Ахметжан Ашири Произведения Том II роман-эпопея идикут пройдут минуты, годы, целый век, Но, вечно жить не может человек

Баурчук Арт Текин, обустроив гостей, вернулся к себе очень поздно. Айкумуш Малика сегодня принарядилась по-особому красиво. Ей очень шло платье вишневого цвета. На чистом нежном лице едва приметны были следы макияжа. Золотые серьги в виде виноградных листиков подчеркивали красоту и овал ее лица. На белых запястьях были золотые браслеты. Тонкую, изящную шею украшали бусинки из нефрита. Когда Баурчук Арт Текин вошел в дом, она молилась перед статуэткой Будды. На ее глазах были слезы печали. Айкумуш Малика не слышала, как вошел супруг.

− Создатель! Ты знаешь моего Баурчука Арт Текина. Он уйдет, оставив Уйгурию. Будет участвовать в битвах на чужбине. Но не он жаждал этих сражений. Помни это. Он решился на это ради меня, ради уйгуров. Чингисхан, этот суровый Каан, забирает его с собой. Никто не сможет добиться того, чтобы он остался в Уйгурии. Даже ты, о, Создатель! Я прошу лишь об одном, – пусть тело его не останется лежать в пыли чужой страны! Пусть конь его не падет, пусть стрелы и сабля не коснутся его!

Баурчук Арт Текин очень тихо прошел по правую сторону от Айкумуш Малики и поклонился. Он также стал молиться, глядя на статую Будды:

− Создатель! – тихо зашептал он. – В Уйгурии остаются уйгуры. Доверяю тебе их защиту. В Уйгурии остаются богатства и скот. Оставляю их тебе. Свет очей моих, мою супругу Айкумуш Малику оставляю на твое попечительство. Когда вернусь, – не знаю. В Уйгурии остаются старики и младенцы. И дашь ты им силу и стойкость! Десять тысяч юношей от пятнадцати до восемнадцати лет примут участие в войнах. Да сохранишь ты их жизни! Но если им суждено, будет погибнуть, то не оставляй в живых и меня!

Баурчук Арт Текин был в подавленном настроении, полон печали и какой-то необъяснимой тревоги и тоски. Его все еще сжигали сомнения. Айкумуш Малика дотронулась до руки Баурчука Арт Текина, лежавшей у него на колене. Он, повернув голову, взглянул на жену. Чистые лучистые глаза ее, наполненные слезами, нежно смотрели не на Будду, а на мужа.

− Не думал я, что стану причиной твоих слез. Не знал я, что судьбу своей страны буду решать с кем-то другим. Не предполагал я, что все окажется настолько сложным и запутанным, – произнес Баурчук Арт Текин.

Айкумуш Малика прильнула к мужу.

− О, Великий Будда! Не оставляй Уйгурию! Сохрани в неприкосновенности страну моего дорогого супруга!

Баурчук Арт Текин стоял молча, не в силах произнести ни слова, ибо чувства переполняли его и подступали к самому горлу.

− Я слышала, приехали гости? Хорошо их встретили? – вдруг спросила Айкумуш Малика.

− Да, приехали. Встретили их. Успокойтесь. Я не совершал ничего предосудительного.

− Когда вы отправляетесь? Ведь это так важно! Не требует промедления! Не считается ни с чем!

Баурчук Арт Текин, не желая пугать супругу, немного помолчал, а потом ответил:

− Завтра. Мы отправляемся завтра.

Эти слова, словно ножом полоснули сердце Айкумуш Малики.

− О, горе! – закричала она. – Вот так уйти, все бросить, потерять! А на кого же вы нас оставляете?

Айкумуш Малика впала в истерику. Она металась, билась, не в силах овладеть своими чувствами. Идыкут крепко прижал к себе жену, молча пережидая, пока она успокоится. Наконец, ее дрожь прошла. Несколько раз она словно бы маленький ребенок всхлипнула. В висках у нее ломило и стучало, да так, что казалось, мозги готовы были вырваться и брызнуть во все стороны. В горле пересохло, в ушах звенело. Подняв ее, Баурчук Арт Текин тихо уложил в постель. Затем он напоил супругу холодной водой.

− Не отпущу! Вместе поеду! – сказала Айкумуш Малика сдавленным голосом.

− Отдохни немного.

Баурчук Арт Текин поцеловал ее в глаза и губы.

− Успокойся, моя родная!

После этих нежных чувств, проявленных супругом, Айкумуш Малика почувствовала какое-то умиротворение. Ее словно напоили лекарствами и окурили благовониями. Одним словом, ей вдруг стало спокойно, и она погружалась в сон. Тем не менее, засыпая, она продолжала шептать:

− Я никуда не отпущу вас! Мы пойдем только вместе.

Уложив супругу, Баурчук Арт Текин безмолвно стоял некоторое время у ее постели. Вдруг он вздрогнул, и мягко ступая по комнате, осторожно собрал разбросанные серьги, перстень, браслет, бисер.

− Неужели завтра я огорчу тебя? – шептал он, глядя на супругу. − Если обидишься, то, как я это перенесу на чужбине? Я тебя понимаю. Но ведь и я не иду в гости! Такова ситуация. Нельзя отказаться. Необходимо отправляться.

Баурчук Арт Текин стоял возле супруги, виновато склонив голову.

− Когда вы пришли? – вдруг проснувшись, спросила Айкумуш Малика. – Я ждала вас и нечаянно уснула. Даже не накормив.

− Я поел! – ответил Баурчук Арт Текин. – А ты спала, и я не стал будить тебя.

− Еще не рассвело?

− Нет! Тебе что-то снилось?

− Нет, ничего. Что произошло? На мне нет сережек, бус, колец, но зато на мне мое платье. Почему я не сняла его? И голос у меня какой-то слабый, словно кто-то пытался душить меня. А что с вами? На вас нет лица! Почему вы стоите здесь? Почему не легли? Никогда раньше вы ведь не вставали по ночам?

− Сейчас лягу! – ответил Баурчук Арт Текин, раздеваясь. – Но ведь и ты никогда раньше не ждала меня в одежде?!

С этими словами он юркнул под одеяло.

Наутро, обнаружив разорванное ожерелье, Айкумуш Малика почувствовала себя виноватой.

− Что случилось? Что произошло со мной? Я ничего не могу вспомнить.

− Ничего не случилось, родная. Оставь это! – ответил супруг, не подавая виду. – Пусть даже все ожерелья разорвутся на твоей прекрасной шее. Я подарю тебе новые. Ведь мне так нравится, когда ты носишь мои подарки.

− Вы заботитесь обо мне. И эти ваши слова – признак этого.

После утреннего чая, Идыкут не спеша поднялся, но затем вновь присел. Айкумуш Малика заметило это и ей стало не по себе.

− Сегодня мы выступаем в путь. Попозже приду прощаться! – сказал супруг.

Эти слова словно бы ранили Айкумуш Малику. Она как-то сразу осунулась и заплакала.

− Не пущу, не пущу! – запричитала она.

Выбежав вслед уходящему мужу, она словно бы из последних сил закричала:

− Подождите!

Баурчук Арт Текин услышал этот крик отчаяния, но не повернулся и не замедлил шаг. Он твердой походкой направился в покои Чингисхана.

Айкумуш Малика себя чувствовала так, как будто бы на нее свалилось вековое дерево. Ее сын Кусмаин недавно прибывший с охоты находился рядом с матерью, не в силах понять, что происходит.

− Мамочка, что с тобой? – спрашивал он, пытаясь заглянуть в глаза, полные слез. – Может, мне послать за отцом?

− Твой отец ушел, сынок, − только и смогла сказать Айкумуш Малика. – Военный поход – долгий поход. Он ушел проливать кровь. Теперь для него наступила походная жизнь. Он ушел, убивать людей.

− Когда? – выпалил Кусмаин.

Его голова загудела, и он отчетливо почувствовал признаки сиротства.

Разумеется, Баурчук Арт Текин мог предупредить единственного сына о том, что он вскоре уезжает и запретил тому идти на охоту. Почему же он не сделал этого? Возможно, он не хотел, чтобы Кусмаин по молодости лет, вцепившись в отца, разжалобил его, и вынудил бы Идыкута оттолкнуть сына.

А Айкумуш Малика, не понимая этого, обиделась на мужа за то, что он не попрощался с сыном и поспешил отправиться в поход.

− Беги же! – подбодрила она сына. – Возможно, они еще не вышли за городскую стену. Садись на коня и следуй за ними! Догони и попрощайся с отцом! Скорее, скорее, сынок!

Кусмаин буквально вскочил с места. Он взглянул на мать.

− Верно, мама. Мне необходимо попрощаться с отцом.

С этими словами он выбежал из дома и побежал к привязанному во дворе коню.

Вскочив в седло, отделанное нефритом, Кусмаин поскакал вслед своему отцу – Баурчуку Арт Текину.

Кусмаин и не заметил, что в ставке несли караульную службу монгольские воины. Едва отъехав от ставки, он заметил вдали столп пыли. Цветущей степи, благоухающих трав, какими славился Бешбалык, нет и в помине. Вокруг только пыль да следы большого количества лошадей. Везде – конные воины. Следом двигался обоз, в котором находились мука, мясо, масло, вино, боеприпасы и стенобитные орудия. Кусмаин сроду не видевший такого скопления людей, да к тому же людей незнакомых был растерян. Он не знал, где ему искать отца. В таком состоянии он удивленно озирался, предусмотрительно натянув поводья и сдерживая своего коня.

Вдруг перед ним возник конный отряд монголов, оставленный для охраны Уйгурии.

− Куда направляешься, юноша? – спросил Ангурат-найон. − Будь ты хоть коршуном, не сумеешь их настичь!

Не спрашивая, кто перед ним, кем является этот монгол, Кусмаин выпалил:

−Баурчук Арт Текин – мой отец! Мне необходимо попрощаться с ним!

И лишь после этих слов, он спросил:

− А ты кто такой, что преграждаешь мне путь? Я знаю твоих спутников, советника моего отца – Тархана Билга Бука, полководца и ученого, бешбалыкца Тора Кая. А ты кто?

Ангурат-найон не стал вдаваться в объяснения. Он обиделся на Тархана Билга Бука и Тора Кая за то, что они не представили его принцу. Тем не менее, он не пустил Кусмаина дальше.

− Тебе не удасться догнать войска. Они продвигаются очень быстро. Это в духе монголов. А ты лишь попадешь под копыта боевых коней. В лучшем случае наглотаешься пыли. Я же – в ответе за тебя. Великий Каан доверил мне защиту Уйгурии. А значит, и твою защиту и безопасность.

Кусмаин попытался проскочить, но ему это не удалось. Он лишь вытянул шею и глянул на пыльный клубок, удаляющийся все дальше и дальше. В это время Тархан Билга Бука направил свою лошадь к нему.

− Бесполезно. Ты опоздал. Перед тобой Ангурат-найон. Ему приказано оборонять Бешбалык. Он − представитель Каана. И он ответственен за безопасность семьи Идыкута. Значит, твою и твоей матери. А ты временно становишься Идыкутом. Будешь участвовать в решении государственных вопросов. Так повелел твой отец – Баурчук Арт Текин. И мы все будем советоваться с тобой по важнейшим вопросам, − прояснил ситуацию Тархан Билга Бука.

− Но я не Баурчук Арт Текин. Мой отец жив. Я согласен, что тебе поручено охранять меня и всех нас. И это я принимаю. Но не вздумай обидеть кого-либо. В этом случае не жди благосклонности. Тогда я применю право и волю Идыкута. Запомни это! – гордо сказал Кусмаин. – Ваши жизни в руках моего отца!

Эти оба отчего-то испугались слов Кусмаина.

− Да, принц, но следует возвращаться! Вернемся вместе. И будем молиться за благополучие твоего отца! – произнес Тархан Билга Бука.

В тот день в Бешбалыке подул первый осенний ветер. Это природное явление вызвало удивление у горожан. Дело в том, что в одно мгновение прекрасный зеленый Бешбалык покрылся слоем пыли. Пыль проникала повсюду. И людям было невдомек, что эта была та пыль, которую подняли копыта бессчетного количества лошадей армии Чингисхана.

Конь Кусмаина, поводя по сторонам выпученными глазами, нетерпеливо и горячо перебирал ногами. Ангурат-найон, крепко сжав холку лошади и глянув на Кусмаина своими еще более сжатыми и без того узкими глазами, сказал по-уйгурски:

− За твоим конем мы присмотрим. Как только тебе он понадобится, мы приведем его тебе.

Кусмаин пристально взглянул на одноглазого монгола, говорившего по-уйгурски, и почувствовал, что в глубине его единственного глаза скрывается какая-то тайна. Ангурат-найон отвел взгляд от Кусмаина, поглаживал морду своей лошади. Кусмаин решился на конфликт:

− Конечно, присмотрите, − сказал он. – В первую очередь позаботитесь о себе! О своем желудке... Что кроме этого вам нужно в Уйгурии?

Слова эти, полные сарказма пронзили Ангурат-найона с головы до самых пят. Однако он не обиделся на Кусмаина.

− Мы будем охранять тебя и Айкумуш Малику! – спокойно произнес он, ведя коня под уздцы. Немного пройдя, он повернулся к Кусмаину. – И еще буду учить тебя единоборству, владению оружием, искусству биться и возможно убивать.

− Научи! Научи! – не унимался Кусмаин. – Но первой моей жертвой будешь ты! Понятно!

− Договорились! Все понял, господин!

− Говоришь, все понял? – засмеялся Кусмаин.

− Конечно! – не отступил от своего слова монгол.

− Но у меня уже есть учитель.

Ангурат-найон схватил ногу коня и осмотрел копыто:

− Не подкована. Необходимо подковать. А тебе говорю, что твоего учителя Баурчук Арт Текина забрали с собой. Он будет обучать молодых монголов. Так что, твой наставник Тора Кая уже далеко. А я – рядом. И я буду твоим учителем. Но ты на меня не серчай. Если же кто-то тебя обидит, скажи сразу, убью его на месте.

− Убьешь? − неприязненно передразнил Кусмаин. – Кого? Уйгура убьешь? Или тебе мало, что уйгуры ушли на войну?

Ангурат-найон молчал, подавляя в себе злобу, стараясь держать себя в руках.

− Боишься ответить? – снова впился глазами Кусмаин. – Если только тронешь уйгура, жди от меня наказания!

− Понял, господин! Никого не трону. Никого не обижу.

Кусмаин заинтересовался тем, что Ангурат-найон так свободно говорит по-уйгурски.

− Кто научил тебя уйгурскому языку?

− Тататуна! Уйгур из Бешбалыка.

− Тататуна? Кто он такой? Почему в Монголии? Что он там делает?

− Наш казначей. И Государственная печать у него. Это он научил нас уйгурскому письму и языку.

Кусмаин ранее ничего не слышал о Тататуне.

− Уйгурская письменность является нашей государственной письменностью. Наше богатство. Ведь вся наша история, как говорит наш Каан, написана уйгурскими буквами.

− Тататуна находится в войсках? – заинтересованно спросил Кусмаин.

− Нет, он остался в Монголии. Вся казна в его распоряжении. Он пользуется огромным доверием. Да и Каан верит Тататуне.

− Мой отец знает монгольский язык. А твой Каан? Умеет ли он говорить по-уйгурски?

− Может. Правда, я ни разу не слышал.

− Но не является ли это в таком случае неуважением по отношению к нашему языку? Что ты на это скажешь?

− Это знает лишь благословенный Каан.

Кусмаин взглянул на Тархан Билга Бука, молча стоявшего рядом.

− А ты знал Тататуну?

Тархан Билга Бука не находил ответа. Он думал о том, что, может быть, следует обмануть Кусмаина и сказать, что не знаком с Тататуной. И если вдруг Кусмаин узнает, что это неправда, то можно будет что-нибудь придумать. Подумав так, он ответил:

− Нет, это имя мне незнакомо.

Кусмаин поверил Тархану Билга Бука. Однако Ангурат-найон сразу же почувствовал, что Тархан Билга Бука говорит неправду.

− Атай Сали, Булад Кая, господин Баурчук Арт Текин встречались с Тататуной, − сказал он, бросив выразительный взгляд на Тархана Билга Бука, чем заставил того насупиться.

Тархан Билга Бука поспешил перебить Ангурата-найона и тот, почувствовав это, больше ни слова не сказал о Тататуне.

− Бешбалыкцы – предприимчивые люди. Они живут везде и в Монголии, и в Китае, и в Кидани, − произнес Тархан Билга Бука.

Ангурат-найон для себя отметил скрытность и склонность к интригам Тархана Билга Бука. Он также подумал, что такой человек может быть ему полезен уже здесь в Бешбалыке. И он запомнил то, что Тархан Билга Бука, зная Тататуну, скрыл почему-то этот факт. Он вновь взглянул на Тархана Билга Бука. Тот в свою очередь холодно глядел на монгола. Они словно прочитали мысли друг друга и рассмеялись.

− Да будут наши правители жить долго! Еще не родился тот, кто превзошел бы Баурчука Арт Текина и Чингисхана!

Конечно, опытный преданный Чингисхану человек без особого труда может обмануть юношу. Но призванный сохранять спокойствие в Уйгурии монгольский представитель, хотя и попытался проявить хитрость, Кусмаин – сын «пятого сына» Каана – Баурчука Арт Текина проявил наблюдательность и смекалку. Именно поэтому Ангурат-найон посчитал за лучшее сблизиться с ним. Но он понимал, что во многом это зависело и от взаимоотношений с Тарханом Билга Букой.

− До возвращения отца, я буду здесь хозяином! − произнес Кусмаин.

− Да, принц! – поддержал его Ангурат-найон. – Сейчас вы единоличный правитель!

− Что ж, прощайте до завтра.

− Прощайте, принц!

Тархан Билга Бука, молча склонил голову, провожая его взглядом. А Кусмаин задумался о новом начальнике гвардии Ангурат-найоне.

А Ангурат-найон, ведя коня Кусмаина, передал его трем вооруженным всадникам. Один из них увел коня, а двое других остались с Ангурат-найоном. При этом они о чем-то переговаривались. Но о чем конкретно, Кусмаин не слышал.

Оставшись один, Тархан Билга Бука направился к своему дому.

Айкумуш Малика ждала Кусмаина. Как только он вошел, она участливо спросила:

− Ты попрощался с отцом, сынок?

− Нет, не смог их догнать. Они ускакали уже далеко. Небольшой монгольский отряд преградил мне дорогу. Их начальник сказал, что я все равно не догоню войска. Я ему поверил. Хотя, наверное, сделал ошибку. Надо было мне все же попытаться догнать их.

− Кто этот монгол? Что он делает в Бешбалыке? И почему ты его слушаешь?

− Его зовут Ангурат-найон. Он – командир гвардии Бешбалыка.

− Что входит в его обязанности? – с тревогой спросила Айкумуш Малика.

− Охрана тебя, меня да и всего Бешбалыка.

− А Тархана Билга Бука не видно? Или он уехал вместе с твоим отцом?

− Нет, этот хитрый лис остался в Бешбалыке. Им обоим я высказал все, что я думаю.

− Молодец! Но кто исполняет обязанности Идыкута? Неужели Тархан?

− Нет, мама. Сейчас я – Идыкут!

− Слава создателю! Но будь осторожен! До приезда отца не вступай с ними в конфликт. Во всем советуйся с Атаем Сали.

− Хорошо, мама. Я нуждаюсь и в твоих советах. А ты ничего не бойся! У тебя есть я!

− Не беспокойся, сынок. Я и так ничего не боюсь.

− Да, вдвоем нам ничто не страшно. Ты права, мама. Но все же у меня какое-то предчувствие. В Тархане Билга Буке есть что-то неприятное. Да и этот одноглазый Ангурат-найон вызывает во мне нехорошие чувства.

− Тархан Билга Бука таит злобу на твоего отца. От него все можно ожидать. Поэтому будь начеку. Он – мастер интриг. Я думаю, что когда вернется твой отец, он отстранит от себя этого человека.

− Да, его надо либо убить, либо отправить в ссылку.

− Знаешь, ведь это он добился того, чтобы из Бешбалыка выслали Тататуну.

− Даже так? Не зря он ведет себя как-то странно.

− Твой отец говорил, что устроит ему встречу с Тататуной.

− Вот тогда и раскроются все его злодеяния!

− Надо, чтобы это произошло. Ведь он настоящий убийца, человек без принципов и чести!

Айкумуш Малика попросила Кусмаина сесть поближе.

− Иди сюда, сынок! Поговорим откровенно.

Кусмаин обнял свою мать.

− Этот калмык силой увел твоего отца! – заговорила Айкумуш Малика и из ее глаз закапали слезы. – Он заставил его поехать. Обманом завлек его.

− Нет, мама. Отец никого не боится! Да и на обман не поддастся. Он сознательно выбрал этот путь, чтобы сохранить государство. И это правильно. Раньше я тоже обижался на отца. Теперь понимаю, что напрасно. Отец воспользовался сложившейся ситуацией. Теперь главное, чтобы он возвратился живым.

− Но ведь там, куда они пошли войной, живут уйгуры! Западные уйгуры! Как же твой отец сможет обнажить перед ними свой меч?!

− Я думаю так: они враги Чингисхана. Но родственны моему отцу. Мы произошли из одного общего предка. Отец это прекрасно понимает. И хотя он вступил в войну, не думаю, чтобы он пролил чью-либо кровь.

− Но отец твой может не устоять.

− Не говори так, мама!

− Но ведь он предоставил уйгурские войска Чингисхану, хотя прекрасно понимал, что тот поведет их войной на тюрков.

− Это была вынужденная мера. А его совесть перед Родиной чиста. Единственное, что огорчает, так это то, сумеют ли уйгурские войска вернуться домой?

− Возможно, Каан заинтересован в том, чтобы уйгуров погибло как можно больше? Скорее всего, он будет жалеть своих монголов.

− Неизвестно. Войска Чингисхана не умеют отступать. В случае бегства свои же обязаны убить трусов.

Время пройдет, весна сменится зимой, но убитые уйгуры никогда не вернутся назад, − тяжело вздохнула Айкумуш Малика.

− Да и кроме того мусульмане будут воевать на своей земле. И это придаст им силы.

− Но почему же ты так переживаешь за мусульман. Ведь они враги твоего отца?

− Земли и богатства мусульман – отцу не нужны. Все это нужно Чингисхану. Увидишь, отец невредимым вернется в Уйгурию.

− Да сбудутся твои слова, сынок.

− Но мы сами здесь должны быть осторожны. Тархан, Ангурат-найон – опасные люди.

− Да сохранит нас всемогущий Будда!

До слуха Айкумуш Малики донеслись слова грустной лирической песни. Погрузившись в свои мысли, она до самого рассвета не смогла уснуть.

НАЧАЛО ПОХОДА

Баурчук Арт Текин и Чингисхан двое суток днем и ночью не слезали со своих коней. Вступив на землю Семиречья, входившую в состав государства Караханидов, они продвигались вдоль реки Или. От гулкого топота коней, свирепых криков и вида найонов из густых трав и кустарников, покрывающих берега Или, высоко растущих зарослей камыша из-за громадных тополей с раскошной кроной, бросающих на землю такую желанную большущую тень, выбегали, стремительно выскакивали и рассыпались в разные стороны, спасая свою душу жирные белые зайцы.

Тонкий кабаний визг наполнял округу. Ступившие на разрушительную тропу сражений джигиты ни на что, не обращая внимания, понукивая своих коней, следовали, не отставая за Кааном. Если кто-либо нарушал порядок, найон, идущий следом, мог тут же убить его и выбросить из ряда. Об этом все хорошо знали. Поэтому воины старались не отставать и не выбиваться из строя. Это был кровавый поход, но все понимали, что для них он – поход священный. К этому твердому порядку, к железной дисциплине Чингисхан приводил войско своим примером, своими усилиями на протяжении двух долгих лет изо дня в день. Созревших, терпеливых, выносливых, волевых воинов выбирали очень тщательно, и потому Чингисхан нисколько не тревожился ни за тех, кто двигался в арьергарде, ни за тех, кто был по флангам или в авангарде. Лишь только войско выступила из Уйгурии, Чингисхан взмолился своему Богу о том, чтобы он оказал содействие монголам, предоставив им богатство и избавив от бедности. Что касается Баурчука Арт Текина, то он мечтал лишь о том, чтобы сохранить свой народ, свою прекрасную Уйгурию, чтобы невредимым вернуться домой и увидеть свою супругу Айкумуш Малику и своего сына Кусмаина. Приблизившись к реке, они остановились. Чингисхан заметил, что его конь, который ему преподнесли в Уйгурии еще не выдохся и продолжает перебирать копытами, чтобы двигаться дальше. Видя это, Баурчук Арт Текин остался доволен. А Чингисхан тем временем развязав мешочек привязанный к отделанной нефритом сбруе, вынул небольшой белый флаг, и, подняв его над головой, стал размахивать им. Увидев это, монгольские и уйгурские воины начали спешиваться.

− Приведите себя в порядок! – приказал Чингисхан. – Здесь просторно и хорошо. Дождемся обоза. Купаться и ловить рыбу нельзя! Подкрепитесь тем мясом, что у вас с собой. Можно оправиться.

Воины рассыпались в разные стороны, стараясь спрятаться за ближайшее дерево или куст. Затем они поводили шагом своих лошадей, чтобы те поостыли и немного отдохнули. Лишь после этого лошадей отпустили на луга, а сами приступили к еде.

Осенние дни окрасили все кустарники и листья деревьев в золотистые цвета. Разнообразные оттенки этого окраса притягивали к себе взор. Баурчук Арт Текин смотрел на это буйство природы и не мог оторвать глаза, не мог насытиться этой красотой. Чингисхан же не одобрял всего этого. Потому он даже и не посмотрел окрест. Эта красота не привлекала его внимания, ибо Чингисхан знал, что от нее вскоре ничего не останется.

− На пути, который я пройду, останется лишь земля и вода. Все остальное погибнет, помни об этом, сын мой! – сказал Чингисхан Баурчуку Арт Текину, заворожено любовавшемуся красотой природы. – Во мне нет нежных чувств. И в тебе их не должно быть. Хочешь ты того или нет, но все равно центрально-азиатцы, сартаулы, будут считать тебя разбойником и убийцей. Безусловно, и обо мне они будут такого же мнения. А потому я научу тебя настоящему геройству, насилию, грабежу и убийствам. Идыкут должен все увидеть, все испытать. Ведь ты сумел привести мне голову киданьского посла... Да, ведь он был твоим врагом. И с ним нельзя было любезничать. А у нас с тобой – единая судьба. Там, где Чингисхан, там прославится и Баурчук Арт Текин. Помни об этом! Во мне – сила медведя, глаза тигра, сердце волка. Всем этим наделил меня Создатель. А потому часто над человеческим у меня преобладает животный инстинкт. Сейчас ты мне не веришь, но ты убедишься в этом в Отраре, Самарканде и Хорезме. Постепенно и ты войдешь во вкус хищника и забудешь про жалость, когда увидишь резню!

«Если Александр был завоевателем мира, то Чингисхан, похоже его палач», – подумал Баурчук Арт Текин.

А еще Идыкут понял, что Чингисхан, если говорить его словами, человек способный ужалить любую змею. Но он – Баурчук Арт Текин − не змея, не тигр, не обезъяна или медведь, он прежде всего человек. И Уйгурия никогда не отступится от этого.

На берегу реки Или уже успели раскинуть двенадцатистворчатый желтый шатер. Чингисхан вместе с Баурчуком Арт Текином подошли к нему. У входа в шатер Чингисхан помыл руки теплой водой, которую ему налили из серебряного кувшина. При этом он использовал душистое мыло из Уйгурии, то и дело, дотрагиваясь им до своих громадных ладоней. Набрав воду в рот, он с шумом выплюнул ее тут же. Один из телохранителей вынес белое мягкое полотенце. Однако Чингисхан почему-то не взял полотенце. Он чего-то опасался.

− Где лама-целитель Лубсан Данзон? – строго спросил он. – Где Лубсан?

Услышав этот возглас, лама-целитель, являвшийся одновременно и поваром, моментально выбежал из белого шатра. Он поклонился, извинился и двумя руками подал голубое полотенце. Видя это, стоявшие невдалеке телохранители, моментально схватили того, кто подал белое полотенце, и, отведя его недалеко, буквально растерзали. Затем подняв его тело, бросили в воды Или. Безжизненное тело закрутили волны водоворота, и вскоре оно ушло на дно реки. А телохранители Каана, исполнив молчаливый приказ с дикой свирепостью и тем безгранично счастливые, представ перед Чингисханом, преклонили колени.

− Пускай множатся хорошие люди! – довольный ими, сказал Чингисхан. – А плохие пусть погибнут, кто в воде, в водовороте, а кто в огне.

Оба воина, вмиг позабыв о своем поступке, радостно вскочили с колен.

Идыкут Баурчук Арт Текин запомнил это убийство. Он понял, что оно урок для других. Ведь Каан примечал все: твой взгляд, движение твоих рук, твои слова. Идыкут это понял совершенно отчетливо. Вот и сейчас Чингисхан в свой Желтый шатер не пригласил кашгарца Арслан-хана, хотанца Мелик-шаха, кучарца Али Бахши, хотя они предоставили ему свои войска. Идыкут был огорчен тем, что его братья – уйгурские полководцы вынуждены были как простые воины, довольствоваться ужином в открытом поле. Хитрый и проницательный, словно змея Чингисхан, как будто бы читал мысли Идыкута. Он не стал успокаивать Баурчука Арт Текина, а напротив заговорил вполне откровенно. При этом он пригласил его сесть поближе, произнеся:

− Ты – мой сын! А они опасаются не меня, а тебя.

Монгольский Каан похлопал по плечу уйгурского Идыкута и продолжал:

− Ты не похож на них. Умнее и храбрее. Эти уйгуры – трусливы и завистливы. Они вынашивают нехорошие мысли. Они не могут пережить нашу дружбу. Я все это вижу. Но сейчас они мне нужны. Однако я не знаю, как в дальнейшем сложится их судьба. Посмотрим, когда начнется настоящая война. Не могу дать никаких гарантий и тебе, сын мой! Моя цель – подчинить Азию и Европу. Расширить территорию Монголии. Завоевать Китай и Тангут. Если будешь верен мне, помогу создать сильное Уйгурское государство. Необходимо объединить всех уйгуров, собрать их под единое уйгурское знамя. И во главе их будет мой благородный сын Баурчук Арт Текин. Я мечтаю об этом!

Это не было иллюзией. Баурчук Арт Текин выразил Каану полную поддержку. Ведь он услышал из его уст неслыханные вещи.

− Живите вечно, мой Каан! А я буду всегда рядом с вами. Вы моя

Баурчук Арт Текин встал с места и прижал руки к своей груди, выражая тем самым искренние чувства благодарности.

− Садись, садись Баурчук Арт Текин! – схватив его за руку, потянул Чингисхан. − Вдвоем мы сможем достигнуть многого.

Между тем, лекарь, ученый и повар лама Лубсан Данзон заставил скатерть разнообразной едой. Здесь были любимые Чингисханом мясные блюда, конская колбаса, кумыс. Не забыли и о пристрастиях Баурчука Арт Текина: принесли гранатовый напиток, мед, фрукты.

Чингисхан ел из золотого подноса. Оба правителя выпили немного пива. В конце трапезы принесли чай с молоком и солью.

− Уйгурский чай очень напоминает наш монгольский, − произнес лама Лубсан Данзон.

− Я думаю, что мои уйгурские предки, создававшие в свое время государства на Орхоне и Селенге, передали технологию его приготовления вам, − предположил Баурчук Арт Текин. – Этот чай пили мои деды – Пан Текин, Боко Текин... С тех пор этот чай – аткан-чай − наша гордость, наш национальный напиток.

В этот момент в Желтый шатер вошел один из караульных и произнес по-монгольски:

− Обоз с вооружением прибыл.

− И все? – грубо спросил Чингисхан, не поднимая головы.

− Продовольствие также.

Только после этого Чингисхан бросил взгляд на вошедшего.

− Ты достоин похвалы! – сказал он. Затем добавил:

− Пускай войдет Джучи!

Караульный громко, воодушевлено ответил:

− Слушаюсь, великий Каан! Я немедленно исполню ваш приказ!

Вошел Джучи. Его красивые волосы были подстрижены. Отец не пригласил его подойти поближе, а лишь отдал новый приказ.

− Будем форсировать Или. Режь верблюдов и быков. Пускай бойцы подкрепятся. После того, как перейдем реку, все вооружение погрузи на повозки. Необходимо быстрей подойти к Отрару. Готовь повозки и телеги, да не забывай почаще менять лошадей. Тебя ждать больше не будем. Сделай все быстро! Понятно?

− Да, все понял!

− Ступай!

Чингисхан при Баурчуке Арт Текине вызвал найонов и отдал приказ.

− Переправляемся через Или. Видите, моста нет. Лошади переплывут: проблема в повозках. Ведь надо перевести вооружение. Для нас это очень важно. Необходимо закрепить арканы на той стороне. Срубить деревья и закрепить их на воде веревками. Сооружайте плоты. Приступайте! Уже завтра нам необходимо вступить в Арганум!

Баурчук Арт Текин не боялся воды. Когда возникла проблема с тем, чтобы закрепить аркан на другом берегу, именно он вызвался сделать это.

Не теряя времени, он вплавь перебрался в нужном месте и закрепил веревку.

Каан находился во главе войска. Сидя на коне, он вытер руки о попону, отделанную нефритом. Затем сказал:

− Первыми пусть переправятся войска кашгарца Арслан-хана, Али Бахши, Уйгурии. Следом за ними – воины Угэдэя, Толуя. Затем – Джебе и Суботай. После них – Джучи. Я пойду последним. Но предупреждаю: не допускайте потери лошадей, да и вооружение, чтоб не унесло течением. Тех, кто потеряет свою лошадь вплоть до Отрара погоню пешком. Понятно? Вперед! Арслан-хан, начинайте переправу!

Кашгарец Арслан-хан был старше всех. Он перекинул веревку, закрепленную у него на поясе через тот аркан, который был перетянут поперек реки. Затем потихоньку двинул коня к воде. Уйгурские войска благополучно перебрались на противоположный берег.

Чингисхан почему-то не выдал уйгурским воинам монгольскую военную амуницию. Поблескивающий шлем на голове, облегающее тело кольчуга, свободного покроя штаны были ему к лицу. Вдруг поднявшийся буран взволновал поверхность реки, поднимая перекатывающиеся волны. Порывы ветра все более нагоняли волну. Явно слышался шум бурлящей воды, заливающей берега. Чингисхан не отступил перед стихией. Продолжал переправу, как было намечено. Однако воды Или показывали свой характер.

− Ничего страшного! – закричал Каан, подбадривая воинов.

Между тем, на глазах Чингисхана те из них, кто не обвязался арканом, уносились вместе с лошадьми вниз по течению, и, появляясь то там, то сям, безвозвратно уходили под воду.

Джучи приблизился к Чингисхану:

− Это очень опасно! Беда! Возможно, следует переждать?

Каан переменился в лице, словно бы его охватила судорога:

− Замолчи! Не паникуй! Продолжай переход! Следом за тобой пойду я!

Джучи действительно было страшно. Он не понимал упрямства Каана. Но перечить было нельзя. И он задумался над тем, как же без потерь переправить вооружение. Из всего своего войска он отобрал двадцать наиболее выносливых лошадей. Плоты веревками закрепил к их сбруе.

− Тяните! – приказал он воинам. – Да поможет нам Небо!

Сам Джучи стоял на плоту. Вместе с ним было несколько воинов, которые длинными шестами отталкивались от берега. Это были опытные джигиты, которые при помощи плотов успешно преодолевали такие реки как: Енисей, Иртыш, Керулен, Орхон, Селенгу. Они уже наловчились переправлять через реки различные грузы. Джучи все время покрикивал, координируя их действия. Войска четко выполняли приказ. А на другом берегу его ждали братья, переправившиеся раньше. Это были Угэдэй, Чагатай, Толуй. Они постоянно надсмехались над Джучи. Вот и теперь, стоя на берегу, зло шутили. Угэдэй, напившись по обыкновению бозы, насмешливо сказал:

− Джучи не похож на нас. Он – не воин. Посмотрите, он весь дрожит от страха.

Наконец и Джучи достиг берега. Будучи самым старшим из братьев, он повернулся к ним и произнес:

− Эй, молодняк, чего стоите? Живо снимайте оружие с плотов. Да смотрите, убью, если хоть что-то не удержится и затонет!

Джучи был явно не в себе. Он бросил быстрый взгляд на уйгурского Идыкута, и, вскочив на коня, вновь бросился в воду.

− Что это с ним? Ведь только что еле перебрался! – встревожился Толуй. Затем он повернулся к Угэдэю и закричал на него:

− Это ты, ты во всем виноват!

Угэдэй молчал. Ему было все нипочем, так как он был пьян. Хотя справедливости ради надо сказать, что он пытался разгружать плот.

− Господин! – обратился к Угэдэю Баурчук Арт Текин, − мне кажется, плот разгрузят другие.

Угэдэй приблизился к Баурчуку Арт Текину и от него явно разило пивом.

− Ты хочешь сказать, пей свою бозу! Правильно! Уйгуры – очень умные и проницательные! Ну что ж, буду пить!

Между тем, уйгурские войска аккуратно складировали на берегу все переправленное вооружение и стенобитные механизмы. А Джучи, собрав всех оставшихся лошадей, начал переправлять их на эту сторону.

− Господин Уйгурский правитель, присмотри за этими лошадьми. А я должен переправить на этот берег огромный казан этого облезлого ламы Лубсан Данзона. Как будто у мусульман не найдется казана. Тащим его из Монголии. Из-за него и верблюд утонул, а мы его все боимся бросить. Что ж ты молчишь, Уйгурский Идыкут? Разве может какой-то казан сравниться с миром? Это что – золото? Или серебро? Кусок чугуна! А ты зачем подарил золотой поднос моему отцу? Я думаю, в том, что мы тащим с собой этот казан, есть какой-то секрет. Его не знаем ни ты, ни я. Только мой отец – великий Каан знает эту тайну. И он намеревается донести этот казан до города Отрара.

Баурчук Арт Текин, в мгновение подумав, ответил:

− Возможно, он хочет искупать в нем своих врагов.

Джучи, не поняв, переспросил:

− Что? Что? Что ты сказал?

− Казан подходит для этого!

− Да, скорее всего, ты прав, − дружелюбно, словно бы давно зная Идыкута, проговорил Джучи. – Этот казан в свое время находился в монгольском храме. Многие тысячи монахов ели свою похлебку из этого казана.

К этому времени стало проясняться. Наступила тишина, да и река, успокоившись, приняла свое обычное состояние.

− Я же говорил, что буран вскоре уляжется. Ну, я поплыл, − сказал Джучи, и, встав на плот, который только что разгрузили, стал грести к противоположному берегу, где все еще находился Чингисхан.

Перебравшись на ту сторону, Джучи весь, вымазавшись в песке, стал катить большой чугунный казан к воде. Казан не пошел ко дну. Он держался на воде, и не составило большого труда взгромоздить его на плот. Через некоторое время удалось успешно переправить его на другой берег. Баурчук Арт Текин внимательно наблюдал за Джучи. Он не мог и подумать, что кто-то из детей Чингисхана может быть таким простым и общительным.

− Скажи-ка, Уйгурский правитель Баурчук Арт Текин, чего ты боишься? Смерти? Или накопительства? – спросил Джучи.

Баурчук Арт Текин ответил моментально:

− Боюсь безответственности! А еще – случайной смерти! Мы потеряем все. Вот увидишь!

− А тебе не нужна земля, богатства? − глянул на него Джучи из-под лобья.

− Чем верста чужой земли мне дороже метр своей. Мне земли хватает. А золото мне ни к чему. Чужое золото. А своего у меня в Уйгурии достаточно!

− Но признайся, что ты боишься моего отца. Ведь чем мечтать о неосуществимом, лучше добиваться возможного, не правда ли?

− Да, надо признавать реалии... Но даже ты меня не можешь понять до конца, − сказал Идыкут и посмотрел прямо в глаза Джучи.

Джучи признавал в душе открытость и благородство Идыкута, но, тем не менее, его не покидали смутные сомнения. Он даже подумал о том, что возможно его слова достигнут и ушей Чингисхана. Поэтому он высказал свои опасения по этому поводу.

− Не волнуйся, − успокоил его Баурчук Арт Текин. – Мой рот на замке. Но разве отец тебе не ближе, чем я? И, может, ты лишь исполняя волю своего отца, вызвал меня на откровенный разговор?

− Действительно, отец есть отец. Но я не признаю отцом того, кто богатства ставит выше благополучия детей.

− Тот, кто говорит смелые речи, способен и на смелые поступки. Однако твой отец уже давно смотрит на нас. Он может и заподозрить нас в чем-либо. Безусловно, он спросит о нашем разговоре. И я знаю, что ему ответить.

− Ну и что, что он смотрит. Он уже не раз меня наказывал. Сегодня я тоже возразил ему. Увидишь, наказание последует. Но я поражен тем, что любой, кто ему не подчиняется, моментально уничтожается! А те, кто склоняет перед ним голову, привлекается им в свои кровавые походы. Хочет он этого или нет.

Джучи не скрывал, что эти слова были направлены и в сторону Баурчука Арт Текина. И тот лишь ответил, сам не веря ни одному своему слову:

− Я надеюсь, что правители Центральной Азии и Ирана, куда мы направляемся, подобно мне примут дружбу Каана. − Ведь мы идем на войну, а на войне может быть всякое.

Они прервали разговор, так как стали внимательно смотреть на то, как через реку переправлялся Чингисхан вместе с ламой Лубсан Данзоном.

− Мы ведь раньше зависели от государства Киданей, − прервал молчание Баурчук Арт Текин, решив, ответить откровенностью на откровенность. − Но у зависимости тоже есть пределы. Иначе разве мы решились бы убить киданьского посла.

Джучи восхищенно посмотрел на Баурчука Арт Текина. Он подумал о том, что перед ним действительно очень умный и благородный человек.

А Идыкут решил высказать свои опасения.

− Сейчас, когда наш Каан в расцвете своего могущества – нам нечего опасаться. Он помог Уйгурии, и мы верны ему. Но, кто знает, что будет при его наследниках? Здесь никто не может быть ни в чем уверен.

Чингисхан так же как и Баурчук Арт Текин плыл широко и уверенно. Следом за ним, ухватившись за поводья лошади Чингисхана, плыл лама Лубсан Данзон. Находящиеся на берегу монгольские войска, глядя на то, как их повелитель переправляется по реке, своими громогласными криками взбудоражили всю долину. Очень скоро Чингисхан достиг берега. С него струями стекала вода. Джучи подошел к нему, держа в руках сухую одежду.

Перед тем, как направиться в большой поход, Чингисхан имел привычку купаться и расчесывать свои длинные волосы. Вот и сейчас он сидел по пояс голый перед огромным казаном. Целитель лама Лубсан Данзон находился рядом, время от времени подбрасывая дрова в огонь и засыпая лечебные травы в теплую воду.

Перевязав голову куском ткани, лама Лубсан Данзон постоянно измерял температуру воды. Когда она достигла нужного градуса, он обратился к Каану:

− Великий Каан! Все готово! Прошу вас!

Чингисхан, несмотря на свою суровость, среди детей наиболее умным и храбрым считал старшего сына – Джучи. Вот и сейчас он распорядился, чтобы вызвали именно Джучи.

− Пускай Джучи поможет мне помыться! − объявил он.

К приходу Джучи Чингисхан уже залез в казан с водой.

− Джучи, скорее, скорее! – воскликнул Каан.

Хотя Джучи еще не приходилось мыть отца в казане: он не один раз проделывал это в водах Орхона, Керулена, Селенги. Чингисхана никто кроме Джучи не мыл, да и он не обращался больше ни к кому. Теплая вода казана благоухала всевозможными травами, настоянными в ней. Джучи мягко и нежно погладил плотное мускулистое тело Каана.

Чингисхан сразу же узнал прикосновение рук сына. Он ощутил себя не главнокомандующим могущественного войска, а простым монголом, у которого в Каракоруме осталась семья.

− Твоя мать – Борте Уджен Сечен Хатун, скорее всего, занята домашними делами. А Чахэ в мое отсутствие ее не особо и слушает. Что касается Алтун-Бике, суженной твоего уйгурского брата, то у нее особый своенравный характер. Между прочим вы с ней в чем-то очень похожи. Помнишь, как ты помогал мне мыться перед нашей поездкой в Бешбалык.

Джучи, между тем, даже не вспомнил о Борте Уджен Сечен и Чахэ. Но он ясно представил перед собой Алтун-Бике. Он вспомнил, как она говорила ему о том, что очень любит и уважает его. Еще она говорила, что, зная настырный и непредсказуемый характер их отца – Чингисхана, будет лучше, если ни в чем не перечить ему. Иначе можно погибнуть. Джучи вспомнил, как Алтун-Бике говорила, что следует сблизиться и подружиться с Баурчуком Арт Текином.

Джучи вспомнил сестру, но продолжал свое дело. Находясь в теплой воде, Чингисхан испытал чувство блаженства. Он даже зажмурился от удовольствия.

− Достаточно, отец! – проговорил Джучи, продолжая легкий массаж. – Все, вставай!

Каан приоткрыл мокрые веки и Джучи ясно увидел черные сверкающие, словно звезды зрачки его глаз. Джучи подумалось, что отец не дремал, а просто прикрыв веки, представлял свое нашествие на Центральную Азию.

− Начну с Отрара! – вдруг вскричал Чингисхан, подтверждая, тем самым предположение Джучи.

Лама Лубсан Данзон насухо вытер его, помог одеться и окурил всевозможными благовониями.

* * *

Чингисхан собрал всех своих полководцев.

Вот так и начался кровавый поход на крупнейший город Отрар.

− Мой Каан! – обратился Баурчук Арт Текин к Чингисхану, скакавшему рядом, − у вас есть сведения относительно государства Хорезм-шахов?

Двигавшийся немного впереди Чингисхан, слегка натянул уздечку, давая возможность Баурчуку Арт Текину, поравняться с ним. Затем взглянул на него и твердо сказал:

− Сила монголов, словно вырвавшийся из ущелья поток. Он направляется и на Восток, и на Запад. А сила Хорезм-шаха, словно бы высыхающая река. Насколько я знаю, у них сильная междоусобица. Существует борьба за престол между самим Мухаммад-шахом и его матерью Теркен Хатун. Мусульмане не особо довольны существующим режимом. Это их большая проблема. Кроме того, государственная казна пуста. Мне сообщили, что существуют противоречия и между отдельными частями войска. А потому я сумею захватить трон Хорезмского государства. Сливки общества в Хорезме, Самарканде, Бухаре, Отраре, Балхе, Мавераннахре и других регионах только и ждут моего появления. Мы, монголы, прекрасно знаем проблемы этих мест. Надо лишь с умом воспользоваться ими.

− Но окажут ли эти центрально-азиатцы нам определенную помощь?

− Они уже нам помогают, ибо я взрастил их. Сейчас они в силе и мы воспользуемся этим. Бадирдин Амат, Данишман Хаджип сориентируют ранее отправленный монгольский разведывательный отряд. На протяжении многих лет эти отрарские мусульмане служили мне. Именно они снабжали меня сведениями о численности населения каждого центральноазиатского города, о его военных возможностях. Природные условия, настроения народа, имущественное положение – все это я знал достаточно точно. И сейчас они в Отраре, а возможно уже и в Хорезме. Может быть, даже встречались с самим Хорезм-шахом. А может и с его матерью – Теркен Хатун. Но, может быть, их уже и нет в живых. Или они в темнице. А впрочем, думаю, что их не убили. Ибо они очень хитры и изворотливы! Вопрос в том: смогут ли они спастись? Если их поймают, их не убьют, а будут допрашивать. И Мухаммад, и Теркен Хатун будут заинтересованы узнать подробнее о тебе и обо мне. Какова мощь нашей армии? Какова ее численность? Безусловно, им захочется узнать это.

Баурчук Арт Текин конечно же не знал, что Бадирдин Амат и Данишман Хаджип неоднократно проникали в государство Хорезм-шахов и вели там определенную подрывную деятельность. Как не знал он и о том, что они доставляли существенные хлопоты правителю Отрара Янал-хану, да и региональному правителю Кадыр-хану.

А Чингисхан в период подготовки к большому центральноазиатскому походу вызвал к себе этих двух мусульман и вручил им два письма совершенно различного содержания. Одно письмо было написано от имени Теркен Хатун. Его суть заключалась в том, что якобы мать правителя Хорезма желает установления дружеских отношений с Чингисханом. В нем особо подчеркивается, что земля Хорезма это и земля Чингисхана.

Второе письмо напротив адресовано самой Теркен Хатун. В нем Чингисхан заверяет ее, что весь его поход направлен не против Хорезма, а против узурпатора – Мухаммада. И в случае, если Теркен Хатун подчиниться монголам, то именно она будет провозглашена правительницей Хорезма и Хорасана.

− Оба этих ложных письма были отправлены адресатам. Поверили ли им или нет, узнаю только после встречи с Бадирдином Аматом и Данишманом Хаджибом, − заключил Чингисхан.

Об этих интригах уйгурский правитель ничего не знал, да и Чингисхан до последнего момента ничего не говорил, храня тайну.

− Мой Каан, неужели эти два отрарских мусульманина и в дальнейшем будут служить монголам?

− Нет! Они предали свою страну. Могут предать и меня. А потому они погибнут вместе с правителем Отрара Янал-ханом. Мы их сварим в казане.

Баурчук Арт Текин промолчал. Это не понравилось Чингисхану.

− Эй, уйгур, а почему это тебя заинтересовало? Или стало жалко их?

− Нет! – твердо ответил Баурчук Арт Текин. – Я сторонник сурового наказания предателей. И в этом я поддерживаю моего Каана. Это верное решение. Жалеть предателей – большая ошибка!

− Да, жалеть, − это ошибка!

Чингисхан с силой ударил камчой по крупу лошади Баурчук Арт Текина. Оба правителя пустили коней на всю мочь. Скакавшие следом, также оживились. От топота тысяч копыт содрогнулась земля, и тучи пыли поднялись в небо.