Минбаши Стака правомерно полагал, что румийцы соберут в своем военном лагере под Маркионополем большие боевые силы и попытаются дать сражение внезапно появившимся из-за Дуная гуннам. Но каково же было его удивление, когда при приближении передовых степных отрядов, ворота укрепленного стана легионеров захлопнулись и никто даже не помышлял давать отпор верхоконным степнякам в чистом поле.
Командующий двумя гуннскими туменами Стака понимал, что здесь что-то не так и, возможно, хитрые византийцы готовят гуннам какой-то неприятный сюрприз, но время не ждало. И он двумя параллельными дорогами через невысокое нагорье пошел на север к осажденному гуннскими союзниками дунайскому городу Дуростору. По левой более длинной, мягкой провинциальной грунтовой дороге двигались полутумен акациров во главе с их ханом настырным тридцатисемилетним Манатом и сводный полутумен кутургуров и салгуров, предводительствуемый упрямым кутургурским беком, также тридцатисемилетним Берики. По правой же, более короткой с твердым покрытием государственной дороге-страте поспешали полутумен кангаров и сарагуров под руководством кангарского этельбера, твердого в поступках тридцативосьмилетнего Парласа; здесь также находился и полутумен сабиров, над которыми начальствовал сам жасаул-начальник похода, опытный двадцатидевятилетний тархан Стака. Поскольку весеннее солнце светило тепло и ярко и погода стояла хорошая, то далекое расстояние от Маркианополя до Дуростора в пять конских переходов гунны покрыли почти без отдыха, за исключением двух коротких привалов для подкормки лошадей, за световой день и полночи. Воины-степняки пересаживались прямо на ходу с коня на коня, чувствуя усталость подседельного благородного животного. И глубокой ночью они появились у стен осажденного гуннскими боевыми союзниками – славянскими антами и венедами, германскими аламанами и понтйискими аламандарами – западнорумийского придунайского кастелла Дуростора. Вокруг города горели яркие костры, в полутьме сновали фигурки тысяч воинов, с гулким треском били по толстым стенам укрепленного кастелла метаемые из осадных орудий огромные каменные глыбы и валуны, под всеми городскими воротами работали тараны и черепахи; вспомогательные воины из технического тумена монтировали высокие крытые трех-, четырехярусные башни и сбивали длинные штурмовые лестницы. Работа кипела, как в лесном муравейнике. Каждый нукер, как маленький муравей, занимался своим конкретным делом. Подвозили камни, сгружали их около метательных орудий, погоняли назад лошадей, запряженных в подводы. Суетились у огромных боевых механизмов, крутя круглые ручки и натягивая канаты и пружины, водружали на кидающую лопасть очередной каменный снаряд. Рядом же на кострах варили смолу, заливали ее в большие амфоры и запечатывали воском, чтобы содержимое сохранилось кипящим и не разлилось, пока не долетит пущенной с устрашающей силой из механической катапульты, онагра, баллисты или скорпиона до цели за высокими укреплениями внутри городских улочек. Строились в десятки и сотни темные фигурки германцев, славян и аламандаров для решающего боя на обороняемых противником стенах меж зубцов и башен и, построившись, сплошной темной массой направлялись с глухим топотом вперед ко рву, который уже заваливали другие осадные подразделения связками хвороста, камнями и землей, подвозимыми на телегах и возах. Очередной конь дико ржал и подымался на дыбы, наверное, в него попала стрела или копье, брошенная защищающимися румийцами. На толстых и протяженных каменно-кирпичных мощных городских стенах виднелись обороняющиеся византийцы с дротиками, копьями, луками, мечами, щитами и яркими факелами в руках. Они кидали последние в засыпаемый ров, чтобы поджечь сваливаемый туда сухой валежник. То один, то другой держащий оборону легионер взмахивал руками и падал или вперед в ров, или назад на свою сторону – это его достигала меткая стрела аламандара. Припонтийское племя аламандаров, образовавшееся в результате смешения сарматских мужчин и готских женщин и говорящее на смешанном германско-аланском языке, проживало ранее в Предкавказье, а позднее переселилось на территорию Крыма; оно выделялось в Великой гуннской степи как наиболее метко владеющее луком и стрелой (разумеется после самых лучших лучников – гуннов).
Германский готский конунг тридцатитрехлетний Лаударих, отменно разбирающийся в деле технического обеспечения осады мощных укреплений, командовал вспомогательным полутуменом германцев и славян, обслуживающими штурмовые орудия. Славянский же венедский коназ тридцатичетырехлетний Светозар руководил вспомогательным полутуменом из славянских антов, венедов и германских аламанов, подвозящих на подводах и телегах издали каменные снаряды для орудий, хворост и щебень для заполнения рва. Сам же начальствующий жасаул тридцатитрехлетний минбаши славянский антский коназ Онегизий, старший над конунгом Лаударихом и над коназом Светозаром, давал в это время последние наставления смелым нукерам тумена, которые должны были сражаться пешими врукопашную в образовавшихся пробоинах, на городских стенах и внутри кастелла на его узких улочках и нешироких площадях. В непосредственное боевое столкновение с обороняющимися должны были вступить все пять тысяч аламандаров и по четверти тумена аламанов, антов и венедов.
И вот в это ночное время, перед самым началом штурма, появились два гуннских верхоконных тумена. После взаимных дружеских приветствий минбаши Онегизий сказал довольный тысячнику Стаке:
– Как хорошо, что ты прибыл вовремя!
Но тревожные нотки звучали в его голосе. Гунн-хуннагур Стака хорошо знал своего приятеля, славянина-анта Онегизия.
– Что-то случилось? – вопросил гуннский минбаши.
– Пока еще ничего, но может случиться, – с готовностью стал отвечать славянский тысячник, – разведка донесла, что в понтииском городе Томы448 высадилось около десятка конных и пехотных легионов из Малой Азии, ими предводительствует магистр милиции Адабурий, и легионы все еще продолжают высаживаться с кораблей. Авангардные группы румийского войска достигли уже канабы Чернаводы449 на Дунае и двигаются вверх по реке в нашу сторону, через день-другой они уже подойдут к нам.
– Хорошо, я пойду к ним навстречу, – немного помедлив, решил жасаул Стака, почесывая свой лоб под боевым железным шлемом, – только я оставлю у тебя две сотни моих воинов, у них специальные задания. Сотник хуннагуров Газанула должен сберечь от разграбления дом и от смерти старого отца нашего союзника Флавия Аэция; старик, говорят, проживает в этом городе. Юзбаши сабиров Коркут обязан найти и пленить дуросторского епископа Себастьяна, повинного в осквернении могил наших предков. Причем обоих этих людей следует доставить из Дуростора к нашему хану Аттиле. Я полагаю, старику-отцу будет оказан почет, а преступнику-епископу будет определено наказание. А ты сам справишься здесь?
– Я справлюсь, мне нужно еще день-два. Ты пока задержи румийцев, а я после взятия города сразу же поспешу к тебе на помощь, – и проникающим в собеседника взглядом антский жасаул Онегизий уставился при свете факелов на гуннского минбаши Стаку.
Дав передохнуть своим воинам оставшуюся половину ночи невдалеке от криков, шума и огней осаждаемого Дуростора, ранним утром жасаул Стака повел свои два гуннских тумена вниз по течению Дуная по прекрасной румийской государственной дороге – страте Виа Траяна, сооруженной свыше трехсот лет тому назад по повелению этого могущественного румийского императора. Начальник гуннской конницы в этом походе тархан Стака ожидал встречи с передовыми частями восточнорумийских войск через два или три дня, но он был несказанно поражен, когда дозорный сотник доложил, что в четверти конского перехода впереди навстречу им двигаются авангардные отряды румийских легионов. «Недаром с утра в левом ухе звенело, -подумал жасаул, – а ведь вправду говорят, оказывается, люди, что когда звенит в левом ухе – к худым вестям, а в правом – к добрым». И сразу же предводитель двух туменов Стака повелел посыльным скакать в полутумены и собирать к нему их начальников-минбаши: хана акациров Маната, этельбера кангаров Парласа и бека кутургуров Берики. Он принял уже решение встретить надвигающееся на него румийское войско, какое бы оно ни было численностью, ударом в лоб с последующим завлекающим отходом (сюда он хотел поставить один полутумен) и сильной атакой с фланга по растянувшейся на дороге колонне (здесь он хотел задействовать остальные 15 000 нукеров). Краткое совещание было проведено в седлах, не сходя на землю даже для традиционных взаимных степных приветствий, до того была напряженная обстановка и было очень мало времени для начала маневра и подготовки к ложной и настоящей атаке.
Гуннское внезапное нападение на первые ряды восточных румийцев не удалось. Хитрые византийцы сразу же укрылись за парой десятков крытых повозок-каррусов, рэдов и каррук, из-за которых отблескивали на полуденном солнце их блестящие шлемы, панцири и щиты. Преодолеть на нешироком пространстве государственной страты Виа Траяна это крепкое заграждение было невозможно. Да и к тому же румийцы попались умудренные опытом и не бросились безоглядно преследовать гуннскую полутысячу. Ясно, что это были те легионы, которые прошли большой боевой путь в сражениях с персами, арыманами и непокорными южнокавказскими народами. Мало того, легионеры стали ставить в три ряда свои крытые возы и по южной стороне ровной дороги, создавая таким образом надежное заграждение, прикрывающее пеших и конных солдат от неожиданного удара по флангу. Очевидно, над румийцами начальствовал очень опытный командующий-магистр. Минбаши Стака вспомнил, что его приятель назвал имя магистра милиции Адабурия, а этот полководец уже ранее имел дело с гуннами и их боевой тактикой. Схватка принимала нежелательный оборот. Терялся темп и стремительность. А гунн приучен к постоянному движению в бою, он не умеет строить долговременный военный лагерь, как это принято по румийскому боевому адату. Лютый и свирепый в сече воин-гунн становится в таких случаях, когда не принимают навязанных условий его боевой тактики, растерянным и оторопелым.
Противоположная северная сторона, откуда на ровном пространстве можно было бы обойти врага и неожиданно обрушиться на него, на этот раз у восточных румийцев была закрыта естественной преградой в виде волн могучего, широкого и многоводного Дуная. Лунная река450 являлась сейчас надежным союзником византийских легионеров. Но не таков был гуннский тархан Стака, чтобы терять присутствие духа. Он повелел через вестовых воинским тысячам обстреливать возы на дороге зажигательными стрелами и готовиться к рукопашной схватке. Загорались заградительные деревянные румийские повозки, но держащие оборону солдаты быстро сбивали пламя своими намоченными красными плащами, мокрой мешковиной и песком, благо вода и песок были рядом.
Спешивались гунны: сабиры, акациры, кангары, сарагуры и салгуры, – хотя и не любили они сражаться пешими; закатывали правый рукав епанчи, брали в них острый меч-шешке или же белта451, надевали на левый локоть круглый железный, медный или твердый, с металлическими полосками поверху, деревянно-кожаный щит, водружали на голову нукерский шлем из металла или же толстой кожи, обшитый медными пластинами, и готовились идти в ожесточенный бой.
О гуннские боги, вы всегда были справедливы и добры к своим земным сынам и даровали им многочисленные победы над превосходящими по численности врагами! Вы поступали правомерно, как и положено истинным небесным силам, поскольку самые храбрые, самые неудержимые и самые воинственные на свете воины – это ваши последователи: сабиры, акациры, кангары и другие степные гуннские народы. Больше всего на свете любит джигит-гунн упоение битвой, лязг и звон оружия, щитов и сшибающихся панцирей, кличи и крики сражающихся, ржание и храп коней, когда, в конце концов, неприятель бежит, бросив все тяжелое, чтобы легче было удрать, и когда победитель-гунн нагоняет трусливого противника и метко бьет его сзади по затылку грозным оружием степи чукмаром – тяжелой кожаной нагайкой с металлическим или свинцовым шиповым шаром на конце. А если героически погибает гуннский молодой мужчина – ээрен, то еще долго в его родном кочевье, ауле или стойбище будут петь ему посмертно хвалебные песни умелые оленерчи и ашуги, подыгрывая себе на трехструнной домре.
Полдня и часть ночи длился штурм десятка византийских легионов на длинной дороге со стороны двух гуннских туменов. Много уже полегло гуннов, но не могли они прорвать даже вторую линию поставленных впритык друг к другу румийских высоких возов – очень мужественно обороняелись малоазийские неприятельские солдаты. Жасаул Стака был уже готов сам ринуться в смертельный бой и погибнуть в жестокой сече, нежели видеть, как опытные румийские легионеры отбивают все гуннские атаки. Ему докладывали, что в страшной схватке полегло до пятой части бестрепетных степных джигитов. «Да, византийский военный магистр Адабурий научился правильно и отважно воевать», – пронеслось в мыслях у командующего гуннской конницей Стаки.
Едва лишь первые солнечные лучи появились над верхушками деревьев, в кроне чащобы защебетали ранние птицы и косые тени от леса упали в сторону дороги на оси колес румийских заградительных каррусов, каррук и рэндов, как до слуха хорошо не отдохнувших гуннских воинов, а лишь прикорнувших накоротке на конской попоне, укрывшись полушубком, донесся странный шум из протяженного румийского лагеря, который все усиливался и стал походить на грохот сражения: звон оружия, крики людей, стоны раненых и храп коней. Тархан Стака повелел нескольким молодым боям взобраться на высокие деревья у дороги и понаблюдать за происходящим.
– Там наши высаживаются на реке с плотов, там роксоланские лохматые шапки! – закричал радостно один из юных наблюдателей.
О небесное синее небо! О Тенгири-хан и Умай-ана! О покровитель воинов и битв Гэссер-хан! Вы всегда благоволите своим лихим земным гуннским сынам и дочерям!
– Гет коча! – скомандовал срочный сбор жасаул тархан Стака. И безудержно ринулись вновь на приступ неприятельской заградительной линии из повозок безбоязненные гунны.
За пару румийских часов все было кончено. Была одержана великолепная победа и взята огромная добыча. Только воинскому магистру Адабурию удалось в очередной раз бежать от отчаянных степных воинов, как косуле от охотничьих псов. Выяснилось, что ночью скрытно на правобережье Дуная переправились два тумена гуннских и роксоланских нукеров, благо румийцы беспечно посчитали себя в безопасности со стороны реки и не выставили здесь дозорных легионеров. Спозаранку обрушились переправившиеся через водный поток гунны и роксоланы на еще спящих после безжалостной битвы румийских солдат и застигли их вначале врасплох, удар уже с противоположной южной стороны от леса по румийскому ваггонбургу предрешил исход боя. С большой радостью, как говорится у гуннов, как будто увидал своего отца, встречал жасаул тархан Стака пришедшего ему на помощь жаувизиря всех гуннов старого этельбера Усура, его юного ученика каринжи тайчи Эллака, а также его сына жасаула этельбера Таймаса и хана роксоланов минбаши Каракончара. Последний довольно улыбался своим черными глазами и похлопывал тархана Стаку запанибратски по плечам, приговаривая:
– Я больше всего боялся, что ты уйдешь с туменами назад к Дуростору, тогда бы нам было плохо. Но хвала небесам и хвала богочеловеку Иссе, все обошлось!
Самое интересное заключалось в том, что, как выяснили допросы пленных центурионов, легионы, ведомые Адабурием, направлялись в балканскую Далмацию для отражения вторгшихся туда прошлой осенью и находящихся там до сих пор племен маркоманов. О гуннах они не имели никакого понятия.
Достарыңызбен бөлісу: |