Ахметжан Ашири Произведения Том II роман-эпопея идикут пройдут минуты, годы, целый век, Но, вечно жить не может человек

Отдалившись от Отрара на значительное расстояние, Баурчук Арт Текин спросил:

− Где расположатся уйгурские войска? Или снова пойдут в наступление?

− Нет, я не хочу, чтобы уйгуры погибали первыми.

После этих слов Идыкут немного успокоился.

Когда они приблизились к Сигнаку Джучи, приказав войску остановиться, обратился к ним с такими словами:

− Не допускать вакханалии. Жилища оставить! Не поджигать! Рукописи, книги, Коран – не трогать! Проповедников, ученых, шейхов – не убивать! Не допускать насилия в отношении женщин. Драгоценности забирайте. В случае сопротивления угрожайте и бейте, но не убивайте безоружных людей. Таков мой приказ! Таков приказ уйгурского Идыкута Баурчука Арт Текина!

− Я против такого приказа. Великий Каан не давал нам таких наставлений. Мы должны придерживаться «Яссы»! – вдруг воскликнул один из найонов. – Это мятеж! Предательство! Не слушайте такого приказа! Во всем виноват этот уйгур. Это он сбил с пути нашего Джучи! Я сообщу об этом Каану.

− Замолчи! – твердо сказал Джучи, приблизившись к этому человеку. – Предатель − это ты!

С этими словами Джучи вынул саблю.

− Не посмеешь убить меня! Каан заподозрит неладное. Я – один из его доверенных лиц. Он все равно узнает о казни.

− Я не боюсь тебя. А Каану скажем, что ты погиб от рук мусульман во время штурма Сигнака.

Рука Джучи не дрогнула. Через мгновение голова найона с открытыми застывшими глазами валялась в пыли. Джучи взглянул на свою жертву, и приступ тошноты подкатил к горлу.

Успокоившись, он вновь обратился к воинам:

− Кто это был? Я знаю сам! И сам отвечу за его смерть. А вы будете исполнять приказы, которые отдаю я! Кто не согласен, того ждет участь этого глупца...

Между тем Хасан ходжа, достигнув Сигнака при каждом удобном случае, не уставал повторять:

− Люди, к городу приближается монгольский полководец Джучи. Он очень силен. Он идет, чтобы уничтожить вас. Я – мусульманин Хасан ходжа призываю вас не сопротивляться. Отдайте все свои сбережения, и вы сохраните жизни. Золото, серебро, драгоценности – вот что им нужно. Если скроете, они все равно отыщут. А потому не гневите монголов и уйгуров, отдайте все!

Хасан ходжа практически прошел весь город, выкрикивая эти слова.

− Разбойники!

− Грабители!

− Насильники! – повсюду на улицах слышались людские возгласы.

Постепенно горожане окружили Хасана ходжу, взяв его в плотное кольцо.

− Кто казнил Яналхана – правителя Отрара? – допытывались люди у Хасана ходжи, не поверив ни единому его слову.

Тот не мог ответить, что это был не Джучи, а сам Каан. Находясь средь разъяренной толпы, он не знал, как можно убедить их. А потому тупо повторял слова Джучи:

− Джучи обещал не убивать вас.

− Кто насиловал жену Яналхана? – не унималась толпа.

− Кто приказал ослепить двух мусульман? Они пришли и рассказали нам об этих зверствах.

− Кто бросил Священный Коран под копыта лошадей?

− Кто заставил служителей мечетей чистить конюшни?

Хасан ходжа, хотя и знал ответы на эти вопросы мусульман, все же счел разумным отмолчаться. У него язык не поворачивался сказать, что это сделали дети Чингисхана и уйгур Баурчук Арт Текин, примкнувший к их рядам.

− Схватите этого предателя! – раздались между тем грозные крики.

Моментально несколько человек набросились на него, и, скрутив ему руки, заставили встать на колени.

− Подлец, слюнтяй, лизоблюд!

− Нет, прошу вас, поверьте мне! – стоял на своем Хасан ходжа. – Джучи не намеревается вас убивать. Поверьте мне хоть раз!

− Ложь. Этого предателя нужно повесить! – воскликнул кто-то из молодежи.

Немедленно они приволокли веревку и хотели набросить ее на Хасана ходжу. Это заметил кто-то из стариков:

− Стойте, мусульмане! – сказал седобородый имам. − Мы знаем, что произошло. Но и жители Отрара допустили большую ошибку. Ведь мусульмане Данишман Хаджип и Бадирдин Амат предупреждали их, что приближается грозный завоеватель, а потому следует предпринять меры для своего спасения. Но отрарцы не послушались их, и в результате случилась страшная беда. Поэтому давайте поверим Хасану ходже. Ведь перед нами не сам Каан, а его сын. Вместе с ним и наш соплеменник – уйгурский Идыкут. Давайте соберем все наше богатство и выйдем им навстречу. Если мы не сделаем этого, то они уничтожат всех нас.

Разгневанная толпа не послушалась аксакала, и, накинув на Хасана ходжу петлю, вздернула его на ветке дерева.

− Пускай заупокойную молитву по тебе читают неверные – Джучи и Баурчук Арт Текин! – разнеслись возгласы. Однако имам произнес:

− Ты не сам наложил на себя руки, а потому Хасан ходжа, я прочту твою заупокойную молитву.

С этими словами он один выполнил последний обряд, который следует совершить над каждым правоверным мусульманином.

Но необходимо было выполнить более сложную задачу. Надо было похоронить тело. Старый имам не в силах был в одиночку выкопать могилу. Он сидел возле тела и не знал, что предпринять.

И вот в Сигнак вошли воины Джучи и Баурчука Арт Текина. Прежде всего, они попытались отыскать Хасана Ходжу. С этой целью они заглядывали на каждую улочку, в каждый переулок.

Старый имам заметил одетых в шлемы с саблями и пиками в руках незнакомцев. Они также увидели старика, прислонившегося к дереву. Моментально группа всадников окружила имама.

− Ты кто? – спросил его Джучи.

− Меня зовут Вахаб. Я имам сигнакской мечети.

− Что ты здесь делаешь?

− Я читал заупокойную молитву человеку, которого убили. А вы откуда?

− Я Джучи.

− А я правитель Уйгурии – Баурчук Арт Текин.

− Я слышал о вас много хорошего. Хасан ходжа говорил. Но наши ему не поверили. А ведь вы такие же люди, как и мы.

Джучи начал было гневаться, но затем успокоился.

− Хасан ходжа говорил правду. Мы пришли не для убийств.

− Ну, вот и я ему поверил. Но эти жестокие люди убили его. Нужно похоронить его на городском кладбище. Помогите мне. Пускай молодежь несет его. Чтобы все видели. Может тогда они поверят его словам.

Тело Хасана ходжи до самого кладбища несли молодые уйгуры и монголы. Затем они похоронили его.

По возвращении имам громко восклицал:

− Люди, я видел Джучи и Баурчука Арт Текина. Они – благородные люди. Выходите, не бойтесь. Они участвовали в погребении Хасана ходжи.

К несчастью народ снова не поверил.

И тогда Джучи и Баурчук Арт Текин отдали приказ выгонять людей из жилищ. Всех согнали на площади. Затем погнали в степь. Три дня они оставались в чистом поле. За это время воины Джучи и Баурчука Арт Текина обыскивали каждый дом, каждую комнату. Собрали большое количество ценностей. Сигнак покорился за неделю. Все найденное золото и серебро найоны передали Баурчуку Арт Текину. Отобрали молодых и здоровых юношей – жителей Сигнака. Им предстояло принять участие в захвате Бухары и Самарканда. Отделили мастеров по выделке кожи. Приставили к ним охранников.

Затем войско захватило Узкент и Барчиликкент. Население этих городов уже не оказывало сопротивления. Но оно вынуждено было отдать все свои ценности.

В Ашнасте произошли достаточно сильные бои. Часть городского населения оказала упорное сопротивление, но оказалась окруженной со всех сторон. Решив, что лучше погибнуть, чем попасться в руки к неверным, молодые люди поубивали друг друга. Но и в этом городе не произошло массовых убийств со стороны завоевателей.

Однако очевидно до города Жента дошли другие известия. Командующий городским гарнизоном Кутлук-хан, собрав своих подчиненных, бежал в направлении Хорезма. Мирное население сдало город без боя. Тем не менее грабежи и обыски имели место. Люди девять дней вынуждены были находиться в открытом поле. Но город остался цел. Не было подожжено ни одного здания, ни одной постройки.

Таким образом, все города, расположенные в нижнем течении Сырдарьи, были покорены. Джучи лично собрал все богатства этих городов. Уже на следующий день молодежь, попавшую в плен, погнали в направлении Бухары и Самарканда. Весть о том, что Джучи и Баурчук Арт Текин сумели покорить города нижнего течения Сырдарьи без крупных разрушений и массовых убийств, докатилась до самых отдаленных пунктов Центральной Азии. Безусловно, это стало известно и Чингисхану. Естественно у Джучи и Баурчука Арт Текина появились причины для беспокойства.

− Не думаю, чтобы Каан вернулся и уничтожил тех, кого мы не тронули, − сказал Баурчук Арт Текин. – Тем более, мы взяли пленных, собрали значительные сокровища.

− Но я все-таки опасаюсь его гнева! – ответил Джучи. – Он может и не пощадить меня.

− А меня?

− Ты находишься в моем подчинении. Выполняешь мои приказы. Тебя он не тронет. А вот надо мной может возникнуть реальная опасность.

− Не переживай. Я рядом с тобой! Да и где он найдет еще одного такого храброго и мужественного полководца как ты. У него нет весомых причин лишить тебя жизни.

− Ты не знаешь отца! Он найдет повод.

Но ведь мы несем богатую добычу.

Тем не менее переживания и опасения нарушивших «Великую Яссу» Джучи и Баурчук Арт Текина имели под собой реальную основу.
БУХАРСКАЯ МЕЧЕТЬ «БАЙТУЛЛА»

В то время как Джучи вместе с Баурчуком Арт Текином продвигался по нижнему течению Сырдарьи, Чингисхан со своим младшим сыном Толуем во главе огромного войска двигался из Отрара через пустыню Кизилкум в направлении Бухары. Он достаточно легко захватил города Зернук и Нур, располагавшиеся на пути следования войска. Местное население не подверглось особым преследованиям. Молодежь Зернука погнали перед войском. Город Нур разграбили. Чингисхан не отступился от своих привычек. Собрав население в степи, подвергли избиению. Для того чтобы сохранить свою жизнь, каждому вменялось выплатить полторы тысячи динаров откупных. С женщин сорвали все украшения, включая серьги.

С началом марта несколько тысяч всадников Чингисхана появились в окрестностях Бухары, наведя на население непроходящий ужас. Начальник гарнизона города, кочевой тюрок Кек-хан во главе своих телохранителей при приближении войск Чингисхана, недолго думая, бежал в сторону Хорезма и присоединился к армии Мухаммад-шаха. Хорезмшах Мухаммад, узнав о том, что Кек-хан оставил основную часть своего гарнизона на произвол судьбы, приказал казнить его.

Между тем старейшины Бухары во главе с духовным лидером решили открыть городские ворота и встретить Чингисхана с миром. Однако на берегу Амударьи они подверглись избиению. Монголы и уйгуры из состава войск кашгарца Арслан-хана окружили Соборную мечеть. Восседая на походном троне, Чингисхан приказал подложить ему под ноги несколько книг Священного Корана. Наступая на эту мусульманскую святыню, он произнес:

− Повелеваю, чтобы сундучок, в котором хранился Коран, стал яслями для корма моего любимого коня. Пускай эти исламские наставники, шейхи и имамы пасут моих остальных лошадей.

Он подозвал к себе низкорослого имама, который тут же склонился в глубоком поклоне. Затем вынул из ножен свою саблю, и, зацепив ею, конец его чалмы распустил ее во всю длину. Имам попытался попридержать чалму, но в тот же миг Толуй ударил его камчой по руке. Имам был вынужден прижать обе руки к груди. Подняв глаза на Чингисхана, он пробормотал:

− Господин!

Моментально на его голову обрушился еще один удар плетью.

− Молчи, пока тебе не позволит говорить Великий Каан, − произнес Толуй.

Имам Рукаэддин замолк.

− Сколько богатеев в Бухаре? Знаешь?

− Двести восемьдесят. Из них сто девяносто проживает в Бухаре, остальные – пришлые. Это правда, так как они оказывают постоянную помощь мечети!

− Необходимо собрать у них богатства. И осуществишь это ты! Исполнишь приказ – останешься жив!

− Слушаюсь, мой Каан! Соберу! Я справлюсь!

− С тобой пойдут двадцать бойцов из моей гвардии вместе с уйгурскими воинами. Тот, кто не отдаст драгоценности, должен быть умерщвлен. Ты сам убьешь его. Наделяю тебя таким правом. Ты будешь служить мне. Ты мой раб! Все что соберешь, передашь мне! Ступай. Действуй решительно и быстро.

− Я соберу! Я справлюсь!

Именно в этот момент в голове у имама родилась мысль. Он хотел спросить о чем-то Чингисхана, но вовремя остановил себя, резонно посчитав, что если он успешно выполнит приказ, то тогда и сможет изложить свою просьбу. А просить имам хотел за вверенную ему мечеть.

Между тем уже на следующее утро мечеть была подожжена и ее подвальные помещения были отданы для размещения пригнанным из Отрара пленникам.

Имам Рукаэддин пожалел, что не обратился к Чингисхану сразу же. «Возможно, в этом случае удалось бы сохранить мечеть?», − подумал он. Откуда же было знать наивному мусульманину, что, если для него мечеть – это дом Аллаха, то для этого монгольского завоевателя она может превратиться и в конюшню.

В то время, когда имам забирал богатства у местных богатеев, огню были преданы дома буквально всех: и богатых, и бедных. Следует сказать, что в то время в Бухаре было много красивых деревянных зданий.

Чингисхан отдал приказ собрать всех мастеров-деревщиков, отделочников и лепщиков.

Между тем пожар в городе длился несколько дней. Однако Бухарская крепость еще не была взята. На ее штурм Чингисхан отправил пригнанную из Отрара молодежь и пленных, взятых уже в самой Бухаре. Третьей волной стали уйгуры Кашгара. За крепостными стенами находились тюркские правители города: старейшины, военачальники и гарнизонный отряд. Все они были прекрасно вооружены.

Штурм завершился взятием крепости, однако при этом погиб командующий уйгурским военным корпусом Али Бахши. Взятые в плен четыреста защитников крепости были выведены Толуем за город и заживо закопаны в землю.

В этом принимали участие и уйгуро-карлукские воины. Толуй вывез тело Али Бахши вместе с мертвыми отрарскими пленниками и сбросил их в широкий овраг на краю Бухары.

Остальные уйгуры, смешавшись с пленными, пригнанными из Отрара, Бухары и направленными Джучи и Баурчуком Арт Текином, погибали в большом количестве в числе первых, штурмуя города и крепости.

Чингисхан подумал о лидере уйгуро-карлуков – Али Бахши. «Он оказался недостаточно опытным. Разве можно было погибнуть так глупо? Не много же пользы принес мне этот Али Бахши. По сравнению с ним Баурчук Арт Текин – гораздо более испытанный боец. Он сохранил жизни детей и жен погибших врагов, тем самым подготовив их для отправки в Монголию».

− Собери всех лекарей! – вдруг приказал Чингисхан Толую.

Тот моментально бросился исполнять повеление, и вскоре перед Кааном предстали тридцать прославленных бухарских целителей, специалистов традиционной национальной медицины.

− Сохраню вам жизни, − жестко сказал Чингисхан, − но прежде вы кастрируете всех молодых людей из Отрара, Бухары, Самарканда. Иначе они могут позариться на монгольских женщин. Вот, стоящий рядом со мной лама Лубсан Данзон прошел через это. И его абсолютно не интересуют женщины. Проделаете это со всеми, пусть им даже семь, восемь или девять лет от роду. Я хочу, чтобы у них всегда был детский голос. И даже состарившись, они будут говорить, словно юноши тонким нежным голосочком. Но не трогайте моих гвардейцев. Ибо они неудержимы при виде женщин-мусульманок. Настоящие жеребцы, − усмехнулся он. – Да и я – жеребец, мне еще ох, как нужна задорная девчонка!

Он громко рассмеялся своим же словам. А лекари, пораженные услышанным, не зная, что и подумать, стояли как вкопанные. Они и подумать не могли, что может существовать такая жестокость. Им хотелось сказать, что этим своим приказом Каан подвергает мукам людей, а не животных, и что Всевышний никогда не простит его за это, но они не решились произнести ни звука. Ибо их охватил страх.

− Итак, все кто останется жив, будут принадлежать мне! – заключил Каан, бросив взгляд на понурых лекарей. – А если узнаю, что вы делаете свое дело недобросовестно, прикажу привязать к лошади и пущу в степь! Дело свое осуществите в мечети!

Целители немедленно приступили к выполнению этого изуверского приказа.

Тем временем многие из жителей Бухары пытались покинуть город. Они направились в Хорасан. Но они не знали, что в скором времени войска Чингисхана появятся и там! Беженцы же, рассказывая о судьбе Бухары, отвечали, что пришедшие монголы – страшные разбойники, которые не останавливаются ни перед чем. Они убивают, насилуют, сжигают все вокруг. Одним словом это настоящее бедствие.

Чингисхан ожидал в Бухаре Джучи и Баурчук Арт Текина, чтобы затем двинуться к Самарканду. Они прибыли через два дня. Джучи и Баурчук Арт Текин гнали перед войском плененных молодых и здоровых парней. Они прошли через весь город и подошли к Чингисхану, который располагался у Соборной мечети.

Каан тепло встретил обоих, крепко обняв каждого.

− Ну, докладывайте! Какие успехи?

− Сырдарьинский регион покорен. Многих взяли в плен.

− Эти сокровища – ваши, мой Небесный Каан! – вступил в разговор Баурчук Арт Текин. – Применили все способы, чтобы собрать эти богатства.

Чингисхан слушал, нахмурив брови и прикусив губу. Это был признак недовольства. Наконец не выдержав, он сурово спросил:

− Предатели были?

− Нет.

− Ваши потери?

Чингисхан впился в Джучи взглядом голодного тигра.

− Довелось ли тебе самому, убить кого-нибудь?

− Нет.

− Его повесили мусульмане.

− Отомстил?

− Да!

− Я отомстил. В Сигнаке было сопротивление... В других местах подчинились. А что у вас, великий Каан? Можно узнать?

− Есть потери. Погиб уйгур Али Бахши. Но он некудышний полководец. Ему бы пасти скот...

− Али Бахши? – с болью в сердце воскликнул Баурчук Арт Текин.

− Уйгуры бились в первых рядах. Но у них нет никакой тактики.

Джучи и Барчук Арт Текин переглянулись.

«Зачем же так унижать мертвого? Тем более что Али Бахши – талантливый полководец. И зачем надо было включать его в состав пленных, штурмовавших город в первой волне?», − подумал Баурчук Арт Текин, которого глубоко опечалила эта весть.

− Не переживай! – заметив его состояние, сказал Каан.

− Но ведь я потерял крупного уйгурского военачальника.

После довольно продолжительного молчания Баурчук Арт Текин передал Чингисхану весь собранный золотой улов. Он сам развязал большую переметную сумку из плотной ковровой материи. Чингисхан сразу же опустил туда свою руку и вытащил два больших слитка золота. Он мельком взглянул на золото и попробовал его надкусить, определяя, таким образом, качество металла.

− Да, это настоящее золото! – довольно воскликнул Каан. – Вы оба справились с поручением!

Немедленно вызвав Алак-найона, ответственного за сокровища, он передал ему переметную сумку-хурджун.

− Смотри, не потеряй. Да запомни, здесь очень много воров!

Затем повернувшись к присутствующим, произнес уже более мягко:

− Идемте, я покажу вам кое-что!

Чингисхан первым направился внутрь полуразрушенной мечети. Все поспешили за ним.

Говоря откровенно, мечеть мало походила на настоящую мечеть. Красный кирпич повсюду был обшарпан и покрыт копотью. В высоких стенах и потолке зияли огромные проемы, в которых просматривалось небо. Около ста человек, находившихся внутри, представляли собой людей разного возраста и различных профессий. Среди них были ремесленники, мастера-резчики, ювелиры. Это были и крупные рослые джигиты, и юноши, младшему из которых было всего лет десять.

Толуй, Джучи, Баурчук Арт Текин плотной стеной стояли вокруг Чингисхана.

− Сегодня я безгранично рад и счастлив! − произнес Каан. – Ибо я создал удивительное новшество!

− Какое новшество, великий Каан? – произнес Баурчук Арт Текин с неподдельным интересом. – Надеюсь это будет историческое открытие?

− Именно так! – холодно ответил Чингисхан. – Мы, монголы, завоюем весь мир! Наш героизм должен быть воспет. И эту песнь исполнит хор мусульманских юношей. Даже состарившись, они сохранят свои молодые голоса. Голоса, которые мне нужны. А потому я приказал оскопить их. Их счастьем в жизни будет их песнь. Вот мое открытие!

Баурчук Арт Текин глубоко пожалел о том, что задал свой вопрос. Вместе с Джучи они почувствовали такое гнетущее состояние, что кое-как смогли сдержаться и стоять, не подавая виду.

− Это действительно новшество. Лишить юношей их мужских качеств... Только такому мудрому человеку как вы могла прийти в голову такая мысль, − сказал сквозь зубы Баурчук Арт Текин.

Он хотел добавить, что Чингисхан своими действиями сломал жизнь, обрек на несчастья этих детей. Теперь для мусульман Центральной Азии он предстанет диким необузданным разбойником, применяющим изуверские методы покорения народов. Баурчук Арт Текин хотел сказать все это, но не решился и промолчал.

Однако эту мысль высказал храбрый и мужественный Джучи, который глядя прямо в глаза отцу, произнес:

− Мы все слышали об Александре Македонском. В свое время он покорил весь мир. Пролил много крови. Но он не был так жесток как ты. А ведь мог бы! Но он чувствовал себя полководцем, правителем, несущим ответственность перед народом за содеянное. Он предвидел, чем может кончиться каждый его шаг, каждый поступок!

− Не говори ерунду! – гневно произнес Чингисхан.

Но Джучи не испугался, не осекся и продолжал:

− Александр делал все, чтобы сохранить великие творения человеческих рук и человеческого разума. Он знал, что когда-то умрет как и все. Как знал он и то, что с собой он ничего не заберет. Ну, а ты? Ты – полная ему противоположность! Ужасный Каан! Я против, слышишь, против твоих действий... Почему ты не думаешь о том, какая память в народе останется после нашей смерти, после смерти твоей, моей, Баурчука Арт Текина? Я все сказал, а теперь делай со мной, что хочешь! Перед тобой не твой сын Джучи. Перед тобой простой монгол. То, что ты сделал с этими несчастными мусульманами, ты можешь сделать и с монголом! Не жалей меня, своего сына. Да и вообще, какова наша цель? Убивая, поджигая, грабя, забераем чужие богатства. В этом твое геройство? Еще ждет нас испытание, ибо Хорезм не так слаб. Достанется и нам. Ведь на протяжении пяти-шести месяцев мы потеряли так много людей. Всех давим, разоряем. Но ведь и сами можем сгореть в этом огне. Не думаешь ли ты, что наши потомки проклянут нас за это? Не дадут нам спокойно лежать в могилах. А эти мусульманские юноши предстанут свидетелями нашей безграничной жестокости...».

− Запомни, ты не наставник мой, а твои слова для меня не указ! − гневно ответил Чингисхан. – Я всегда считал тебя умным и проницательным сыном, имеющим широкий кругозор. Ты требователен и исполнителен, а твои воины слывут еще и справедливостью. Ты хорош в бою, прекрасный наездник, искусный оратор и храбрец. Но ты всегда противостоишь мне, стремишься найти огрехи во всех моих начинаниях. Но пока я жив, я буду следовать своему пути. И я уверен, что и после моей смерти монгольский народ будет с гордостью и благодарностью вспоминать меня. Ведь я вступил на эту дорогу исключительно ради монголов!

Постепенно гнев Чингисхана стал проявляться все сильнее и сильнее. В горячке он призвал даже Джучи сразиться с ним.

− Выходи! – воскликнул Чингисхан, обнажая клинок, − я сам заставлю тебя замолчать!

Джучи, также, не сдержавшись, выхватил саблю из ножен, бросил взгляд на Каана и с силой ударил по его клинку так, что сабля Чингисхана отлетела на значительное расстояние.

− Возьми, возьми свою саблю! – закричал Джучи.

Чингисхан на мгновение впился взглядом в Джучи и ловко поднял с земли свой клинок.

Баурчук Арт Текин верил в искусство Джучи. Он даже подумал о том, что Джучи может зарубить своего отца. Поэтому он попытался не допустить такого развития событий и бросился к Чингисхану. Джучи понял, что уйгурский правитель стремится сгладить ссору. В голове у Джучи промелькнула мысль о том, что он совершает что-то недостойное, скрестив саблю со своим отцом на глазах многих тысяч монголов. Он уже пожалел, что не сдержался. Вернув клинок в ножны, Джучи преклонил колени и склонил голову перед отцом. Чингисхан не стал ее рубить, но открыто и громко воскликнул:

− Помни, что отныне мой клинок постоянно будет висеть над твоей головой! Благодари своего брата, моего уйгурского сына. В этот раз я тебя прощаю. И знай, что я совершаю этот кровавый поход ради тебя, Толуя, Угэдэя... Я ведь говорил, что каждый из вас возглавит отдельное государство...

Через некоторое время мечеть огласилась криками и плачем. Это означало, что лекари приступили к исполнению приказа. Чингисхану всегда доставляло особое удовольствие, когда он слышал крики и стоны страдающих людей.

Это был ужасный день. Все мирное население Бухары было согнано за пределы города.

− Они ваши! – отдал приказ Чингисхан своим воинам. – Грабьте, насилуйте, делайте с ними все, что хотите!

Монголы набросились на беззащитных женщин, словно голодные волки. Разрывая одежды, оттаскивали чуть в сторону и там же надругались над ними. Для монголов это было что-то вроде забавы, приносящей радость и наслаждение, а для мусульман – страдания, горе и беду.

Видя весь этот кошмар, Баурчук Арт Текин страшно переживал и не находил себе места. Джучи, так же не участвуя в насилии, грустно стоял в стороне.

В этот момент прискакала группа всадников вместе с имамом Бухары Рукаэддином. Тот соскочил с лошади и подбежал к Чингисхану с мешочком, в котором находились собранные им, где обманом, где устрашением, а где отданные и по своей воле драгоценности.

− Прошу вас, великий монгольский правитель, вот сокровища Бухары!

Чингисхан знаком подозвал Алак-найона.

− Прими! – только и сказал, указывая на мешок.

− Вы двое славно потрудились. Потому я дарую Рукаэддину его жизнь. И назначаю его главным сборщиком податей в Бухаре. Он будет моим представителем здесь.

Рукаэддин в знак благодарности низко склонил голову.

− Благодарю вас, великий монгольский правитель!

− Довольно! Много не болтай! – грубо оборвал Чингисхан Рукаэддина.

Затем он повернулся к Алак-найону и произнес:

− Не думай, что ты остался обделенным. Тебе я дарю прекрасную девушку.

Алак-найону было чуть больше двадцати лет. Услышав о девушке, он огляделся по сторонам.

− Вон она, видишь, ее ведут сюда! – указал Каан на девушку, укутанную покрывалом так, что было видно только ее личико.

Вскоре девушка предстала перед Кааном. Рядом с ней находился ее брат, бухарский судья по имени Садырдин. Здесь же стояли Рукаэддин, Баурчук Арт Текин, Джучи, Толуй. Их взоры были направлены на красавицу.

Чингисхан бросил взгляд на едва достигшую семнадцати лет девушку, от которого она вся задрожала. Из ее прекрасных глаз нескончаемым потоком текли слезы. Ее брат Садырдин стоял хмурый, покусывая нижнюю губу.

− Прошлую ночь она провела со мной, − сказал Чингисхан, глядя на Алак-найона. – Теперь я дарю ее тебе.

− Великий монгольский правитель, что это вы говорите? Это ведь моя дочь! Помогите! Сделайте же что нибудь? Сжальтесь! Это моя дочь! – запричитал Рукаэддин.

Баурчук Арт Текин и Джучи не промолвили ни слова. Толуй же грубо отталкивая Рукаэддина, сказал:

− Не встревай, бесполезно!

Девушка заплакала навзрыд. Чингисхан же словно медведь, выбравшийся из своей берлоги, громко захохотал. Алак-найон, не обращая никакого внимания ни на слезы девушки, ни на присутствие людей, схватил свою жертву за руку, грубо разорвал ее одежду и навалился на нее всем телом.

− От-е-ц! − закричала девушка от боли и унижения и потеряла сознание.

− Будь ты проклят! – воскликнул Рукаэддин, и, схватив булыжник, кинул его в Чингисхана. – Сын мой! Бей его! Мы должны отомстить! Если мы не сможем, то Аллах накажет его! Да не попадет он в рай!

Его сын Садырдин подбежал к Чингисхану и набросился на него. Однако он не смог схватить того за горло, так как Чингисхан опередил Садырдина и ударил его ножом в живот. Алак-найон, выхватив окровавленный нож из рук Чингисхана, подбежал к Рукаэддину и воткнул ему в грудь.

− Не упусти эту девушку! – произнес Чингисхан тихим голосом. – Вскоре вы с Баурчуком Арт Текином погоните пленных рабов в Монголию. Среди них есть и женщины. Отведи ее к ним.

Джучи чувствовал себя крайне скверно. Голова его просто гудела от увиденного. Он приблизился к Баурчуку Арт Текину. Еле сдерживая гнев, Джучи прошептал:

− Уничтожь этого Алак-найона, мой уйгурский брат! Тебе это будет сподручно!

− Хорошо! Я убью его! – также тихо ответил Баурчук Арт Текин.

Хотя Чингисхан и заметил, что Джучи и Баурчук Арт Текин о чем-то перешептываются, он не придал этому большого значения, так как знал, что они находятся в дружеских отношениях.

Можно сказать, что Бухара была сожжена дважды. Первый раз, когда ее подожгли монгольские воины. Второй, когда было испепелено сердце народа.

Теперь наступала очередь Самарканда, ибо туда направили монголы своих коней. Начальник военного гарнизона города тюрок Алп-Эр-хан опасался того, что враг может напасть внезапно. Не дождавшись подкрепления из Хорезма, он вместе со своим гарнизоном бежал.

Руководство города, надеясь на мирный исход, открыло ворота. Таким образом, монголы, не встречая никакого сопротивления, вступили в Самарканд. Лишь незначительная часть фанатиков, забаррикадировавшись в Соборной мечети, сражалась с монголами, пока не погибла значительно превосходящими силами нападавших.

Оставшиеся разрозненные военные группы, представленные тюркскими гвардейцами, а также вельможи и эмиры попали в сети Чингисхана. Кроме того налицо было предательство Хумар Текина. Именно он открыл ворота города противнику.

− Я возьму вас на службу, − обещал Чингисхан сдавшимся. Однако своего обещания по обыкновению не выполнил и уже на вторую ночь, собрав всех мужчин вместе, уничтожил.

− Женщин включить в число рабынь! − отдал он приказ Толую.

Между тем около пятидесяти тысяч жителей Самарканда сумели остаться в живых. Это были те состоятельные горожане, кто заплатил за свою свободу по двести тысяч динаров. Сюда следует также добавить крупных религиозных деятелей, которых Чингисхан пощадил, исходя из своих выгодных для него планов.

Всего в Самарканде осталось около ста тысяч жителей из тех четырех сот тысяч, которые проживали до нашествия монголов.