sich im­mer gewisse Gegner, die sogleich

Г. П. Струве давно уже упражняется в «критике» Маркса. Но до недавнего времени его «критические» упражнения не отличались систематичностью: он ограничивался, по большей части, или крат­кими горделивыми заявлениями о том, что он, г. П. Струве, не за­ражен «ор­тодоксией» и состоит под знаком «критики», или лакони­ческими замечаниями на ту тему, что вот в таком-то и таком-то вопросе «ортодоксальные» последователи Маркса ошибаются, а правду говорят «критические» марксисты. Но краткие замечания и лакони­ческие заявления почти ровно ничего не разъясняли относительно того, в чем именно коренятся заблуждения «ортодоксальных» мар­ксистов и чем именно доказывается правота гг. «критиков». По этому поводу можно было лишь строить догадки. Самою вероятною из них представлялась та, что Маркс и его «ортодоксальные» последователи заблуждались потому, что не были осенены благодатью так называе­мой критической философии, вносящей яркий свет в миросозерцание г. П. Струве и его «критических» единомышленников. Но, хотя эта догадка и была очень ве­роятна, читатель все-таки имел слишком

мало данных для ее проверки. Теперь в нашем распоряжении нахо­дятся эти необходимые данные, и мы можем поэтому в свою очередь подвергнуть критике нашего «критика».

В предполагаемых статьях мы хотим разобрать «критический опыт», опубликованный г. П. Струве в Archiv'e Брауна, под загла­вием: «Die Marxsche Theorie der sozialen Entwicklung» ¹) и напеча­танную в той же книге Archiv'a рецензию его на известную книгу Э. Бернштейна: «Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie» и на не менее из­вестный ответ Бернштейну Каутского: «Bernstein und das Sozialdemokratische Programm». Этот «критический опыт» и эта не менее «критическая» рецензия очень хорошо характери­зует как приемы, так и образ мыслей нашего автора.

Г. П. Струве замечает, что он в своем опыте имеет в виду не материалистическое пони­мание истории во всей его полноте, а «толь­ко его специальное применение к развитию от ка­питализма к социа­лизму». Но если его «критика» непосредственно направляется только на одну часть марксовой теории социального развития, то попутно она затрагивает всю эту тео­рию вообще и даже некоторые ее фило­софские посылки. Таким образом она дает вполне достаточный ма­териал для нашей критики критика. Послушаем же г. Струве.

По его словам, разбираемая им часть теории Маркса имеет троя­кое основание: 1) учение о развитии производительных сил в капи­талистическом обществе или, другими словами, «теорию обобществле­ния и концентрации производства, и теорию производительной анар­хии в капиталистическом обществе»; 2) учение об ухудшении положения низших классов общества или «теорию обнищания и теорию экспро­приации мелких капиталистов крупным»; наконец, 3) учение о рево­люционной роли пролетариата, т. е. «теорию социалистической миссии пролетариата, создаваемого развитием капитализма и растущего в ходе этого разви­тия».

Поясняя эту последнюю теорию, г. П. Струве прибавляет: «Про­летариат подвергается обнищанию, но достигает в то же время такой социальной и политической зрелости, которая делает его способным свергнуть капиталистическую систему путем активной борьбы клас­сов и заменить ее социалистической системой».

Что же думает наш критик об этом трояком основании мар­ксовой теории?

Не вдаваясь в рассмотрение вопроса о том, верно ли определил Маркс относительное значение каждой из указываемых им тенден­ций, г. П. Струве признает, что эти тенденции действительно суще­ствовали в капиталистическом обществе первой половины девятна­дца­того века: теория обнищания являлась простым констатированием действительности; разви­тие производительных сил било в глаза; ре­волюционные порывы пролетариата, начиная сти­хийными вспышками и кончая коммунистическим движением, были вопросами дня. Но, по мнению нашего критика, Маркс сильно ошибался, утверждая, что указанные им тенденции вели к социализму. Это его утверждение не имело никакой реальной основы и было простой утопией ¹). Торже­ство социализма оставалось совершенно невозможным до тех пор, пока обнищание народных масс было неоспоримым фактом. Обнища­ние рабочих несовместимо с такой зрелостью этого класса, которая сделала бы его способным совершить социалистиче­ский переворот. Поэтому фактическое положение дел не оставляло в сороковых годах ника­кого места для чуждого утопий социального оптимизма: если бы капитализму действительно предстояло потерпеть крушение, то не­кому было бы взяться за возведение на его развалинах здания со­циализма. И если Маркс был тем не менее совершенно чужд всякого пессимизма, то это объясняется именно неосновательностью его со­циально-политического миросозерца­ния. «Настоятельная психологи­ческая потребность доказать историческую необходи­мость экономи­ческого порядка, основанного на коллективизме,— говорит г. П. Струве,— вынудила в сороковых годах социалиста Маркса вывести (deduzieren) социализм из более чем недостаточных посылок» ²).

Впоследствии Маркс существенно изменил,— по мнению г. П. Струве,— свой пессими­стический взгляд на положение рабочего класса в капиталистическом обществе, но все-таки не отказался от него целиком и вполне сознательно. Вопиющее противоречие между обни­щанием рабочего класса, с одной стороны, и развитием обще­ства в направлении к социа­лизму с другой, осталось для него не­заметным. «Это реальное противоречие даже приобре­тало в его гла­зах законный вид, представляясь ему диалектическим противоречием, стремя­щимся к своему разрешению» ³). Ввиду этой странной пси­хологической аберрации неудиви­тельно, что г. П. Струве увидел себя

¹) Курсив наш.

²) Archiv, XIV Band, 5 und 6 Heft. S. 62. Курсив наш.

³) Там же, стр. 663—664.

вынужденным обратить свое внимание на «учение о развитии по­средством роста противоре­чий» (durch Steigerung der Widersprüche) и подвергнуть это учение внимательному разбору.

II.

Наш критик «берет» два находящиеся во взаимном антагонизме явления: А и В и рас­суждает следующим образом.

	A				В
2	A			2	В
3	A			3	В
4	A			4	В
5	A			5	В
6	A			6	В
…				…
n	A			n	В

Но,— по замечанию г. П. Струве,— мы можем представить себе, что в социальной дей­ствительности существуют противоречия совсем другого рода, выражаемые совсем иною формулой.

	А		В
2	А	2	В
3	А	3	В
4	А	2	В
5	А		В
6	А	0	В 1)

В каждом из случаев, выражаемых этими двумя формулами, между А и В есть взаимодействие. Но, между тем, как в первом

случае рост А неизменно обусловливает собою также рост В, т. е., следовательно, и обост­рение противоречия между этими двумя явлениями, во втором — действие постоянно рас­тущего А только сна­чала вызывает увеличение коэффициента В, а затем, перейдя из­вестный предел, ведет уже к его уменьшению, а значит и к осла­блению указанного противоречия. Та­ким образом противоречие по­степенно разрешается здесь посредством «притупления» (durch «Abstumpfung») ¹).

Г. П. Струве объявляет «баснословной» ту мысль, что «соци­альное развитие в своих решительных поворотах совершается исключительно по первой формуле». Но кем и когда была высказана эта «догма»? У г. П. Струве выходит, будто за нее держатся все «ортодок­сальные» марксисты. Это совсем неверно. Мы думаем, что вряд ли кто из серьезных после­дователей Маркса согласятся при­знать правильной «первую формулу» г. П. Струве. А не признавая правильность той или другой формулы, нельзя, конечно, и утвер­ждать, что именно («исключительно») по этой формуле совершается историческое движение. Г. П. Струве слишком поторопился наградить «баснословной догмой» своих «ортодоксальных противников».

Ниже, в предпоследней главе этой статьи, мы подробно разбе­рем первую формулу г. П. Струве и покажем ее ошибочность. Те­перь же мы приглашаем читателя обратить внимание на вторую его формулу.

Она должна выражать взаимодействие между А и В. Но взаи­модействие предполагает как действие А на В, так и обратное дей-ствие В на А. Г. П. Струве не говорит, в чем заклю­чается это по­следнее; он ограничивается тем, что определяет действие А на В. Мы узнали из самой формулы и из сопровождающих ее объяснений, что вплоть до известного предела воз­растание А обусловливает со­бою также и рост В, а потом, за этим пределом, ведет, напро­тив, к уменьшению В. Что же это означает? Это означает та, что ука­занный предел является пунктом, перейдя который, действие А на В превращается в прямую свою противополож­ность. Вторая формула Г. П. Струве может поэтому служить недурным, так сказать, алге­б­раическим примером того перехода количественных изменений в ка­чественные, который на каждом шагу встречается и в природе, и в общественной жизни и который тем не менее от­носится нашими «критиками» (из лагеря «теоретиков познания») к числу «басно-

¹) Слово Abstumpfung поставлено во вносные знаки самим г. П. Струве.

словных догм», выдуманных Гегелем и взятых на веру Марксом и его «ортодоксальными» учениками.

Пригласив читателя запомнить этот пример, который очень пригодится нам впоследст­вии, мы идем далее.

Наш критик замечает, что рассмотрение «формулы противоре­чия» приобретает особен­ный интерес при сопоставлении ее с ос­новной идеей материалистического объяснения исто­рии. Это спра­ведливо по многим причинам и, между прочим, потому, что, будучи сделано г. П. Струве, указанное сопоставление показывает нам, пра­вильно ли понимает он критикуе­мого им писателя.

Сопоставление это начинается у г. П. Струве цитатой из так часто цитируемого и, веро­ятно, всем уже известного теперь преди­словия к «Zur Kritik der politischen Ökonomie» Мар­кса. «Способ производства материальной жизни вообще обусловливает собою про­цессы со­циальной, политической и духовной жизни... На известной ступени своего развития матери­альные производительные силы об­щества приходят в столкновение с существующими отно­шениями производства или,— говоря юридическим языком,— с имущественными отноше­ниями, внутри которых до тех пор совершалось их развитие. Из форм, способствующих раз­витию производительных сил, эти от­ношения превращаются в тормозы этого развития. То­гда насту­пает эпоха общественного переворота. С изменением экономического основания изменяется, более или менее быстро, вся возвышающаяся на нем огромная надстройка ¹)... Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все те производитель­ные силы, которым она предоставляет достаточный простор, и новые, высшие отношения производства никогда не занимают место старых раньше, чем выработаются в недрах ста­рого общества материальные условия их существования».

Сделав эту цитату, г. П. Струве принимается ее комментиро­вать. «Здесь ясно выра­жена,— говорит он,— идея постоянной приспо­собленности (Angepasstsein) ²) права и поли­тических учреждений к хозяйству, как нормальной формы их сосуществования ³). Несо­от­ветствие правовых отношений хозяйственным есть противоречие. Им вынуждается приспо­собление права к хозяйству. У Маркса ко­-

Этот комментарий отличается, как мы увидим, чрезвычайным богатством теоретиче­ского содержания ²). Мы отметим в нем на пер­вый раз следующие два пункта. По мнению г. П. Струве, Маркс:

1. 
   считал коренным то противоречие, которое неизбежно возни­кает в прогрессирующем обществе между производительными сила­ми, с одной стороны, имущественными отноше­ниями — с другой;
   
2. 
   представлял себе социальную революцию, как могучее столкно­вение хозяйства с пра­вом, вследствие чего все вращается в его тео­рии вокруг отношения между правом и хозяйст­вом.
   

Справедливо ли это мнение г. П. Струве? Другими словами, верно ли понял и пра­вильно ли изложил он теорию Маркса?

Что касается первого пункта, то он безусловно прав: противо­речию между производи­тельными силами общества и его имуще­ственными отношениями действительно всегда при­надлежало цен­тральное место в марксовой теории социального развития. В под­тверждение этого, а вернее сказать — для лучшего уяснения читателю мысли Маркса, мы, кроме цитиро­ванного г. П. Струве предисловия к «Zur Kritik der politischen Ökonomie», укажем на сле­дующее место из «Манифеста Коммунистической партии»:

«Мы видели, стало быть, что средства производства и сообще­ния, которые послужили основанием для могущества буржуазии, по­лучили начало еще в феодальном обществе. На известной ступени развития этих средств производства и сообщения, условия, среди ко­торых совершались производство и обмен в феодальном обществе, феодальная организация земле­делия и промышленности, словом, фео­дальные имущественные отношения оказались несо­ответствующими вызванным к жизни производительным силам. Эти отношения стес­няли производство, а не облегчали его. Они сделались его цепями. Их нужно было ниспроверг­нуть, и они были ниспровергнуты. Место их заняла свободная конкуренция, с соответст­вующим ей обще­ственным и политическим строем, с экономическим и политиче­ским гос­подством буржуазии».

Дело, как видите, совершенно ясно: социальная революция, означавшая падение фео­дального и торжество буржуазного хозяй­ственного порядка, представлялась Марксу и изо­бражалась им, как столкновение (или противоречие) между производительными силами, вы­росшими в недрах феодального общества, и свойственными этому обществу имуществен­ными отношениями или — что то же — феодаль­ной организацией земледелия и промыш­ленности. А если вы захо­тите хорошо выяснить себе, как представлялась Марксу и как изо­бражалась им та социальная революция, которой он сам служил всем сердцем и всем по­мышлением и которая приведет к замене буржуаз­ного хозяйственного порядка социалисти­ческим, то прочтите вот эту страницу:

«Современное буржуазное общество с его имущественными от­ношениями, с его орга­низацией производства и обмена, как бы вол­шебством создавшее такие могущественные средства производства и сообщения, это общество находится в положении волшебника, ко­торый не в состоянии справиться с подземными силами, вызванными

«Находящиеся в его (буржуазного общества — Г. П.) распоряжении прозводительные силы не способствуют уже сохранению буржуазных имущественных отношений; напротив, они стали слишком велики для этих отношений, они встречают в них препятствие. Буржуаз­ные от­ношения оказываются слишком узкими для того, чтобы вместить со­зданное ими бо­гатство» (там же, стр. 8—9).

Устранение буржуазных имущественных отношений и составляет историческую рево­люционную миссию пролетариата.

Если бы кто-нибудь захотел проследить эту основную мысль марксовой теории общест­венного развития в других его сочинениях, то мы указали бы ему на «Нищету философии» и на 420—421 стра­ницы второй части третьего тома «Капитала» ¹).

Итак, никакое сомнение невозможно: в марксовой теории социального развития все вра­щается вокруг противоречия между производительными силами общества и его имущест­венными отношениями. Но если это вполне ясно и совершенно несомненно, то спрашива­ется, на каком же основании г. П. Струве утверждает (см. выше, пункт второй), что Маркс представлял себе устранение капиталисти­ческих производственных отношений, как могучее столкновение между хозяйством и правом? Разве это второе столкновение тождественно по своему смыслу с первым? Разве противоречие производительных сил общества его имуще­ственным отношениям имеет совершенно та­кое же значение, как и противоречие между хо­зяйством и правом?

Чтобы ответить на этот вопрос, имеющий для нас «коренную» важность, необходимо прежде всего выяснить себе, какое понятие связывается у нашего критика со словом хозяй­ство. А это можно сделать, разумеется, не иначе, как на основании его же, разбираемого здесь, «критического опыта».

Анализируя взгляд Штаммлера на отношение права к хозяйству, г. П. Струве говорит, между прочим, следующее: «К сожалению, по­нятие хозяйства (хозяйственного порядка, от­ношении производства) совсем не покрывается тем, что мы отмечаем, как «хозяйственный»

¹) Мы потому указываем на немецкий подлинник, что русский перевод его сделан неудовлетворительно. Указываемое нами место занимает 733 страницу русского издания третьего тома.

элемент в отдельных социальных явлениях. Хозяйство есть, напри­мер, капиталистический хозяйственный порядок...» ¹).

Несколькими строками ниже мы встречаемся с афоризмом, гла­сящим, что «в хозяйстве уже заключается право и vice versa (in der Wirtschaft ist das Recht und vice versa enthalten ²). Наконец, еще че­рез несколько строк мы наталкиваемся на такое рассуждение: «То обстоя­тельство, что у меня нет хлеба... не составляет никакого пра­вового отношения между мною и моими согражданами... и пусть не возражают мне, что при другом общественном устройстве целесооб­разное правовое регулирование устранило бы феномен безработицы. Это показы­вает только, что этот экономический феномен зависит от данного хозяйственного или, иначе, правового порядка, взятого во всей его совокупности» и т. д. ³).

Из этих объяснений видно, что слово хозяйство имеет у нашего критика тот же самый смысл, что и термин хозяйственный (напри­мер, капиталистический) порядок или термин производственные отно­шения. Но мы уже знаем, что производственные отношения,— или хозяйственный порядок, или экономическая структура,— на юридиче­ском языке называются имущественными отношениями. На это указывает и сам Маркс, о теории которого идет речь в настоящее время, и г. П. Струве, подвергающий эту теорию своему разбору Очень хорошо. Заметим это и спросим себя: какой же вид принимает марксова теория общественного разви­тия в изложении его критика? А на этот вопрос возможен только один ответ: в изложении г. П. Струве выходит, что в этой теории все вращается вокруг проти­воречия между имуще­ственными отношениями данного общества и его правом. А это, будучи выражено другими словами, означает, что, по Марксу, сущность современного, так называемого социального вопроса заключается в противоречии между имущественными отно­шениями, например, ны­нешней буржуазной Франции и ее Code Civil. А если вы захотите выразить эту мысль еще иначе, то вы можете сказать еще так: противоречие между имущественными отношениями нынешней буржуазной Франции и ее Code Civil составляет «das Fort-