Бог как иллюзия

Вернемся теперь к упомянутому в начале этого раздела интересному положению. Представьте, что кто-то пытается объяснить и феномен биологической адаптации методом, только что использованным нами для объяснения зарождения жизни, а именно — огромным количеством имеющихся пла­нет. Из наблюдений известно, что каждый вид и каждый свой­ственный виду орган хорошо выполняют свои функции. Кры­лья птиц, пчел и летучих мышей хорошо приспособлены для полета. Глаза хорошо приспособлены для видения. Листья — для фотосинтеза. Мы живем на планете в окружении, воз­можно, десяти миллионов видов, каждый из которых выгля­дит так, словно его специально спроектировали. Каждый вид замечательно приспособлен к своему образу жизни. Можно ли и в данном случае для объяснения всех единичных приме­ров кажущегося "творения" применить аргумент "огромного количества имеющихся планет"? Нет, нельзя, повторяю — нельзя. Можете даже не пытаться. Это положение очень важно, потому что оно напрямую связано с одним из самых серьезных недопониманий дарвинизма.
Сколько бы планет ни участвовало в розыгрыше, неверо­ятное разнообразие населяющих Землю сложных живых орга­низмов невозможно объяснить счастливым случаем, подобно тому как мы провели объяснение первоначального зарожде­ния жизни. Эволюция жизненных форм в корне отличается от зарождения жизни, потому что, повторяю, зарождение жизни было (или могло быть) уникальным событием, кото­рому достаточно было случиться единожды. Адаптационное же приспособление видов к средам обитания — это миллионы событий, происходящих и ежедневно.

Очевидно, что на всей поверхности планеты Земля — на всех континентах, на всех островах — непрерывно происхо­дит процесс оптимизации биологических видов. Можно с уве­ренностью предсказать, что возникшие через десяток миллио­нов лет новые виды так же замечательно будут приспособлены к новой окружающей среде, как нынешние виды — к нашей. Адаптация — это не случившееся в прошлом счастливое ста­тистическое совпадение, о котором мы можем только дога­дываться задним числом, а предсказуемый, множественный, непрерывный процесс. И благодаря Дарвину мы знаем, что ею движет: естественный отбор.

Антропный принцип не в состоянии объяснить калейдоскоп особенностей строения живых организмов. Для объяснения мно­гообразия жизни на Земле, и особенно для развенчания иллюзии "разумного замысла", нам не обойтись без мощного объясняю­щего механизма теории Дарвина. Объяснение зарождения жизни этому "крану" не под силу, потому что естественному отбору не с чем в данном случае работать. Здесь в дело вступает антропный принцип. Уникальное событие зарождения жизни удается объяс­нить, приняв во внимание огромное количество планет, на кото­рых оно могло произойти. А как только это начальное удачное событие произошло — что убедительно разрешается антропным принципом, — вступает в дело естественный отбор, который со случайностью уже ничего общего не имеет.
Тем не менее может оказаться, что зарождение жизни — это не единственный пробел эволюционной истории, объ­ясняемый счастливым стечением обстоятельств и возможный с позиции антропного принципа. Мой коллега Марк Ридли в книге "Демон Менделя" (беспричинно и неудачно переиме­нованной американскими издателями в "Сотрудничающий ген"), например, предполагает, что происхождение эукари-отной клетки (нашей клетки с ядром и другими сложными структурами, такими, например, как отсутствующие у бакте­рий митохондрии) было еще более исключительным, сложным и статистически маловероятным событием, чем зарождение жизни. Зарождение сознания также может оказаться "белым пятном", загадка которого объясняется настолько же малове­роятным событием. Одиночные события такого рода можно на основе антропного принципа объяснить следующим обра­зом. Существуют миллиарды планет, на которых жизнь разви­лась до уровня бактерии, но только на малой их части она, сде­лав скачок, поднялась до уровня эукариотной клетки. Из этого небольшого числа еще меньшему количеству удалось позднее пересечь рубикон к зарождению сознания. Если оба события являются одиночными, то речь идет не о повсеместном, везде­сущем, подобно биологической адаптации, процессе. В соот­ветствии с антропным принципом, поскольку мы существуем, состоим из эукариотных клеток и обладаем сознанием, наша планета неизбежно должна оказаться в числе тех редких планет, где случились все три вышеназванных события.

Естественный отбор работает, потому что он представляет собой кумулятивный и однонаправленный путь к усовершен­ствованию. Для начала процесса требуется определенное коли­чество везения, и, согласно прилагаемому к "миллиарду пла­нет" антропному принципу, такой шанс у нас есть. Возможно, несколько позднейших пробелов в эволюционной истории также объясняются подкрепленными антропным принципом удачными стечениями обстоятельств. Но, как бы то ни было,

Мы живем на планете, удобной для существующих на ней живых организмов, и мы рассмотрели две причины, почему это так. Первая состоит в том, что жизнь благодаря естественному отбору эволюционировала для процветания в имеющихся на планете условиях. Вторая причина является антропной. Во Вселенной имеются миллиарды планет, и, каким бы малым ни было количество планет, способных поддержать жизнь и эволюцию, наша планета должна быть в их числе. Полагаю, настало время перейти к рассмотрению антропного принципа не в биологическом, а в космологическом масштабе.

Одной из шести постоянных Риза является константа так называемого "сильного взаимодействия" — силы, объединяю-

* Говорю "возможно", потому что мы не знаем, какими могли бы оказаться иные формы жизни, и особенно потому, что, рассматривая условия, возникающие при одновременном изменении лишь одной величины, мы, вполне вероятно, совер­шаем ошибку. Что, если имеются другие комбинации значений этих шести величин, удобные для существования жизни иными способами, которые мы не замечаем, меняя одновременно лишь одну величину? Но будем, удобства ради, продолжать рассуждать так, будто перед нами неотвратимо стоит сложная задача объяснения якобы "точной настройки" основных физических констант.
щей компоненты атомного ядра, которую необходимо преодо­леть при расщеплении атома. Ее обозначают буквой Е и изме­ряют как долю переходящей в энергию массы ядра водорода при синтезе из него гелия. В нашей Вселенной значение этой постоянной равняется 0,007, ^и считается, что для возмож­ности появления химических элементов, необходимых для зарождения жизни, оно обязано быть близким к этой цифре. Как известно, химические реакции представляют собой груп­пировку и перегруппировку 90 с небольшим встречающихся в природе химических элементов Периодической таблицы. Самым простым и широко распространенным элементом является водород. Все другие элементы Вселенной возникли из водорода путем реакции ядерного синтеза. Ядерный син­тез — это сложный процесс, происходящий при чрезвычайно высоких температурах, присутствующих внутри звезд (и водо­родных бомб). В относительно небольших звездах, подобных нашему Солнцу, образуются только легкие элементы, такие как гелий — второй после водорода элемент Периодической таблицы. Температуры, необходимые для синтеза более тяже­лых элементов, достигаются внутри более крупных и более горячих звезд; в них происходит цепь термоядерного синтеза, подробно описанная Фредом Хойлом и двумя его коллегами (странно, что Хойл не получил за эту работу свою долю при­своенной другим Нобелевской премии). При взрыве таких больших звезд может произойти вспышка сверхновой и рас­сеивание их материала в виде пылевых облаков, включающего различные элементы Периодической таблицы. При посте­пенном сгущении пылевых облаков образуются новые звезды и планеты; так образовалась и наша Земля. Именно поэтому она богата не только вездесущим водородом, но и другими, более тяжелыми элементами, без которых не было бы ни хими­ческих реакций, ни самой жизни.

Здесь хочется отметить, что именно величина "сильного взаимодействия" главным образом определяет, какие именно

Не буду рассматривать здесь остальные величины Риза. О каждой из них можно сказать то же самое: реальное значение находится в зоне Златовласки, за пределами которой жизнь не могла бы существовать. И как же можно это объяснить? Опять: с одной стороны имеем ответ теистов, а с другой — антроп-ный ответ. Теисты утверждают, что, создавая Вселенную, бог точно настроил основные ее постоянные, поместив значение каждой в зону Златовласки, чтобы жизнь могла появиться и существовать. Словно перед богом было шесть рукояток, осторожно поворачивая которые он точно настроил каждую константу. Как обычно, объяснение теистов неудовлетвори­тельно, поскольку в нем ничего не говорится о происхождении самого бога. Способный вычислить Златовласкины значения для шести постоянных бог должен быть, по крайней мере, так же неправдоподобен, как и совокупность настроенных шести величин, то есть весьма неправдоподобен — а ведь в этом и заключается суть нашего обсуждения. Получается, что теист-ский ответ ни на шаг не продвинул нас в решении проблемы. Не остается другого выхода, как его отвергнуть, одновременно поражаясь количеству людей, не замечающих противоречия и, кажется, искренне удовлетворенных аргументом о "крутящем рукоятки божестве".

Биологи, хорошо осознающие способность естественного отбора объяснять появление невероятных объектов, вряд ли согласятся с теорией, начисто уклоняющейся от проблемы невероятности. А теистский ответ на загадку невероятности представляет собой именно грандиозную увертку. Это даже не перефразировка проблемы, а ее чудовищное раздувание. Рассмотрим теперь другой ответ — по антропному принципу. В общих чертах он сводится к тому, что мы могли бы обсуждать эту проблему только во Вселенной, которая могла нас произ­вести. Из нашего существования следует, что главные физиче­ские постоянные должны были находиться в соответствующих зонах Златовласки. Для решения загадки нашего существова­ния разные физики предлагают разные антропные решения.

Более педантичные считают, что шесть рукояток с самого начала не имели свободы вращения. Когда мы наконец сфор­мулируем долгожданную Теорию Всего, мы увидим, что все
шесть постоянных каким-то непонятным нам пока образом зависят друг от друга или от чего-то еще, пока неизвест­ного. Может оказаться, что шесть постоянных так же связаны между собой, как отношение длины окружности к ее диаметру. И тогда выйдет, что Вселенная просто не может быть устроена по-другому. И тогда бог-настройщик будет не нужен, потому что нечего будет настраивать.

Других физиков (например, Мартина Риза) это не устраи­вает, и я, пожалуй, склонен согласиться с ними. Вполне допу­стимо, что Вселенная может быть устроена только одним спо­собом. Но почему этот способ так поразительно подходит для нашей грядущей эволюции? Почему эта Вселенная должна быть такой, словно она, по словам физика-теоретика Фримана Дайсона, "уже знала о нашем появлении"? Философ Джон Лесли проводит аналогию с приговоренным к расстрелу чело­веком. Существует вероятность, что все десять человек рас-стрельной команды промахнутся. Впоследствии, вспоминая о случившемся, счастливец, вероятно, с ликованием заключит: "Понятное дело, они все промахнулись, иначе бы я сейчас здесь не сидел". Но он также может, что простительно в такой ситуа­ции, продолжать искать причину чудесного промаха и строить предположения о том, что солдат подкупили или они были пьяны.

На данное возражение допустимо ответить гипотезой (раз­деляемой Мартином Ризом) о том, что существует множество вселенных, сосуществующих, подобно мыльным пузырям, в "мультивселенной" (или "мегавселенной", как предпочитает называть ее Леонард Сасскинд ). Законы и постоянные каждой отдельной вселенной, в том числе наблюдаемой нами, явля­ются лишь местными законами. Антропный принцип позво-

* В 200б г. Сасскинд горячо выступил в поддержку антропного принципа в мегав­селенной. "Многим физикам не нравится эта идея, — говорит он. — Не понимаю почему. Мне она кажется превосходной — может, потому, что я достаточно раз­мышлял над учением Дарвина".

ляет понять, что мы должны находиться в одной из вселенных (возможно, меньшинства), местные законы которых благопри­ятны для грядущей эволюции и, следовательно, для рассмотре­ния проблемы в нашей нынешней дискуссии.

Рассмотрение окончательной судьбы нашей Вселенной приводит к интересным вариантам теории мультивселенной. В зависимости от значений ряда постоянных, таких как шесть постоянных Мартина Риза, наша Вселенная может либо бес­конечно расширяться, либо достигнуть стабильного состоя­ния, либо ее расширение может перейти в сжатие, заканчива­ющееся "большим хлопком". В некоторых моделях "большого хлопка" предполагается, что Вселенная затем опять начнет расширяться ■— и так бесконечно, с продолжительностью каж­дого цикла, скажем, в 20 миллиардов лет. Согласно стандарт­ной модели нашей Вселенной, время вместе с пространством началось в момент Большого Взрыва около 13 миллиардов лет назад. Модель повторяющегося "большого хлопка" изменяет это утверждение: наше время и пространство действительно появились при нашем Большом Взрыве, но это был всего лишь самый недавний из длинной череды Больших Взрывов, каж­дому из которых предшествовал завершающий предыдущую вселенную "большой хлопок". Никто не знает, что происходит в таких сингулярностях, как Большой Взрыв, поэтому можно предположить, что физические законы и постоянные каждый раз переустанавливаются на новые значения. Если цикл взрыв-расширение-сжатие-хлопок продолжает играть, подобно кос­мическому баяну, бесконечно, то получается не параллельный, а последовательный вариант мультивселенной. Но объяснение с точки зрения антропного принципа по-прежнему пригодно. Из всех последовательно возникающих вселенных только у малой их части "рукоятки" настроены на благоприятные для жизни условия. И наша Вселенная, безусловно, попадает в их число, коль скоро мы в ней живем. В настоящее время последовательный вариант мультивселенной считается менее

Другой физик-теоретик, Ли Смолин, разработал в выс­шей степени дарвиновскую версию теории мультивселен­ной, включающую и последовательные и параллельные эле­менты. Идея Смолина, более подробно изложенная в книге "Жизнь космоса", напоминает теорию рождения дочерних вселенных от материнских не в результате полного "большого хлопка", а посредством черных дыр. В этой идее присутствует нечто вроде наследственности: главные постоянные вели­чины дочерних вселенных представляют собой слегка "мути­ровавшие" варианты постоянных материнской вселенной. Наследственность — необходимый элемент дарвиновского естественного отбора, и, развивая свою теорию, Ли Смолин продолжает в том же духе. В мультивселенной начинают пре­обладать вселенные, имеющие признаки, необходимые для "выживания" и "размножения". К числу таких необходимых признаков относится способность существовать достаточно долго, чтобы "произвести потомство". Поскольку появление новых вселенных происходит в черных дырах, "успешные" вселенные должны обладать способностью образовывать чер­ные дыры. Данная способность требует наличия ряда допол­нительных свойств, например, материя должна собираться в облака и, далее, в звезды, необходимые для образования чер­ных дыр. Но звезды также необходимы для появления хими­ческих элементов и, следовательно, жизни. Таким образом, по предположению Смолина, в мультивселенной происходит дарвиновский естественный отбор вселенных, напрямую спо­собствующий возникновению черных дыр и косвенно способ­ствующий возникновению жизни. Не все физики в восторге от идеи Смолина, хотя лауреат Нобелевской премии физик Мюррей Гелл-Манн, как утверждают, заявил: "Смолин? Этот молодой парень с сумасшедшими идеями? Вполне возможно,

Иногда высказывается мнение, что гипотезы о существо­вании многочисленных вселенных — это ненужное сиба­ритство, прибегать к которому не следует. Сторонники этого мнения заявляют: если мы позволяем себе роскошь вообра­жать мультивселенную, стоит ли останавливаться на полпути; почему бы не позволить и бога? Разве обе эти концепции не являются одинаково расточительными, сформулированными с определенной целью и одинаково неудовлетворительными? Рассуждающие так люди не понимают до конца возможностей естественного отбора. Основным различием между реальной сумасбродностью гипотезы бога и кажущейся сумасброд-ностью гипотезы мультивселенной является статистическая невероятность. Несмотря на свою сумасбродность, мульти-вселенная проста. Бог же, как и любой мыслящий, принима­ющий решения и рассчитывающий их последствия сложный субъект, — исключительно невероятен — в том же самом ста­тистическом смысле, как и те объекты, которые он призван объяснить. Сумасбродность мультивселенной заключается в количестве предполагаемых в ней вселенных. Но каждая отдельная вселенная — проста с точки зрения управляющих ею физических законов, ничего исключительно невероятного мы не предложили. Но стоит ввести в гипотезу разумное суще­ство — и ситуация меняется на противоположную.

Некоторые физики верят в бога (из английских физиков я уже упоминал Рассела Станнарда и преподобного Джона Полкинхорна). Неудивительно, что они заявляют о мало-вероятности случайного попадания физических постоян­ных в довольно узкую зону Златовласки и утверждают, что настройку производил какой-то космический сверхразум. В ответ на подобные утверждения я уже говорил, что этот вари-
ант порождает больше вопросов, чем решает. А что возражают на это теисты? Как они отвечают на аргумент о том, что любой бог, способный создать Вселенную, а затем точно и предусмот­рительно отладить ее для зарождения нашей жизни, должен быть невероятно сложным объектом, объяснить существова­ние которого сложнее, чем изначальную проблему?

Как и ожидалось, теолог Ричард Суинберн полагает, что знает ответ; он обсуждает данную проблему в своей книге "Есть ли бог?". Сначала, демонстрируя наличие головы на пле­чах, он убедительно показывает, что всегда должно выбирать самую простую, согласную с фактами гипотезу. Наука объяс­няет сложные объекты взаимодействием более простых ком­понентов, из которых они состоят; на самом низшем уровне находится взаимодействие элементарных частиц. Я (и, наде­юсь, вы тоже) нахожу красоту и элегантность в идее, что все тела состоят из элементарных частиц; хотя количество частиц невероятно велико, каждая относится к определенному типу, число которых ограничено. Если мы и можем испытывать сомнение в истинности этой идеи, то только потому, что она кажется чересчур простой. Но для Суинберна она далеко не проста — совсем наоборот.

Поскольку количество частиц одного типа, скажем элек­тронов, невероятно велико, факт наличия у них одинаковых свойств, по Суинберну, представляется странным стечением обстоятельств. С одним электроном он еще готов согласиться. Но миллиарды и миллиарды электронов с одинаковыми свой­ствами вызывают у него недоумение. По его мнению, было бы гораздо естественнее и проще для объяснения, если бы все электроны отличались друг от друга. Более того, ни один элек­трон не должен естественным образом сохранять свои свой­ства более чем на миг — они должны постоянно непредсказу­емо и стремительно меняться. Это, с точки зрения Суинберна, простой, естественный порядок вещей. В случае же более упо­рядоченного хода событий (такого, который вы или я назвали
бы простым) требуется искать объяснение. "Только потому, что электроны, кусочки меди и другие материальные объекты имеют в двадцатом веке те же свойства, что и в девятнадцатом, мир в настоящее время таков, каков он есть".

Вводим бога. Бог спасает положение дел, намеренно и непрерывно поддерживая постоянство свойств каждого из миллиардов электронов и кусочков меди и нейтрализуя при­сущую им склонность к хаотическим бесконтрольным изме­нениям. Именно поэтому все электроны похожи друг на друга как две капли воды; именно поэтому все куски меди ведут себя как положено кускам меди, и именно, поэтому каждый электрон и каждый кусок меди не меняет своих свойств из микросекунды в микросекунду и из столетия в столетие. Все это — только благодаря тому, что бог постоянно держит руку на пульсе каждой частицы, усмиряя ее буйные выходки и заго­няя ее в один ряд с собратьями, от которых ей не надлежит отличаться.

Но как может Суинберн утверждать, что эта гипотеза бога, одновременно держащего бесчисленное количество рук на пульсах своенравных электронов, является простой? Это — сама противоположность простоте. Для оправдания своей позиции Суинберн выкидывает следующий, ошеломительный по интеллектуальному нахальству, трюк. Без всякого обосно­вания он утверждает, что бог представляет собой всего лишь одну-единственную, единичную сущность. Не правда ли, по сравнению с безобразно большим числом одиночных и так похожих друг на друга электронов количество требующих объяснения вещей блистательно уменьшилось!

Теизм утверждает, что каждый существующий объект по­явился и существует только благодаря одной-единственной сущности — богу. Он также утверждает, что каждое свойство каждого объекта существует лишь благодаря тому, что бог создал его таким или позволил ему таким быть. Объяснение считается тем более простым, чем меньше для него требуется