ТИПОЛОГИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ НАИМЕНОВАНИЙ ЛИЦ

Этимологическое значение фразеологической единицы составляет основу её образности, внутренней формы. Смысловые связи в таких образованиях представляют собой результат социально значимых отношений между элементами отраженной в языковом образе ситуации. Это не просто образы, возникшие в сознании отдельного человека, а образы, закрепленные в слове и ставшие достоянием всего этнокультурного коллектива.

В процессе фразеологизации происходит переосмысление базового словосочетания, основанное на сравнении, метафоре, метонимии, гиперболе, эвфемизме, алогизме и т.д. В результате фразелогизации словосочетание становится “носителем совершенно нового содержания, не сводимого к механической сумме значений исходных слов, которые преобразуются в компоненты фразеологизма” [Жуков, 37].

Так, сочетание «хлеб-соль», выступающее как самостоятельный фразеологизм и также входящее в состав таких оборотов, как: делить хлеб-соль, водить хлеб-соль (поддерживать приятельские отношения), забывать хлеб-соль (проявлять неблагодарность к тому, чьим гостеприимством и расположением когда-то пользовался), которые используются при подлежащих со значением лица, имеет обобщенно-символическое значение гостеприимства, дружеских, добрых отношений. Хлеб и соль у славян, как и у других народов, были важными продуктами питания и стали ритуальными атрибутами, что и легло в основу семантики данных фразеологизмов.

Фразеологизм «косая сажень в плечах» (рослый, плечистый, могучего сложения человек, о мужчине), в котором используется старинная русская мера длины «косая сажень», равная расстоянию от конца большого пальца правой ноги до конца среднего пальца поднятой вверх левой руки, можно правильно понять и оценить, только лишь зная перевод данной меры в метрическую (сажень = 3 аршина или 2,134 м).

Семантика фразеологизма «гол как сокол» (крайне беден) связана со свободным сравнительным оборотом «гол, как сокол», где слово «сокол» служило обозначением старинного стенобитного орудия, которое представляло собой совершенно гладкую (голую) чугунную болванку, закрепленную на цепях.

Фразеологическими наименованиями, служащими для обозначения лица, считаются образные номинации лиц, формируемые на основе переосмысления компонентов, оказывающихся в центре их семантических структур. Осмысленное сочетание слов друг с другом в таких структурах при семантическом рассогласовании становится возможным потому, что происходит перестройка семного состава их семем [Гак, 93].

С позиции логики и здравого смысла трудно представить себе, чтобы у человека было три горла (в три горла есть) или душа в пятки ушла, увидеть, как его волосы встали дыбом или как он испорчен до мозга костей, чтобы его тело состояло только из кожи и костей (кожа да кости) или у него не было ни кожи, ни рожи, чтобы у человека крылья выросли и он мог бы их опустить или расправить, чтобы человек мог бы шевелить мозгами или вылезать из кожи (из кожи вон лезть), представить, как ему медведь на ухо наступил или человека в состоянии ни жив, ни мертв, невозможно держать и доставать слово из кармана (в карман за словом не лезет) и т.д.

По технике смысловой сочетаемости, соединения слов в приведенных фразеологизмах логически несовместимы, но, тем не менее, в их структурных рамках достигается семантическая гармония. Обобщенно-целостное значение таких косвенно-производных номинаций возможно объяснить наличием общего семантического признака в структуре фразеологизма. Отфильтрованная этнокультурным сознанием, каждая из таких номинаций служит “когнитивным основанием фразеологического значения” [Стернин, 45].

Для номинации лиц посредством фразеологических образований важен эмоциональный аспект переосмысления. Перемещаясь из свойственной ему сферы в другую, слово приобретает стилистическую окраску, насыщается эмоционально-оценочными оттенками. В семантической структуре фразем- наименований лиц отражаются не только реальные свойства обозначаемого, но и фиксируется его эмоционально-оценочные характеристики. Вхождение последних в структуру идиом обусловлено прагматикой таких номинаций, отражением в них этнокультурных установок и ценностей:

Сокол с места, а ворона на место (значительного человека сменил заурядный); Два медведя в одной берлоге не живут (соперники вместе не уживаются); Гусь свинье не товарищ. Волк коню не товарищ (разных по своей природе, характеру и общественному положению людей ничто не может объединить); Не все сосны в лесу корабельные (в коллективе не все люди одинаковы); Незваный гость хуже татарина (о нежеланном госте – со времен монголо-татарского ига); Маленькая собачка до старости щенок (человек небольшого роста всегда кажется моложе своих лет, не производит солидного впечатления); У злой Натальи все люди канальи (злой, низкий человек обо всех отзывается плохо). Содержащиеся в семантике фразем культурные нормы и ценности служат духовными ориентирами для номинатора, позволяющими ему отделять значимое от незначимого, достойное от недостойного.

Наряду с рассматриваемыми типами фразеологической номинации, когда для обозначения наименований лиц используется полные фразеообразования, зафиксированные в специализированных словарных изданиях, в обиходном дискурсе существуют различные виды окказионально преобразованных фразем, используемых для этих же целей. Последние различаются в зависимости от того, каким образом происходит и в чём заключается преобразование первичного, узуального фразеологизма.

Довольно часто встречающийся тип преобразования связан с усечением или сокращением некоторых компонентов устойчивых образований и может быть отнесен к количественному преобразованию, что наглядно прослеживается в пословицах и поговорках: задним умом крепок (не способен вовремя принять нужное решение) - из пословичного выражения: русский человек задним умом крепок; молодо-зелено (неопытен, наивен по молодости лет) - из поговорочного выражения: молодо-зелено погулять велено (говорится в оправдание легкомыслия, желания погулять в молодые годы); тугая/толстая мошна (очень богат кто-либо) – из пословицы: мошна туга – всяк ей слуга; не учи плавать щуку/рыбу (о мастере своего дела, которому не нужны советы) - из пословицы: не учи плавать щуку, щука знает свою науку; отрезанный ломоть (порвавший связь с привычной средой или самостоятельный) - из пословицы: отрезанный ломоть к хлебу не приставишь; язык без костей (кто-либо чрезмерно болтлив) - из пословицы: язык без костей, что хочешь плети; старый воробей (опытный, бывалый человек) - из пословицы: старого воробья на мякине не проведешь (не обманешь).

В этой связи также различают субститутивное (заменительное) фразеомо-образование, когда один из компонентов устойчивого словосочетания заменяется другим и в результате получаются два автономных антонимических образования: язык подвешен плохо (не умеет говорить) - язык подвешен хорошо (хорошо умеет говорить); тяжел на подъём (не любит выходить, выезжать куда-либо или ленивый, медлительный) - лёгок на подъём (о том, кто с лёгкостью, с охотой может в любое время пойти куда-либо); рыцарь без страха и упрека (смелый, великодушный человек) - рыцарь на час (человек, не способный к длительной борьбе ради благородных целей).

В том случае, когда связанное значение не только лишается какого-либо компонента, но и приобретает иной смысл, можно говорить о качественном преобразовании фразеологизма. Например, пословица: ума палата, да ключ потерян - часто в речи принимает усеченный вид: ума палата (об очень умном человеке). Количественное преобразование приводит, в данном случае в связи с удалением компонента: да ключ потерян, к качественному преобразованию. Аналогичным образом происходят семантические изменения в двух последующих структурах: при изменении полной формы пословицы: собаку съел, а хвостом подавился - и отделении её компонента, ставшего самостоятельным образованием: собаку съел (мастер на что-либо).

Качественное расширение фразеологизма может происходить не только за счет усечения его функциональной части, но и путем расщепления устойчивого словосочетания и введения в него других лексем, изменяющих признак на противоположный по значению: птица высокого полета / птица низкого полета; из другого теста (испечен, сделан) / из одного (и того же) теста (испечен, сделан).

Возможны и боле сложные (комбинированные) типы преобразований с усечением и заменой компонентов, которые выражаются как в количественных, так и качественных изменениях в структуре фразеологизма: без царя в голове (недалекого, ограниченного ума) и с царём в голове (очень умен, сообразителен) – из пословицы: свой ум царь в голове.

Образность номинации обусловливается культурно-национальными коннотациями народа-носителя языка, не имеющими соответствия у других народов. С историческими событиями социального или культурного плана связаны имена исторических лиц, литературных персонажей, имена библейского происхождения, употребляемые для наименований лиц в своих устойчивых значениях: кисейная барышня (заимствовано из повести Н.Г. Помяловского «Мещанское счастье» 1860г., где показана провинциальная, ограниченная, жеманная, простодушная Леночка, получившая прозвище кисейной девушки); лишний человек (выражение вошло в употребление после «Дневника лишнего человека» И.С.Тургенева 1850г.); маг и волшебник (заимствовано из комедии А.В. Сухово-Кобылина Свадьба Кречинского» 1855г., где рассказывается об авантюристе Кречинском, которого называют магом и волшебником); рыцарь на час (от названия стихотворения Н.А.Некрасова «Рыцарь на час» 1863г.); ни пава, ни ворона (заимствовано из басни И.А Крылова «Ворона» 1823г.); свадебный генерал (восходит к рассказу А.П. Чехова «Свадьба с генералом» 1884г.). В отрыве от национально-культурного миропонимания вербальная дефиниция значения исследуемых словоформ не может служить базой для полного и адекватного понимания наименования лица.

Как явствует из сказанного, многие из наименований лиц имплицируют своей внутренней формой сравнение, отсылку к образу. Кроме того, фразеологическая номинация в сфере наименований лиц характеризуется ярко выраженной прагматической направленностью, проявляющейся в способности данных семантических структур отражать эмоциональные отношения субъекта номинации к обозначаемому объекту. Социальные факторы могут служить фоном, обусловливающим номинативную активность. Однако следует отметить, что мотивационный диапазон фразеологических наименований лиц чрезвычайно широк и едва ли поддается какому-либо, даже приблизительному, обобщению. Непредсказуемость многих номинативных решений в исследуемой сфере обеспечивает, таким образом, практическую неисчерпаемость и широкую словообразовательную комбинаторность подобных языковых формирований.
Литература

1. 
   Гак В.Г. Принципы и методы семантических исследований. М., 1976
   
2. 
   Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. 4-е изд. – М.: Русский язык, 1991.
   
3. 
   Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж. 1985.
   
4. 
   Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка. М., 1968.
   

У каждого народа с давних времен в речевом обиходе наряду со словами используются устойчивые словосочетания и устойчивые фразы, одну из разновидностей которых составляют паремиологическое и фразеологическое богатство. Под паремиями в настоящей статье нами понимаются, вслед за Л. Б. Савенковой, вторичные языковые знаки - замкнутые устойчивые фразы (пословицы и поговорки), являющиеся маркерами ситуаций или отношений между реалиями.

Возникнув в качестве исторической необходимости, язык «призван отвечать там требованиям, которые предъявляют к нему общество». Вместе с тем язык отражает состояние общества и активно способствует его процессу. В настоящее время отечественное языкознание отличается активным интересом к вопросам взаимосвязи языка и культуры, языковой личности, специфики народной психологии и философии (см., например, труды Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова, Ю. С. Степанова, В. И. Зимина, А. Д. Шмелева, В. Н. Телия, Л. Б. Савенковой и др.)

Паремиологические единицы, отражая в своей семантике длительный процесс развития культуры народа, фиксируют и передают от поколения к поколению культурные сведения, установки и стереотипы, эталоны

По мнению Л.Б. Савенковой, единицами концентрированно передающими специфику народной психологии и философии, оказываются паремиологические единицы (пословицы и поговорки). Между тем, помня выражение В. И. Даля, что пословицы и поговорки заключают в себе «свод» народной опытной премудрости, можно отметить, что автор пословиц – только народ. В современной лингвистике наиболее известным считается определение пословицы, данное В. И. Далем в его словаре. Пословица…- это суждение, приговор, поучение, высказанное обиняком и пущенное в оборот под чеканом народности. Пословица- обиняк с приложением к делу, понятый и принятый всеми. Вот только немногие примеры изречений, помещенных в сборнике: Болезнь человека не красит, Больному все горько, В долгу по горло, В поле воля, Глуп, как осетр, Подушка под головой не вертится и другие. Как видно из этого короткого перечня, в пословицах встречаются и общеизвестные выражения, эквивалентные слову, и изречения, выражающие в устойчивой форме законченную мысль и формально сводимые к предложению высказывания, в которых устойчивым, видимо, можно считать только значение, причем форма передачи этого значения остается достаточно свободной, допуская лексическое, морфологическое, синтаксическое варьирование.

Подходя к пословицам как к микротекстам, можно отметить их и грамматические особенности. Так, можно указать на употребление отличных от современных форм прилагательных, ср.: Вякому мертву (вместо ожидаемого мертвому) земля гроб, Под лежач (вместо лежачий ) камень и вода нейдет, предпочтения форм повелительного наклонения или будущего времени в изъявительном наклонении, например, Перестать от злого милости искать (вместо перестань) активному использованию бессоюзных предложений различной грамматической семантики взамен союзных, например, Много пить - добру не быть, Бегать - смерти не убегать; Без притчи века не изжить, Без смелости сила не падает на вила, Сваливать с больной головы на здоровую не накладно, Бог даст день, бог даст и пищу, Два медведя в одной берлоге не уживутся и другие.

В русских пословицах преобладают народные выражения, прекрасно отображающие быт и "сметку русского трудового народа", например, хотя в некоторых сборниках имеются "частью книжные и церковные изречения", например, в сборнике В.Н. Татищева есть такие: Бог даст день, Бог даст пищу, Царево сердце в руце Божии, Бог правду видит, да нескоро скажет, Бог знает, чей кур, чей баран, Бог свое строит, Божья тварь богу и работает и другие.

В паремиологическом богатстве русского народа немало пословиц, выражающих сатирическое отношение к царской власти: судьям, чиновникам. Например. Закон, как паутина, шмель пробьется, а муха увязнет, На миру беда, а воеводе нажиток, Господская просьба стоит за приказ, Воля божья, а суд царев, Беззаконный и в Царьграде пеш, Где сила владеет, тут закон уступает и другие.

Во многих известных русских пословицах говорится о труде часто и с достоинством: Ремесло везде добро, Не посеяв, не пожнешь, Чести без труда не сыскать, В добрую голову и сто рук, Встань кормит, а лень портит, Всякое дело мастера боится, а от иного и мастер боится и другие. Зато в них осуждаются бездельники, лентяи. Это видно из таких пословиц: Ленивому всегда праздник, Не спеши языком, а не ленится делом, Ленивому и одеваться труд, Легко чужими руками жар загребать и другие. В большой группе пословиц подчеркивается важность науки, сила учения, просвещения, разума, например, Век жить, век учиться, Наука переменит природу, Коли хочешь много знать, не надобно много спать, Разум силу победит, Глупый погрешит один, а умный соблазнит многих и другие.

Во многих русских пословицах присутствуют и русские слова, которые явно имели хождение в простом народе, например, Беда беду родит, без денег в городу сам себе ворог, Жена мужа не бьет, а под свой норов ведет, Жена не сапог не скинешь, Жена да муж- змея да уж, Живой не без места, а мертвый не без могилы, Знать золота и на грязи , Звонок бубен за горами, а к нам придет что лукошко, Изпустя лето, да в лес по малину и другие. Возможно, и даже вероятнее всего, что они и родились в народной простой среде. Однако некоторые изречения наводят на мысль о том, что среди русских пословиц по характеру используемой в пословицах лексики, можно найти такие, которые родились в среде торговцев, например, Заочно торговать - по товаре горевать, Не наша еда лимоны, есть их иному и другие.

Таким образом, паремии интересны как средство познания национального характера народа, которому они принадлежат, проникновение в систему ценностей, хранилище разнообразной культурологической информации. Именно паремиология в силу своей специфичности заключают в себе совокупность мнений, выработанных народом как лингвокультурной общностью, дает возможность обнаружить наиболее яркие черты в этническом сознании, отражающие философию и психологию народа.

На занятиях по современному русскому языку нам представляется возможным следующее: а) создание этимологического и тематического словаря пословиц, имеющих этнические сведения о народе, которому они принадлежат, б) использование методов и приемов, способствующих изучению национально-культурной и этнической специфики пословиц разных народов.

Речь носит индивидуальный, творческий характер, хотя и представляет собой типологизированные действия, заданные коммуникативной ситуацией. В речи необходимо учитывать две составляющие речевого поведения: социального и индивидуального (психологического). Если общество (система социальных ролей) предписывает следование той или иной модели поведения, а субъект речи не владеет ею или не считает нужным или возможным следовать ей (вмешивается подсознание, привычка так поступать), то происходит нарушение социальных предписаний, что приводит к конфликту.

Социолингвистика и психолингвистика избрали объектом своего исследования «человека говорящего» (Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, Ю.С. Степанов). Ученые-лингвисты сосредоточили основное внимание на изучении структуры личности коммуникантов, на прогнозировании и описании речевого поведения отдельных типов личности, влиянии социальных и личностных характеристик коммуникантов на их речевое поведение и других вопросах.

Выявлению свойств и характеристик личности, влияющих на восприятие и оценку ситуаций общения и определяющих речевые и поведенческие реакции субъектов коммуникации, посвящены многие исследования. В частности, С.А. Сухих [2, с.32-33] выстраивает типологию языкового общения, в основе которой лежит социальный мотив, представляющий, по мнению исследователя, глубинно-смысловое ядро диалогического дискурса. С учетом социальных мотивов деятельности человека автор выделяет четыре типа диалога: аффилятивный, интерпретационный, диалог-интервью и инструментальный, основу вариабельности которых составляют стратегии коммуникантов, структура их личности, социальные сферы, в которых реализуется диалог. Наиболее распространенным типом диалога в педагогической деятельности является тип диалог-интервью, главным признаком которого является наличие разрыва в информации между педагогами и студентами. Данный тип дискурса может включать в себя комплексные образцы речевых действий (рассказ, пояснение, описание, аргументацию) или элементарные (опрос, ответ).

Другим типом диалога в педагогической практике является инструментальный. Он реализуется в форе запретов, упреков, угроз, требований, приказов и т.д. часто обуславливает конфликты.

Л.П. Крысин [1, с.125-129] в своих исследованиях отмечает, что невозможно осуществить моделирование владения языком (не только словарем и грамматикой, но и коммуникативной компетенцией) с опорой лишь на собственно языковые знания и навыки говорящего. Должен учитываться более широкий социальный контекст, в котором протекает речевая деятельность людей, в частности социальная позиция отправителя сообщения и адресата, их социальные роли в акте коммуникации и другие существенные характеристики.

Анализируя степень владения языком, Л.П. Крысин [1, с.125-129] выделяет несколько уровней.

Первый - лингвистический, который включает знания и навыки, составляющие основу «владения языком»: знание норм произношения, правила грамматики, словоупотребления, умения использовать разные языковые средства для выражения одной и той же мысли, обладание чутьем на разного рода языковые неправильности и некоторые другие.

Второй уровень – национально-культурный – подразумевает владение национально обусловленной спецификой использования языковых средств: знание культурных обычаев и традиций использования языка, общепринятых ассоциаций, которые возникают у говорящих при произнесении того или иного слова.

Третий уровень – энциклопедический – предполагает владение не только самим словом, но и теми реалиями, которые стоят за ним, и связями между этими реалиями. Так, носитель русского языка имеет правильное представление о родовидовых отношениях между вещами и понятиями, а также причинно-следственных, временных и пространственных отношениях между действиями и событиями. Нарушение этих отношений порождает аномальные, неправильные высказывания.

Четвертый уровень – ситуативный, предполагает умение применять языковые знания и способности - как собственно лингвистические, так и относящиеся к национально-культурному и энциклопедическому уровням – сообразно с ситуацией. Л.П. Крысин отмечает ситуативные переменные, из которых наибольшим весом обладают социальные роли: они накладывают ограничения на характер коммуникативного акта и на действие других переменных. Рассматривая ролевое поведение человека, исследователь выявляет взаимозависимость функций вербальных и невербальных средств в различных ситуациях общения: официальных, нейтральных, дружеских, - обращая внимание также на факторы, обуславливающие психологический климат общения (характер пауз, громкость и высота голоса, положение собеседников друг относительно друга, их взаимная установка на речевой контакт и т.п.).

Нет сомнения в том, что слово, язык и речь строятся на общепринятых ассоциациях, которые могут быть свойственны только людям с близкими типами мышления, а, следовательно, понятиями и представлениями. Носитель родного языка имеет правильные представления об отношениях не только между вещами и понятиями, но и причинно-следственные связи с временными и пространственными отношениями между действиями и событиями. Одним словом, речь идет о единстве образа и фона, когда в образе заключен не только смысл и содержание слова, но и фон, подкрепляющий и усиливающий этот образ.

Вследствие того, что процесс восприятия образа и фона осуществляется на уровне подсознания, то причины вербальных, языковых, а, следовательно, и речевых конфликтов связаны с особенностями построения психологических структур коммуникантов. В процессе конфликта речевое поведение коммуникантов представляет собой «две противоположные программы, которые противостоят друг другу как целое, а не по отдельным операциям…» [2, с.59]. Эти программы поведения участников коммуникации определяют выбор конфликтных речевых стратегий и соответствующих речевых тактик, которым свойственно коммуникативное напряжение, выражающееся в стремлении одного из партнеров побудить другого, так или иначе, изменить свое поведение. Это такие способы речевого воздействия, как обвинение, принуждение, угроза, оскорбление, осуждение, убеждение, уговор и др.

Речевое поведение связано с реализацией программы поведения. Такая программа представляет собой ничто иное, как ассоциативную структуру субъектов коммуникации, на основе которой формируется определенный тип мышления. Речь - это последовательный переход от одного образа к другому в ассоциативной сети. Но, так как их содержание разное у каждого человека, то возникают речевой, языковой и смысловой конфликты. Причиной всему являются разные поведенческие программы и типы мышления коммуникантов.

1. Крысин, Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989.

2. Третьякова В.С. Речевой конфликт и гармонизация общения. Дисс… докт. филолог. наук. Екатеринбург, 2003.
Николай Тихонович Рожков, канд. пед. н., доцент

E-mail:rus_jaz@ostu.ru