Библиотека научного социализма под общей редакцией д. Рязанова
жүктеу/скачать 2.08 Mb.
|
| 65
шего ученика Маркса. Тот же промах сделал он и насчет Корнэлиссена, который еще до начала «кризиса» обеими ногами стоял на почве анархизма. Уже отсюда видно, как хорошо он осведомлен насчет «кризиса»! Но дальше он еще лучше обнаруживает свою «широкую» осведомленность. Он говорит: «Наиболее яркие выразители социалистического движения теперь уже открыто признавали, что катастрофа буржуазного общества, т. е. заключительная схватка между двумя враждебными классами... есть не что иное, как «бессмысленное мечтание». Длинный ряд цифр и бесконечная цепь силлогизмов услужливо доказывали, что наиболее положительные предсказания критики и учения социалистов были опровергнуты самой эволюцией общественного процесса... Какая ирония: старые принципы опровергаются самими же хранителями их» (стр. 14). Вы видите: тут уже никак нельзя сомневаться в том, что наш автор принял анархистов Черкезова и Корнэлиссена за «наиболее ярких выразителей социалистического движения» и за «хранителей старых принципов» учения, подвергнутого «пересмотру» гг. критиками, т. е. принципов марксизма. Г. Черкезов в роли хранителя этих принципов! Забавнее этого ничего и нельзя задумать! Нужно быть очень сведущим по части названных принципов, чтобы впасть в подобную ошибку. И можно представить себе, какого вздора способен наговорить о «кризисе в социализме» тот человек, который так хорошо знает эти принципы! Не менее сведущ Э. Леонэ и в практике социализма. На стр. 10-й своей книги он уверяет: «Славной памяти «Интернационал» оставил нам, в виде последнего своего завещания, резолюцию женевского конгресса 1863 года, в которой» и т. д. Нам не важно, какую именно резолюцию имеет в виду Леонэ; нам важно, — и, как это легко поймет читатель, очень важно,— что в 1863 г. «Интернационал» не принимал никаких резолюций по той простой причине, что тогда он еще не был и основан. Женевский конгресс этого знаменитого товарищества рабочих имел место не в 1863, а в 1866 г., и это был не последний, а первый его конгресс, а потому и резолюции, на нем принятые, отнюдь не могут быть названы его «последним завещанием». Такие ошибки так грубы, так непростительны и так невероятны, что, прочитав строки, относящиеся к женевскому конгрессу, я, признаюсь, подумал, не напутал ли тут чего «талантливый друг» Леонэ, г. Кирдецов, и потому обратился к подлиннику. Но это обращение лишний раз убедило меня в том, что Русский переводчик, хотя неуклюже и неряшливо, но, в общем, верно передает мысли своего итальянского автора: в подлиннике я нашел тот 66 же 1863 год и то же «последнее завещание» (ultimo atto testamentario). Конечно, г. Кирдецов мог поправить эту ошибку. Но, чтобы поправлять те или другие ошибки, надо сначала их заметить, а чтобы их заметить, надо быть знакомым с тем предметом, о котором идет речь. Ну, а этого, как видно, нельзя требовать от нашего «талантливого друга». Он не изучил предмета, удовольствовавшись знакомством с тем, что показалось ему, в его наивности, «последним словом» западноевропейского пролетарского движения. И вот он стал переводить,— точнее: перетаскивать,— это «последнее слово» на русский язык со всеми украшающими его логическими «перлами» и историческими «диамантами». Он не способен был поправить ошибку своего друга ни там, где у того говорится об Интернационале, ни там, где мы читаем следующее: «Эти германские социалисты не постеснялись называть свою партию именем социал-демократии — логической какофонией, напоминавшей собою ту французскую социальную революцию 1830 г., которую тот же Маркс в «Гражданской войне» так саркастически высмеивал за ее мелкобуржуазный дух и за пестроту социальных элементов, вошедших в ее состав» (стр. 21). Впрочем, нет, постойте: тут Кирдецов, кажется, кое-что исправил. В подлиннике говорится не о социальной революции 1830 года (которой не было), а о социальной демократии того же года. Положим, что и это вздор, так как в 1830 году во Франции не было никакой социал-демократической партии, но все-таки Леонэ говорит не то, что заставляет его говорить г. Кирдецов: тут уже заметно, стало быть, что-то вроде покушения на поправку. То же покушение обнаруживается и в замене названия того сочинения Маркса, на которое ссылается здесь Леонэ, — Lotte civili, т. е. «Гражданские войны», т. е. вероятно, «Die Klassenkämpfe in Frankreich»,— названием другого его сочинения: «Гражданская война», т. е., «Гражданская война во Франции»,— сочинения, написанного по поводу Парижской Коммуны. Но эта неудачная поправка, вызванная вовсе не знанием дела, а простым созвучием названий, окончательно все портит, так как в брошюре «Гражданская война во Франции» нет ровно никаких насмешек по адресу французской социал-демократической партии 1848—1849 гг. Короче, ни тот, ни другой из двух «талантливых друзей» не оказывается «на высоте призвания»... Замечу мимоходом, что современная международная социал-демократия не имеет ровно ничего общего с той французской партией, которая называлась социал-демократической в 1848—1849 годах. Что же касается «логической какофонии», т. е. той мысли Э. Леонэ, что поня- 67
III Э. Леонэ сам находит, что необходимо «тщательно проанализировать внутреннее содержание кризиса социализма, поскольку он проявился в области доктрины» (стр. 18). И это, без сомнения, справедливо. Но для того, чтобы судить о кризисе, поскольку он проявился в области «доктрины», необходимо понимать «доктрину», а мы уже видели, что трудно ждать от Леонэ ее знания. Как бы там ни было, послушаем, в чем заключается, по его мнению, однако, «внутреннее содержание кризиса». «Кризис социализма,— говорит он,— в общем отрицал наличность растущего антагонизма, который, по Марксу, рано или поздно автоматическим путем должен будет привести к насильственному устранению капиталистической собственности» (стр. 19). Итак, Маркс утверждал, а «кризис»,— т. е. Корнэлиссен в Голландии, Ван-Коль в Дании, а Черкезов в России,— отрицал рост того социального антагонизма, который автоматически приведет к устранению капитализма. И в этом отрицании «кризисом» того, что утверждал Маркс, и состояло внутреннее содержание кризиса. Очень хорошо, хотя и не очень складно. Но кто же прав в этом споре: Маркс, или кризис? Что говорит об этом Э. Леонэ: «Спешу выразить свое уважение безукоризненной строгости этих рассуждений первого социалистического ревизионизма 1), главным же образом, мужеству и непринужденности (!), с которыми были сделаны эти заявления. Действительно, если закон капиталистического развития функционировал (sic!) не так, как его (?) предсказал Маркс, т. е. не в том направлении, чтобы разрыть все бòльшую и бòльшую пропасть между владельцами капиталов и неимущими рабочими и, таким образом, численно увеличить класс работников, заинтересованных в уничтожении капитализма; если, вопреки предсказанию Маркса, количество имущих все больше возрастало, а антагонизм интересов между капиталом и трудом, благодаря повышениям заработной платы рабочих, потерпел значительное ослабление,— если все это было в действительности так, то отсюда, казалось, с непреодолимой силой напрашивается
68 следующий вывод: старая революционная социалистическая тактика, вдохновляемая обманчивым призраком все растущего антагонизма, все цело потерпела крушение. Усилия «правоверных» социалистов оставаться на почве непримиримой классовой борьбы именно тогда, когда сами факты жизни собирались лишить эту борьбу всякой почвы под ногами, должны были показаться тщетными» (стр. 15—16). Вы понимаете, читатель? Я тоже — нет. С одной стороны, рассуждения ревизионистов были безукоризненно логичны, по поводу чего наш автор и спешит засвидетельствовать им свое уважение; а с другой — только «кажется», что эти рассуждения были безукоризненно логичны, так что и уважение, в котором расписывается Леонэ, надо, должно быть, считать только кажущимся. Вот и разбирайся! Нет, как бы там ни обстояло дело с логичностью ревизионистов, а с логичностью г. Леонэ оно обстоит безнадежно плохо: он не умеет свести концы с концами в своих собственных рассуждениях. Г. Леонэ продолжает: «Отсюда не трудно понять, почему противники так потирали руки от удовольствия... К счастью, противники приняли тень за тело; они полагали, что кризис в идеях и доктринах послужит причиной или поводом для разрушения дела и процесса социалистического движения» (стр. 16). Это как будто выводит нас из недоумения: рассуждения ревизионистов были безукоризненны; но ошибочно было думать, что этими безукоризненно логичными рассуждениями можно разрушить «дело и процесс социалистического движения». Допустим, что именно этого и хотел сказать наш автор. Но ведь у нас с ним речь идет теперь не о «процессе социалистического движения», а именно о «доктрине»; ведь г. Леонэ сам признал необходимым и сам пригласил нас «тщательно проанализировать внутреннее содержание кризиса социализма, поскольку он проявился в области доктрины». Вот мы и хотели последовать его приглашению, вот мы и старались «тщательно проанализировать»; вот мы и спрашивали его: кто же прав «в области доктрины»: Маркс, или безукоризненно логичные и за это уважаемые нашим автором ревизионисты? Но не так-то легко добиться от него толкового ответа на этот вопрос. Он пишет: «Все, начиная от теории стоимости до диалектического метода; от закона концентрации капиталов до доктрины периодических кризисов; от системы прибавочной стоимости до экономически-материалистического доказательства фатальности социализма — словом, все составные элементы марксистского учения, бывшего до сих пор наибо- 69 лее авторитетной и универсально признанной школой социализма, подверглись теперь беспощадной ломке» (стр. 14). Эти строки как будто дают повод думать, что г. Леонэ считает весьма убедительными «критические» доводы, выдвинутые ревизионистами против учения Маркса: если они не только пытались подвергнуть ломке учение Маркса, но и в самом деле подвергли его таковой; если они разрушили все теоретические основы этого учения, то ясно, что правда была на их стороне. Но, с другой стороны, тот же Леонэ написал и вот эти строки: «В общем из статистических данных, бывших в его распоряжении, реформизму 1) не удалось вывести такое положение, которое шло бы вразрез с законом концентрации капиталов; он пришел лишь к заключению, что эта концентрация совершается не с тою быстротой, какую предсказывал Маркс» (стр. 35). Когда и где предсказывал Маркс быстроту концентрации капиталов? Какую именно страну имело в виду его предсказание? Обо всем этом не спрашивайте г. Леонэ. Ему некогда заниматься такими мелочами,— и баста! Но ведь что ни говорите, а несомненно то, что если ревизионистам не удалось опровергнуть «закон концентрации капиталов», то выходит, что правда была,— по крайней мере, в этом отношении,— не на их стороне, а на стороне Маркса. Еще раз: что же следует нам думать о кризисе в социализме? Кто прав: Маркс или его критики? IV Нам необходимо добиться от г. Леонэ ответа на этот вопрос. По его словам, ревизионизм пытался разбить учение Маркса, во-первых, путем оспаривания предсказанной Марксом концентрации богатств, несбыточности его положения об ухудшении условий труда (теория обнищания), а во-вторых (не в-третьих ли?— Г. П.),— фактом роста числа капиталистов» (стр. 35). Мы уже знаем, как смотрит г. Леонэ на вопрос о концентрации капиталов. Посмотрим теперь, что думает он о «теории обнищания». «Общее улучшение быта и повышение уровня заработной платы,— говорит он,— еще не могут служить достаточным доводом для опро- 1  ) Г. Леонэ отождествляет здесь реформизм с ревизионизмом, на что имеет конечно, полное право.
70 вержения закона о все более обостряющемся антагонизме между капиталом и трудом... Заработная плата, по исследованиям Геверница и Жида и по словам самих рабочих, повысилась вследствие тех усилий, которые рабочий класс проявил в своей непосредственной борьбе с капиталом. Повышенная заработная плата, следовательно, говорит за то, что в последние двадцать лет борьба между капиталом и трудом все более обострялась и что она находит себе выражение в такой форме, которая все более и более подчеркивает силу организованности, численности и дисциплины рабочих, словом, силу тех элементов, о которых Маркс и говорит в своем описании. Итак, предсказания Маркса, вместо опровержения, находят в жизни полное оправдание» (стр. 36) Выходит, что и в этом случае правда на стороне Маркса, а не на стороне ревизионистов. И если г. Леонэ сам не грешит против логики, если его собственное «следовательно» имеет под собою хоть какое-нибудь логическое основание, то опять решительно непонятно, где же собственно проявилась, по поводу этого вопроса, будто бы безукоризненная логичность гг. «критиков» Маркса. Но в том-то и дело, что наш автор и здесь рассуждает совсем неправильно. Во-первых, с точки зрения «теории обнищания» важно не то, повысилась или понизилась заработная плата, а то, повысился или понизился уровень прибавочной стоимости, которым определяется степень эксплуатации рабочего. Если десять рабочих, получавших одинаковую заработную плату, прежде создавали своим трудом, в течение одного дня, стоимость равную А, причем ½ А доставалось им в виде заработной платы, между тем как другая половина А составляла прибавочную стоимость, то уровень этой последней равнялся 50%. Если же теперь те же рабочие создают стоимость, равную А + ½ А, причем ¾ А отходит к ним, в качестве заработной платы, а остальные ¾ А достаются предпринимателю, как прибавочная стоимость, то уровень этой последней будет по-прежнему равняться 50%, т. е останется неизменным, несмотря на повышение заработной платы. Наконец, если рабочие будут, в течение того же времени, создавать стоимость равную 2 А, получая ¾ А в виде заработной платы, то предприниматель получит A + ¾ A, a это значит, что повышение заработной платы не помешает повышению уровня прибавочной стоимости, т. е. степени эксплуатации рабочего. А повышение степени эксплуатации рабочего равносильно относительному ухудшению его положения в обществе. Вся суть интересующего нас здесь вопроса и заключается стало быть в том, чтобы решить, ведет ли развитие про- 71 изводителъных сил в капиталистическом обществе к относительному ухудшению или же, наоборот, к относительному улучшению общественного положения пролетариата. Геверниц, на которого ссылается г. Леонэ, и многие другие буржуазные экономисты утверждают, что дело идет именно к улучшению 1), между тем как марксисты доказывают, что общественное положение рабочего относительно ухудшается несмотря на то, что его заработная плата,— денежная и даже реальная,— обнаруживает стремление к повышению. В этом и состоит приписываемая им их противниками «теория обнищания». Что касается самого Маркса, то его «критики» приписывали ему, вслед за Геверницем и многими другими буржуазными экономистами, теорию абсолютного ухудшения положения рабочего класса. Но это чистейший вымысел. Маркс нисколько не сомневался в том, что положение рабочего относительно ухудшается, и в первом томе своего «Капитала» он дал теоретическое объяснение этого явления. А насчет абсолютного ухудшения положения рабочего он нигде не высказывался положительно, по-видимому, лишь допуская его возможность при известных условиях времени и места. В своем споре с Прудоном он писал: «Экономисты... доказали, что при существующих условиях производства растет и должно еще больше расти богатство буржуазии. Что же касается рабочего класса, то еще большой вопрос, улучшилось ли его положение вследствие увеличения общественного богатства 2). Когда, отстаивая свой оптимизм, экономисты ссылаются на пример английских рабочих, занятых в хлопчатобумажной промышленности, то они рассматривают их положение лишь в редкие моменты промышленного процветания! К эпохам кризиса и застоя такие моменты находятся в «правильно-пропорциональ-ном» отношении 3 к 10. Или, говоря об улучшении, экономисты имеют в виду те миллионы рабочих, которые должны были погибнуть в Ост-Индии, чтобы доставить 1½ миллионам занятых в той же отрасли промышленности английских рабочих три года процветания в каждые десять лет?» 3). Как видим, от этого осуждения оптимизма буржуазных экономистов еще далеко до учения об абсолютном ухудшении; неоспоримо только то, что в эпоху своего спора с Прудоном Маркс считал абсолютное улучшение, о котором так громко кричали буржуазные эконо- 1  ) См. сочинения Геверница, Zum sozialen Frieden и Der Grossbetrieb.
2) Подчеркнуто мною. 3) «Нищета философии», перевод В. И. Засулич, стр. 71—72. 72 мисты, весьма сомнительным. Формулируя свой взгляд, он сам говорит: «Лишь потому, что, под влиянием конкуренции, заработная плата колеблется, то поднимаясь выше, то падая ниже необходимых для его существования жизненных средств, лишь потому рабочий и может в некоторой, хотя бы самой ничтожной, степени воспользоваться ростом общественного богатства. Но именно потому для него возможна также и голодная смерть» 1). Тут, как видим, допускается возможность абсолютного, хотя и ничтожного улучшения,— улучшения, выгоды которого нейтрализуются, впрочем, крайнею необеспеченностью положения рабочего. И это: взгляд высказан был Марксом в то время, когда, по признанию тех самых экономистов, которые упрямо навязывают теорию абсолютною «обнищания», положение рабочего класса абсолютно ухудшалось, по крайней мере, в Англии, т. е. в стране, дальше всех других ушедшей по пути промышленного развития. Впоследствии этот взгляд, которому Маркс дает здесь название «теории экономистов»,— т. е. взгляд, разделяемый, в сущности, самими буржуазными экономистами, но только затемняемый у них оптимистической фразеологией,— этот взгляд, говорю я, был впоследствии пересмотрен и углублен самим Марксом; результаты этого пересмотра и углубления изложены в первом томе «Капитала», к которому я уже отсылал читателя, утверждая, что там дано теоретическое объяснение неизбежности относительного ухудшения положения пролетариата 2). Этот, окончательный, взгляд Маркса заслуживает, конечно, не меньшего внимания, чем то учение о заработной плате, которого держался Маркс в сороковых годах. И если г. Леонэ взял на себя роль судьи в споре между «ортодоксальными» марксистами и ревизионистами, то ему нужно было всесторонне выяснить себе этот взгляд, но он не счел нужным дать себе этот труд 3). Он без критики усвоил себе то, что было найдено им в «исследованиях Геверница 1  ) Там же, стр. 72.
2) Подробнее вопрос этот рассмотрен мною в моем ответе г. П. Струве в сборнике «Критика наших критиков» [Сочинения, т. XI]. 3) Или оказался неспособным к нему. В другом его сочинении: «L'Economia sociale», Genova 1904, изложено с грехом попонам Марксово учение о заработной плате (стр. 214 — 216); но как плохо понял Леонэ его смысл, видно уже из того, что он называет его теорией издержек производства (!) (teoria del costo). По-русски это называется попасть пальцем в небо. Сам Леонэ приходит в названном сочинении лишь к тому выводу, что заработная плата не одинакова в различных отраслях промышленности, но стремится к одному уровню под влиянием конкуренции и технического процесса (стр. 221). Это немного! 73 и Жида», и только постарался, с помощью софизма, отделаться от тех выводов, к которым пришли эти исследователи,— особенно Геверниц. Он с победоносным видом выдвигает против них свой софизм. Но чем более упований возлагает он на него, тем более обнаруживается его полная беспомощность в экономических вопросах. Что говорили Геверниц и его единомышленники? То, что, благодаря развитию техники в капиталистическом обществе, доля рабочего класса в национальном доходе увеличивается, а доля капиталистов уменьшается, вследствие этого расстояние между этими двумя классами становится меньше, рабочий сближается с предпринимателем. Что это сближение между классами, что это увеличение доли пролетариата,— если даже оно вообще возможно,— не произойдет само собою, без усилий со стороны рабочих, т. е. без борьбы их с предпринимателями, это понятно само собою, и этого действительно не отрицал Шульце-Геверниц, хотя, вопреки тому, что можно подумать на основании приведенных мною слов г. Леонэ, и не оттенял этого обстоятельства. Для него вопрос ставился так: создается или нет, ходом развития капитализма, возможность такого улучшения в положении пролетариата, которое, сблизив этот класс с классом капиталистов, заставило бы его дорожить существующим порядком вещей и сделало бы излишней в его глазах мысль о полном устранении капиталистических отношений производства? Геверниц утверждал, что — создается, при чем ссылался на придуманное им возрастание доли рабочего класса в национальном продукте. Его призыв к «социальному жиру» вовсе не означал собою желания положить конец борьбе рабочих с предпринимателями за условия продажи ими этим последним своей рабочей силы. Он означал только желание привести рабочих к отказу от «конечной цели», т. е. от стремления покончить с тем общественным порядком, благодаря которому рабочий вынуждается нести на рынок свою рабочую силу. И если Леонэ возражает ему на это, что повышение заработной платы свидетельствует об обострении классовой борьбы между рабочими и предпринимателями, то он обнаруживает этим свое полное незнакомство с «исследованиями» Геверница. Немецкий экономист мог бы ответить ему: «Если вы ссылаетесь на мои работы, то вы должны были бы знать, что я стараюсь показать в них, каким образом борьба рабочих за лучшие условия найма изменяет свой характер, принимая такие формы, которые делают ее вполне совместимой с дальнейшим существованием капиталистического способа производства. И если вы хотите оспаривать меня, то вам необходимо сначала опровергнуть мои экономические предпосылки». Но наш автор просто 74 напросто не знает, что у Геверница были какие-нибудь особенные экономические предпосылки, посеявшие смуту в умах ревизионистов. Поэтому он и не решает вопроса; он только обходит его неловким движением в сторону. Нечего сказать, хорошо защищает он Маркса от его «критиков»! V Идем дальше. «Демократический ревизионизм в другом месте точит против самого себя нож. Он совершенно не заметил своей непростительной логической ошибки, опрокидывающей вверх дном все его разглагольствования об ослаблении классового противоречия (вот тебе и «безукоризненная строгость рассуждений»! — Г. П.). Как! Пролетариат возрос количественно в то самое время, когда число крупных капиталистов не сократилось, и категория имущих также не имела уменьшения? Но ведь тут у нас нет больше спасения... Если концентрация капиталов протекает не в той интенсивной форме, какую предвидел Маркс, обманутый, очевидно, английскими условиями 48 и 66 гг., то это значит, что современная классовая борьба происходит между могучими, закаленными в боях противниками, и что дело экспроприации не может быть выполнено лишь путем широкого и всестороннего подчеркивания ее необходимости, лишь путем все более резкого обострения контраста, существующего между рабочей массой и огнеупорными институтами капитализма» (стр. 36—37). Когда ревизионисты взялись за свой пересмотр основных положений марксизма, они не обнаружили ни обширных знаний, ни глубокой проницательности Они хотели идти вперед, но на самом деле пятились назад несмело и нерешительно приближаясь к точке зрения буржуазных экономистов. Но все-таки они по большей части умели отдать себе более или менее ясный отчет о предмете поднимаемого ими спора; они стремились ознакомиться с фактами; им хотелось решить, как же совершает-ся, наконец, действительный ход развития капитализма. Ни до чего этого нет дела нашему «революционному синдикалисту», у него нет ровно никакой потребности в уяснении себе предмета спора. Он слышит, что Маркс «предвидел» такую «интенсивную» концентрациию капиталов, какая не имеет места в современной действительности. И он не считает нужным справиться о том, что собственно «предвидел» Маркс, и хорошо ли поняли ревизионисты его «предвидение». Он охотно допускает, что Маркс был, «очевидно», обманут английскими условиями 1848—1866 годов. Воспитанный в школе «чистой экономии» гг. Панта- 75 леоне и Парэто, он не интересуется фактами и не заботится о том, в какую сторону направляется экономическое развитие капиталистического общества. Если концентрация капиталов совершается не так быстро, как этого ожидал Маркс, то тем лучше, так как это показывает, во-первых, что борющиеся между собою классы могучи и закалены в боях, а во-вторых, что для устранения «огнеупорных институтов капита-лизма» недостаточно одного,— хотя бы и широкого, всестороннего,— подчеркивания необходимости такого устранения. Все — благо; все — добро; все идет к лучшему в этом лучшем из миров, и каждый факт современной общественной жизни обнаруживает правильность «концепции», свойственной Э. Леонэ. Я готов биться об заклад, что читатель недоумевает по поводу «подчеркивания», недостаточность которого так неожиданно была показана медленным ходом концентрации капиталов. Чтобы вывести его из недоумения, я предлагаю ему обратить внимание на следующее замечание г. Леонэ: «Если бы концентрация капиталов привела к численному разбавлению класса капиталистов, сократив его до minimum — горсточки плутократов, то это значило бы, что число лиц, заинтересованных в защите буржуазного государства, подвержено все большему и большему сокращению, и что влияние пролетариата и присвоение им политической власти автоматически возрастает (sic!) в такой степени, чтобы вскоре подчинить ее своим собственным интересам. Если бы предсказание марксистов о концентрации капиталов оправдалось,— этого именно реформизм и не понял,— тогда демократствующий реформизм получил бы в свое распоряжение новый общественный элемент, на который он мог бы опереться. В действительности, однако, общественный процесс развился в ином направлении (стр. 37) 1). Теперь ясно: если бы предсказание марксистов оправдалось; если бы все большие и большие массы людей подвергались обездоливающему влиянию капитализма, то реформисты (ревизионисты тож) могли бы сослаться на этот факт, как на довод в пользу своей тактики. А раз это могло бы быть так, то г. Леонэ даже не справляется о том, в какой мере основательна была бы подобная ссылка. Чтобы заранее сделать ее невозможной, он спешит согласиться с реформистами в том, что концентрация в самом деле совершается очень медленно. У него нет своего 1  ) Я уже сказал, что «талантливый» г. Кирдецов перетащил сочинение г. Леонэ на очень неуклюжий язык, местами довольно мало похожий на литературный язык нашего отечества.
76 взгляда на предмет. Он без разбора хватается за отдельные мнения спорящих между собою сторон в надежде подкрепить ими свою собственную тактическую идею, сущность которой сводится к тому, что пролетариат всегда и при всяких условиях должен стараться изолировать себя от всех других классов: нечто вроде политической идеи наших «большевиков». И, отстаивая эту блестящую идею, он не думает, а только спорит. И спор его состоит в том, что он бросает в голову противника первые встречные доводы, первые попавшиеся «слова, слова, слова!». Это опять невероятно, но это опять так! И именно потому, что это опять так, я приглашаю читателя отнестись внимательно к нашему «революционному синдикалисту». Существуют литературные явления, чрезвычайно интересные и поучительные как раз своими отрицательными свойствами... VI Если Э. Леонэ, возражая ревизионистам, все-таки считает себя обязанным засвидетельствовать им свое нижайшее почтение, то в обращении с «ортодоксальными» марксистами, взгляды которых называются у него традиционным социализмом, он всегда остается суровым и беспощадным. Чем же провинились эти злополучные люди? О, они совершили тяжкое преступление! Они исказили,— и едва ли даже не сознательно, едва ли не «с заранее обдуманным намерением»,— теорию своего учителя и тем вынудили Э. Леонэ приняться за восстановление «концепции» Маркса в ее первоначальной чистоте. Последуем за нашим автором как в его расправе с «традиционным социализмом», так и в деле восстановления истинного смысла марксизма. «В социалистических рядах марксизм подвергся бесконечным толкованиям и комментариям, тенденциозно размазанным самими вождями социалистического движения. Они исказили марксизм, превратив его в сухую формулу, пригодную лишь для политических целей партии... Нелепое толкование диалектического метода, применявшегося Марксом, согласно которому (согласно Марксу? — Г. П.) всякое движение должно привести к собственному уничтожению (!), а всякое утверждение — к своему отрицанию, нелепое толкование этого метода привело ряды социалистических партий к следующему отрадному результату: необходимо превратить Марксово понимание революции в банальную концепцию прогрессивного эволюционизма. Сам капитализм подготовляет условия обобществления богатств; поэтому пролетарии и должны помочь буржуазии в выполнении этого таинственного акта скрытого самоубий- 77 ства. Если согласиться с этим толкованием ортодоксов избирательного марксизма, то воистину остается лишь воскликнуть: о, горькая участь современной буржуазии; ты идешь навстречу (кто идет? горькая участь буржуазии? - Г. П.) мощи, богатству, все большему развитию твоих сил. но не замечаешь, как твоя собственная амбиция (!?) роет тебе могилу и смерть уже нависла над тобой!» (Стр. 22—23.) Это, конечно, очень едко и даже красноречиво но... кто же и когда говорил, что так как капитализм сам подготовляет условия обобществления богатств, то «поэтому» пролетарии должны помогать буржуазии в совершении этого самоубийственного акта? Таких нелепостей не говорил никто и никогда, хотя бы просто потому, что «отрадный результат», приписываемый здесь «избирательным марксистам», не только нелеп, но и отличается крайней неопределенностью. Этот «отрадный результат» даже не есть нелепая мысль: это — какой-то намек на нелепую мысль, зачаток ее, не вышедший из состояния почти полной бесформенности. Что значит помогать самоубийству буржуазии? В чем состоит это самоубийство? Если в том, что развитие капитализма подготовляет материальные условия, необходимые для обобществления средств производства, то что же «таинственного» и «скрытого» в этом «акте»? Кто говорил, что всякое движение должно привести к собственному уничтожению? Люди, интересовавшиеся диалектикой,— таких, правда, всегда было весьма немного даже в рядах «ортодоксальных» марксистов,— эти люди говорили, что то же движение, которое создает данную форму, приводит,— именно вследствие того, что оно не уничтожается, а продолжается,— и к ее разложению, к ее устранению 1). Но ведь это нечто совсем другое. И кто же говорил, кроме того, что всякое утверждение должно привести к своему отрицанию? Г. Леонэ даже не подозревает, что в этих его словах нет ровно никакого смысла, если не считать, впрочем, того, что у него самого всякое «утверждение» обыкновенно противоречит самому себе и тем себя отрицает. И он так доволен собою, так верит в несокрушимую силу обвинений, выдвигаемых им против «ортодоксов», что не может устоять перед искушением еще и еще раз повторить эти обвинения, разнообразя их на всевозможные лады. «Казалось, следовательно,— твердит он,— бесполезным строить тактику социализма на социальном катаклизме, выполнение которого взяла на себя сама буржуазия; на самом деле требовалось постепенное за- 1  ) Эта неожиданная мысль была превосходно понята и очень ярко выражена еще Н. Г. Чернышевским.
78 воевание политической власти государства с тем, конечно, чтобы после происшедшей катастрофы взять в свои руки управление новым социализированным производством» (стр. 23). Совершенно бесполезно повторять, что решительно никто из «ортодоксов» даже и во сне никогда не видал, будто буржуазия сама взяла на себя обязанность «выполнить социальный катаклизм». Но весьма полезно констатировать, что в этой мнимой вере в будущее «самоубийство буржуазии» и состоит, по мнению нашего автора, самое главное заблуждение ненавистных ему «традиционных социалистов». А если в этом состоит их самое главное заблуждение, если именно в этой их вере обнаружился их разрыв с Марксом, то очевидно, что учении этого последнего,— как понимает его Э. Леонэ,— не может быть ничего похожего на столь нелепый фатализм; очевидно, что сам Маркс, — опять-таки, как понимает его наш автор, — представлял себе все дело в совершенно другом виде. Не так ли? Кажется, что так. Теперь читайте. «Вы знаете, что марксистская концепция социализма занята, главным образом, доказательством объективной фатальности наступления социалистического строя. В своем гигантском труде Маркс расточает весь клад своего бессмертного гения для научного доказательства неизбежности социализма» (18). Под «гигантским трудом» нужно понимать, очевидно, «Капитал» И вот я спрашиваю читателя, в самом деле потрудившегося ознакомиться с «гигантским трудом» Маркса: много ли страниц посвящено и трех томах этого труда «доказательству объективной фатальности наступления социализма»? Не правда ли, совсем немного? А если совсем немного, то что же это говорит г. Леонэ? Полно, читал ли он «гигантский труд»? Полно, знает ли он, на что расточал в нем Маркс «весь клад своего бессмертного гения»? Но не в том дело. Слушайте дальше.
Что следует отсюда? Отсюда следует,— и, говоря это, я надеюсь, что сам Э. Леонэ, если только захочет быть беспристрастным, не откажется «выразить свое уважение безукоризненной строгости» моего вы- 79 вода,— отсюда следует, что «ортодоксы» совсем не изменяли Марксу. В самом деле, ведь теперь оказывается, что именно от него унаследовали они свое главное заблуждение: свою веру в предстоящее «самоубийство» буржуазии, тот свой взгляд, что устранение капитализма совершится «автоматическим путем». Ведь теперь выходит, что самым главным и, может быть, единственным виновником неприятного Э. Леонэ «отрадного результата» был не кто иной, как именно автор «Капитала», «расточивший весь клад своего бессмертного гения» для доказательства «объективной фатальности наступления социалистического строя». Зачем же щадить этого вредного ересиарха? Зачем сваливать его вину на его последователей? И если необходимо лжеучениям «традиционного социализма» противопоставить истину синдикалистской «концепции», то зачем нужно опираться при этом на того же вредного ересиарха? Зачем называть эту «концепцию» правильно понятым марксизмом? 1) VII Я не могу ответить на эти вопросы, да, по правде, сказать, и не считаю нужным заниматься ими. Я ограничусь простым констатированием того, не совсем «отрадного», результата, что до сих пор у Э. Леонэ «всякое утверждение» неизменно приводило «к своему отрицанию», и перейду к выяснению того, в чем же состоит та «концепция», которую он, Леонэ, по неизвестной и даже несколько «таинственной» причине выдает за единственный истинный марксизм. Наш «глубокомысленный» синдикалист, находясь на этот раз в весьма повышенном настроении духа, торжественно восклицает: «Да, блещет солнце, скажем мы вместе с Наполеоном; слеп тот, кто его не видит... Читателю, вероятно, известно, в чем именно выражается концепция исторического материализма: «производственные формы материальной жизни определяют собой общественный, политический и духовный процесс жизни»... До очевидности ясно, что правовые институты, образующие собою государство, являются лишь отражением, продуктом или, как Маркс говорит, надстройкой экономии, 1 ) То, что на стр. 18 сказано у Леонэ о фаталистическом характере Марксовой «концепции», не мешает тому же Леонэ утверждать, что Бернштейн «просто, подобно нелепым приемам всех ретивых толкователей, изобразил его (т. е. исторический материализм.— Г. П.) в виде фаталистической концепции истории» (стр. 31) Подобными противоречиями пестрит вся книга этою, поистине, удивительного человека.
80 т. е. материальной жизни. Они созданы экономией, а не создают и не руководят экономическими силами. Строго придерживаясь этой почвы, мы приходим к логическому заключению, что государство, как политический фактор, не обладает никакими силами для осуществления преобразования в экономических отношениях общества. Но этот экономический принцип, вполне соответствующий результатам экономической науки, непоправимо (?!) и неизбежно был упущен из вида различными социалистическими партиями Европы» (стр. 30). Теперь у нас, благодаря Э. Леонэ, «блещет солнце»; теперь мы знаем, в чем состоит истинный, неподдельный марксизм! Одна беда: солнце, заблиставшее над нами по приказанию Э. Леонэ, светит очень тускло и, как две капли воды, похоже на ту луну, которую прескверно делают, по словам одного Гоголевского персонажа, в Гамбурге. Суть истинного учения Маркса заключается будто бы в том, что политический фактор не обладает никаким силами для изменения общественной экономии. Так ли это? Я не стану оскорблять читателя объяснением ему того, что это вовсе не так, и почему это вовсе не так. Я ставлю перед ним другой вопрос: откуда взял Э. Леонэ свой, «до очевидности ясный», вздор? У нас когда-то понимали марксизм в этом духе наши «субъективные социологи», презрительно пожимавшие плечами в виду ими же придуманной «узости» Марксовой теории. Однако, нет решительно никакого основания думать, что Э. Леонэ испытал на себе влияние наших «субъективистов». Откуда же ему сие? От анархистов. Не от тех анархистов, которые рукоплещут теперь «критикам Маркса» и, подобно «субъективистам», видят в историческом материализме теорию, грешащую крайней «узостью», а от тех, которые сами пытались некогда опереться на материалистическое объяснение истории. Наиболее заметной величиной между анархистами этой «первой манеры» был М. А. Бакунин. Известно, что М. А. Бакунин, так упорно воевавший с Марксом в Международном Товариществе Рабочих, сам склонялся к историческому материализму. Склонялся, конечно, на свой особый лад, но все-таки склонялся. В своем сочинении «Государственность и анархия» он писал о Марксе: «...Нет сомнения, что в беспощадной критике, направленной им против Прудона, много правды: Прудон, несмотря на все старания стать на почву реальную, остался идеалистом и метафизиком. Его точка отправления — абстрактная идея права, а г. Маркс, в противоположность ему, высказал и доказал ту несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящий историей человеческого общества, 81 народов и государств, что экономический факт всегда предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву. В изложении и доказательстве этой истины состоит именно одна из главных научных заслуг г. Маркса» 1). Признавая за Марксом эту научную заслугу, Бакунин находит в то же время, что автор «Капитала» не сумел,— вернее, не захотел, вследствие свойственного ему «оппортунизма», — сделать надлежащие выводы из своего великого открытия. Бакунин полагал, что если «экономический факт» предшествует всем остальным фактам общественной жизни, то ни один из этих остальных фактов не может, с своей стороны, повлиять на общественную экономику. Поэтому Бакунин был вполне верен своему пониманию исторического материализма, когда говорил, что жизнь общественная всегда предшествует общественной мысли, но «никогда не бывает ее результатом» 2). Известно, что Бакунин и его последователи пренебрежительно относились к пропаганде. Известно также, что Бакунин не признавал никакой другой «политики», кроме разрушения государства: это тоже вполне последовательно ;о стороны человека, который был убежден, что «экономический факт», предшествуя политическому, не может подвергаться обратному влиянию этого последнего. А если Маркс, несравненно шире, глубже и вернее понимавший отношение экономики к политике, думал, что завоевание политической власти пролетариатом представляет собою необходимое предварительное условие устранения капитализма, то Бакунин объяснял это его непоследовательностью, дурными свойствами его характера, его непреодолимым «стремлением к сделкам с радикальной буржуазией» 3). В этих сделках заключалась, по его мнению, вся суть политической программы Маркса. Вот это-то до последней степени ошибочное, и уж, разумеется, нимало не «подтверждаемое прошлой и настоящей историей человеческого общества», понимание исторического материализма и разогревает теперь Э. Леонэ, поднося его нам, как самое истинное, как самое неподдельное учение Маркса! Синдикалистская критика «традиционного социализма» опирается, таким образом, как раз на те же теоретические положения, которые служили некогда анархистам в их борьбе против политики и тактики Маркса в Интернационале. Это обстоя- 1 ) Сочинения M. А. Бакунина, издание И. Балашова, т. II, стр. 173—174.
2) Ibid , стр. 167. 3) Ibid., стр. 222. 82
Впрочем, мы еще не раз столкнемся с ним в своих собеседованиях с «революционными синдикалистами» других стран. VIII
Зная, как хорошо понял Э. Леонэ теорию исторического материализма, мы легко поймем и его непримиримую ненависть к «традиционному социализму». Эта ненависть тоже заимствована им у гг. анархистов. И Э. Леонэ нимало не грешит против логики,— а это бывает с ним крайне редко,— следующим образом громя «традиционный социализм»: «Открытие Маркса, воочию доказавшее, что экономическая власть предшествует политической и что мощь государства является не чем иным, как продуктом экономического господства 1) буржуазии, не получило никакого практического применения. Всюду, где бы они ни возникали, социалистические партии с первого же дня становились на точку зрения концепции, опрокидывавшей вверх ногами эту историческую истину; не экономика, экономические силы и классовые интересы порождают собою последующие политические формы а, наоборот, политика определяет собой экономику — такова сущность этой ложной концепции» (стр. 51). Это как будто дословно взято у М. А. Бакунина. А вот как изображает наш автор преимущества и «открытия» синдикализма. «Всецело в духе марксистского метода, он с почвы экономики перешел к своим последующим социологическим индукциям, что, несомненно, дает ему неоспоримый практический и методологический пере вес над реформизмом, который вместо того, чтобы перейти с почвы экономики к ее политической надстройке, исходит, наоборот, из политики государства, намереваясь осуществить при их посредстве великую экономическую революцию. Это открытие экономического метода социалисти-ческого исследования и позволяет синдикализму неустанно продолжать развитие сущности и духа марксизма. ...Но синдикализм при посредстве своего плодотворно-го метода наблюдения не мог не придти вскоре к пониманию глубоких причин, породивших кризис социализма.
83 Его широкий кругозор, с которым он созерцает ход современной истории, дал ему возможность открыть всеобъемлющие потребности, новые формы практики, борьбы и завоеваний, необходимые пролетариату для завершения цикла его освободительного движения. И он заметил раньше всего, что конституирование социализма в политическую партию было главной причиной его вырождения в демократию и исчезновения боевого духа» (стр. 44—45). «Открытие экономического метода», «плодотворный метод наблюдения», «широкий кругозор», «созерцание хода современной истории», «открытие всеобъемлющих потребностей, новых форм» и прочая, и прочая, и прочая,— все это сводится «раньше всего» к «открытию», которое около сорока лет тому назад сделано было М. А. Бакуниным. До смешного громкие слова, как водится, прикрывают собою самое жалкое содержание. И нужно много доброй воли или рассеянности, невнимательного отношения к предмету, чтобы увидеть хотя бы самомалейшую дозу глубокомыслия в этом полнейшем «отсутствии всякого присутствия»! Дело не в том, что Э. Леонэ ошибается; латинская пословица справедливо говорит: errare humanum est. Дело в том, что бесчисленные ошибки Э. Леонэ обнаруживают в нем самую полную, самую совершенную неподготовленность к обращению с теми понятиями, которыми он хочет оперировать. Вот один из весьма многих примеров: Давая свое «реалистическое (sic!) толкование исторического материализма», он говорит: «Маркс всегда выражал ту истину, что для завершения всякого социального переворота необходимо, чтобы в старом обществе созрели экономические условия его собственного разрушения, а также и предварительные условия нового общества, создающегося на развалинах первого. Глубоко, следовательно, ошибается как традиционный социализм, так и социал-демократический ревизионизм, когда они в абстрактных условиях современного общества желают найти условия новой социальной формации» (стр. 48). Что это такое: «абстрактные условия современного общества? Каким образом «условия» какого-нибудь общества могут быть абстрактными? Это неизвестно ни нам с вами, читатель, ни нашему «глубокомысленному» автору. Далее. Та, выраженная Марксом, истина, на которую намекает здесь Э. Леонэ, имеет в действительности совсем не тот вид, какой получила она в приведенных мною строках. Маркс говорит, что ни одна общественная формация не сходит с исторической сцены прежде, чем разовьются те производительные силы, 84 которые могут развиться в ее недрах, и новая общественная формация никогда не занимает места старой прежде, чем возникнут необходимые для ее существования материальные условия. И под этими материальными условиями он опять-таки понимает соответствующее состояние производительных сил, ходом развития которых определяется, в конце концов, все общественное развитие, Маркс показывает, в чем заключается коренная причина общественных переворотов. Она состоит, по его учению, в том, что производственные отношения перестают соответствовать состоянию производительных сил сначала данные производственные отношения способствуют развитию этих сил, а потом они превращаются в препятствия для него, и тогда начинается эпоха общественного переворота. Вот и все. Если отсюда можно сделать какой-нибудь вывод, то «раньше всего» тот, что г. Леонэ, несмотря на свое «реалистическое толкование исторического материализма», ровно ничего не понял в исторической теории Маркса. Судите сами. Когда производительные силы данного общества приходят в противоречие с его производственными отношениями, это значит, что его имущественные отношения начинают тормозить развитие его производительных сил. Чтобы дать новый простор развитию общественных производительных сил, надо изменить его имущественные отношения. А что нужно для того, чтобы изменить их? Нужно чтобы политическая власть из рук класса, заинтересованного в сохранении старой формы собственности, перешла в руки того класса, который заинтересован в создании новой ее формы. Это ясно, как божий день. А ведь этот переход политической власти в руки прогрессивного класса и означает собою «диктатуру» этого класса, ту самую диктатуру, одна мысль о которой казалась Бакунину гнусной изменой делу рабочего класса, и стремление к которой так решительно осуждает, вслед за Бакуниным, Э. Леонэ. Вот что называется попасть в точку! Потом. Если политическая власть может способствовать изменению форм собственности, то это значит, что выросшая на «экономическом факте» надстройка может оказывать на него влияние с своей стороны. А наш автор уверял нас вслед за Бакуниным, что это невозможно, и что всякий, кто только позволяет себе допускать возможность указанного нами обратного влияния, совершает смертный грех против учения Маркса. Хорошо «реалистическое» толкование историческою материализма! 85 IX
«Экономический базис социализма, таким образом, уже найден. При помощи целой плеяды своих правовых, социальных и политических институтов, опирающихся на государство, капитализм развивается в своей собственной промышленной среде. Социализму, следовательно, во что бы то ни стало, необходимо расцвесть именно в кругу этого капиталистического производства на той же экономической почве. Таковыми (каковыми? — Г. П.) являются в действительности лишь профессиональные организмы» (стр. 48). Полюбуйтесь, какой вид приняла здесь «концепция» Маркса. По Марксу, юридическая, политическая и т. д. «надстройка» вырастает на экономической основе. У Э. Леонэ, который уже «нашел» для социализма «экономический базис», капитализм, — т. е. определенная совокупность производственных отношений, т. е. как раз та экономическая «основа», на которой воздвигается «надстройка»,— развивается «при помощи правовых, социальных и политических институтов» (т. е. «надстроек»), «опирающихся на государство». Другими словами, исторический материализм, получив «реалистическое» истолкование, кажется поставленным на голову. Впрочем, только кажется. Что такое эта «плеяда политических» и других «институтов»? Это,— между прочим,— государство. Выходит, стало быть, что капитализм развивается при помощи «институтов», «опирающихся на государство». Государство опирается не на экономическую основу, а... на государство. Это простая нелепость, свидетельствующая уже не о том, что Э. Леонэ искажает смысл Марксовой теории под предлогом ее «реалистического» истолкования,— «по нонешнему времени», это довольно обычное явление,— а о том, что, говоря об этой теории, он не вкладывает в свои слова ровно никакого смысла. Потому-то я сказал, что только кажется, будто он ставит ее на голову. Куда там! Ce serait trop beau! Но и это еще не конец теоретическим злоключениям Э. Леонэ. Так как капитализм развивается в своей собственной промышленной среде, то, «следовательно», социализм непременно должен «расцвесть именно в кругу этого капиталистического производства». Вникнем в этот странный силлогизм. Что называется капитализмом? Совокупность известных отношений производства, А что такое «своя собственная промышленная среда 86 капитализма»? Очевидно, та же совокупность тех же отношений. Что же хочет сказать Э. Леонэ, говоря, что капитализм развивается в своей собственной среде? Мне неизвестно, что собственно ему хочется сказать, но я знаю наверно, что ему не удается сказать ничего, кроме бессодержательной тавтологии. Дальше в силлогизме г. Леонэ идет «то, следовательно», и т. д. Прежде, чем мы возьмемся за определение логической цены этого «следовательно», мы спросим себя: что понимает здесь наш автор под словом социализм? Когда мы противопоставляем социализм капитализму, мы должны понимать под этим словом также не что иное, как определенную совокупность производственных отношений. Это именно такая совокупность производственных отношений, которая заменит собою капиталистические производственные отношения. Но если это так, «то следовательно», социализм решительно не может выполнить предъявленное к нему нашим «революционным синдикалистом» требование: «расцвесть именно в кругу этого капиталистического производства». Расцвет социализма предполагает устранение капитализма. Сказать, что социализм должен расцвесть на той же экономической почве, на которой расцвел капитализм, значит сказать, что социализм должен расцвесть на основе буржуазных имущественных отношений. Но на почве этих отношений мог бы «расцвесть» разве только — сделаем уступку Э. Леонэ — буржуазный социализм. А «профессиональные организмы»? Профессиональные организмы, это — вовсе не социализм; это — просто-напросто организации рабочих, борющихся с предпринимателями за лучшие условия продажи своей рабочей силы. Что эти организации полезны для рабочих не только теп, что они служат им оплотом в их борьбе за лучшие условия продажи ими своей рабочей силы; что они, как говорил когда-то Маркс, «являются организованными факторами упразднения системы наемного труда и господства капитала» 1) — это не подлежит ни самомалейшему сомнению; но это еще не делает их социализмом. И точно так же это еще не дает основания отвергать политическую борьбу во имя борьбы, ведомой «производительными организмами». И уж менее всего можно, отвергая «политику» во имя экономической борьбы, ссылаться на Маркса. В этом случае несравненно правильнее будет, как мы уже знаем, со-
87 слаться на M. A. Бакунина. У Маркса «экономика» совсем не исключает «политики». Наоборот! Маркс говорит: «Экономические отношения превратили сперва массу народонаселения в рабочих. Господство капитала создало для этой массы одинаковое положение и общие интересы. Таким образом, по отношению к капиталу, масса является уже классом, но сама для себя она еще не класс. В борьбе сплоченная масса вырабатывается в класс для себя. Защищаемые ею интересы становятся классовыми интересами, но борьба между классами есть борьба политическая» 1). И как будто затем, чтобы не оставалось никакого сомнения насчет того, как смотрит он на «политику», Маркс с сочувствием указывает на чартизм, эту «большую политическую партию» английского пролетариата 2), а на последней странице цитируемой мною книги он восклицает: «Не говорите, что социальное движение исключает политическое. Никогда еще не существовало политического движения, которое не было бы в то же время социальным!» 3). жүктеу/скачать 2.08 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
) Подчеркнуто у г. Леонэ.
) В русском переводе стоит: «экономического государства», но это, конечно впечатка. В подлиннике (стр. 68) говорится о «dominio economico».
) Ср. Г. Иекь, (Г. Екк) Интернационал, С.-Петербург, 1906, стр. 41.