Вальдемар Микшис Любовь и бесы трагикомеди я

РОМАН. Профессор, будьте добры, проводите Джулию домой.

БОРМЕНТАЛЬСКИЙ. Конечно, конечно...

ВОЛЬКИНД. Она останется здесь. А ты, профессор, сдохнешь. В Ленинграде. В сорок втором году. От холода и голода.

БОРМЕНТАЛЬСКИЙ. Знайте, моя бабушка – царствие ей небесное – говорила: не кажи «гоп», не перепрыгнув.

ВОЛЬКИНД. Будешь свои калоши жевать. Одними дёснами. О дальнейшем – молчание. Ты не подписал договор.

БОРМЕНТАЛЬСКИЙ. Какой договор?

ГОБОЙ. Профессор, не хотите продать душу дьволу? Цена приличная...

БОРМЕНТАЛЬСКИЙ. Боже упаси!

АТЛЕТ. Тогда пошёл вон!

ГОБОЙ. Вон! Вон!

БОРМЕНТАЛЬСКИЙ. Позвольте...

АТЛЕТ вместе с ГОБОЕМ грубо выпроваживают упирающегося БОРМЕНТАЛЬСКОГО.

РОМАН. (ВОЛЬКИНДУ). Да кто вы такой, чтобы тут... (И – со стоном хватается за голову).

ДЖУЛИЯ. Что с тобой, Рома! (Обнимает его – и шёпотом). Помоги, Господи, помоги, не оставь нас, пожалуйста, не оставь...

ВОЛЬКИНД. Я – часть той силы. Что вечно совершает зло. Желая человеку только блага. (АТЛЕТУ). Скликай прислугу. (ГОБОЮ). Начинаем. По разным жёрдочкам рассадим голубков. Прощайтесь, дети.

РОМАН. Не бойся, Джулия.

ДЖУЛИЯ (дрожа от страха). Я не боюсь.

РОМАН. Мы завтра обвенчаемся...

ВОЛЬКИНД. Венчания не будет.

ДЖУЛИЯ. Они убьют нас, Рома...

РОМАН. Ничего не бойся.

ВОЛЬКИНД. Несмышлёныш. Не то тебя страшит. Что – смерть? «Одна лишь смерть влюблённых разлучает». Пропел дурак поэт. Есть вещи пострашнее смерти. (Свите). Нет, здешний осетин не прав. «Нет человека – нет проблемы». Что – человек? Проблемма человека – вот проблемма. (РОМАНУ и ДЖУЛИИ). Вас подписали жить. Тому и быть. Жизнь будет долгой. Очень долгой. Жизнь друг без друга.

РОМАН. Никогда.

ВОЛЬКИНД (встаёт). Отныне и навеки.

ДЖУЛИЯ (шёпотом). Помоги, Спаситель...

ВОЛЬКИНД. Всё то, что связывает вас, уйдёт туда, откуда нет возврата.

РОМАН. Скорее смерть... (От боли снова хватается за голову).

ВОЛЬКИНД. Что – смерть? Любовь – вот головная боль. Ну, хватит. Каким стихом мы говорили, Стелла?

СТЕЛЛА. Не гневайтесь, мессир, не знаю.

ВОЛЬКИНД. Вот зараза. Я не о тебе (гладит СТЕЛЛУ). Я о стихе прилипчивом. (ГОБОЮ и АТЛЕТУ). С чего начнём?

ГОБОЙ. Быть может, «Парк Чаир»?

ВОЛЬКИНД. Валяйте. Раз варьете – пусть будет варьете.

На сцену выбегают музыканты. РОЯЛЬ заводит граммофон и актёр ЕСЕНИН слащавым голосом начинает: «В парке Чаир распускаются розы,

В парке Чаир зацветает миндаль»...

ГОБОЙ и СТЕЛЛА оттаскивают РОМАНА и ДЖУЛИЮ друг от друга и начинают с ними танцевать. ДЖУЛИЯ кричит и рвётся из лап ГОБОЯ, РОМАН, схватываясь за голову, – из лап СТЕЛЛЫ. Их крики заглушают высокие и чистые голоса пионерского хора, рвущиеся из граммофона, под которые, маршируя и широко открывая беззвучные рты, на эстраду выходит пионербалет.

«...Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек»...

В свете луча справа от ВОЛЬКИНДА возникает АТЛЕТ. Он в серой фуражке, в сталинских усах, с трубкой в руке.

АТЛЕТ. Жить стало лучше, жить стало веселей! (Машет рукой, как с трибуны).

Нарастая и заглушая пионеров, начинает звучать известная тема из Седьмой симфонии Шостаковича.

Голос ДЖУЛИИ. Где ты, Рома?

Голос РОМАНА. Я с тобой, любимая.

В свете луча слева от ВОЛЬКИНДА опять возникает АТЛЕТ. На сей раз он в чёрной фуражке с высокой тульей, с гилеровскими усиками и в чёрном плаще. Лающим голосом, беснуясь, он что-то выкрикивает по-немецки. За его спиной появляется кордебалет в таких же чёрных плащах и фуражках.

АТЛЕТ. Зиг!

КОРДЕБАЛЕТ (вкидывая руки). Хайль!

АТЛЕТ. Зиг!

КОРДЕБАЛЕТ. Хайль!

АТЛЕТ. Зиг!

КОРДЕБАЛЕТ. Хайль!

«Вставай, стана огромная!

Вставай на смертный бой»...

В луче света на табурете – ВАНЯ. Он в гимнастёрке, с гармоникой.

«...Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега...

В другом луче – СТЕЛЛА начинает «Лили Марлен».

«Vor Der Kaserme Vor Dem Grossen Tor

Stand Eine Lanterne » …

«...До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага»...

Выходит кордебалет в пилотках и шинелях.

«Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой»...

В луче света – ШМИДТ-сын в арестанской робе, с гитарой.

«Товарищ Сталин, вы большой учённый,

В языкознаньи знаете вы толк.

А я простой советский заключённый,

И мой товарищ – серый брянский волк»...

Голос РОМАНА. Где ты, Джулия?

Голос ДЖУЛИИ. Я с тобой, любимый.

Поют музыканты в голубых пиджаках и голубых клёшах.

«...Мой адрес – не дом и не улица,

Мой адрес – Советский Союз»!..

Хрипит, пропадая и снова выплывая «Желтая субмарина» « Beatles »...

В темноте звучат голоса:

Голос ВОЛЬКИНДА. Я с вас шкуру спущу! Паршивцы!

Вой ГОБОЯ. Мы не виноваты, мессир!

Голос ВОЛЬКИНДА. Бить вас и бить! Пачкунов!

Крик АТЛЕТА. За что, мессир?

Зажигается свет, и на авансцене стоят двое: длинноволосый РОМА в битловке и клёшах, и красавица ЮЛЯ в шелковой кофточке и мини юбке.

РОМА. Проходите, барышня.

ЮЛЯ. Ну и чердак у вас, сударь. Что за странные голоса?

РОМА. Внизу – кабак, местечко злачное. Кое-что и до нас долетает. Главное, что отсюда ничего не долетает. Хоть битлов врубай на всю катушку, хоть на кляпе музицируй до утра, хоть с подругой... ничего не долетает. Жалоб нету.

ЮЛЯ. Меня терзают смутные сомнения, насчёт обещанного мне сюрприза.

РОМА. Готов побиться об заклад, вы в этом деле – ни бум-бум.

ЮЛЯ. А где топчан?

РОМА. Он на помойке. Старик не вынес бурной ночи и разрушительных страстей.

ЮЛЯ. Так, я пошла.

РОМА. А мой сюрприз? Джульетта?

ЮЛЯ. Какой? Предупреждаю: я начну – кусаться и царапаться, орать...

РОМА. О-о!!! Вам в страстных играх нету равных! На мне ещё не затянулись раны, которые...

ЮЛЯ. Так, я пошла.

РОМА. Опять на сцену? Когда спектакль?

ЮЛЯ останавливается у двери.

И опять последний? Ладно, забудь. Сорвалось с языка.

ЮЛЯ (мягко). Я, сударь, говорила вам: на сцене – целуется Джульетта, а не я.

РОМА. Оставим это.

ЮЛЯ. Ну что ты, глупый?.. Ты же знаешь, в этом спектакле мне нравится только твоя музыка. Больше ничего и никто.

РОМА. Когда ты на сцене, я жалею, что её написал.

ЮЛЯ. Тогда бы мы не встретились. Я предупредила наших, что играю в последний раз. Люська Атлетова аж со стула подпрыгнула! Вот она для них – в самый раз!..

РОМА. Я ухожу из института.

ЮЛЯ. С ума сошёл! С последнего курса?

РОМА. Они не оставят меня в Москве. Этот мерзавец Гобоев вчера мне открытым текстом сказал – у Тмутаракан. На кулычки к чорту.

ЮЛЯ. А что ты всё время нарываешься? Что ты всё время лезешь на рожон?

РОМА. А что – по стойке «смирно» стоять? Или, может, в партию вступить?

ЮЛЯ. А мама? Сам говорил, что она спит и видит тебя врачом.

РОМА. Куда она из Москвы со своим здоровьем?.. И потом... если я уеду, я наверняка потеряю тебя. И тогда вся эта прекрасная белиберда не будет иметь никакого смысла. Ну, ладно, барышня. Я не о том хотел сегодня с вами говорить. Спектакль проклятый мне печаль навеял. Но взяв себя за шкирку...

ЮЛЯ. Рома... Если позовёшь, в этот обещанный тебе Тмутаракан я пойду за тобой пешком.

РОМА (после долгой паузы). А театральный?

ЮЛЯ. Брошу.

РОМА подходит к ЮЛЕ, становится на колени и обнимает.

РОМА. Если Бог есть, я должен что-то сделать.

ЮЛЯ. Бабушка говорит – есть. А я ей верю, как тебе.

РОМА... Стоял бы и стоял перед тобой на коленях.

ЮЛЯ. Это я буду стоять на коленях... и если захочешь... Молчи! (Закрывает ему рот ладонью). Молчи!

РОМА (целует её руку и – одними губами). .. сюр-приз.

ЮЛЯ. Что?

РОМА. Я хочу подарить тебе песню. (Поднимается с колен). Я знаю её с детства. Но я никогда и никому её не пел. Потому что не понимал главного. Только когда я встретил тебя... Послушаешь? Садись.

ЮЛЯ. Чего-чего, а песен мне никогда не дарили.

РОМА садится к старенькому пианино и начинает.

РОМА. Не плачь, душа, молчи!

Пусть канет всё в ночи!

Но нити той полёт,

Что протяну я между мной и нею

К любимой путь найдёт

И не умрёт.

Пусть канет всё в ночи!

Но сердце свет прольёт... Что с тобой, Юленька?

ЮЛЯ (уже не сдерживая слёз). Откуда? Откуда ты знаешь эту песню?

РОМА. Мой дед... он...

ЮЛЯ. Монтекин? Роман Монтекин? (Уже не плачет – рыдает навзрыд). Это я... я с самого детства... я... Но сердце свет прольёт...

Звук милых чистых уст... расставшись с нею...

В тиши меня найдёт...

И не умрёт... Господи! Господи!...

РОМА... Суки... суки... (Повторяет и повторяет это ругательство, тыльной стороной кулака вытирая слёзы). Он всю жизнь... всю жизнь...

ЮЛЯ. ... всю жизнь...

РОМА. ... они взяли его утром...

ЮЛЯ. ... должны были обвенчаться...

РОМА. ... и больше он никогда...

ЮЛЯ. ... никогда его не видела...

РОМА. ... он в лагерях сидел, войну прошёл, в немецком плену был... и после войны... Когда он говорил о ней, уже седой, как лунь, он... Суки, суки... А ты говоришь – нарываешься, на рожон лезешь...

ЮЛЯ. Он жив?

РОМА (после долгой паузы). Он умер месяц назад... когда я пришёл к вам на репетицию... первый раз...

ЮЛЯ. Как я скажу ей? как скажу? как?.. Не бросай меня, Рома! Не бросай меня! не бросай!

РОМА. Ну что ты такое говоришь!

ЮЛЯ. Не бросай меня! не бросай, любимый!

РОМА. Даже не надейся! Даже не мечтай...

Стоят обнявшись – долго и молча.

Сделаем одну вещь. Выпьем водки – у меня осталось на пару глотков – и покажим этим сукам.

ЮЛЯ. Что покажем?

РОМА. А вот что. (Сгибает правую руку в локте и бьёт по ней левым кулаком). Споём им песню. Им понравится.

ЮЛЯ. Я не смогу.

РОМА. Я тебе помогу. (Разливает остатки водки).

ЮЛЯ... За Романа Монтекина.

РОМА. За Джулию Капулецкую.

РОМА снова садиться за пианино, Юля становится рядом.

Не плачь, душа, молчи!

Пусть канет всё в ночи!

Но нити той полёт,

Что протяну я между мной и нею,

К любимой путь найдёт

И не умрёт.

Да, канет всё в ночи!

Но сердце свет прольёт,

Звук милых чистых уст, расставшись с нею,

В тиши меня найдёт

И не умрёт!

Да, канет всё в ночи,

Но в прах не перейдёт

Души обет, что с преданностью всею

Мне ангел милый шлёт, -

Нет, не умрёт!

Не плачь, душа, молчи!

Пусть канет всё в ночи!

Любовь не перейдёт.

Живущая меж небом и землею,

Она сердца найдёт

И не умрет.

Нет, не умрёт.

ЮЛЯ (глядя в ноты). Это его рука?

РОМА. Его. Свадебный подарок. Твоей бабушке. Который я хотел сделать тебе.

ЮЛЯ. Свадебный подарок?

РОМА. Да.

ЮЛЯ. Ты делаешь мне предложение?

РОМА. Это любовь делает нам предложение.

ЮЛЯ (после паузы). Какой ты всё-таки хитрый.

РОМА (сообразив). Я не хитрый, я нежный и наивный.

ЮЛЯ. Ты врун, болтун и хохотун.

РОМА. Я честен, скромен и... ревнив.

ЮЛЯ. Гордец и враль!

РОМА. Я не виновен!

ЮЛЯ. Я всё равно люблю тебя!

РОМА. Нет, это я люблю тебя!

ЮЛЯ. Нет, я! (Закрывает ему рот поцелуем. Мягко). Не лапай, не лапай...

РОМА. Юленька...

ЮЛЯ. ... не начинай... потом не остановишь... на пианино я не буду...

РОМА. О, где ты? где ты, верный мой топчан?! Ты на кого меня с любимою оставил? (Подхватывает ЮЛЮ на руки, делает шаг и замирает).

Голос ДЖУЛИИ. Где ты, Рома?

Голос РОМАНА. Я с тобой, любимая.

ЮЛЯ. Всё-таки чердак у тебя странный.

РОМА. От деда достался.

ЮЛЯ. Я хочу ещё глоток водки.

РОМА. Тогда – в кабак. Там, говорят, какое-то варьете сегодня. (Уносит ЮЛЮ, по дороге носом выключив свет).

Свет снова вспыхивает, и на знакомую эстраду выбегают знакомые музыканты. Начинают знакомую мелодию, и выходит мосье РОШАЛЬСКИЙ в чёрном фраке и золотых очках. Прислушивается к музыкантам.

РОШАЛЬСКИЙ. Послушайте...

МУЗЫКАНТЫ (хором). Не делайте нам смешно!

РОШАЛЬСКИЙ. Это варьете или что? (Поворачивается к залу). В нашей программе принимали-таки участие...

Начинается выход персонажей и героев, поклоны и аплодисменты.

В трагикомедии участвовали слегка завуалированные герои и персонажи известных произведений Уильяма Шекспира, Михаила Булгакова, Исаака Бабеля, Ильи Ильфа и Евгения Петрова, а также исполнялись слегка изменнёные стихи Владимира Соловьёва, Тэффи, Даниила Андреева, Сергея Есенина, Клеменса Брентано в пер. Н. Боголюбовой и Уильяма Шекспира в пер. Б. Пастернака.

Р. S . режиссёру-постановщику.

Некоторых персонажей могут сыграть одни и те же актёры, например:

АРДАЛИОН – ВОЛЬКИНД,

ОСЯ – ШМИДТ-сын,

ВАНЯ – МУРКИН,

ЕСЕНИН – БОРМЕНТАЛЬСКИЙ,

АЙСЕДОРА – кто-нибудь из кордебалета,

ЦЫГАНКА – кто-нибудь из кордебалета,

ЦЫГАН – кто-нибудь из музыкантов,

МЕДВЕДЬ – кто-нибудь из музыкантов.