в разное время). И все же в каждой статье он стремится показать прозрачность социометрической процедуры, донести сам её дух. Этим Морено снова и снова высвечивает весьма актуальные принципиальные отличия социометрии от психологии и социологии (стр. 272-273) Здесь особое значение приобретают специальные сравнения, к которым прибегает Морено, чтобы показать то принципиально новое, что приносит социометрия в социальные науки. Например, сравнение с широко известными экспериментальными и теоретическими работами, давно ставшими классикой, выглядит чрезвычайно убедительным (см. сравнение опытов работы с группами Морено-Дженнингс и Левина-Липпита стр. 80 – 92), а также анализ знаменитого Хотторнского эксперимента под руководством Эльтона Мейо (стр.182-184), положившего начало Школе человеческих отношений (сравнение с работой Морено в Хадсоне см. послесловие в конце книги).

Может быть поэтому для русскоязычного читателя и ученика или даже того, кто осваивает, возможно, совсем другое направление западной психологии, несомненно будет чрезвычайно полезно непосредственное знакомство с одним из основных первоисточников, давшим начало многим практикам западной психотерапии, многим направлениям социальной терапии и социальной работы. Книга несомненно принесет пользу всем экспериментаторам в социальной сфере, консультантам и тренерам, работающим с руководителями, политиками, регионами, рынками или различного рода группами, а также с частными клиентами. «Социометрия» имеет особую ценность для тех, кто занимается в большей мере консультированием процесса, а не проекта. Для тех, кто изучает цикл жизни организации. Для тех, кого интересует различие между социальной организацией западного и восточного типа. И для всех, кто серьезно осмысляет консультант-клиентские отношения.
* * *

Одна из многих легенд гласит, что в одном из венских парков рос красивый старый дуб, у которого любил присаживаться в глубоких раздумьях молодой философ Морено. Он сам здесь любил играть в детстве — особенно нравилось забираться на самую верхушку и чувствовать себя там царем вселенной. А как-то мальчишки собрались в подвале того старого дома, где жила семья Морено, и стали играть в «небеса»: построили высокую пирамиду из столов и стульев. Морено, игравший Бога взобрался на самый верх.. Игра завертелась, и достигла того накала, когда все ей подчинено и остальное, называемое обычно объективной реальностью, исчезает и теряет силу. Внизу кружились ангелы и какие-то еще существа и все взывали к нему: «наш любимый Бог!» И Морено почувствовал себя Богом. «Иди к нам! Спускайся с небес! Лети!» – доносилось снизу. И он полетел…Так впервые в его практике столкнулись игра и реальность, точнее две реальности, или две игры — как Вам больше нравится — материалистическая и идеальная. А Морено тем не менее сломал себе запястье, однако остался в глубоком убеждении, что изначально мир был един, и в нем не было разделения между реальностями. Это стало его идеей-фикс. Позже в книге «Театр импровизации» (1923) он напишет: «Идея фикс стала моим постоянным источником вдохновения; она провозглашала, что существует своего рода первоприрода, бессмертная и заново возрождающаяся в каждом поколении, первовселенная, включающая в себя все сущее, и все происходящее в которой священно. Я возлюбил это колдовское царство и решил не покидать его более никогда» (2, стр.8).

Детям легче попасть в это царство. И вот у старого дуба появляется ребенок, один, другой, собирается целая компания. «Одним из моих любимых занятий было, усевшись у подножия большого дерева в садах Вены, собрать вокруг себя детей и рассказывать им сказки. Самой значимой частью повествования было то, что я, словно один из героев сказки, сидел у подножия дерева, что дети тянулись ко мне по зову волшебной флейты и, оставляя окружающий их убогий мирок, попадали в волшебную страну. И не так важна была сама сказка или то, что я им рассказывал, — важно было действие, атмосфера таинства, парадокса, ирреальности, воплощаемой в явь….» (2, стр.9) Это были игры свободного творческого духа, царские игры, из которых потом появились психодрама и социодрама. В спонтанной игре дети преображались: «Паясничающие озорники приучались в игре ориентироваться на тему, роли и своих товарищей, робкие дети непринужденно играли, посторонние дети включались в игру детской группы, поначалу исполняя роли, которые поручал им Морено. Дети с удовольствием вживались в свои роли и обучались таким образом новым способам поведения» (3 , стр. 70). Именно у детей Морено научился видеть игру во всем, видеть разные реальности, видеть совсем простые вещи, никем уже не замечаемые, и удивляться.
Минуло более 100 лет со дня рождения Морено. 85 лет – с момента появления на свет социометрии. 75 лет – от locus nascendi театра импровизации. 75 лет первой психодраме и социодраме. 70 лет назад впервые был проведен сложный комплекс мероприятий по групповой терапии, социометрии и психодраме в масштабе крупного сообщества и реализованы соответствующие преобразования. Более 60 лет как понятия «групповая терапия» и «групповая психотерапия» принятые мировым сообществом психологов, а психодрама систематически преподается. 55 лет назад начал свою работу первый в мире социометрический институт. И 25 лет со дня смерти Морено. Не так уж и много. Но и не так уж и мало.

Многое изменилось в мире.

Мы меняемся, читая и перечитывая Морено, мы вновь и вновь проясняем для себя новые и новые пласты смысла, помогающего нам в нашей жизни видеть новые горизонты. Уверен, что и Вы, уважаемый читатель, изменитесь после прочтения «Социометрии». Во всяком случае Вам предстоит серьезная, вдумчивая и интересная работа. Работа трудная, но благодарная.

Если Вам будет противоречить каждый абзац и раздражать каждая мысль, то сразу отложите выяснение отношений и постарайтесь забыть об этом. Но когда через любое количество лет вы почувствуете, что вот на эту Вашу мысль навел Вас Морено, то не поленитесь вновь открыть его еще раз, чтобы убедиться либо в том, что она там уже давно высказана со всей прямотой, либо в том, что эта мысль выражена там в слишком наивной форме. Однако на этот раз в Вас поселится заразительный дух креативности (а может быть и соперничества), и творчество будет тлеть внутри до тех пор, пока Вы вновь не вернетесь к этому загадочному тексту, который рано или поздно приведет Вас на психодраму или социодраму. А если и не приведет, то тогда он просто станет для Вас чем-то вроде доступного средства разминки и душевно-творческого массажа. Когда Вы откроете эту книгу, странную и очевидную, сотканную из множества пестрых лоскутков и в то же время удивительно цельную по своей позиции и гармоничности, освобожденную от цензуры и отчужденности, ментального искажения и языкового барьера, редакционных сносок «якобы» и предисловий, Вы встретитесь с самим Морено лично и поймете (если хватит терпения), что нет ничего интереснее, чем обменяться с ним на равных чувствами и позициями, равно как и с любым Другим.

Роман Золотовицкий

Содержание

Предисловие Р.Золотовицкий

Морено Я.Л. Социометрия. Перевод А. Боковикова

Морено Я.Л. Функции «министерства человеческих отношений» в структуре правительства США. Перевод В.Корзинкина.

Морено Я.Л. Обращение Спартака.

Послесловие. Р.Золотовицкий

Алфавитный указатель важнейших понятий.

1. 
   Морено Я.Л. Социометрия . М. 1958
   
2. 
   Морено Дж. Театр спонтанности. Перевод с английского под общ. ред. Б.И.Хасана. Красноярск 1993. (Moreno J-L- Das Stegreiftheater. 1 Aufl. Berlin-Potsdam Gustav Kiepenheuer 1923)
   
3. 
   Moreno J.L. : The first Book of Group Psychotherapy, 1. Ed. Beacon (N.Y.): Beacon 1932.
   
4. 
   Moreno J.L. Who Shall Survive? Foundations of Sociometry. Group Psychotherapy and Sociodrama/Beacon (NY) Beacon House 1953
   
5. 
   Moreno J.L.: Die Grundlagen der Soziometrie. Wege zur Neuordnung der Gesellschaft. Köln-Opladen: Westdeutscher Verlag 1954.
   
6. 
   Лейтц Грета. Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Морено. М. Прогресс 1994г.
   
7. 
   von Wiese L.: Kölner Z. Soziol. 1, 1948.
   
8. 
   Левада Ю.А. Статьи по социологии М. 1993г.
   
9. 
   Волков И. Основы социометрии. Ленинград. 1970.
   
10. 
    Teirich H.R. Gruppentherapie und Gruppenpsychotherapie, Versuch einer Abgrenzung. Psyche 3. 1959
    
11. 
    Онтосинтез социальной реальности. Сборник под ред. В.С.Дудченко. М. Изд. «Икар 1998г.
    
12. 
    Бубер М.
    
13. 
    Бахтин М.
    
14. 
    Золотовицкий Р. Групповая реальность и ее синтез. \\ «Онтосинтез социальной реальности». Сборник под ред. В.С.Дудченко. М. «Икар» 1998. Стр.245-260
    
15. 
    Золотовицкий Р.А. Социодрама как социологический метод управленческого консультирования. \\ «Онтосинтез социальной реальности». Сборник под ред. В.С.Дудченко. М. «Икар» 1998. Стр. 261-295
    

16. 
    Коломинский Я.Л. Социометрия как экспериментальный метод и наука об обществе
    

Подход к новой социальной и политической ориентации

Я. Л. Морено

Часть I

жүктеу/скачать 1.19 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: