Возвращение мастера эпизод первый: в длинной очереди за счастьем

• 
  Люди! Я чиста перед вами! Господи! Я чиста перед тобой! - и ее душа на время покинула землю.
  

Ночью была буря. Последние ржавые листья медленно падали на землю. Голые ветки переплелись в любовном экстазе.

- Ну и что ты там увидела? - Женя резко обернулась. Андрей стоял, скрестив руки на груди, и смотрел - не в окно, а ей в затылок. Она задернула штору.

- Ночью была буря.

- Ну и что... - пожал он плечами.

- Ничего. Просто ночью была буря, - Женя вздохнула и пошла на кухню.

Колька в муках доедал овсянку.

- Почему ты до сих пор не в школе? - между прочим, поинтересовалась Женя.

- Физичка заболела. Нет первого урока.

- А-а... Но, кажется, ты уже опоздал и на второй урок, - заметила Женя, садясь за стол.

- Не-а. У меня еще есть пару секунд в запасе.

- Жизнь по секундам?

- И даже по их долям!

- Ничего себе темп! - искренне восхитилась Женя.

- Представьте себе!

Уже на ходу Колька отхлебнул глоток чая из своей любимой чашки с забавными слониками и отбитой ручкой, схватил портфель и убежал, громко хлопнув входной дверью.

- У нас очень умный сын, - с гордостью бросил Андрей, входя в кухню.

- Ты думаешь? - недоверчиво спросила Женя, разливая горячий кофе в глиняные чашечки. - По-моему, он слишком циничен.

- Разве это плохо для жизни?

- Я никак не могу победить в себе дух романтизма...

- Пора бы... - Андрей отхлебнул кофе и зажег сигарету.

- Только сбрасывай, пожалуйста, пепел в пепельницу, а не в блюдце, - Женя пододвинула пепельницу на середину стола. - Знаешь, Колька, кажется, курит, - добавила она после минутного молчания.

- Ну и что?

- Ничего, - огрызнулась Женя. - Это значит только то, что наш сын уже совсем взрослый.

Андрей промолчал в ответ.

-Тебя куда-то отвези? – через несколько минут спросил он Женю.

- У меня четвертая пара. Я доеду на маршрутке, - Женя машинально мыла посуду.

- Как знаешь... - протянул Андрей, вставая из-за стола. Он тихо ушел, не попрощавшись.

Женя побродила по квартире, растыкала по шкафам Колькины вещи, валяющиеся на стульях, кровати и даже полу. Выбрала одежду и нехотя посмотрелась в зеркало: в глазах - вся скорбь человеческая - ни искры огня, ни отблеска света. Женя вздохнула и в последний раз провела расческой по волосам. По ночам она часто слышала, как стучит в витражи косой дождь...

Маршрутки Женя не дождалась. Пришлось залезть в битком набитый троллейбус, из которого ее вытолкнули уже без двух пуговиц. Женя немного расстроилась, подобрала полы длинного пальто и вошла в здание университета.

Еще не закончилась третья пара. В коридорах было тихо и пустынно. В печальных лучах осеннего солнца кружились облака пыли.

На кафедре одиноко сидела методистка и лениво почти одним пальцем печатала на машинке.

- Привет, Света, - Женя бросила сумку на свой стол.

- А, Женя.. - Света медленно обернулась, - привет. Тебя, кстати, жаждал видеть шеф. Уже дважды спрашивал.

- Что ему от меня надо?

- Точно не знаю. Кажется, хочет нагрузить каким-то спецкурсом.

- Ладно. Спецкурсом так спецкурсом.

- У тебя усталый вид, - равнодушно бросила Света, продолжая постукивать одним пальцем по клавишам машинки.

- Да? - Женя подошла к зеркалу, - Действительно.

- Не выспалась? - завистливо спросила Света. Она была не замужем, и ей казалось, что ночью все занимаются только любовью.

- Кажется, выспалась. Просто устала ...

- А шеф продолжает тебя грузить... - сочувственно протянула Света.

- Переживем.

Прозвенел звонок. Первым на кафедру влетел сам шеф - Задорнов Сергей Николаевич.

- А, Женечка, здравствуйте, - он был неравнодушен к Жене много лет - еще с тех пор, когда она была студенткой, а он - молодым тридцатитрехлетним профессором. В этом году Жене исполнилось тридцать четыре, а у Задорнова поседели виски, и на макушке наметилась аккуратная лысина, но он по прежнему смотрел заискивающе Жене в глаза и не пропускал случая опустить руку на плечо. - Как у вас дела?

- Отлично, - заставила себя улыбнуться Женя, стараясь не вспоминать о двух оторванных в троллейбусе пуговицах.

- Это радует, очень радует. Я тут, Женечка, хотел вам предложить почитать спецкурс третьекурсникам – о кочевых племенах на территории Украины: скифы, сарматы, киммерийцы, их обычаи, верования, искусство. Вы ведь это любите, правда?

Женя посмотрела в окно, потом тихо спросила:

- Опять на общественных началах?

- Что вы, Женечка, все оплачивается.

- Понятно: так же, как и все остальное, с опозданием в несколько месяцев... – вздохнула Женя.

- Что поделаешь, Женечка, - Задорнов театрально развел руками, - разруха в науке, настоящая разруха.

- Бардак, Сергей Николаевич, извините за выражение, настоящий бардак, - улыбка спрыгнула с Жениного лица, - или, если это разруха, то только в головах, как справедливо утверждал профессор Преображенский. Чтобы заново вымостить улицу перед университетом деньги нашлись и чтобы устроить университетский юбилей с банкетом на пятьсот человек - тоже... - Женя даже не собиралась негодовать - она сказала все это бесстрастно и сухо.

Задорнов махнул рукой:

- Не хотите читать спецкурс - не надо.

- Хочу, - тихо сказала Женя.

- Вот и хорошо. Это вам, чтобы вы не грустили, - Задорнов радостно протянул Жене плитку черного шоколада.

• 
  Спасибо. Света, ставь чайник. – Света включила в розетку чайник и села разгадывать кроссворд. Наконец, она оторвалась от газеты и спросила:
  
• 
  Великий русский писатель?
  
• 
  Пушкин, - ответила Женя, не задумываясь.
  
• 
  Не подходит, - вздохнула Света. – Шесть букв – третья “г”.
  
• 
  Ну, тогда Гоголь, - после минутного раздумья выдала Женя. – Хотя, какой же он русский писатель, когда его творчество пропитано украинской ментальностью: “Вий”, “Миргород”, “Ночь перед Рождеством”, даже “Мертвые души” и “Ревизор”. Помните, уездный город N – это же родной Гоголю Нежин.
  
• 
  Действительно, - хмыкнул Задорнов. – Я раньше никогда над этим не задумывался.
  
• 
  Никто не задумывался, - сказала Женя. – По-моему, Гоголя нужно называть великим украинским русскоязычным писателем.
  
• 
  Возможно, - протянул Задорнов. – Впрочем, у нас нет времени для литературной дискуссии: пейте чай - сейчас будет звонок.
  

Прозвенел звонок на четвертую пару. Женя вошла в аудиторию, встала за кафедру и зачем-то тихо сказала:

• 
  Ночью была буря...
  

Никому не было никакого дела до бури, которая разыгралась ночью. На последней парте трое студентов азартно резались в карты. Две милые девчушки с детскими трогательными челками шушукались, наверное, о своих кавалерах. Несколько человек в аудитории сладко спали, подложив под голову, кто руку, кто учебник, кто портфель. На первой парте одна студентка старательно переписывала стихи, другая - с интересом читала очередной том плодовитой Александры Марининой.

Женя вздохнула, раскрыла конспект лекции и начала бесцветным голосом рассказывать о многострадальной Киевской Руси, осаждаемой пестрыми кочевыми племенами.

Студентов интересовали кочевые племена и Киевская Русь, которую они беспрестанно терзали своими нападениями, в такой же степени, как и ночная буря...

На последней парте все время шла черная карта...

Женя с трудом добралась домой. На пороге квартиры ее застал назойливый телефонный звонок:

Андрей сначала участливо спросил :

- Как дела?, - затем, дождавшись положительного ответа, вкрадчиво объяснил : - Я немного задержусь на работе. Ты не будешь скучать?

• 
  Буду, - зачем-то съязвила Женя и положила трубку.
  

Чтобы скоротать время до сна Женя стала убирать в шкафу. Из нового пиджака Андрея случайно выпала фотокарточка. Женя подняла ее и с любопытством рассмотрела. “Симпатичная у тебя, муж, работа”, - подумала Женя без всякой ревности и раздражения. Широко улыбаясь, на фоне Мариинского дворца Андрей обнимал юное воздушное создание. С другой стороны фотокарточки аккуратным полудетским почерком было начертано трогательное: “Моему единственному - от Катюни” и свежая дата. Женя заботливо положила карточку обратно в карман пиджака.

“Единственный” пришел в десять часов вечера. Женя подставила щеку для холодного поцелуя.

- Устал? - почти участливо поинтересовалась она.

- Немного, - Андрей бросил ключи от машины на телефонный столик и тяжело опустился на тумбочку от вешалки.

- Как дела на работе? - в голосе Жени не было ехидства.

- Нормально, - устало протянул Андрей, слегка озадаченный не свойственным Жене любопытством. - А у тебя?

- Нагрузили очередным спецкурсом, - пожаловалась Женя, принимая от Андрея пакет с продуктами.

- Я устал тебе предлагать: переходи ко мне на работу.

- Ни за что! - упрямо мотнула Женя головой. - Представляешь, тебе некому будет сообщить по телефону, что ты задерживаешься на работе...

- Я буду звонить Кольке, - нашелся Андрей.

- Колька вечерами редко бывает дома. И вообще: никогда не поверю, что ты действительно хочешь, чтобы я у тебя работала.

Андрей пожал плечами:

- Не верь, ради Бога, - это твое дело. Я же хочу, как лучше...

- А получается, как всегда... - усмехнулась Женя.

- Все ехидничаешь, - взорвался Андрей. - Всю жизнь ерничала, ехидничала, и чего добилась? Кому нужна твоя докторская? Скифам или печенегам? - Андрей на минуту перевел дыхание, и Женя тут же вставила:

- Половцам.

- Месяцами не получаешь зарплаты, выискиваешь по библиотекам материал для лекций, толкаешься, как старушка, на троллейбусных остановках, - не унимался Андрей. - Ты же красивая женщина!

- Это я - красивая женщина? - выдержка, наконец, покинула Женю. - Да, я была когда-то красивой женщиной, а теперь ... теперь я университетский сухарь - почти синий чулок. Кто уничтожил мою красоту?

- Половцы, - попытался съязвить Андрей, но в него тут же полетел тяжелый телефонный справочник.

- Все, хватит! Надоело! - в гневе она действительно была красивой. Женя набросила на плечи пальто, схватила ключи от машины и, громко хлопнув дверью, выбежала на лестничную площадку.

Андрей старательно повесил свой плащ на вешалку и аккуратно поставил под стул туфли - носочек к носочку.

- Что же, интересно, ей надоело? - пожал он плечами, удобно располагаясь на диване перед телевизором.

Женя уже в лифте успокоилась. Вытерла пустые обильные слезы рукавом, застегнула пальто и вышла на улицу.

Из порванного лилового неба медленно падали первые ноябрьские снежинки. Они уже застелили землю тонким белым полотном.

Женя постояла несколько минут на крыльце, полюбовалась обреченным падением снежинок и разноцветными клочками неба, затем аккуратно ступила на первозданную белизну снега.

Она перчаткой смахнула снег с лобового стекла - он был мягкий, пушистый и совсем не холодный. Таким бывает только первый снег.
ВСЕМИРНОЕ БРАТСТВО. ЛЕГЕНДА О ХРАМЕ. ^
Соломон, решившись соорудить храм, собрал художников, разделил их и отдал под начальство Адонираму или Хираму Абнфу, архитектору, присланному к нему его другом и союзником Хирамом, царем тирским. По мифическому преданию, предки строителей мистического храма были следующие: один из Елоимов или первобытных духов женился на Еве и имел сына Каина, между тем как Иегова, или Адонаи, еще Елоим, создал Адама и соединил его с Евою; от него произошло семейство Авеля, которому были подчинены сыновья Каина в наказание за грех Евы.

Каин, хотя трудолюбиво возделывал землю, однако получал от этого мало прибыли, между тем как Авель без больших трудов пас свои стада. Адонаи отвергнул дары и жертвоприношения Каина и возбудил вражду между сыновьями Елоима, рожденными от огня, и сыновьями, происшедшими только от земли.

Адонирам, потомок Тубалкаина, по-видимому, был призван Господом предводительствовать ратью свободных людей, соединявших сынов огня с сынами мысли, прогресса, истины.

Хирам воздвиг чудное здание, храм Соломона. Он великолепно сделал золотой трон Соломона и выстроил много других прекрасных зданий. Но печальный среди всего своего величия, он жил одиноко, понимаемый и любимый немногими, при этом многими ненавидимый, в том числе Соломоном, завидовавшим его гению и знаменитости.

Слава мудрого Соломона распространилась до дальних концов земли, и Балкис, царица Савская, приехала в Иерусалим приветствовать великого царя и посмотреть на чудеса его царствования.

Она нашла Соломона сидящим на престоле из позолоченного кедрового дерева, в золотой одежде, и приняла его за статую из золота с руками из слоновой кости. Соломон встретил ее с разными пышными приготовлениями, повел смотреть свой дворец, а потом великолепный храм, от которого царица пришла в восторг. Царь пленился ее красотою и вскоре предложил ей свою руку, которую царица приняла, радуясь, что победила такое гордое сердце.

Но вторично посетив храм, царица повторила свое желание увидеть его строителя, умевшего сотворить такие чудеса. Соломон откладывал как можно долее представление Хирама Абифа царице, но наконец, был вынужден исполнить желание царицы. Таинственный творец и искусник был представлен ей и бросил на царицу взгляд, пронзивший ее сердце. Овладев собою, она расспросила его и стала защищать от недоброжелательства и возникающей ревности царя.

Когда она пожелала увидеть бесчисленную толпу работников, строивших храм, Соломон отговорился невозможностью собрать их тотчас, но Хирам, прыгнув на камень, чтобы быть лучше видным, правой рукой описал в воздухе символическое Т, и немедленно со всех сторон работники поспешили явиться к своему мастеру, чему царица очень удивилась и втайне раскаивалась, что уже дала обещание царю, потому что чувствовала себя влюбленной в могущественного строителя.

Соломон вознамерился уничтожить эту возникшую привязанность и решил приготовить унижение и погибель своего соперника. С этим намерением он выбрал трех его подмастерьев, завидовавших Хираму, потому что он отказался возвести их в степень мастеров за недостаток познаний и леность. Это были Фанор, каменщик из Сирии, Амру, финикиец-плотник, и Мафусаил, еврей-рудокоп. Черная зависть этих трех подмастерьев првиела к тому, что они решили: медное море, которое должно было еще более возвысить славу Хирама, окажется неудачным.

Один молодой работник, Бенон, открыл заговор и донес об этом Соломону, думая, что этого достаточно. Настал день открытия моря, и царица присутствовала при этом. Двери, сдерживавшие оплавленный металл, растворились, и потоки жидкого огня превратились в обширную форму, которую должно было принять медное море. Но горящая масса перелилась через края и потекла, как лава, дальше.

Хирам, спокойный как божество, старался остановить растекающееся медное море громадными столбами воды, но безуспешно. Огонь и вода смешались, их борьба была ужасна; вода поднималась густым паром и падала в виде огненного дождя, распространяя ужас и смерть. Обесславленный художник нуждался в сочувствии верного сердца; он искал Бенона, но напрасно: гордый юноша погиб, стараясь предупредить страшную катастрофу, когда увидал, что Соломон ничего не сделал, чтобы помешать ей.

Хирам не мог отойти от места своего поражения. Угнетаемый горем, он не обращал внимания на опасность, не помнил, что этот огненный океан может быстро потопить и его – своего создателя. Он думал о царице Савской, которая пришла восхищаться им, поздравить его с великим торжеством и которая не увидела ничего, кроме страшного бедствия.

Вдруг он услыхал странный голос, взывавший сверху: “Хирам, Хирам, Хирам!” Он поднял глаза и увидел гигантскую человеческую фигуру. Голос продолжал: “Приди, сын мой, не опасайся, я сделал тебя несгораемым; бросься в пламя”. Хирам бросился в горнило, и там, где другие нашли бы смерть, он вкушал невыразимое блаженство; привлекаемый непреодолимою силой, он не мог выбраться из горнила и спрашивал того, кто увлекал его в бездну:

— Куда ты ведешь меня?

— В центр земли, в душу мира, в царство великого Каина, где вместе с ним царствует свобода. Там тиранская зависть Адонаи прекращается; там мы можем, презирая его гнев, вкусить плод от древа познания; там жилище твоих отцов.

— Кто же я и кто ты?

— Я отец твоих отцов, я сын Ламеха, я Тубалкаин. Тубалкаин ввел Хирама в святилище огня, где объяснил ему слабость Адонаи и низкие страсти этого бога, врага своего собственного творения, которое он осудил на неумолимый закон смерти, чтобы отметить за благодеяние, которое дух огня оказал ему. Хирам был введен в присутствие своего родоначальника, Каина. Ангел света, родивший Каина, отражался в красоте этого сына любви, благородная и великая душа которого возбудила зависть Адонаи. Каин рассказал Хираму все испытанное им, страдания и несчастья, навлеченные на него неумолимым Адонаи. Вдруг он услыхал голос того, кто был отпрыском Тубалкаина и его сестры Наамы:

— У тебя родится сын, которого ты не увидишь; многочисленные потомки его увековечат твой род, станут выше Адамова рода и приобретут владычество над миром; много столетий будут они посвящать свое мужество и дарования на пользу вечно неблагодарного рода Адама, но наконец лучший сделается сильнейшим и восстановит на земле поклонение огню. Твои сыны, непобедимые твоим именем, уничтожат тиранство Адонаи. Слушай, сын мой, дух огня с тобою!

После этого Хирам был возвращен на землю. Тубалкаин, прежде чем оставил его, дал ему молоток, которым сам совершил великие чудеса, и сказал ему: — Посредством этого молотка и с помощью духа огня ты быстро закончишь работу, оставшуюся неоконченной из-за людской глупости и злобы.

Хирам, не колеблясь, испробовал изумительное действие драгоценного орудия, и на рассвете большая масса бронзы была отлита. Художник радовался. Царица ликовала. Народ сбегался, изумленный тайным могуществом, которое в одну ночь исправило казалось бы непоправимое.

Однажды царица, сопровождаемая прислужницами, вышла из Иерусалима и за городом встретила Хирама, одинокого и задумчивого. Встреча была для них важной; они оба сознались в своей любви к друг другу. Хад-хад, птичка, исполнявшая при царице обязанность посланницы духов огня, увидав, что Хирам начертил в воздухе знак мистического Т, описала круг над его головою и опустилась к нему на кисть руки. При этом Сарахиль, кормилица царицы, воскликнула: — Прорицание исполнилось! Хад-хад узнала супруга, предназначенного Балкис духами огня, того одного супруга, которого любовь она дерзает принять.

Они более не колебались, но, обменявшись обетами, стали обдумывать, каким орбразом царице взять обратно слово, данное ею царю.

Хираму следовало первому удалиться из Иерусалима. Царица, нетерпеливо желая соединиться с ним в Аравии, должна была укрыться от наблюдения царя, что она исполнила, похитив у него с пальца в то время, как он находился в опьянении, свое кольцо, залог данного ею слова.

Между тем, Соломон намекнул трем подмастерьям, что устранение их соперника, который отказывался открыть им слово мастера, будет приятно ему самому.

Когда строитель пришел в храм, непризнанные мастером подмастерья напали на него и убили. Однако он успел забросить в глубокий колодец золотой треугольник, который носил на шее и на котором было вырезано слово мастера. Убийцы отнесли ело мастера на уединенный пригорок и, схоронив, воткнули в землю над могилой ветку акации.

Когда Хирам не появлялся целых семь дней, Соломон, против собственного желания, но чтобы удовлетворить требованиям народа, вынужден был велеть разыскивать его.

Тело было найдено тремя мастерами, и те, заподозрив, что Хирам убит тремя подмастерьями за то, что отказался открыть им слово мастера, решились, для большей безопасности, переменить это слово на то, которое случайно будет произнесено первым при поднятии тела. Когда стали его поднимать, с него сошла кожа, при чем один из мастеров воскликнул: “Макбенак!” (тело сошло с костей), и это слово сделалось священным словом степени мастера. Три подмастерья были отысканы, но, чтобы не попасть в руки своих преследователей, они сами лишили себя жизни. Головы их были принесены Соломону.

Так как треугольника не нашли на теле Хирама, то его искали везде и наконец нашли в колодце, куда забросил его архитектор перед гибелью.

Царь велел поставить найденный треугольник на треугольный жертвенник, воздвигнутый в тайном своде под самою отдаленною частью храма. Сверх того, он еще был скрыт кубическим камнем с вырезанным на нем священным законом.

Вскоре за тем заложили свод храма, существование которого было известно только двадцати семи избранным.

Задорнов мерз на трамвайной остановке уже почти полчаса. Он давно прочитал все объявления на окрестных столбах и теперь точно знал, где продаются самые дешевые холодильники, как можно быстро похудеть и кто в состоянии в любое время суток без выходных починить телевизор, магнитофон и пылесос.

Народ на остановке грелся кто, как мог: одни прыгали вокруг афишной тумбы, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы никто не видел их легкомысленных прыжков, другие, сгорбившись и подняв куцые воротники, понуро смотрели на заснеженные трамвайные рельсы, нашептывая отборные проклятья в адрес трамвайно-троллейбусного управления, а заодно и правительства, третьи - поминутно бегали за угол поглядеть, не появились ли в темноте спасительные трамвайные огни.

Трамвай все не показывался.

Задорнов махнул рукой на долгожданный трамвай и собрался идти на автобус. Он не успел сделать и нескольких шагов в сторону автобусной остановки, как народ возле афишной тумбы и за углом тихо заволновался, справедливо почувствовав в лице Задорнова ренегата. Задорнов стушевался и решил до последнего ожидать трамвай.

Через несколько минут возле Задорнова остановилась маленькая аккуратненькая “Тойота . Опустив стекло. Женя устало пригласила:

- Сергей Николаевич, садитесь - подвезу.

Народ на остановке окончательно признал в Задорнове предателя. Задорнов оглянулся и скромно ответил:

- Что вы, Женечка, мне удобнее на трамвае.

- Вы ведь замерзли. Садитесь - не упрямьтесь, - и она сама распахнула дверцу машины. Задорнов действительно очень замерз. На нем была легкая “ветровка” и туфли на тонкой подошве. Задорнов еще раз виновато оглянулся и сел в машину. Отъехав от остановки, Женя спросила:

- Вас куда везти?

- Домой. На Отрадный.

- Каким ветром вас занесло на Борщаговку?

- За скромное вознаграждение готовлю абитуриентов к поступлению в университет, - признался Задорнов. - А вы этим не промышляете?

- Меня муж кормит и одевает.

- Вам легче. У меня нет мужа. Только жена... да и то бывшая. Но денег все равно требует. Говорит, что для сына, а сама два раза в год на курорты ездит - то в Египет, то на Ривьеру.

- Завидуете?

- Сытой жизни? Нет! Мне самому, Женечка, очень мало надо: в неделю - пару книжек, килограмм мяса, несколько килограммов картофеля и круп, раз в месяц - билет в театр. На это я всегда заработаю. Ну а для души мне нужны только вы, Женечка - Задорнов опустил глаза и покраснел. - Насколько я понимаю, вы - не продаетесь и не покупаетесь. Верно? - Женя молчала. - Тогда зачем надрываться? - он на пару минут задумался. - Мне, наверное, не нужно было говорить вам все это, и вы бы ничего никогда не узнали...

- Я всегда это знала, - перебила его Женя и опять замолчала. - Задорнов вздохнул и отвернулся к окну.

Возле подъезда своего дома Задорнов нехотя вылез из машины, одернул короткую куртку и грустно махнул рукой на прощанье:

- Спасибо. Вы спасли меня от холода. И забудьте о том, что я вам только что сказал.

- Это все равно ничего не меняет, - ответила Женя. Задорнов кивнул и скрылся в темном подъезде.

Женя медленно поехала между домов. При выезде на проспект она долго стояла, пропуская мчащиеся заснеженные машины. Наконец, ей удалось выехать со двора на неосвещенную улицу. Впереди одиноко мигал желтый глаз светофора.

В этот момент Женя не увидела, но почувствовала, как прямо под колеса ее машины движется одинокий пешеход. Жалобно скрипнули тормоза, и машина остановилась в нескольких сантиметрах от него.

Женя выключила двигатель и выскочила из машины. Мужчина продолжал стоять, скрестив на груди руки.

- Ну, и что это значит? - спросила Женя, не сильно надеясь услышать вразумительный ответ. - Мужчина вообще ничего не ответил, продолжая стоять перед машиной и смотреть куда-то вдаль. Женя невольно оглянулась: за ее спиной не было ничего, что могло бы до такой степени привлечь внимание. - Вам что, жизнь надоела?

- Нет, - наконец-то вымолвил мужчина, - но она потеряла всякий смысл. Зачем вы остановились?

- Видите ли, мне не очень улыбалась перспектива сидеть в тюрьме или таскаться по кабинетам следователя. Несчастная любовь? - это было банально, но случалось достаточно часто.

Мужчина не был банален. Он опустил руки и тихо признался:

- Я не смог рассчитать формулу счастья.

Женя посмотрела на него с пониманием, легко потянула за рукав и усадила в машину.

- Вы считаете меня ненормальным? - сразу поинтересовался мужчина.

- О вашей нормальности пусть судят врачи, а не я.

- А вы не врач?

- Нет, не врач. Я - историк.

- Это хорошо.

- Потому что на Руси юродивых считали святыми? - огрызнулась Женя. - Если вам непременно захотелось расстаться с жизнью, то нужно хотя бы было выбрать более удачный способ, - чтобы наверняка. Ну, например, почему бы не повторить подвиг Анны Карениной? Хотите, я отвезу нас вокзал?

- Не хочу.

- Ну, тогда к пешеходному мосту. Там высоко, и вода холодная.

- Не хочу, - повторил мужчина. - Я все-таки, наверное, еще немного поживу.

- Отлично. Только, когда через некоторое время жизнь опять потеряет для вас смысл, внимательно посмотрите, чтобы вам навстречу ехала не моя машина.

- Я брошусь обязательно под вашу - специально запомню помер.

- Тогда я завтра же ее продам, - они вдвоем рассмеялись. - Вы говорили о какой-то формуле, которую не смогли рассчитать... – вспомнила Женя.

- Да, формула счастья. Я бьюсь над ней уже четыре года, - вздохнул мужчина.

- Всего лишь… Я пишу свою докторскую шесть лет, но мне никогда не приходила в голову мысль из-за этого расстаться с жизнью.

- Наверное, у вас в жизни есть еще что-то, кроме вашей докторской. Вы - замужем, - он кивнул на обручальное кольцо на правой руке Жени, - вероятно, есть дети. А у меня нет никого и ничего. И эта формула... В общем, я хочу, чтобы все были счастливыми. Вот вы, например, - счастливы?

- Классику читали? Впрочем, вы слишком молоды, чтобы читать классику. Счастье - это каждый понимает по-своему, поэтому формулы счастья единой для всех быть не может.

- Ерунда. В каждый момент жизнедеятельности человеческий организм вырабатывает определенный набор гормонов. Среди них есть гормоны, которые определяют хорошее самочувствие, обуславливают отличный внешний вид, повышают сексуальное желание, увеличивают энергию и активность - в общем, делают человека, счастливым.

- Вы предлагаете, выработать экстракты этих гормонов и принимать их, как лекарство? В таком случае, ваша мысль не очень свежа.

- Не совсем так. Каждый человек - индивидуальность, но при этом вполне запрограмированная индивидуальность. Введя в компьютер данные о конкретной личности, можно с большой вероятностью рассчитать ее жизненную траекторию и превентивно избавить от отрицательных эмоций.

- Гормональные прививки?! Но от вашей теории попахивает магией!

- А вы думаете, почему моя жизнь потеряла всякий смысл? Чтобы разработать параметры, необходимые для моих расчетов данных о человеческой личности, мне пришлось углубиться не только в химию, биологию, медицину и психологию, но также изучить биоэнергетику, соционику, синергетику, астрологию и даже алхимию. Признаюсь, я немного запутался. Это оказалось сложнее, чем я ожидал.

- Вы засыпали меня терминологией, господин Сен-Жермен, - пожаловалась Женя.

- А, - махнул рукой мужчина. - Вы, как и все, считаете меня ненормальным.

- Кажется, по этому поводу я уже высказывалась. Все, что вы рассказали, напротив, чрезвычайно, интересно.

- Правда? – молодой человек повернулся к Жене. Она кивнула:

- Конечно. И вы обязательно рассчитаете эту свою - формулу счастья.

- Вы просто меня успокаиваете...

• 
  Нет. Вы мне очень симпатичны .... Все-таки здорово, что я вас не задавила. - Они опять оба рассмеялись.
  
• 
  Где вас высадить?
  
• 
  Везите меня обратно. Я живу на Чубаря.
  

- Не буду.

Женя вернулась домой, по дороге раздумывая о том, что действительно не плохо было бы придумать какую-нибудь универсальную формулу счастья или что-то в этом роде.

Из Колькиной комнаты глухо просачивался Майкл Джексон.

На кухне проснулся попугай Саша, выдернул из собственного хвоста яркое зеленое перышко и радостно прокричал:

- Привет!

- Привет! - ответила Женя, накрывая клетку темным платком.

- Зря, зря, зря! - через платок возмутился Саша.

- Может быть и зря, - согласилась Женя, но платок все же не убрала.

Андрей спал, прижавшись щекой к вышитой наволочке. Женя тихонько легла радом с мужем и тут же крепко заснула. Ей приснился Задорнов. Он настойчиво делал предложение методистке Светочке на глазах у всего коллектива кафедры. Светочка в ответ смущенно стучала одним пальцем по клавишам печатной машинки.

Прошло еще три часа, прежде чем Задорнов махнул рукой на конъюнктуру и за двадцать минут дописал лекцию, убедив себя и невидимую аудиторию, что происхождение скифов до сих пор неизвестно, и они бесследно ассимилировались с местными племенами. Задорнов поставил решительную точку и закрыл конспект.

Теперь можно заслуженно съесть бутерброд. Задорнов давно питался одними бутербродами. Хлеб в доме был всегда. Сливочное масло и икра осетровых устраивали Задорнова в одинаковой степени, - в зависимости от числа подготовленных к поступлению в университет абитуриентов. Задорнов, прекрасно осознавая, что любовь к бутербродам может закончиться для него гастритом или язвой желудка, тем не менее, привычке своей не изменял. Иногда сердобольная методистка Светочка угощала его на кафедре домашним салатом из литровой банки с закручивающейся крышкой. А по большим праздникам бывшая жена кормила заливной осетриной и тушеным картофелем с зеленым горошком...

Вспоминая о заливной осетрине, съеденной два месяца назад на дне рождения сына, Задорнов печально дожевал бутерброд с сыром недельной давности.

В дверь постучали. Наверное, после неоднократных попыток в нее позвонить. Звонок не работал уже два года, а у Задорнова все не доходили руки его починить. На пороге стояла методистка Светочка в ярко-красной шляпке набок. Она решительно, без приглашения растерявшегося от неожиданности Задорнова прошла в прихожую.

- А у вас уютно, - похвалила Светочка Задорнова после внимательного пристрастного осмотра всей квартиры. (Попутно Светочка для себя отметила, что в ванной комнате перегорела лампочка, в комнате на полу - пожелтевшие газеты, на телевизоре - слой пыли в палец, а на кухне хозяйничают полчища тараканов.)

Задорнов молчал, глядя на красную шляпку Светочки. Взяв на себя роль матадора, Светочка, решительно приступила к наступательным действиям.

- Извините, что без предупреждения. Проходила мимо, вижу - в окнах свет. Тем более, что у меня к вам есть дело...

Задорнов, наконец, взял себя в руки:

- Дело? Ко мне можно и без дела... Хорошо, что вы догадались постучать.

- Я сначала немного растерялась: подумала, что вы открывать не хотите, а потом догадалась: просто звонок не работает.

- Он уже давно не работает, - махнул рукой Задорнов. - и в его починке я не вижу никакой необходимости: ко мне редко приходят, да и времени нет. - Светочка деликатно промолчала в ответ. - К абитуриентам я хожу на дом. А какое у вас ко мне дело ? - встрепенулся Задорнов.

- Вы почти догадались, - сладко улыбнулась Светочка. - Я в следующем году собираюсь поступать к нам на факультет - на заочное, конечно. Нужно подготовиться к экзамену. Рискну вас попросить, чтобы вы согласились стать моим репетитором.

-Но…

- Правда?

- Будете жареную печенку с рисом?

- Буду, - от печенки Задорнов был не в силах отказаться.

- Тогда я быстро.

Света действительно приготовила ужин очень быстро: уже через полчаса на кухонном столе стоял поднос с дымящимся рисом, по кругу которого были аккуратно выложены кусочки печенки.

- Прошу - Светочка положила возле тарелки вилку и кусочек черного хлеба.

3адорнов с восхищением смотрел на Светочкины манипуляции.

Пока Задорнов запихивался рисом с печенкой, Светочка успела связать бичевкой пожелтевшие газеты, вытереть пыль с телевизора и вкрутить в ванной комнате новую лампочку. Как раз последний кусок печенки исчез с подноса, когда Светочка решительно вошла н кухню для вопроса :

- Где у вас лежит отвертка?

- Зачем? - наконец, Задорнов оторвался от тарелки.

- Починить звонок, - гордо ответила Светочка.