Библиотека иностранной военной литературы гарольд ласвель техника пропаганды в мировой войне сокращенный перевод с английского в обработке



бет7/14
Дата21.07.2016
өлшемі1.3 Mb.
#213872
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14

88

В книге, которую считали за научный трактат об ин­стинктах войск в мирное время и на войне (Лондон 1917), Троттер торжественно заявил:

Непонятность для англичан всего направления немецких чувств и их выражения заставляет думать, чтб между ними существует какой-то антагонизм, глубоко пустивший корйи Можно рискнуть выска­зать предположение, что это — антагонизм между общественностью и аггрессивнбй стадностью

Джон Кушер Пауис возражает профессору Мюнстер-бергу статьей под заглавием «Угроза со стороны германской культуры». (41) У немцев накопились груды литературы, являвшейся самовосхвалением на тему о культуре. (*2) Немецкая самоуверенность и самомнение были поддержаны сочувствием множества иностранных свидетелей. Сканди­навский писатель Бьерн-Бьернсон заплатил в этом отно­шении свою дань сочинением «О немецкой сущности. Впе­чатления родственника по племени». (43) Хустон Стюарт Чемберлен, экспатриировавшийся англичанин, присоеди­нился к защите немцев книгой «Немецкая сущность». (**) Еще в своих прежних писаниях он восклицал: «Если и существует в мире миролюбивый, нравственный и набожный народ, то это только немцы. За последние 43 года ни единый человек во всей Германии не хотел" войны, — ни единый. Англия была вовлечена в войну бессовестными махина­циями короля, который являлся орудием в руках хитрых дипломатов. Англия перестала быть страною свободы, — она стала рабом порочной «олигархии». (*5) Фердинанд Тэннис, знаменитый германский социолог, собрал в своей книге об Англии все выражения империалистического ха­рактера, произнесенные государственными деятелями Бри­тании. (46) Дело издания сборников с обвинениями в пре­ступлениях непрерывно развивалось в течение всей войны. Жан Рюплингер издал коллекцию германских военных лозунгов по заглавием «Так говорила Германия». (*7) Книга эта вышла в 1918 году в Париже с предисловием, написан­ным Эдуардом Эрио.

Во время войны желательно возможно большее коли­чество исследований о различных чертах жизни и харак­тера другой стороны. Маститый философ и психолог Виль­гельм Вундт в брошюре, озаглавленной «Народы и их фи­лософия» (48), проводил сравнение между философскими

89

идеями разных стран, с весьма сильным уклоном в пользу Германии. В частности барон Кэйфон Брокдорф постарался высказать правду о Бергсоне, как он ее понимал, в бро­шюре, так и озаглавленной — «Правда о Бергсоне». (49) В Соединенных Штатах Джон Дьюэй совершенно ненаме­ренно оказал большую услугу тем, кто трубил во-всю, воз­буждая чувства против Германии. Услуга эта заключалась в том, что в своей книге «Германская философия и поли­тика», (60) о которой вспомнили, когда Америка вступила в войну, он настойчиво указывал на перемену некоторых взглядов немецкой философии. Если история Пруссии из­ображалась учеными союзниками в виде ряда грабежей, произведенных негодяями, то и история британского импе­риализма с точки зрения немцев припахивала чем-то не­хорошим. Несколько отрывков, обвиняющих англичан в пре­ступлениях, были собраны в книгах о Персии и Индии, — как например «Английские документы об удушении Персии» и «Индия под британским кулаком». (51) Истинное значение политической свободы было выяснено А. О. Мейёром, кото­рый открыл, что истинная свобода пребывает в Германии, а не в Англии, и написал книгу «Германская свобода и ан­глийский парламентаризм». (52) Бельпиец Фр. де-Хове ду­мал сделать комплимент английской системе воспитания, когда, сравнивая ее с. немецкой системой к невыгоде последней, написал, что ее цели могут быть суммиро­ваны советом:



Будь доброй, моя милая девочка, а умным пусть будет тот, кто захочет.

Его книга называлась «Германское и английское воспи­тание». (53) Еще пока мир Германий с Америкою не был на­рушен, д-р Карл Геннинг издал непристойный памфлет об Америке под названием «Правда об Америке». (м) Впо­следствии, когда началась война, этот памфлет оказался полезен. Геннинг обратил большую часть своею внимания на систему воспитания в Соединенных Штатах. Он перебрал отчеты некоторых муниципальных комитетов по надзору за нравами, в поисках пикантных историй о совершенных детьми проступках против нравственности, и воспроизвел их в качестве типичных образцов американских нравов. Перлом такой коллекции являлось письмо, —• которбе

90

будто бы имелось у него,—написанное восьмилетней де-, вочкой^мальчику того же возраста. Вот оно:



Дорогой Артур, — я приду сегодня вечером, хорошо? Любишь ли ты меня? Я очень люблю тебя. Сегодня вечером мы пойдем на спектакль, пробудем там до двенадцати, потом долго будем танце­вать в театре, потом вернемся домой, и ты можешь спать со мной до утра, а в следующее воскресение мы поедем верхом. Любящая тебя М. (стр. 54).

Но всевозможные монографии доходят до сведения лишь очень ограниченной аудитории, и если хотят, чтобы синтетические изображения жизни другой страны до­стигли более широких кругов, то нужно, чтобы форма носила личный характер, была драматична и вполне ли-тературна.

Образцом этого может служить книга, изданная в Англии во время войны. Она была общедоступна, написана лите­ратурным языком и совершенно разрушала прежние пред­ставления о Германии. Многие из деятелей германской пропаганды говорили, что они считают эту книгу лучшим из всех образцов союзнической пропаганды во время войны. Это — «Христина», написанная Алисой Чалмондлей (Нью-Йорк 1917). Книга состоит из коллекции якобы подлинных писем, будто бы написанных матери в Англию девушкой, изучавшей в Германии музыку. Девушка была талантли­вой скрипачкой и отправилась туда в мае 1914 года, чтобы работать под руководством знаменитого немецкого маэстро. Она вся пылала огнем энтузиазма, предвкушая жизнь и изучение искусства в Германии. Свои письма она писала из Берлина, с Лютцовштрассе,где на самом деле есть пансиш. Все в ней дышало энергией и радостью, по'ка она не стала постепенно знакомиться с немецкой цивилизацией. Поли­ция груба и высокомерна. Ее учитель музыки презирает втайне все германские порядки. В пансионе только и раз­говору, что о чистом Берлине и о грязном Лондоне.-Ее считают более или менее ответственной за бурскую войну. Она досадует на всякого рода правила и порядки, так как ей не позволяют играть упражнения по праздникам. Гер­мания— страна правил; так, она узнает, что одна из ее знакомых празднует через пять лет после смерти отца, ко­торого она презирала, день его рождения. В десять часов вечера тушат электричество, и она остается с одной свечой.

91

Вульгарного чванства сколько угодно. Некая графиня покровительствует искусствам, но не позволяет своей до­чери оскверняться ими. Молодой немец из хорошей семьи стремится стать музыкантом, но' кастовые предрассудки делают из него офицера. Дети в Германии прибегают к самоубийствам, так как их замучивают в школах. Когда она выходит одна, на улицах к ней пристают мужчины и мальчики. Ее повсюду преследуют рассуждения о мировой политике. Зловещее предчувствие войны разлито повсюду. Низшие классы пресмыкаются перед высшими. Быть может это — результат военных обучений. Незамужние девушки не смеют при разговоре задавать вопросов: они должны скромно молчать и стараться быть незаметными. Деревен­ский пастор делает ей замечание за любовь англичан, к деньгам. Она встречается со штабным офицером, который многозначительно советует ей потребовать от властей ее Суссекского селения, чтобы они исправили дороги^для тя­желых повозок. Беременная женщина молит бога послать ей мальчика для того, чтобы она могла стать матерью сол­дата. В немецких аристократах она находит мещанство. Она становится невестой очаровательного молодого офи­цера с напрасными мечтаниями о музыкальной карьере. По мере приближения международного кризиса она видит по-^всюду дикие выражения радости по поводу неминуемости войны. Ее маэстро заткнули глотку орденом. Ее брак за­прещен начальником ее жениха. Она бежит, чтобы избег­нуть интернирования, ,но ее задерживают на границе. Мо­лодой солдат оставляет ее в течение двух часов на солнце; она схватывает воспаление обоих легких и умирает в Штут­гарте 8 августа. Все-факты относительно германской жизни носятся в волне излияний о музыке и о матери. На­писано замечательно, и книга пользовалась громадным успехом среди Женщин и учащихся союзных и нейтральных стран. Она являлась образцом то™ типа написанных на определенный случай сантиментальных вещей, которые могут быть помещены в отделе романов любого женского журнала и в любом книжном киоске. С помощью такой книги нация противника становится «его сатанинским ве­личеством» —• Врагом.



Таким образом обвинение врага в преступности про­истекает от ненависти и вскармливается ненавистью. Воз-

92

буждающие строфы знаменитого «Гимна ненависти» Лас-сауера показывают это в первобытной наготе.



Ненависть на воде и ненависть на суше; ненависть сердца и нена-i висть руки; мы любим, как один; мы ненавидим, как один; у нас только один враг — Англия.

Должны восхваляться все специальные средства, помо­гающие победить духа зла. Культ борьбы требует, чтобы всякая форма общих усилий (напр, пополнение армии но­выми призывами, бережное отношение к пище, изготовле­ние оружия, умерщвление неприятеля) имела за собой все­общее сочувствие и благословение. В христианских странах должны быть приняты все меры к тому7*чтобы не возникало никаких сомнений у лиц, выслушивающих непривычное толкование таких книг, как библия. Всегда бывает целе­сообразно распространять аргументы проповедников и свя­щенников, расположенных давать объяснение, каким обра­зом можно быть одновременно последователем Христа и в то же время убивать своих врагов. Для этого всегда най­дется достаточно вождей-теологов, так как фанатичными считаются лишь мелкие секты, которые находят эту задачу трудно разрешимой. В германской литературе можно найти много книг, написанных для того чтобы рассеять сомнения нерешительных душ, которым убийство казалось еще более ненавистным; чем даже англичане. Теодор Бирт успокаивал христиан, смущаемых поучением «Любите ваших врагов», проповедью «Что значит «любите ваших врагов»? Слово успокоения». (56) В. Вальтер написал популярный трактат для лютеран под названием «Германский меч освящен Лю­тером». (56) Отто Альбрехт нашел у Лютера предвещание победы и издал книгу «Проповедь войны в писаниях Лю­тера». (5J)

Оправдание войны полезнее бывает базировать на эти­ческих, чем на религиозных основаниях. Знаменитый Ру­дольф Эйкен восхвалял моральную сторону войны в статье «Нравственные силы войны», (88) а Теодор Эльзенгауз, в качестве великого учителя, возносил ей хвалу в статье «Война как воспитывающее начало». (59) Теодор Кит не видел антитезиса между силой и правом, считая, что самое главное — сделать право сильным, как он и утверждал это в сочинении «О силе права». (60)

Оправдание войны может быть проведено более гладко,

93

если скрыть от взглядов публики ее страшную действитель­ность. Народу можно позволить сожалеть о войне абстракт­но, но нельзя никоим образом допустить, чтобы ужасы войны рисовались ему слишком живо. Действительно, желательны даже и такие сообщения, как помещаемое ниже, появившееся в американской прессе в начале испано-американской войны:



Смертные случаи уменьшились. Не повторяется более ужасов Трафальгара. Автоматические ружья производят только моральный эффект. Действие современного оружия менее разрушительно, чем действие кремневого ружья, стрелы и копья.*

Еще лучше конечно представлять войну как проявле­ние героизма, доброго товарищества, удальства и картин­ности. Во время последней войны можно было положиться на художника Мюайрхед Вони, что его эскизы западного фронта будут выполнены в смягченных тонах. Юмористи­ческие журналы и книги отвлекают мысли от реальностей битв, используя стремление каждого отвернуться от зре­лища, которое мргло бы стать невыносимым, если бы оно воспринималось во всей его наготе. Популярные отчеты о военных действиях дают обществу возможность думать, что оно знает, как идут дела, но конечно писатель должен стараться, чтобы к его рассказам не было примешано слиш­ком много крови. Такие литераторы, как Бернар Шоу, Дж. Уэльс и Артур Конан-Дойль, будучи командированы на театр военных действий, вернулись со сдержанными рассказами о том, что они вынесли из этого посещения. Людвиг Гангхофер описал в целой серии книг все герман­ские фронты.

Наибольшее значение придается книгам и письмам, на­писанным активными участниками войны. Гарольд Пит и сержант Гью Эмпей объясняли американцам современный способ ведения войны. Дональд Ханкей 2 был солдатом, смотревшим на войну глазами высоко-нравственного и ре­лигиозного идеалиста; его книга задела много созвучных струн и в Америке и в Англии. Теми же свойствами отли­чались и труды некоторых других писателей.

1 Louisvi'lle «Courier-Journal» 16 июня 1898 г.

2 Выпустивший свои воспоминания под заголовком «Студент под
ружьем» (Student in arms).

94

Прежние романтические чары войны поддерживались в населении рассказами об отдельных приключениях. Один из солдат рассказал: «Что я пережил в более чем 80 сраже­ниях и боях». (61) Пат-о-Бриен дал описание того, как он бежал от немцев, в книге под названием «Перехитрил гунна». (в2) Д-р Прейер повествует, как ему удалось вер­нуться домой из Нью-Йорка в книге «Из Нью-Йорка в Иеру­салим и в пустыню». (ю) Пауль Кениг в книге «Поход «Г е р м а н и и» (м) описывал приключения подводной лодки при переходе ее через Атлантический океан. Марсель Адо коснулся сферы воздушных боев в произведении «На полном полете». (65) Книга «Цеппелины над Англиею» (66) встретила в Германии такой же горячий прием, как и книга «Капитан-лейтенант барон ф. Ферстнер как командир подводной лодки против Англии». (67) Рассказ Мкже о крей­сере «Эмден» был одной из наиболее популярных книг во время войны. Крут Аграм в своей книге «В Сибирь со 100 000 немцев» (68) сообщал сенсационную историю о 100 000 немцах, сосланных русским правительством в Си­бирь, а также о том, как ему удалось бежать. Эмиль Цим­мерман рассказал в книге «Моя военная поездка из Каме­руна на родину», (69) как ему удалось пробраться в Германию из окруженных блокадою колоний.



Во всех странах собирались и выпускались специаль­ными сборниками коллекции писем с фронта. (70) Всякие очерки фронта читались с интересом, если они были напи­саны хоть сколько-нибудь литературно. (71)

Разного рода профессионалы способны оказывать влия­ние на свою публику, а потому их следует поощрять к писа­нию^. Пастор из Льевена, Авг. Леметр, по происхождению швейцарец, издал повесть под названием «Год близ полей сражений в Артуа». (72) Эмиль Бланш в своих «Записках артиста» С73) коснулся артистической братии. Учителя и сестры милосердия, не говоря уже об инженерах и хими­ках, принадлежат к числу тех, кто умеет описывать виден­ное, выказывая в то же время сдержанность при описании всего неприятного.

В первые недели бойцы те из элементов делового мира, которые,.не освоившись еще с действительностью, требовали бережного к себе отношения, поддерживались фразами в роде «Торговля — как всегда». (74) Эта фраза появилась

95

в Англии вскоре после начала войны, но была в ходу лишь непродолжительное время, не устояв перед фактами и на­смешками. Том Брус Джонэ выпустил брошюру под за­головком «Опасность вторжения в Британию и как при этих обстоятельствах можно продолжать «торговлю как всегда».^5) 11 августа эта фраза появилась в лондонской газете «Daily Chronicle», в письме Моргана о конторе «У. Г. Смит и Сыновья.»



Таким образом преодолеваются всякие препятствия, и прославляются всевозможные средства, лишь бы силой побороть зло.

ИЛЛЮЗИЯ ПОБЕДЫ



ВОИНСТВЕННЫЙ дух населения поддерживается убе­ждением, что есть шанс победить. Враг может быть опас­ным, упорным, сатанински-злобным,—и если станет ясно, что он побеждает, то настроение многих групп населе­ния сделается неуравновешенным и начнет падать. В таком случае ненависть пришедшего в уныние народа может обратиться на новый объект: народ может возыметь такую злобу к правящим классам собственной страны или к союз­никам, что он просто перестанет ненавидеть врага, вслед­ствие чего воинственность его ослабеет.

Иллюзия победы должна поддерживаться ради тесной связи между силой и добром. Первобытные, привычные идеи остаются неизменными и в современной жизни: в силу этих идей, на сражения смотрят как на испытание, имеющее целью доказать, на чьей стороне находятся правда и добро. Если мы выигрываем, это значит — бог за нас. Если мы терпим поражение, это значит, что бог был вероятно на сто­роне неприятеля. Склониться перед необходимостью—зна­чит склониться перед добром, если только сама вселен­ная не есть зло, или же если поражение не может быть истол­ковано как временное несчастье, насланное на нас за прошлые грехи или как очищение для будущей славы. Во всяком случае поражение нуждается во многих объясне­ниях, тогда кач победа говорит сама за себя.

Состояние общества, ожидающего исхода войны, зави­сит от ответа на вопрос, каковы военные силы у нас » каковы они у неприятеля. Сточки зрения пропагандиста существует несколько замечательных примеров того, как следует отвечать на этот вопрос. Настаивать на слабости неприятеля и поощрять ожидание, что враг немедленно падет, это значит поддерживать надежды, исполнение которых мо­жет быть отсрочено на неопределенное время, в результате чего явятся разочарование, уныние и поражение. В первый

97

Месяц мировой войны Париж не имел точных сведений о сражающихся армиях, и такая пустота заполнялась самыми лихорадочными слухами. Париж ожидал немедлен­ной победы. «Разве фон-дер-Гольц не признался, что нерви­рующая жизнь городов привела Германию к упадку? Разве генерал Кейм не заявлял, что в 1870 году победа не была бы на стороне Германии, если бы у нее случайно не оказалось на одну треть больше войск, чем у Франции, — разница, которая теперь уничтожена присутствием бельгийцев и англичан? Разве Италия, Голландия и Португалия не на­ходятся накануне того, чтобы вместе с Антантой бросить и свой жребий' Разве плененные враги не выпрашивают, как милостыни, хлеба для себя и овса для своих лошадей? Разве в Берлине не разгораются бунты и забастовки' Разве прусские офицеры не гонят солдат в сражения, угрожая им револьвером' Разве солдаты не дезертируют толпами и разве один-единственный французский солдат из разъезда не напугал пятьдесят человек немцев и не принудил их к сдаче? Разве наши лошади не пьют воду из ручьев Ло­тарингии?»



После сообщения, что 9 августа был занят Мюльгау-зен, в течение долгого времени не публиковалось специ­альных сведений с театра войны. О чем же писали тогда газеты' Д-р Гро вел дневник военных слухов, который и был напечатан в пяти томах. Он так отвечает на этот вопрос:

О германских зверствах? Это, увы, было верно. Но также о пере­писке солдат, о церковной церемонии в Кремле, о расследованиях военной комиссии в Бельфоре, о нашей манере обращаться с плен­ными, о ранении кронпринца — неверное сообщение, о военных кор­респондентах, о запрещении вывоза из России, о швейцарском ней­тралитете, о немецких блефах, о патриотическом адресе Клемантеля, о лазарете мадам Мессими, о швейцарских добровольцах, о «prome­nades de Paris», о победе Того, о снабжении Красного Креста, об аме­риканцах, подвергшихся в Германии дурному обращению. ()

Но где же были немцы'

И только с 20-го числа в «Matin» стали появляться со­общения. В заглавной строчке стояло:

НЕ В БРЮССЕЛЕ ЛИ ДНИ' [

.. J


98

Когда частично начала просачиваться истина, небеса затуманились дикими слухами. Алармисты уже видели нем­цев в Буа-де-Булонь.1 27-го официальных сообщений не было, а 28-го газеты постарались заполнить пробел про­рочеством:

СКОРО ЦАРЬ БУДЕТ ДИКТОВАТЬ ГЕРМАНИИ СВОИ УСЛОВИЯ.

29-го фронт оказался передвинутым к Сомме, а 30-гд стали- известны факты. Тем временем надежды поддержи­вались сообщением о том, что вторгшийся неприятель бу^ дет уничтожен новым смертельным снарядом «Turpinite'oM».

В Берлине первые 25 дней войны протекли в каком-то радостном бреду. Газеты были переполнены сообщениями о взятых в плен солдатах, захваченном оружии, знаменах. По количеству военного снаряжения было захвачено больше, чем во всю кампанию 1870 года. Падение Парижа было вопросом нескольких дней.

Преувеличенный оптимизм этого периода сменился в дальнейшем течении войны ропотом обвинения. Разве народ не был грубо обманут своими вождями? Правиль­ный путь к управлению людьми заключается, конечно, в том, чтобы настаивать на конечном успехе нашего дела. И французский, и немецкий командный состав спасался от совершенной потери доверия, объясняя свои неудачи «вне* запной атакой» со стороны неприятеля, — и это — дей­ствительно прекрасное объяснение, которым может поль­зоваться пропагандист. В случае успеха можно позволить, себе забыть о «внезапной атаке», но если положение затруд­нительно, то упоминание о ней может сослужить службу. Гражданское население с готовностью хватается за эту фразу, так как отлично знает, что оно не замышляло войны и что поэтому весь замысел в руках неприятеля.

Официальный тезис правительств Антанты состоял в том, что Германия, вооружившись «до зубов» и пригото­вившись ко вторжению, вступила неожиданно, — к ужасу

1 «Булонский лее» — громадный парк на окраине Парижа, лю­бимое место прогулок парижан. (Прим. перев.)

99

миролюбивых и неподготовленных к войне народов, — в Бельгию и прошла северную Францию, прежде чем мирно настроенные и изумленные союзники успели достаточно оправиться для того чтобы отразить нападение.



Насколько дело касается истины, нужно заметить, что молва о «внезапной атаке» и о «неподготовленности» была, повидимому, умышленно преувеличена с целью скрыть несостоятельность французской стратегии и помешать со­вершенному упадку гражданского мужества. Таково по крайней мере заключение Жана-де-Пьерфё, который, в ка­честве составителя официальных сообщений при штабе глав­нокомандующего во время войны, находился в благоприят­ных условиях, чтобы удостоверить правду. После того, как он в течение всей войны был участником обмана, он вздумал вдруг открыть истину такой, какой он ее видел. г Он говорит, что французский генеральный штаб в течение многих лет знал, что в случае войны германское нападение должно было произойти через Бельгию и что план своей стратегии французы составили, принимая именно это в соображение, но что они были разбиты в открытом бою, , так как их план не удался. Левому флангу, который был смят немцами, верховное командование не дало необходи­мого подкрепления, полагая, что французское наступле­ние через Эльзас порвет связь между германскими армиями на западе. Французы были отброшены назад в Эльзас, сметены на западе, и весь их план камрании разбит вдре­безги, так что самое существование их было спасено лишь благодаря бестолковому образу действий немцев. С7)

Росказни о неприятельских шпионах придают в глазах гражданского населения правдоподобность тезису о- «вне­запной атаке». Охота за шпионами обязана своим суще­ствованием сильному возбуждению перед лицом той громадной опасности, какую представляет собою война, при­чем эта опасность еще более увеличивается чувством соб­ственной беспомощности, сознанием бессилия сделать что-нибудь существенное для рассеяния этой опасности. Гер­манские крестьяне были взволнованы дикими толками о



1 В книге под названием «Piutarque a-t-il menti?>> («Лгал ли Плу­тарх?»). Имеется в русском переводе под названием «Плутарх солгал», изд. «Воен. вести.» 1926. (Прим. перев.)

100


желтых автомобилях, которые, как предполагалось, мчатся из Франции через Германию нагруженные золотом для Рос­сии. Они натягивали поперек дорог железные цепи, чем доставляли неприятности несчастным туристам. В Велико­британии в лихорадочные дни войны часто случалось, что останавливали и арестовывали военных курьеров. Шпио­номания является большим неудобством для многих, но она помогает возбудить в обществе более глубокое созна­ние необходимости принять деятельное участие в кризисе.(78) Для того чтобы предотвратить излишний пессимизм, необходимо сочетать теорию «внезапного нападения» с те­зисом нашего блестящего сопротивления временному пре­восходству неприятельских сил. Наши запасы людей и материалов больше, а наши дружественные отношения с другими странами крепче, чем неприятельские. Относи­тельно этих пунктов особенно успокоительно действует свидетельство иностранцев. Французы подбадривали себя, опубликовывая в 1916 году «Голос итальянцев *о войне 1914—1915 гг.» и «Голос латинской Америки» (с предисловием Гомеца Карильо.(79) Англичане собрали «Шестьдесят амери­канских мнений о войне» (80) и приветствовали сочинение Рузвельта «Почему Америка должна присоединиться к союзным державам». (8l) Немцы ухаживали за военными корреспондентами чужих стран еще прежде, чем союзники опомнились и поняли важность этой меры; поэтому они всегда могли рассчитывать на богатую поживу от них для своей внутренней прессы. Швед Свен Гедин написал книгу «С германскими армиями на Западе», (82) которая была переведена на несколько языков. Судя по книге Карла Юнгера, под заглавием «Американские немцы мобил . .!»,(*?) германцы были уверены в симпатиях немцев, живших в Со­единенных Штатах. Нейтральный швейцарец Ж. Стребель рассказал немцам о некоторых утешительных признаках изнеможения, которые он наблюдал в союзных странах.. Его «Путевые картины» («Reisebilder») были изданы в 1915 г. в Люцерне и в Берлине. Нейтральный швейцарец Поль Бальмер рассказал французам о некоторых утешительных признаках изнеможения, которые он наблюдал в Германии; Его книга «Германцы у себя дома», (84) была издана в 1915 г. в Париже. Одна немецкая пацифистка, Маделен Доти, сама была свидетельницею немецких страданий и написала

101


нигу «Уменьшенные пайки», ("*) которая вышла в Нью-Йорке в 1917 году.

Такое собирание фактов и мнений может быть дополнено пророчествами. В критические дни 1914 года альманах «знаменитой» предсказательницы Тэб () поддерживал на­строение некоторых'классов французского общества. 19 ав­густа 1914 года французская газета «Фигаро» опубли­ковала предсказание, которое будто бы было сделано в 1600 году: некий Фрайер Джон предвидел, что антихрист, носящий имя Вчльгельма Второго, падет на той же терри­тории, на которой он ковал свое оружие. Несомненно име­лись в виду Эссен и Вестфалия.

Иногда может случиться, что одно и то же пророчество годится для обеих сторен. Так например немцы распро­странили предсказание, что победа будет на стороне трех императоров и трех королей; ясно, что имелись в виду Гер­мания, Австрия, Турция, Бавария, Саксония и Болгария. А Антанта могла к тому же пророчеству приспособить спи­сок: Россия, Индия, Япония, Бельгия, Италия и Сербия.

Для людей, склонных к рассуждениям, пророчества должны облекаться в более тонкую форму. Так, профессор Лане^ссан принял в этом участие, объясняя «Почему немцы будут побеждены». (87) Говорят, что в 1916 году Ллойд-Джордж сказал бельгийцу Вандервельде, что

Англия объявила войну в 1914 году, начала ее в 1915, развернула в 1916 и закончит в 1917.

Но главным образом хитрый шотландец ставил повиди-мому своим пределом прекрасную формулу:

Мы кончим войну тогда, когда достигнем своей цели.

Большое преимущество иметь для общества таких на­дежных неофициальных толкователей войны, на которых можно рассчитывать, что они сумеют представить дело в наиболее выгодном свете. В Соединенных Штатах — Франк Саймондс, в Англии — полковник Репингтон и во Франции — майор Руссе сумели завоевать доверие об­щества и; служили громадной поддержкой властям,' так как они являлись колесами той машины, при помощи ко­торой распространялись толкования, наименее вредя­щие настроению общества. Они умели объяснить, что

102

отступления — это стратегические отходы, а эвакуации имеют целью только выпрямление Линии.



Одним из вопросов, возникающих при ведении войны, является вопрос о том, как быть с сообщениями о потерях. Возможная в этом отношении политика проходит все гра­дации от полного умолчания до немедленного объявления. Когда Винстон Черчиль возглавлял адмиралтейство, глав­ный морской цензор характеризовал его как

до некоторой степени игрока: он задерживал на время плохие известия, рассчитывая на получение хороших, чтобы опубликовать их вместе, и должен сказать, что нередко это так и происходило. Но с другой стороны случались дни, когда хороших известий не было; то^да атмосфера становилась напряженной, и на всех лицах появля­лось выражение озабоченности.

После его ухода я всегда настаивал на немедленном публикова­нии всех неудач или во всяком случае на том, чтобы они сообщались тотчас же после отчета о числе потерь и извещения родственников; и действительно, это стало более или менее практиковаться. (88)

Британцы применили политику полного умолчания, когда 27 октября 1914 года они потеряли свое военное судно «Audacious» («Смелый»), наткнувшееся на мину у ир-л_андских берегов. В течение всей войны это не было офи­циально опубликовано, и печальное сообщение об атом появилось уже после замирения. Из такого умолчания англичан в первые дни войны немцы имели возможность извлекать много выгод, и только после Ютландского дела англичане смогли вновь вернуть себе доверие и дома и за границей. 31 мая немцы объявили по беспроволочному телеграфу, что одержали крупную морскую победу. К бе­регам Англии стали прибывать поврежденные суда и сооб­щения родственникам; молчание стало больше невозможным. Официальное сообщение от 2 июня откровенно опубли­ковало британские потери, — поскольку они были известны. Впечатление было ужасающее. Когда же днем позднее стали прибывать сведения о потерях неприятеля, общее волнение стало успокаиваться. (89)

В общем вероятно правильнее сообщать о «случившихся потерях, полагаясь на то, что ловкое преумножение благо­приятных известий сможет нейтрализовать впечатление. Особые вопросы возникают в связи с сообщением о тех по­терях, которые известны неприятелю только в общих чер­тах. Браунриг восставал против публикования гибели

103


британских торговых судов, потопленных неприятельскими подводными лодками и минами, потому что таким путем неприятель получал бы точные сведения обо всем, что иначе оставалось бы для него неизвестны». Общественное тре­бование сообщать о ходе «подводной» войны было так настойчиво, .что в конце концов пришли к компромиссу. Сначала объявляли о количестве потерянных за неделю судов без дальнейших подробностей, позднее же количество судов стало заменяться количеством потерянных за неделю тонн. Это указывает на то, что к такого рода делам был применен здравый принцип. Когда потери по своему харак­теру не могут быть точно известны неприятелю, сообщение о них должно быть суммарное. Конечный итог нужен для того, чтобы уничтожить дикие преувеличения глухой молвы алармистов.

Другая задача, возникающая по мере хода бойны, за­ключается в том, как быть с теми новыми средствами, ко­торые предполагается ввести в дело. Возможно, что каждое новое изобретение со стороны ведущего войну будет при­ветствоваться дома как обещание победы и осуждаться в чужих странах как преступление против человечества. Но и в этом правиле существуют исключения; ради тех домашних чувствительных душ, которые будут пожалуй сожалеть о применении особенно сокрушительных средств следует провести осторожную подготовительную кампанию. Если же распространится слух, что неприятель только-что применил новое средство, то немедленно раздадутся крики за то, чтобы применить такое же в качестве меры справедли­вой отплаты. Воздушные бомбардировки и применение га­зов считались и союзниками и немцами продуктами гнус* ности противной стороны. Подводная война защищалась в Германии как ответ на жестокую английскую блокаду, которая так далеко переступила границы международных законов, что сделалась оружием нападения скорее на старых и малых, на женщин и детей, чем на воюющих мужчин. Германское правительство защищало свои приказания топить без предупреждения, рассказывая о том, как союз­ники воспользовались добрым сердцем командира подвод­ной лодки: когда субмарина остановила судно, английский матрос, переодетый женщиной, стал у борта на палубе, держа в руках сверток, который имел вид завернутого

164

ребенка; сумбарина поднялась на поверхность, чтобы при­нять несчастную женщину прежде, чем потопить судно, а в это время переряженный матрос бросил в сумбарину бомбу, моментальнее уничтожившую.



Для тех многочисленных групп населения, которым война представляется битвой голиафов, необходима про­паганда доверия к вождям. Бывает очень успокоительно прочитать хорошо написанную биографию военного дея­теля. Так, Отто Кр^к написал популярную брошюру «Жизнь Людендорфа», а Гарольд Бегби прославил Китче­нера в книге «Китченер — организатор победы»; Брошюра <<Генерал Пауль фон*Гинденбург» была написана Бернар­дом фон-Гинденбургом.

Рассказы о героических подвигах в обыденной жизни или об исключительных случаях укрепляют уверенность в конечной победе. К рассказам из жизни в окопах должны быть присоединены менее драматичные повествования о том, как в тылу сплотилась страна, сберегая пищу, изготовляя оружие и ухаживая за больными и ранеными. Рудольф Ганс Бартч объехал Германию и написал книгу,1 которая ободряла солдат на фронте и поощряла гражданское на­селение.

Воля к победе находится в тесном сродстве с шансом победить. Для ведения войны необходим тезис конечной победы, если не.хотят, чтобы упадок духа подорвал экер-» гию и усилил внутренние трения и распри.

1 Das deutsche Volk in schwerer Zeit (Германский народ в тяжкое время).

ПОДДЕРЖАНИЕ ДРУЖЕСТВЕННЫХ ОТНО­ШЕНИЙ



ДЛЯ ПРОЧНОСТИ фронта против неприятеля необходи­мы сердечные отношения между союзниками. Особенно важно, чтобы союзники побуждали друг друга к сорев­нованию, подчеркивая напряженность своих усилий в деле продолжения войны. В мировую войну действительное вступление в борьбу Америки произошло раньше, чем итальянцы успели оправиться от разгрома у Капоретто. Из­мученные и упавшие духом итальянцы, недоверчиво отнес­лись к искренности желания американцев вести войну. Американцы, — как под шумок толковалось кругом, — народ промышленный; они забыли, как нужно воевать. Им не хочется променять свои цветущие дела на занятие, полное опасностей. У Америки нет армии; она не нуждается в армии и не сможет создать ее, если бы и пыталась. Даже если бы армия и была создана, все равно подводные лодки потопят транспорты, могущие перевезти ее в Европу. Да наконец американские офицеры и солдаты слишком не» опытны, чтобы им можно было придавать какоетнибудь, значение.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет