Договор двух старинных приятелей

72.Договор двух старинных приятелей

– Но ведь королевство этого Теодориха находится в Галлии и, следовательно, под твоим непосредственным контролем, почему же ты сам не принимаешь мер? – недоуменно вопросил хан гуннского левого крыла Аттила, также устраиваясь удобно на своей каменной лежанке. – Направь в Толозу своих представителей; если этот конунг начнет противиться, двинь туда для устрашения свои железные легионы; если не хватит сил, то пригласи нас, гуннов; мы тебе поможем, у нас свои, особые, счеты с этими вестготами.

– Нет, мой приятель, не так все просто, как ты полагаешь. Для этого нужны золотые денарии и солиды, и, значит, я буду должен все налоги, собранные в галльских провинциях, пустить на это, а деньги мне сейчас очень нужны... Кроме того, вандальский конунг Гейзерих также захватил всю полноту власти в нашей заморской провинции Африка и основал свое собственное королевство со столицей в Карфагене. Он также отобрал все привилегии у римских граждан; а наши граждане, живущие там, это банкиры, менялы, торговцы и купцы, то есть небедный люд. Они тоже побежали оттуда с жалобой на вандальского конунга Гейзериха в Рим и даже в Константинополь, ведь до сих пор обе римские столицы оспаривают вопрос, кому из них принадлежит эта заморская провинция.

– Мне помнится, наш однополчанин Гейзерих, когда мы служили в Северной Галлии в провинции Первая Белгика под городом Диводуром под твоим командованием в 136-ом конно-штурмовом вспомогательном легионе, был лояльно настроен к румийским законам и хорошо относился к румийским гражданам.

– Тогда он не был конунгом вандальского народа, а был просто-напросто римским центурионом, мой приятель Аттила, а ведь любая власть, если она не ограничивается законами, развращает правителя. Особенно абсолютная власть, при которой алчный человек начинает грести под себя. И потому законы, принимаемые нашим сенатом, большей частью, имеют только одну мотивировку – они должны исключить абсолютную и бесконтрольную власть одного человека, которого не подстерегал бы соблазн воспользоваться ею во благо себе одному и во вред всем остальным гражданам. Но, к великому сожалению, в реальной жизни все происходит по-другому, поскольку еще ни один сенат и ни один властитель не смог отменить золото, серебро и деньги. Пока будут иметь хождение эти желтые металлические кружочки – монеты, дающие одним людям власть над другими, никому и никогда не удастся создать воистину справедливые законы. Просто-напросто при написании таких законов умные люди должны принимать во внимание негативные стороны нашей действительности и учитывать, что в определенном отношении эти законы будут всегда нарушаться.

Сенгир хан Аттила задумчиво уставился на своего аристократического румийского собеседника, в его памяти вспыли фрагменты из той далекой прошлой действительности, когда командир легиона молодой квестор Аэций проводил совещание в своей большой палатке с подчиненными центурионами разных рангов – начальниками когорт, манипул и центурий. И тогда тоже блестящий легат Аэций любил напустить дыму в глаза посредством таких мудреных фраз и словечек.

– Я что-то никак не пойму твои последние высказывания, – отвечал с вопросом в голосе второй гуннский правитель, – или, может быть, я в своей глухой степи уже давно отвык от разумных мыслей; ты выскажись-ка попроще.

– Ну, я проиллюстрирую тогда примером, – снисходительно поглядывая на гуннского хана и его спутников, тайчи Эллака и каринжи Эскама, продолжал галльский претор и перешел с латинского языка, на котором говорил до сих пор, на гуннский: – Если наш сенат хочет получить реального подушного налога с человека в сумме два денария в год, то он для того, чтобы иметь эти два денария, должен будет определить сумму налога в три денария – один денарий предусмотреть как украденный лихоимцами: налоговыми чиновниками, руководством провинции и имперской администрацией в Руме и в Равенне.

– Теперь понятно, – ответствовал с негодованием хан гуннов, – вы фактически признаетесь в том, что в вашем государстве в управлении сидят лишь одни воры и мздоимцы. А такое государство, я твердо в этом уверен, долго не продержится.

– Не знаю, не знаю, – миролюбиво возразил галльский наместник, – у нас такое в действительности уже существует давно, но мы пока держимся и не разваливаемся. Не будем отвлекаться и продолжим нашу беседу. Наш благословенный император молодой Валентиниан III не отличается особыми познаниями в управлении государственными делами (а если говорить честно, он вообще не выделятся никакими познаниями, кроме как играть с подростками в войну и стрелять из лука в слуг и рабов – он находится по степени развития своего ума наравне с десятилетними мальчишками, хотя ему уже двадцать пять годов). И потому главной правительницей в Руме является его матушка – августа Галла Плацидия, которая в свои пятьдесят четыре года многое пережила и испытала. Ведь ты же знаешь, мой приятель Аттила, что в двадцать лет она, молодая и красивая, была пленена в Руме вестготским конунгом Аларихом, но этот знаменитый готский вождь внезапно скончался и его преемником был избран его родственник Атаульф, который сразу же женился на очаровательной румийской принцессе. Так дочь императора Феодосия I Великого, родная сестра восточнорумийского правителя Аркадия и западнорумийского властителя Гонория стала повелительницей германских вестготов и вместе с ними она перекочевала в Испанию, где родила от своего германского мужа мальчика, названного также Феодосием в память прославленного деда – отца матери; но, к сожалению, этот малыш рано скончался и был захоронен в одной христианской церкви города Барцелоны⁴⁶⁹.

Второй гуннский хан туменбаши Аттила уже знал историю об августе Галле Плацидии, но выслушал ее с удовольствием еще раз, поскольку в нем возникало чувство того, что он вернулся назад в юность, присутствует на лекциях в румийском педагогикуме и слушает учителя отечественной (румийской) истории, так как голос и манера рассказывать у владетельного претора Галлии напоминали таковые тогдашнего умного преподавателя-ритора. Также с большим вниманием слушали галльского наместника и интересного рассказчика Флавия Аэция и остальные четверо участников торжественной трапезы в шикарных приемных покоях термов города Сискии: квестор Литорий, центурион Карпилий, каринжи Эскам и онбаши Эллак. Хотя румийский аристократ Аэций говорил по-гуннски, он местами повторял сказанное на латинском языке специально для своего сына Карпилия, который, как выяснилось, владел языком кочевых повелителей широких равнин, долин и степей еще не достаточно для того, чтобы четко воспринимать беглую речь.

– Однако через пять лет после ее замужества недовольные вестготские вельможи при дворе конунга Атаульфа в Барцелоне составили заговор и убили несчастного вождя. Дворец и трон погибшего конунга захватил некий Зигерих, который приказал первым делом перебить всех близких родственников – мужчин и мальчиков покойного Атаульфа, а себя провозгласил новым правителем вестготского народа. Вдову убитого Галлу Плацидию он выгнал босой из дворца и ей пришлось идти пешком по холодной осенней земле более пятнадцати миль, а подлый изверг-узурпатор ехал, торжествуя, рядом на коне. Но справедливость есть в этом мире! Возмущенные мерзкими деяниями узурпатора, мужественные готы убили его и избрали в свои вожди смелого и скромного херицогу Валлию⁴⁷⁰. Он повелел хорошо обращаться с бывшей готской повелительницей и, в конце концов, обменял ее на шестьсот тысяч мер пшеницы (поскольку в то время вестготы испытывали недостаток продовольствия) и отправил ее в Равенну с почетной готской охраной ко двору ее брата Гонория. Римский август-император выдал свою сестру-августу насильно замуж (кстати, и в первый раз конунг Атаульф женился на ней насильно) за своего полководца -командующего западной армией магистра милиции Констанция. У супругов родились двое детей: мальчик Валентиниан и девочка Гонория. Императору Гонорию был симпатичен его умный, волевой и решительный военачальник и он объявил Констанция своим соправителем, но без ранга августа. Однако новоявленный соправитель в том же 421 году от рождества Христова скоропостижно скончался, а братец Гонорий сразу же отослал сестрицу Галлу Плацидию с детьми в Константинополь к родственнику Феодосию (сыну Аркадия), так как начала распространяться молва, что император находится в преступном кровосмесительном сожительстве со своей красавицей-сестрой. Но при дворе восточноримского августа-правителя Феодосия западноримской августе с детьми жилось плохо и она вскоре вернулась назад, а через три года после смерти императора Гонория в 423 году от рождества Христова ее малолетний сын был коронован в Риме под именем Валентиниана III. Так дочь императора и сестра двух императоров, жена германского конунга и западнорумийкого соправителя, сама августа Галла Плацидия стала регентшей при особе своего сына и, в сущности, до сих пор является таковой и исполняет все властные функции, принадлежащие ее слабоумному сынку.

– Когда я служил под твоим началом в Диводуре, мой друг Аэций, то тогда, как я вспоминаю, среди легионеров поговаривали, что этот ее сынок Валентиниан не родной сын соправителя Констанция, а приемный, а настоящим его отцом является, якобы, гот Атаульф, – заметил туменбаши Аттила.

– Но я думаю, что это только слухи, которые не соответствуют действительности, – возразил магистр милиции Аэций.

– Но все же я считаю, мой друг Аэций, что румийцы дали много прав женщинам, и причем незаслуженно. Вопросами войны и мира, устройства государства и казнохранилища должны ведать исключительно мужчины. Ведь только мужчины, и притом грамотные, умные и смелые тарханы, ставят перед собой цель повелевать другими людьми и народами. Женщины имеют совершенно иные задачи перед собой: продолжать род мужа и рожать для него детей. Природой определена им эта высокая и благородная задача продолжения рода человеческого. И потому они не могут судить о тех вещах, которые подвластны мужчинам– тарханам. А если волею судеб женщина-хатун оказывается на вершине власти, то она воспринимает саму идею сохранения и продолжения своего правления превратно, скованная своей собственно женской целью приумножения человеческого рода. И если им суждено отдавать приказы и распоряжения, то таковые исходят не от них, а от тех корыстных людей, которые их окружают и вводят их в заблуждение ради удовлетворения своих низких потребностей. Женщины никогда не могут, как истинные мужи государства, видеть развивающиеся события своими собственными глазами. Обыкновенно их решения зависят от тех «доброжелателей», кто сообщает им о грядущих событиях, а такие люди зачастую преследуют личную выгоду. И потому наносится вред всему государству и всему народу, люди испытывают ущерб и впадают в страдания, погибает их имущество, а знатные тарханы подвергаются незаслуженным унижениям и обидам, в державе происходит изъян. И поэтому целесообразно для всего народа, чтобы женщина не управляла никаким образом (ни сама единовластно, ни при своем сыне, ни при муже-государе) племенем, народом и государством, – решительно заключил уверенный в своей правоте второй гуннский хан Аттила, пристально вглядываясь в лицо аристократического собеседника своим немигающим взглядом светлых глаз: – Кстати, мой друг Аэций, а как вы собираетесь поступать с маркоманами и с лангобардами, которые самовольно расселились на ваших землях в предальпийских провинциях Реция и Савия?

– Они поселились без разрешения не только в наших владениях, но и захватили силой территории в восточнорумийской Далмации, – румийский претор задумался, он перешел вскоре полностью на латинский язык: – Надо бы договориться с Феодосием и совместно изгнать или же переселить в пустынные африканские земли этих германских захватчиков. Здесь также нам без гуннской помощи не обойтись. А вам за службу надо платить, а у меня в галльской казне денег и золота мало. Мне они нужны для других целей. Я хочу в этом году осенью избираться римским консулом и стать третьим человеком в империи после августы Галлы Плацидии и императора Валентиниана. А для избрания нужно много золота и монет. Так что в этом году мне не до этих маркоманов и лангобардов, у меня будут более серьезные соперники среди римских патрициев. Там некий Флавий Феликс также жаждет стать консулом следующего года, он сейчас претор-наместник Испании и Африки, у него много денег и серебра, так как основные серебряные рудники лежат в испанских провинциях; да и монетные дворы, чеканящие серебряные деньги, также находятся там, – и галльский претор уже без обиняков обратился ко второму гуннскому правителю: – Друг Аттила, мне требуется твоя помощь.

– Я к твоим услугам, чем могу служить? – нахмурив лоб, ответствовал энергично гуннский хан Аттила.

– Скоро к тебе прибудет посольство от римского сената, главным посланником будет испанский наместник Флавий Феликс. Они будут склонять тебя в поход на маркоманов и лангобардов и будут обещать за это вдвое больше, чем в прошлый раз за совместный поход против вестготов Теодориха. Ты поставь им встречное условие, что согласишься лишь в том случае, если я, Флавий Аэций, явлюсь самолично с такой просьбой к тебе. И ты меня навечно обяжешь быть благодарным тебе. Для избрания меня в консулы нужны три вещи: твоя такая помощь, мои легионы и мои золото и деньги. А если я буду вскоре избран консулом, я найду способ отблагодарить тебя.

– Я согласен, – твердо сказал второй хан гуннов.

– В таком случае я отправляю к вам в степи аманатом моего сына центуриона Карпилия, мой друг Аттила.

– А я оставляю при тебе аманатом моего сына онбаши Эллака, мой товарищ Аэций.

Больше всего последние слова пришлись по душе юному гуннскому тайчи Эллаку, его светлые глаза с длинными девичьими ресницами вспыхнули радостным огнем.