Алексей Головнин

V

Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень

и поеха по чистому полю.

Солнце ему тъмою путь заступаше;

нощь стонущи ему грозою птичь убуди;

свистъ зверинъ въ стада зби.

Дивъ кличетъ връху древа,

велитъ послушати земли незнаеме,

и Сурожу, и Корсуню,

и тебе, Тьмутороканьскый блъванъ.

А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону

великому;

крычатъ телегы полунощы, рци, лебеди

роспужени.

Игорь къ Дону вои ведетъ.

влъци грозу въсрожатъ по яругамъ;

орли клектомъ на кости звери зовутъ;

лисици брешутъ на чръленыя щиты.

Да будет там и дням предел;

Да хладный прах мой осенится

Величеством, что днесь я пел;

Да юноша, взалкавый славы,

Пришед на гроб мой обветшалый,

Дабы со чувствием вещал:

«Под игом власти сей рожденный,

Нося оковы позлащенны,

Нам вольность первый прорицал»

……
(Радищев. Из оды «Вольность»)
… В малолетстве моем служил я при дворе ее импе­раторского величества пажем и посылай был в Лейпцигский университет на казенном иждивении. По возвращении оттуда, в 1771 году, определен в должность протоколиста в Прави­тельствующий сенат с чином титулярного советника; в 1773 взят в штаб е. с. графа Я. А. Брюса в обер-аудиторы; в 1775 году вышел в отставку с чином секунд-майора; в 1777 году определен в Коммерц-коллегию асессором и про­исходил чинами, как то значит в послужном списке. Сие писал и руку приложил Александр Радищев.
(Из следственного дела Радищева, начатого

в С.-Петербургской палате уголовного суда

15-го июля 1790 года.)

Такое же впечатление должна была производить и Влади­мирская церковь, возведенная в 1761 – 1769 годах на площади, устройство которой было предусмотрено еще Ко­миссией о Санкт-Петербургском строении. Церковь находи­лась в «придворной слободе», ограниченной в настоящее вре­мя улицами – Стремянной, Разъезжей и Марата, Владимир­ским и Загородным проспектами. В середине XVIII века эта часть города была застроена скромными одноэтажными домами придворных поваров, пекарей, кузнецов, мастеров свеч­ного дела, отчего и возникли названия переулков – Кузнеч­ный, Свечной и Поварской. Большое нарядно декорированное здание церкви завершалось живописной группой пирами­дально расположенных куполов на высоких цилиндрических барабанах.

Со временем барочный облик храма претерпел изменения. В 1831 году по проекту А. И. Мельникова к западному входу пристроили двухэтажный каменный притвор, фасады которого воспроизводили формы архитектуры барокко. Однако тре­угольный фронтон и антаблемент строгого рисунка выдают руку архитектора классицизма. В 1783 году около церкви по проекту Кваренги возвели трехъярусную колокольню, которую в 1848 году Ф. Руска увеличил еще на один ярус.
(М. В. Иогансен, В. Г. Лисовский. кн. «Ленинград».)
Года за два или за три до своего несчастия Радищев купил у Фридрихса дачу на Петровском острове ^* за 6000 рублей на имя старшей своей свояченицы, куда и переселялся летом со всем своим семейством. Место было большое, на берегу Малой Невки, в виду Крестовского острова. Он построил там неболь­шой деревянный дом в два этажа. Комнаты были небольшие, кроме середней гостиной, над которой была в верхнем этаже галерея. Прогулка была приятная, по лесочкам везде поделаны были мостики. Чрез весь остров пролегала большая аллея, на конце которой был летний дворец великого князя Павла Петровича; близ него располагался лагерь Греческого кадет­ского корпуса. Тогда еще не было моста через Малую Невку, экипажи перевозили на плоту, нарочно для сего устроенному. Сверх того была для перевоза лодочка. Верочка, солдатская дочь, перевозила за грош с человека. Иногда нанимали шлюпку для вечерних прогулок. Здесь его постигло несчастье.

В городе он имел дом на Грязной улице ^** (ныне Никола­евская), недалеко от церкви Владимирской божьей матери, в приходе Знамения, недалеко от Невского проспекта. На дворе был дом деревянный, принадлежавший его тестю Рубановскому, а на улицу был построен каменный двухэтажный, с двумя большими залами и где помещалась его домашняя типография. Подле дома был большой сад, в средине которого был пруд… В саду было много фруктовых деревьев, розовых кустов, много клубники и большие гряды спаржи.

_________

* Радищев купил у Фридрихса дачу на Петровском острове. Дача на Петровском острове в Петербурге принадлежала Е. В. Рубановской, перешла к ней согласно указу от 7 декабря 1787 года по наследству от отца ее Василия Рубановского. В указе было сказано, что эта дача находилась «на Петровском острову подле дачи умершего придворного банкира барона Фридрихса» (Государственный исторический архив Ленинградской области, ф. 757, ед. хр. 437. Дело отдачи в вечное поль­зование участка земли на Петровском острове дочери статского совет­ника Елизавете Рубановской). Таким образом, к участку земли, при­надлежавшему Е. В. Рубановской, Радищев прикупил еще и участок, принадлежавший банкиру Фридрихсу.

** В городе он имел дом на Грязной улице. Дом Радищева нахо­дится в Петербурге на улице Марата, № 14. В 1949 году, в день 200-ле­тия со дня рождения А. Н. Радищева, на этом доме по постановлению Советского правительства была прибита мемориальная доска со сле­дующей надписью: «В этом доме с 1775 по 1790 г. жил выдающийся русский писатель-революционер Александр Николаевич Радищев. Здесь он напечатал в собственной типографии книгу «Путешествие из Пе­тербурга в Москву»». ________
(Извлечение из: сб. «Биография А. Н. Радищева,

написанная его сыновьями».)

Для свободы всей Эллады.

Как стада несметны вранов,

Так полки персидски строем

На Элладу налетели;

Но афиняне, спартане

Против их несчетных воев

Ставили мужей лишь славных.

Стран слетаются стадами,

Славны рыцари в доспехах,

Молодые, пожилые,

Средних лет и с сединами.

статс-секретаря императрицы Екатерины Великой.)

Часы пробили полночь. В зал входят две тени.
Кутейкин (с жаром). Слышь, Пафнутьич, погляди, петух-то, каков, хорош! А филин в клетке, вот треклятый, как буркалами хлопает, сова чухонская, прям живой! На нашего Денис Иваныча похож.

Цыфиркин. Какого еще Дениса Иваныча?

Кутейкин. Ну, помнишь, литератора, что в лицах хорошо представляет. А павлин-то, глянь, глянь, как хвост распущает: сразу видать важная птица, выше всех сидит, и лапы златые…

Цыфиркин. Что, тоже на кого похож?

Кутейкин (оглядываясь, тихо). Похож! Только лапы у того не золоты, а железны… Но, тсс! Пойдем же, сударь, в театр, в роли пора…
Отходят.
ЧАСЫ «ПАВЛИН». В Павильонном зале можно познакомиться с работой известного английского механика XVIII века Джеймса Кокса – часами «Павлин». Купленные в 1780 году Г. А. Потемкиным, часы были подарены Екатерине II, а с 1797 года они находятся в музее, став, таким образом, одним из самых ранних экспонатов. Время по ним узнавали, взглянув на прорезь в шляпке гриба, где менялись цифры, обозначавшие часы и минуты. Часы создавались прежде всего для забавы и украшения, поэтому главное место, под огромным застекленным колпаком, занимают павлин, стоящий на стволе дуба, и находящиеся рядом петух, сова и белки. Во время боя все приходит в движение – павлин распускает пышный хвост, отвешивая поклоны публике, сова вертит головой и моргает глазами, а петух открывает клюв и кукарекает. Сложнейший диковинный механизм часов по сей день исправен.
(путеводитель «Эрмитаж», изд. «Искусство», 1987, стр. 19)
дивъ кличетъ връху древа, велитъ послушати земли незнаемЂ, влъзЂ, и по морiю, и по Сулiю,

и Сурожу, и Корсуню, и тебЂ, Тьмутороканьскый блъванъ…
Стародум. Видал я молод­цов в золотых кафтанах, да с свинцовой головою. Нет, мой друг! Наличные деньги – не наличные достоинства. Золотой болван – все болван.
(Д. И. Визин. Недоросль. Действие третье, явление II.)
Вральман. Чему фы супы-то скалите, нефежи?

Цыфиркин (ударив по плечу). А ты что брови-то нахмурил, чухонска сова?

Вральман. Ой! ой! шелесны лапы!

Кутейкин (ударив по плечу). Филин треклятый! Что ты буркалами-то похлопываешь?

Вральман (тихо). Пропаль я. (Вслух.) Што фы истефаетесь, репята, што ли, нато мною?
(Д. И. Визин. Недоросль. Действие третье, явление IX.)
Так, Фон-Визин читал своего «Недоросля» запросто как во дворце Павла Петровича, так и у самой императрицы. Но этого мало. Как мы далее увидим, императрица не только приняла скоро личное участие в сатирических журналах, по­мещая в них свои статьи, но она первая начала сатирическую деятельность, сделавшись неофициально редактором одного из журналов.
(Современники. Жизнь и деятельность

Е. Р. Дашковой и Н. И. Новикова.)

Ком. Л. Дмитриева: ...свистъ звЂринъ въста, збися дивъ... – Вопрос о том, кто такой «див», до сих пор вызывает споры и различные тол­кования. Большинство исследователей «Слова» считает, что это какое-то мифическое существо (вроде лешего или вещей птицы), враждебное русским.

Потерять друга есть несчастие; лишиться разбойни­ками всего имения есть напасть; беда ручаться за мотов; голод и язва суть народное бедствие.

Был сплочен из костей растерзанных зверей!

написанная в начале 1760-х годов.)

Могучие Орлы водятся не только в русских землях…

Герцог Орлеанский, несмотря на то что последовательно занимал самые крайние позиции вплоть до голосова­ния за казнь Людовика XVI, своего кузена, так популяр­ности в народе никогда и не достиг. Его не замечали и не принимали всерьез до тех пор, пока в 1793 году не пре­секли в один день все его левые жесты и речи, отправив его на гильотину.

Болтин пользовался авторитетом глубокого знатока русской истории среди людей, его знавших и интересо­вавшихся этим предметом. К нему обращались за указа­ниями, спрашивали о его мнениях; сама императрица пользовалась его содействием в своих занятиях русскою историей и даже отдавала на его суровый суд то, что она, по ее выражению, «марала по истории» (que je griffonnais sur 1'histoire). Но ему было уже 50 лет, а в рус­ской литературе еще не появлялось прямых следов, на­копленных его многолетними трудами исторических зна­ний. Вероятно, эти знания вместе с ним и умерли бы, если бы с 1783 г. не начала издаваться в Париже под пышным заглавием История древней и новой России не­коего Леклерка. Не случилось ничего особенного: фран­цузский врач по профессии и русский педагог, даже по­четный член русской Академии наук, по игре случая, по авантюре, чувствительный поэт и аферист, немножко Дон-Кихот и немножко Хлестаков, Леклерк перехватил наскоро несколько известий у своего соотечественника Левека и несколько у русских своих корреспондентов, в том числе у кн. Щербатова, и, исказив, как умел, сооб­щенное ему и им прочитанное, смастерил из всего этого многотомную книгу, в которой обещал изложить всесто­роннюю историю России, т. е. дал читателю кучу «вся­кой всячины», как выразился Болтин. Между прочим, новый историк наговорил немало обидных вещей для русского национального самолюбия и наделал много но­вых ошибок, которых не успели еще сделать другие ис­торики России. Все это было в порядке вещей: к иност­ранным щипкам национального самолюбия давно уже привыкло русское общество, а в сфере новых ошибок за иностранными повествователями о России и тогда при­знавалось, как признается теперь, право на бесконечные новизны и открытия. Это право еще до Леклерка было конфирмовано Вольтером, который на запрос, зачем он в своей книжке о Петре Великом исказил доставленные ему из России материалы, отвечал, что он не привык слепо списывать со всего, что ему присылают, что у него есть свой взгляд. Однако ворчливый старик Болтин, чи­тая «лжи и клеветы» Леклерка на Россию, вскипятился не хуже набожного старообрядца, у которого в молен­ной накурили табаком, и он вознегодовал не столько на французского курильщика, сколько на нечестивый смрад, им напущенный. Он принялся писать критические при­мечания и писал их для себя, для удовлетворения своего возмущенного чувства, не помышляя об их издании; но, говорят, кн. Потемкин и другие приятели критика уго­ворили его приготовить разбор книги Леклерка к печати, а императрица в 1788 г. на свой счет издала этот труд в двух томах. Один из корреспондентов Леклерка, кн. Щер­батов, сам автор обширной истории России, почувство­вал себя задетым критикой Болтина и возражал. Болтин отвечал, и загорелась полемика, следствием которой бы­ли новые два тома критических примечаний Болтина на первые томы истории кн. Щербатова.

И. Н. Болтина, ж-л «Русская мысль», 1892, № 11.)

Очень вероятно, что такие реформы, предпринятые и исполненные с величайшим успехом, без малейшего в том участия Мелиссино, породили в нем уже с первой минуты чувство неудовольствия и даже некоторой зависти. Но ос­торожный грек, видя, что нельзя открыто идти против уч­реждений, основанных с полезными целями, и вступить в явную борьбу с выросшей силой, умел скрыть свое не­удовольствие на первых порах.

……..

Между тем «Дружеское общество» достигло апогея сво­их успехов и готовилось к описанному уже нами открытию публичных своих собраний, с разрешения местного началь­ства. Мелиссино всеми силами старался достигнуть воз­можности играть роль в этом учреждении, затмившем со­вершенно основанное им при университете в 1771 году «Вольное Российское Собрание». По-видимому, Шварц мог бы купить такой ценой примирение свое с куратором. За несколько дней до публичного открытия «Дружеского об­щества», Мелиссино пригласил к себе Шварца и предло­жил ему слить воедино «Общество» и «Собрание», предос­тавляя ему, что таким образом средства обоих учреждений усилятся, но, в сущности, надеясь, в случае согласия, со­хранить общее в них председательство, принадлежавшее уже ему в «Собрании». Но Шварц отказал ему в этом, спра­ведливо возражая, что оба учреждения имеют совершенно различные цели: одно – обработку русского языка, а дру­гое – педагогию, издание книг, вызов в Россию ученых иностранцев и пр.

По наущению Мелиссино университетская конферен­ция потребовала, чтобы Шварц стал читать еще по одной прибавочной лекции для семинаристов. Шварц не находил этого нужным и имел полное право отказаться, потому что служил без жалованья. Он просил куратора не возлагать на него новых обязанностей при продолжающихся двух его курсах и при других ученых трудах. Но Мелиссино стал упрекать Шварца за то, что он несколько времени пропускал университетские лекции. Он не принял во вни­мание даже свидетельств директора университета Приклонского и всей конференции о том, что он был болен. Шварц просил, чтобы в помощь ему дали, если нужно, про­фессора Шалля, который согласен читать лекции так же безвозмездно. Мелиссино не согласился и стал грозить Шварцу исключением из службы, несмотря на то что сам прежде отказался принять прошение его об отставке. Тогда Шварц подал уже Хераскову, для передачи Шувалову, за­писку о притеснениях, испытываемых им от Мелиссино. После этого последнему было уже невозможно поправить дела или скрывать его, продолжая, как бы хотелось ему, теснить Шварца. Просьба Шварца была принята, и он получил отставку.

Это было в самом конце 1782 года, в течение которого Шварц оказал такую изумительную и разностороннюю де­ятельность по заграничным сношениям масонским, внут­ренней организации ордена, основанию Розенкрейцерства, устройству «Дружеского общества», учреждению «Переводческой семинарии», чтению разом трех курсов и разным ученым трудам по университету и гимназии. Такова была ему награда от Мелиссино за все его заботы о пользах университета.
(М. Н. Лонгинов. «Новиков и московские мартинисты.»)
МЕЛИССИНО, ИВАН ИВАНОВИЧ (1718 – 1795) – русский государственный деятель; учился в сухопутном кадетском корпусе; при воцарении Екатерины II был директором московского университета; в 1763 г. назначен обер-прокурором свят. синода. В 1767 г. составил «Пункты» к проекту нового Уложения относительно церковного законодательства, но они были отвергнуты синодом. Вероятно, вскоре после этого он оставил должность обер-прокурора и был назначен опекуном Воспитательного дома, а в 1771 г. определен куратором московского университета. В том же 1771 г. он учредил при университете благородный пансион, потом основал «Вольное Российское Собрание», для обогащения российского языка сочинениями и переводами. В 1786 г. он основал «Московские Ведомости», в которых участвовал и сам, а в 1790 г. – «Политический журнал», издававшийся в Гамбурге. В свое время М. считался хорошим знатоком древних языков; сохранилась речь его на латинском языке, произнесенная в 1771 г. в университете («Вестник Европы», 1828, № 9).
МЕЛИССИНО, ПЕТР ИВАНОВИЧ – генерал от артиллерии (1730 – 1797); воспитывался в сухопутном кадетском корпусе, участвовал в Семилетней войне; считался одним из лучших артиллеристов своего времени. В первую Турецкую войну (1768 – 1774) ему было поручено начальство над всей артиллерией, и он способствовал победам под Хотином, при Ларге и Кагуле. В 1783 г. назначен директором корпусов артиллерийского и инженерного, в последние годы царствования Екатерины II – старшим членом артиллерийской экспедиции государственной военной коллегии и первоприсутствующим в канцелярии главной артиллерии и фортификации. При нем в корпусах был введен новый устав, доводивший число кадетов до 400 и увеличивавший число учебных предметов (тактика, натуральная история); кроме того, он завел строевые артиллерийские занятия и стрельбу из орудий. Павел I в 1796 г. назначил его начальником всей артиллерии в России, но уже в следующем году М. вышел в отставку.
(Энциклопедия Ф. Брокгауза и И. Ефрона)
К 1765 году относится и появление собственно русской системы высших степеней.

Основал ее младший брат куратора Московского университета артиллерийский генерал из греков Петр Иванович Мелиссино (1724 – 1792). Председательствовал он и в петербургской ложе «Марс» (1774 г.). Широкого распространения эта система, в которой насчитывалось 7 степеней посвящения, однако не нашла. В 1777 году П. И. Мелиссино тихо присоединился к союзу лож так называемой Циннендорфской системы. Возглавляемая же лично им ложа «Скромности» просуществовала вплоть до своего закрытия в 1782 году.

Назначенный на пост обер-прокурора, бывший директор Московского университета, деятельный масон, Иван Иванович Мелиссино предложил Синоду выдвинуть реформу церковной жизни и составить доклад об ослаблении и сокращении постов, которые, за тяжестью их, «редко кто прямо содержит», об уничтожении суеверий, «касательно икон и мощей», о запрещении носить образа по домам, о сокращении церковных служб, для «избежания в молитве языческого многоглаголания», об отмене составленных в позднейшие времена стихир, канонов, тропарей, о назначении вместо вечерей и всенощных кратких молений с поучением народу, о прекращении содержания монахам, о дозволении выбирать епископов из священников без пострижения в монашество и о разрешении епископам проводить брачную жизнь, о разрешении духовенству носить и «простейшее» платье, об отмене поминовения умерших, будто бы дающего простым людям лишний повод к вере в мытарства, а попам к вымогательству, о дозволении браков свыше трех, о запрещении причащать младенцев до 10 лет, пока не научится вере.

Сменивший масона Мелиссино на посту обер-прокурора святейшего Синода масон Л. Л. Чебышев открыто проповедовал безбожие.
(Борис Башилов. История русского масонства)
О руская земле! уже за Шеломянемъ еси!
Но дивись несообразности разума человеческого. Ныне, когда во Франции все твердят о вольности, когда необуздан­ность и безначалие дошли до края возможного, ценсура во Франции не уничтожена. И хотя все там печатается ныне невозбранно, но тайным образом. Мы недавно читали, да восплачут французы о участи своей и с ними человечество! мы читали недавно, что народное собрание, толико же посту­пая самодержавно, как доселе их государь, насильственно взяли печатную книгу и сочинителя оной отдали под суд за то, что дерзнул писать против народного собрания. Лафает был исполнителем сего приговора. О Франция! ты еще хождаешь близ Бастильских пропастей.
(Радищев, Путешествие из Петербурга в Москву,

Краткое повествование о происхождении ценсуры.)