Владимира Всеволодовича Мономаха
упоминает заработную
плату портному («швецу») за исполнение заказа. «Аще швець
исказит свиту, не умея шити или гневом, да ся биет, а
цены
лишен».1 Здесь же встречаем труд ратая и в не совсем ясной
трактовке пастуха: «Иже ратай, не доорав времене, и идет прочь,
да есть лишен орания. Такоже и пастырь, иже пасет стадо».
Весьма
вероятно, что здесь мы имеем пашню исполу. Ратай,,
ушедший до срока, лишается своей доли урожая, подобно изор-
нику Псковской Судной Грамоты. Может быть и пастух в ана
логичном случае лишается части приплода.
Редкость применения личного найма в
Киевской Руси вполне
понятна. Мы, ведь, имеем дело не с обществом наемного труда,
а с обществом, где на смену первичной форме эксплоатации чело
века человеком в форме освоения самого человека (рабство) разви
вается эксплоатация, основанная на присвоении господствую
щим классом одного из важнейших условий труда — земли,
с вытекающим отсюда крепостничеством.
Население Киевской
Руси так привыкло к тому, что его эксплозтируют сильные люди
внеэкономическим феодальным путем, что не верило в возмож
ность оплаты их труда даже тогда, когда она несомненно пред
полагалась. Очень интересное
сообщение по этому предмету
приводит С. М. Соловьев в своей «Истории России с древней
ших времен». Дело шло о постройке храма Св. Георгия в Киеве.
Рабочий народ не шел на работу из опасения, что ему не‘будут
платить за труд. Князь Ярослав спросил тиуна, отчего мало
трудящихся у церкви. Тиун ответил: «дело властельское (т. е.
делается
по инициативе людей, облеченных властью, феодалов),
и боятся людье труд подымше найма лишени будут». Тогда
князь приказал возить куны на телегах под своды Золотых
ворот и
объявить на торгу, чтобы каждый брал за труд по
ногате на день, т. е. по 35 коп. серебром на деньги довоенного
времени.1
2 Эта плата считалась в XI в. выгодной, и киевляне
явились на работу в большом количестве.3
Церковь,
очевидно, наблюдая эту практику внеэкономиче
ского принуждения, 'даже нашла нужным в своих правилах
Достарыңызбен бөлісу: