Бурстин Э. Чили при Альенде: взгляд очевидца От редакции

С тех пор как были наложены первые аресты, чилийские операции в Нью-Йорке оказались парализованы. КОДЕЛКО, КОРФО, ПСК и другие чилийские учреждения не могут пользоваться счетами в американских банках и вынуждены платить поставщикам через посредство европейских банков; выплаты задерживаются, и возникает путаница. Мы не имеем возможности транспортировать товары через Нью-Йорк и /107/ не можем без риска ареста перевозить их вообще где-либо по территории США.

В такой ситуации правительство США, по существу, пользуется почти всеми преимуществами, которые оно получило бы в случае установления прямого правительственного эмбарго в отношении Чили, без каких-либо отрицательных последствий, связанных с этим. Все выглядит так, словно эти действия предприняты частными компаниями для защиты своих интересов. Правительство США не фигурирует на сцене...

Но тот факт, что правительство США в основном держится за кулисами, не значит, что оно бездействует. Иллюстрацией этого может служить пример кризиса в отношениях между Кубой и США в 1960 году. Этот кризис возник в результате отказа трех гигантских нефтяных монополий — “Стандард”, “Тексако” и “Шелл” (две — американские, одна — англо-голландская) принять сырую нефть из Советского Союза для переработки на своих нефтеперегонных заводах, расположенных на Кубе. В то время они старались создать впечатление, что это их собственное решение, принятое каждой компанией самостоятельно. А вот что рассказывает тогдашний посол США на Кубе Филип Бонсал в своей книге о Кубе. Все три компании первоначально намеревались дать согласие на переработку советской сырой нефти. Тогда представители “Стандард” и “Тексако” были вызваны к министру финансов США Роберту Андерсону, который заявил им, что правительство США против этого, представитель США в Лондоне заявил то же самое “Шелл”. Компании направили сепаратные письма с отказом, говорит Бонсал, лишь для того, чтобы создать видимость самостоятельности принятого ими решения. В действительности же эти действия были составной частью плана правительства США сначала удушить Кубу экономически, а затем свергнуть революционное правительство.

Все действия США в отношении Чили, будь то действия правительства, частных компаний и судов, имеют одну цель. Они направлены против Чили. Чили не получает никаких выгод — одни удары. Правительство США проводит политику минимальных словесных угроз. Оно понимает, что излишний шум и демонстрация откровенной враждебности могли бы быть использованы для мобилизации народа Чили, а также активизации оппозиции в США и Латинской Америке. Но, несмотря на это, оно осуществляет в США и Чили координацию действий, направленных на удушение революции. /108/

Перспективы на будущее

Рассматривая перспективы на будущее, важно, чтобы юридические соображения или уже предъявленные “Брейден коппер” и “Анакондой” судебные иски не заслоняли от нас ту роль, которую играет правительство США, и те цели, которые оно преследует.

Если считать, что правительство США является закулисным координатором всех действий против Чили и его основная цель — удушение революции, то тогда его шаги, предпринятые до сих пор, являются лишь началом. Что может помешать правительству США посоветовать “Анаконде” предъявить иски в других штатах или других странах в соответствии с планом нанесения максимального ущерба Чили? Что может помешать правительству США порекомендовать другим кредиторам Чили, например “Саут америкэн пауэр компани”, предъявить иск? Что может помешать им обрушить свои удары на “Чилиен нитрит”, которую до сих пор не трогали?

Таким образом, при анализе чилийско-американских отношений оказались правы не те, кто рассчитывал на примирение и компромисс, а те, кто ясно видел непримиримость возникшего конфликта. Возможно, наши адвокаты смогут добиться снятия арестов путем апелляции или каким-либо иным юридическим способом, но, по их мнению, нет уверенности, что им это вообще удастся и сколько времени для этого потребуется. Наши адвокаты, может быть, и смогут выиграть наше основное дело, но опять же уверенности в этом нет. Для наших учреждений было бы неблагоразумно рассчитывать на то, что они смогут и дальше вести дела здесь так же, как и раньше. Истина состоит в том, что США ведут экономическую и политическую войну против Чили и ищут любые возможности, чтобы нанести ей ущерб.

Несмотря на этот вывод, нам не следует немедленно, поспешно свертывать деятельность всех наших учреждений в США. Во-первых, это стало бы важной победой “Анаконды”, “Кеннекотт” и империализма США, которой они добились бы без борьбы и особых затрат. Во-вторых, потребуется время для создания альтернативных организаций и налаживания их работы; если мы прекратим деятельность нынешних учреждений до того, как новые организации начнут нормально функционировать, то угроза определенного перерыва в поставке /109/ товаров в Чили возрастет. И в-третьих, по политическим соображениям важно показать, что мы не инициаторы разрыва торговых отношений с США, а жертвы политики США, направленной на подрыв этих отношений.

Поэтому нам следует действовать в двух направлениях:

1) Упорно бороться в судах за возможность продолжать свою деятельность в США и использовать наши учреждения для закупок здесь до тех пор, пока у нас не появится иная альтернатива или пока сохранятся возможности для этого. Отступить только тогда, когда не будет иного выхода. Постараться вынудить правительство США открыто признать, что оно ведет экономическую войну против Чили.

2) Создать альтернативные возможности как можно скорее.

Юридическую борьбу должны, несомненно, продолжать вести наши американские адвокаты. Но есть один существенный политический вопрос, в связи с которым хочу высказать свое предложение. При вынесении судебного постановления об арестах по иску “Анаконды” судья Мецнер выразил сомнение по поводу утверждений нашей стороны, что эти аресты нанесут ущерб торговым отношениям между нашими двумя странами, поскольку госдепартамент не довел до его сведения, что дело обстоит таким образом. Исходя из этого, наши адвокаты считают, что можно обратиться к госдепартаменту с просьбой заявить суду о суверенном иммунитете {Доктрина суверенного иммунитета, как ее понимаю я, непрофессиональный знаток права, означает, что суверен какого-либо государства (например, правительство Чили) пользуется иммунитетом от судебных разбирательств другим государством. Право госдепартамента применять или не применять эту доктрину вытекает из следующего решения Верховного суда по делу, связанному с иммунитетом: “Руководящий принцип при определении того, должен ли суд осуществлять свою юрисдикцию или отказаться от нее в таких делах, заключается в том, что судам не следует действовать так, чтобы создать затруднения исполнительной власти в проведении внешней политики... Поэтому судам не следует отказывать в иммунитете, который наше правительство сочтет целесообразным предоставить, или предоставлять иммунитет на тех новых основаниях, которые правительство не считает целесообразным признавать”. (Этого примечания не было в тексте меморандума. — Э.Б.)} в данном деле.

Я рекомендую попросить госдепартамент высказаться по этим вопросам. Он может заявить: да, аресты нанесут ущерб торговым отношениям и да, нам следует предоставить суверенный иммунитет по этим делам. Или он может заявить: нет или просто отказаться высказаться, что, по мнению наших адвокатов, будет равнозначно отрицательному ответу. Я сомневаюсь, что госдепартамент даст положительный ответ. Но /110/ если будет дан такой ответ, мы, по мнению наших адвокатов, выиграем судебные дела. Если же госдепартамент даст отрицательный ответ, то тем самым мы вынудим США хоть немного приоткрыть завесу над своей истинной политикой, чего они хотели бы избежать, а также получим возможность использовать эту позицию в наших политических интересах в Чили.

Пока идет борьба в судах, у нас все еще есть возможность осуществлять значительную часть сделок через наши учреждения в США. Не исключено, что нам предъявят иски и требования на арест в других штатах США и, возможно, в других странах. Но в настоящий момент нам предъявлены иски и требования на арест только в южном округе Нью-Йорка. Поэтому наше отделение в Нью-Йорке имеет возможность предпринять следующее: 1) разместить заказы в Европе, используя для оплаты наши счета в Европе и 2) разместить заказы в США вне Нью-Йорка, наняв перевозчиков вне Нью-Йорка, чтобы избежать ареста на документы на перевозку и сделать так, чтобы товары отгружались через другие порты — Филадельфию, Нью-Орлеан, Хьюстон и Сен-Джон (Канада), — производя оплату со счетов, находящихся вне пределов США. Нам следует стремиться делать закупки по принципу СИФ {Принцип СИФ является одним из обычных положений заключаемых контрактов, по которым производится закупка товаров. Продавец помимо предоставления товаров оплачивает страховку и перевозку, стоимость которых включается в цену товара. Наши адвокаты информировали нас, что при таком условии опасность ареста меньше, чем при контрактах, по которым продавец оплачивает доставку и страховку либо от места производства (принцип ФОБ), либо от порта отгрузки (принцип ФАС). (Этого примечания не было в самом меморандуме. — Э.Б.)}, производя оплаты со счетов, находящихся за пределами США, с тем чтобы не иметь “коммерческого интереса” к товарам, пока они находятся в США. Это снижает опасность ареста, хотя не дает возможности действовать с максимальной эффективностью. Риск ареста, даже при всех предосторожностях, сохраняется. Но такой метод позволит нам закупить значительное количество товаров за то время, пока у нас нет другой альтернативы. Я решительно настаиваю на продолжении использования той возможности, которая есть...

Совершенно ясно, что нам нужно как можно скорее создать альтернативные возможности. И хотя делать это нужно срочно, мы не должны поступать опрометчиво и поддаваться панике. Вполне естественно, что в наших учреждениях здесь и в Сантьяго царит большое возбуждение. Но если каждое учреждение здесь и в Сантьяго начнет действовать по своему усмотрению, без ясного плана, то может возникнуть ряд опасностей — опасность того, что мы попадем в руки случайных /111/ компаний, которые пообещают нам Луну, затребуют очень высокую плату за свои услуги и все же не смогут обеспечить нам своевременные поставки необходимых товаров; опасность того, что даже при закупках через третьих лиц в юридических аспектах сделок не удастся предусмотреть абсолютно все гарантии и над нами по-прежнему будет висеть угроза наложения ареста. Важно, чтобы альтернативные возможности, которые мы создадим, были хорошо продуманы с организационной, финансовой и юридической точек зрения. Настоятельно необходимо делать это быстро, но при этом было бы неверно мыслить сиюминутными категориями...»

Нью-йоркские учреждения не были закрыты. Мы с Хавиером вели переговоры с представителями различных компаний с целью выяснения возможностей надежной организации закупок через них. Мы столкнулись с той же самой проблемой, что и во время переговоров, которые мы с Хосе вели по поводу организации закупок для КОДЕЛКО, — как финансировать компанию, чтобы она при этом юридически не считалась агентом Чили, на чьи активы в таком случае может быть наложен арест. Использование компании, базировавшейся за рубежом, не решало проблемы. Если она выступала бы как агент Чили, то любые ее товары, деньги или переводные документы, оказавшись в сфере юрисдикции американского суда, в котором Чили предъявлен иск, могут быть подвергнуты аресту. Стало ясно, что создание альтернативных возможностей для закупок американских товаров — дело трудное и требующее времени. В тех случаях, когда Чили могла приобрести необходимые товары в других странах, закупки производились там. Но Чили нуждалась в массе товаров американского производства, и большинство из них нужно было пытаться закупить через ее нью-йоркские учреждения.

В июне 1972 года несколько представителей «Национального предприятия автомобильных запчастей» (ЕНАР) — компании, созданной правительством Народного единства для импорта запчастей для автомобилей, — прибыли в Нью-Йорк с целью экстренных закупок: в Чили ощущалась нехватка запчастей. Хавиер поручил мне помочь им и присутствовать на переговорах с компанией «Форд» и другими поставщиками. Представителям ЕНАР предстояло решить, устраивают ли их цены и качество предлагаемых запчастей; мне же надлежало рассмотреть условия транспортировки и оплаты, с тем чтобы избежать наложения ареста. Хавиер хотел также, чтобы я попросил крупных поставщиков предоставить коммерческий кредит сроком от 60 до 90 дней, который прежде всегда предоставлялся /112/ Чили. «Они его не дадут, — сказал Хавиер, — но посмотрим, что они при этом скажут».

Дело с обеспечением поставок запчастей в Чили продвигалось медленно. Несколько мелких посредников в районе Нью-Йорка изъявляли желание заняться им, но представители ЕНАР не были уверены в их надежности; двое или трое запросили исключительно высокие цены, а затем отступились. Выработка условий оплаты через европейские банки или американские банки вне Нью-Йорка, которые устраивали бы посредников, требовала много времени.

Прошло несколько недель, а поставки запчастей не начались. Тогда из Сантьяго поступили указания быстро отправить определенные виды запчастей воздушным путем. Мы организовали отправку нескольких заказов грузовиками в Майами, а оттуда самолетами в Чили. Эти поставки обошлись в немалую сумму.

Вместе с представителями ЕНАР я посетил пять поставщиков запчастей. У каждого из них я просил коммерческого кредита. Все они отказали, обычно ссылаясь на то, что платежный баланс Чили слишком плохо обеспечен, чтобы можно было предоставить такой кредит. Я спросил у финансового представителя одной средней корпорации, откуда он получил информацию о состоянии платежного баланса Чили. «Мы не можем, — сказал он, — изучать своими собственными силами финансовое положение всех стран, с которыми мы ведем дела. Мы просто ориентируемся на госдепартамент».

В компании «Форд» мы вели переговоры в основном с представителями филиала, занимающегося экспортом в Латинскую Америку, которые как будто бы были не прочь получить заказы от ЕНАР. Их задача состояла в организации продажи товаров, и об их работе явно судили по тому, сколько они их продали. Но они не могли самостоятельно принимать принципиальные решения: им все время приходилось испрашивать согласия у работников главного правления корпорации. Мы приходим к договоренности по какому-то вопросу с работниками экспортного филиала, а они позднее сообщают нам, что в главном правлении настаивают на принятии иного решения. Меня весьма заинтриговало одно условие, включенное в проект контракта. В нем говорилось, что все ввозимые в Чили товары корпорации «Форд» должны продаваться там только через сеть посредников «Форда». Я поразился, зачем компании «Форд» проявлять такую озабоченность о сети своих посредников в стране, которая шла к социализму; разве что она надеялась, что это удастся предотвратить. Нас с представителями ЕНАР не допускали, как правило, к прямым контактам с работниками /113/ главного правления, но мы встретились с некоторыми из них на деловом обеде. Я нашел, что это люди иного типа, чем представители экспортного филиала, у них значительно более широкий кругозор и подход в политических суждениях о Чили; они были ответственны за осуществление общей линии компании «Форд» в Чили и в остальных странах Латинской Америки. Они искусно затягивали переговоры, и, хотя мы дважды ездили в Дирборн и были готовы в целом принять условия компании «Форд», нам не удалось заключить соглашения. Один из ее представителей часто звонил мне после этого, сообщая о прогрессе в разработке того или иного пункта контракта. Но проходили дни и недели, а контракт все еще не был готов. Летом 1972 года я стал готовиться к отъезду на работу в Чили и потерял нить переговоров с «Фордом».

Незадолго до моего отъезда стало известно, что «Кеннекотт» вновь перешла в наступление. 7 сентября 1972 года она заявила, что прекращает участие в дальнейших юридических разбирательствах в Чили и будет «добиваться в других странах компенсации за конфискованные активы», что «ставит в известность всех лиц, которые заинтересованы в меди с рудника Эль-Теньенте», что она сохраняет права на эту медь и намерена защищать эти права[128]. Вскоре после этого президент отдела металлов «Кеннекотт» Чарльз Майклсон разослал письмо покупателям чилийской меди, в котором говорилось:

«Нам сообщили, что вы либо уже покупаете или предполагаете купить медь, добытую на руднике Эль-Теньенте, на который мы имеем права собственности. Мы хотим обратить ваше внимание на то, что покупка, приобретение или продажа... упомянутой выше меди без нашего согласия нарушают наши права. Мы предпримем любые необходимые меры для защиты своих прав»[129].

«Уолл-стрит джорнэл», «Нью-Йорк таймс» и другие издания еще больше нагнетали атмосферу, используя угрозу со стороны «Кеннекотт». «Уолл-стрит джорнэл» писала:

«“Кеннекотт” не уточнила, какие действия она намерена предпринять. Но специалисты полагают, что они могут принять такую форму: иностранный покупатель, приобретающий медь чилийского рудника Эль-Теньенте, может получить счет от “Кеннекотт” с требованием выплатить 49-процентную долю, на которую она претендует. Если счет останется неоплаченным, то “Кеннекотт” сможет начать судебное дело против данного покупателя... Угроза сама по себе может привести в содрогание клиентов Чили, которые явно предпочли бы избежать судебных битв. Более важно, однако, что, как здесь считают специалисты, “Кеннекотт” может добиться успеха»[130]. /114/

Через несколько недель после этого «Кеннекотт» удалось добиться в парижском суде постановления о наложении эмбарго на чилийскую медь, доставленную в Гавр. «Уолл-стрит джорнэл» привела слова одного торговца медью, который сказал, что постановление суда оказало «отрезвляющее действие» на всех, кто покупал чилийскую медь. Затем «Кеннекотт» подала иски и в других странах — Нидерландах, ФРГ и Швеции.

Кампания, развернутая «Кеннекотт» в Европе и сопровождавшаяся угрожающими письмами в адрес торговцев медью и газетной шумихой, была не просто юридической акцией. Единственная надежда «Кеннекотт» на «удовлетворительное урегулирование» вопроса о меди с Чили — замена правительства Народного единства иным правительством. Судебные действия, направленные на замораживание чилийских активов в Европе и запугивание потенциальных покупателей чилийской меди, были на руку «Кеннекотт», так как независимо от того, каков окажется в конечном итоге результат судебных разбирательств, они наносили огромный ущерб Чили. Кампания, развернутая «Кеннекотт» в Европе, являлась составной частью экономической войны, которую США вели против Чили. /115/



Примечания

128. The New York Times, September 8, 1972; The Wall Street Journal, September 13, 1972.

129. V.: The Kennecott Case, the unfinished story of an embargo. Quimantú, p. 9.

130. The Wall Street Journal, September 13, 1972.

Руководство экономикой с ноября 1970 года до середины 1972 года

Неиспользуемые ресурсы создали благоприятные возможности для проведения политики стимулирования. В результате замедления реализации товаров в период после выборов накопились значительные их запасы. 30% производственных мощностей бездействовали. Официальные статистические данные о безработице не отражали подлинных ее масштабов. По одним данным, учитывавшим неполную занятость и другие формы скрытой безработицы, истинный ее уровень составлял 17,4% всей рабочей силы[131]. Запасы иностранной валюты, накопленные за годы войны во Вьетнаме, достигли 300 миллионов долларов.

Одним из доводов, выдвигаемых с экономической точки зрения против стимулирования экономики, была инфляция. В 1970 году цены на потребительские товары возросли на 35%, что явилось самым высоким годовым ростом с 1964 года. В большинстве стран такой уровень инфляции поставил бы правительственных деятелей, намеревающихся прибегнуть к мерам стимулирования, перед дилеммой. Но проблему, стоявшую перед Чили, следует рассматривать с позиций конкретных /116/ условий страны. Для чилийцев инфляция на уровне 35% в год не была невиданным явлением: в период между 1950 и 1970 годами она в течение семи лет превышала этот уровень. Инфляция всегда вела к ухудшению положения трудящихся, но в 1970 году экономический спад отразился на нем в еще большей степени.

Кроме того, лица, ответственные за экономическую политику, считали, что они могут добиться одновременно и стимулирования экономики, и сдерживания инфляции. Они рассчитывали стимулировать экономику путем усиленного накачивания денег в нее и перераспределения доходов в пользу трудящихся и сдержать инфляцию путем прямого контроля над ценами. Намечалось увеличить правительственные ассигнования на общественные работы и жилищное строительство. В 1971 году заработная плата и жалованье были повышены в связи с ростом стоимости жизни в большей степени, чем обычно. Почти для всех это повышение по меньшей мере компенсировало 35-процентное увеличение стоимости жизни в 1970 году; для низкооплачиваемых прибавка была существеннее — их минимальная зарплата возросла на 66%. Значительное увеличение расходов на оплату труда, вызванное этими прибавками, не должно было сопровождаться ростом цен. Министр экономики Педро Вускович так объяснял это:

«Доход с капитала в Чили чрезмерно высок даже по сравнению со многими капиталистическими странами, и в силу этого значительная часть частного производственного аппарата в состоянии абсорбировать приведение заработной платы в соответствие с ростом стоимости жизни за счет своих прибылей, а не нового повышения цен. Политика правительства Народного единства в области цен означает уменьшение уровня прибыли на единицу продукции с соответствующими последствиями для дохода с капитала, что может быть компенсировано только использованием роста покупательной способности трудящихся и увеличением производства и производительности труда»[132].

Контроль над ценами поручался правительственному органу — Управлению промышленности и торговли (ДИРИНКО).

Оживление экономики и перераспределение доходов — все это несло с собой значительные политические выгоды. Как заявил Вускович, «главная цель экономической политики — расширение политической поддержки правительства...». Краткосрочная политика управления экономикой и программа структурных изменений, проводимые Народным единством,

«взаимосвязаны между собой. Невозможно осуществить более глубокие перемены без расширения политической поддержки /117/ правительства, а экономическое оживление и перераспределение доходов дадут импульс для этих фундаментальных перемен»[133].

Экономическая политика Народного единства вскоре стала приносить результаты. По чилийским меркам, уровень цен удалось сдержать. В декабре 1970 года рост цен был нулевым. В течение первых четырех месяцев 1971 года цены возросли на 5,8%, что составляло одну треть их увеличения в соответствующий период в предыдущие годы. А объем промышленного производства резко возрос. К маю 1971 года он увеличился на 17% по сравнению с предыдущим годом. Возросла занятость, снизилась безработица. В большом Сантьяго она сократилась с 8,3% в декабре 1970 года до 5,2% в июне 1971 года. Уровень жизни трудящихся начал быстро повышаться.

Увеличение производства, снижение безработицы и относительная стабильность цен были характерны почти для всего 1971 года, и Народное единство смогло записать на свой счет целый ряд успехов в том году. Валовый национальный продукт в постоянных эскудо возрос на 8,5%. Промышленное производство выросло на 13% — самое большое увеличение за 10 лет. В декабре 1971 года число занятых повысилось на 200 тысяч человек по сравнению с декабрем 1970 года; безработица сократилась с 8,3 до 3,8%. Наряду с ростом экономической активности сократился индекс потребительских цен с 35% в 1970 году до 22% в 1971 году.

Значительное повышение зарплаты и увеличение занятости привели к сдвигу в распределении национального дохода. Доля получавших зарплату и жалованье в нем возросла с 54% в 1970 году до 59% в 1971 году. Возросли затраты трудящихся на потребительские товары — многие бедняки могли теперь позволить себе есть мясо, покупать приличную одежду.

Была, однако, у этой экономической картины и другая сторона, которая была менее видна большинству чилийцев, чем рост производства, занятости и потребительских расходов, но вместе с тем имела важное значение. Прежде всего правительству Народного единства очень не повезло с платежным балансом Чили. Цена на медь, имевшая для Чили первостепенное значение и составлявшая 70 центов за фунт и выше в первой половине 1970 года, в июле начала падать — к январю 1971 года она снизилась до 46 центов.

При тогдашнем физическом объеме чилийского экспорта меди падение цены на один цент означало в годовом исчислении /118/ потерю 15 миллионов долларов. Это снижение стоимости меди, экспорт которой давал Чили 75% поступлений иностранной валюты, не компенсировалось аналогичным снижением цен на импортируемые товары. Наоборот, цены на большинство этих товаров возросли; особенно резко поднялись цены на ввозимые Чили продукты питания — пшеницу, мясо и молоко. В это же время начался отлив капиталов из Чили. На протяжении всего предыдущего десятилетия приток новых капиталов позволял Чили платить проценты и амортизацию по своим долгам и покрывать дефицит по другим статьям своего платежного баланса. Сейчас же, когда сумма выплат по внешним долгам Чили приближалась к верхней отметке, была установлена невидимая блокада: коммерческие банки США урезали выдачу кредитов. Экспортно-импортный банк — правительственный банк США, Международный банк реконструкции и развития и Межамериканский банк развития, в которых господствовавшие позиции занимали США, перестали предоставлять займы. И конечно, иностранные корпорации прекратили новые вложения капитала. Наряду с этими факторами, не подвластными Чили, стал увеличиваться физический объем импорта в связи с возросшими потребностями в сырье, вызванными повышением промышленного производства и спроса на продовольствие, а также доходов трудящихся. Дефицит платежного баланса возрос, а запасы иностранной валюты сократились.

Чтобы решить эту проблему, Центральный банк предпринял ряд мер. Прежде всего он ограничил импорт товаров, не являвшихся предметами первой необходимости. У банка не было полномочий непосредственно контролировать импорт при помощи системы лицензий. Поэтому он установил систему, при которой для определенных категорий товаров мог по своему усмотрению требовать от импортера внесения «предварительного депозита» в стократном размере стоимости товара, который тот намеревался импортировать. Это требование играло роль запрета. К примеру, если импортер намеревался ввезти автомобиль стоимостью 3 тысячи долларов, то от него могли потребовать внести депозит в размере 300 тысяч долларов. В течение 1971 года банк последовательно расширял список товаров, подпадавших под действие этой системы, пока к концу года импорт всех потребительских товаров непервой необходимости, всех промышленных товаров и нескольких других категорий товаров не был поставлен под строгий контроль.

Банк принял также меры для сокращения отлива иностранной валюты в связи с туристскими поездками в зарубежные страны. Он в несколько этапов снизил сумму иностранной валюты /119/, предоставляемую каждому туристу, и требовал, чтобы туристы, которые провели за границей меньше времени, чем предполагали, возвращали соответствующий остаток. В июле 1971 года банк значительно повысил для чилийцев стоимость поездок за границу. Для валютных операций, связанных с туризмом, был установлен особый обменный курс, отличный от внешнеторгового: банк девальвировал эскудо для туристических операций почти на 50% по отношению к доллару, практически удвоив стоимость зарубежных поездок в чилийской валюте.

Но эти меры могли лишь частично ослабить воздействие исключительно сильных факторов, ухудшавших платежный баланс Чили. Они не могли повлиять на большой отток средств, связанный с оплатой чилийских долгов. 10 ноября 1971 года президент Альенде объявил, что Чили решила провести переговоры об изменении условий выплаты своего внешнего долга. Чили, заявил он, продолжала в течение 1971 года строго выполнять свои финансовые обязательства. Но сейчас у нее возникли

«трудности с платежным балансом, не поддающиеся устранению с помощью... изменений в сфере внешней торговли и валютной политики... Чилийское правительство уверено, что национальное и международное общественное мнение поймет, что любая слаборазвитая страна, накопившая такой относительно большой долг, как наша, и в то же время столкнувшаяся с падением своих традиционных доходов, должна прибегнуть к жестким ограничениям...»[134].

Когда Чили приостановила выплату долгов, она освободилась от уплаты 80 миллионов долларов, подлежащих к выплате в ноябре и декабре 1971 года[135].

В июле банк девальвировал эскудо для туристических сделок и в декабре для экспорта и импорта. Задержка с проведением второй девальвации объяснялась рядом соображений.

Экономисты из Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития, в которых господствующие позиции занимают империалистические круги, считают девальвацию валюты основным оружием в борьбе с дефицитом платежного баланса: снижение стоимости денежной единицы своей страны по отношению к валюте других стран сдерживает импорт вследствие повышения цен на импортируемые товары в денежных знаках своей страны и поощряет экспорт, снижая стоимость экспортируемых товаров в валюте других стран; снижение импорта и увеличение экспорта ликвидируют дефицит. Однако у этого метода есть один недостаток. Он означает огульное повышение стоимости импортируемых /120/ товаров, повышение стоимости жизни, возложение основного бремени в решении этой проблемы на плечи низших слоев трудящихся. Для такой страны, как Чили, большая часть экспорта и импорта которой относительно нечувствительна к изменению цен, девальвация не может решить этой проблемы. Большую часть чилийского импорта составляют самые необходимые товары — основные продукты питания, сырьевые материалы, запасные части и оборудование для шахт и рудников. Повышение внутренней цены на пшеницу ляжет бременем на бедняков вследствие повышения цены на хлеб; однако это не приведет к значительному сокращению импорта, поскольку оно может вызвать голод среди народа. Те же, кому необходимо сырье, запасные части и оборудование, купят их даже по более высоким ценам. Что же касается экспорта, то девальвация эскудо в Чили не приведет к снижению цены на ее медь, позволяя увеличить ее продажу, поскольку цена на медь устанавливается в долларах на мировом рынке.

Левые круги в Чили традиционно выступали против девальвации. В программе Народного единства сказано: «Мы положим конец позорной девальвации эскудо». Правительство Народного единства решило поставить под контроль туризм — роскошь — путем девальвации, однако оно не собиралось использовать этот метод для контроля над импортом товаров. Разумный путь снижения импорта товаров — это установление прямого контроля, который позволяет дифференцированно подходить к различным его статьям в соответствии с тем, насколько необходимы те или иные товары, и который не влечет за собой повышения стоимости жизни. Вот почему банк повел борьбу за установление контроля над импортом путем введения системы «предварительных депозитов», а не девальвации.

Тем не менее проблему обменных курсов нельзя было бесконечно игнорировать. Тот факт, что большая часть товаров чилийского экспорта и импорта относительно нечувствительна к изменению цен, не означает, что они совершенно невосприимчивы к нему. С июля 1970 года, когда в последний раз был установлен курс эскудо по отношению к доллару для экспорта и импорта, по декабрь 1971 года уровень цен в стране повысился на 29%[136]. Таким образом, в то время как стоимость эскудо в долларах осталась той же самой, его стоимость, выраженная в товарах внутреннего рынка, уменьшилась на три десятых. Такое большое отклонение неизбежно должно было нарушить структуру цен и создать трудности. /121/

Стоимость импорта в эскудо становилась все ниже и ниже по сравнению с ценами на другие товары. Сама эта дешевизна импорта стимулировала его рост, толкала импортеров обращаться в банк, чтобы ввозить в страну все больше и больше товаров. Хотя банк мог в основном контролировать импорт через систему «предварительных депозитов», контрольный механизм был далек от совершенства, и, несомненно, некоторое увеличение импорта имело место.

Объем экспорта заметно не пострадал вследствие расхождения между долларом и внутренней стоимостью эскудо: стоимость экспорта, исключая медь, возросла в 1971 году, стоимость же экспорта меди упала, но только в результате падения цены на мировом рынке. Однако экспортеры находились в стесненном финансовом положении; их издержки производства росли, тогда как количество эскудо, которое они получали за каждый доллар экспорта, оставалось тем же. Учитывая предстоящий в начале нового года пересмотр заработной платы и окладов, многие экспортеры столкнулись бы с финансовыми затруднениями, если бы ничего не было предпринято.

Поэтому хотя обменный курс не был основной причиной дефицита платежного баланса, в конечном счете встала необходимость девальвации эскудо. Банк осуществил различную девальвацию для различных категорий, точнее, он установил множественный обменный курс. Был сохранен старый курс для импорта продовольствия и нефти с целью не обременять наемных рабочих более высокими расходами на питание или на проезд в общественном транспорте в связи с повышением цены на нефть и бензин. Банк повысил сумму эскудо за доллар, которую импортер должен был платить за сырье, полуфабрикаты и машины, на 56%, а за товары, не являвшиеся первой необходимостью, — на 100%. Что касается экспорта, то банк повысил на 29% сумму эскудо, получаемую экспортером за доллар экспортной продукции. Это повышение соответствовало росту уровня цен внутри страны, имевшему место после последней девальвации. Банк не хотел ни того, чтобы экспортеры испытывали острые финансовые трудности, ни того, чтобы они оказались в лучшем положении по сравнению с тем, в котором находились ранее.

Меры, предпринятые банком, не могли предотвратить резкого ухудшения состояния платежного баланса в 1971 году. Даже при отсрочке выплаты долгов на сумму 80 миллионов долларов дефицит превышал 300 миллионов долларов, а запасы иностранной валюты сократились за год с 333 миллионов долларов по состоянию на 31 декабря 1970 года до 30 миллионов /122/ долларов. Был исчерпан один из самых важных резервов, имевшихся у правительства Народного единства после прихода к власти.

Наряду с ухудшением состояния платежного баланса отмечался более высокий, чем планировалось, дефицит в государственном секторе (правительство и так называемые децентрализованные агентства, такие, как «Корпорация промышленного развития» — КОРФО). Дефицит планировался в размере 9,8 миллиардов эскудо, что равнялось 17% запланированных расходов; в действительности же он составил 14,1 миллиарда эскудо, или 22% фактических расходов[137]. Чтобы покрыть этот дефицит, не было иного пути, кроме как взять взаймы у Центрального банка, в сущности печатать деньги.

Значительное превышение фактического дефицита над планируемым объяснялось рядом факторов. С одной стороны, имел место недостаток денежных поступлений правительству. Крупные медные компании заплатили меньше, чем ожидалось, частично ввиду того, что при низкой цене на медь и зафиксированном обменном курсе их прибыли упали, но главным образом вследствие того, что, предвидя национализацию, они манипулировали своими финансами таким образом, чтобы платить Чили как можно меньше. Поступления от импортных пошлин оказались меньше, чем ожидалось, из-за изменения структуры импорта — все большую часть его составляли товары, освобожденные от пошлины, такие, как продовольствие. С другой стороны, намного больше, чем рассчитывали, возросли расходы государственного сектора, не считая правительство. Некоторые недавно национализированные предприятия, зажатые в тиски между растущими издержками и контролируемыми продажными ценами, имели дефицит, который фиксировался в государственном секторе, а издержки проведения земельной реформы по программам, осуществляемым многочисленными децентрализованными агентствами, с трудом поддавались контролю.

Одна из причин того, что дефицит в государственном секторе превысил запланированную сумму, имела первостепенное значение для последующего развития чилийской революции. Находившийся под контролем оппозиции конгресс препятствовал правительству осуществить налоговую реформу и повысить прогрессивные налоги. В 1971 году оно представило предложения, предусматривавшие скромные изменения налоговой системы. Вот что из этого вышло:

«Правительственный /123/ путь был заблокирован... Конгресс воспротивился предложению Народного единства обложить налогом сделки с имуществом, оцениваемым в более чем 25 годовых sueldo vitales... {Sueldo vitales — установленное законом минимальное месячное жалованье служащего. Оно использовалось также в качестве стандартной меры стоимости других вещей, кроме жалованья. Такая мера была необходима из-за быстро меняющейся стоимости эскудо. — Э.Б.} Были отвергнуты предложения ввести налог на сверхприбыли, а предложенный 30-процентный налог на предприятия с капиталом в 500 тысяч эскудо и более был уменьшен до 15% и применялся только к фирмам с капиталом в 600 тысяч эскудо и больше. Построенный по типу шкалы сбор с bienes raices (земли и собственности) был отклонен в пользу общего налога по самому низкому курсу предложенной шкалы; таким же образом поступили с предложением ввести дифференцированный налог на вино и сигареты в соответствии с их стоимостью. Правительству... не удалось добиться одобрения закона о наказании нарушителей налоговых правил, который изменил бы существующее слишком снисходительное законодательство»[138].

Отклонение конгрессом налоговых законопроектов, выдвинутых правительством Народного единства, было не просто защитой экономических интересов большого бизнеса и состоятельных лиц. Это было также частью преднамеренной оппозиционной стратегии — поддерживать инфляцию с целью ослабления правительства Народного единства.

Финансовый дефицит был самым важным, но не единственным фактором в накачивании денег в экономику. Кредит, предоставленный банковской системой частному сектору, увеличился в 1971 году более чем на 3,5 миллиарда эскудо, или на 45%. Хотя это было крупное увеличение, оно не выделялось на фоне предыдущих лет в такой степени, как бюджетный дефицит. В частности, в 1970 году сумма кредита возросла на 35%.

Сумма поступивших в обращение в Чили денег (количество денежных знаков в обращении плюс востребованные депозиты) подскочила с 10,1 миллиарда эскудо в конце 1970 года до 20,5 миллиарда эскудо год спустя, что составило рекордный рост — 103%, тогда как в 1970 году он составил 65% и в 1969 году — 35%[139]. Несмотря на увеличение инфляции, правительство смогло путем установления прямого контроля сдержать рост цен в 1971 году. Однако напор разбухшей массы бумажных денег усиливался.

Таким образом, экономическое положение Чили в конце 1971 года резко отличалось от того, каким оно было в его начале. /124/ Простаивающие производственные мощности, безработица, запасы иностранной валюты — все это уменьшилось; экономика все активнее использовала свои ресурсы. Промышленное производство находилось, как никогда, на самом высоком уровне. Поставки продовольствия увеличились как вследствие хороших урожаев, так и благодаря увеличению импорта; низшие слои чилийского населения никогда еще так хорошо не питались. Однако наблюдавшийся год назад рост производства и поставок товаров замедлялся, а инфляция набирала темпы. Во второй половине года спорадически возникала нехватка говядины, рыбы, растительного масла и некоторых других продовольственных товаров. Существовала опасность мощного возрождения инфляции.

Экономист Пол Н. Розенштейн-Родан довольно упрощенно толкует проблему инфляции, стоявшую перед правительством Народного единства. Обвиняя правительство в том, что оно позволяло инфляции расти такими быстрыми темпами, он заявляет: «Любой студент, изучающий экономику, знал бы лучше, что сделать»[140]. Однако это одностороннее обвинение можно было бы отнести не только к Чили, но и к Соединенным Штатам, Великобритании, Италии, Франции, Японии и многим другим странам, в которых инфляция неистовствует в последние годы. «Любой студент... знал бы лучше, что сделать» — тем не менее в этих странах инфляция приобрела колоссальный размах. Сам профессор Розенштейн-Родан не берется предложить реальное решение проблемы.

Правительство Народного единства унаследовало экономический спад и безработицу в сочетании с инфляцией. Накачивание денег в экономику, требуемое для борьбы со спадом и безработицей, увеличило бы массу бумажных денег, и это увеличение рано или поздно неизбежно вызвало бы инфляционные затруднения. Эта проблема усугублялась саботажем со стороны конгресса попыток правительства повысить прогрессивные налоги. Если бы ему это удалось, оно смогло бы повести бой со спадом и безработицей, а также ограничить массу бумажных денег. И все же оно успешно справлялось с инфляцией в начальный период. Поставив под контроль экономический спад и безработицу, оно должно было сделать еще больший упор на инфляции, чтобы она не разбушевалась вновь. Однако в отличие от буржуазных правительств оно не могло вести борьбу с инфляцией за счет рабочего класса, принимать меры, которые привели бы к экономическому спаду и безработице или которые повернули бы вспять начатый им процесс перераспределения доходов. Оно должно было ограничить инфляцию путем урезания доходов высших классов. /125/ Но как это сделать, когда оппозиция контролирует конгресс и организует акты саботажа?

Эта проблема имела в основном не технический, а политический характер. Враг рассчитывал на экономические трудности и создавал их. Инфляция и была одной из трудностей, на которую он больше всего надеялся в создании экономического и политического хаоса с целью избавления от правительства Народного единства. Борьба с инфляцией была частью борьбы за власть в Чили.

Насколько трудной была эта проблема, достаточно вспомнить, как тяжело справиться с инфляцией даже тем странам, в которых исполнительная и законодательная власть не были расколоты борьбой не на жизнь, а на смерть, как это было в Чили. И все же правительство Народного единства должно было найти пути решения этой проблемы. Требовалось вдохновенное усилие. Правительству нельзя было впадать в панику, оно должно было повести атаку на эту проблему как можно скорее, с революционной фантазией и размахом, не упуская из виду ничего, что могло бы содействовать ее решению.

Однако имелся ряд препятствий на пути к осуществлению быстрых действий, необходимых для предотвращения того, чтобы инфляция приобрела такие опасные темпы, которые еще более затруднили бы установление контроля над ней позже. Народное единство было коалицией, а коалицию трудно склонить к единому выводу и стратегии и к быстрым действиям. Кроме того, правительственный аппарат, с которым работало правительство Народного единства, тот, который оно унаследовало, был настолько громоздким, что многие его части далеко не в полной мере могли контролироваться правительством.

Некоторые экономисты из Народного единства не видели этой опасности и считали, что беспокойство по поводу таких вещей, как инфляция, — это отражение чисто буржуазной точки зрения. Они заявляли, что основные причины инфляции в Чили кроются в ее экономической структуре; без изменения этой структуры инфляцию нельзя остановить; после осуществления правительством Народного единства структурных изменений — перевода под государственный контроль стратегических секторов экономики — взять инфляцию под контроль не будет представлять большой проблемы. Успех правительства, добившегося ограничения роста цен в течение 1971 года, подкреплял эту точку зрения. В статье, опубликованной в ноябрьском 1971 года номере «Виа Чилена», ежемесячном издании Национальной плановой комиссии (ОДЕПЛАН), указывалось, /126/ что Народное единство преуспело в

«установлении контроля над инфляцией, вновь одновременно активизируя экономику и ликвидируя безработицу. Это положение действительно уникальное, его с трудом понимают многие экономисты из индустриальных стран, которые исходят в своем анализе из ортодоксальных схем».

Как бы ни была обоснована точка зрения на структурные причины инфляции, если она ведет к недооценке значения финансового и денежного механизма, это свидетельствует о ее ограниченности. Правительство Народного единства сумело снизить рост цен в 1971 году путем установления над ними прямого контроля. Однако такой контроль в условиях чрезмерного увеличения массы бумажных денег имеет границы. Установление государственного контроля над монополиями по производству и распределению может оказать огромную помощь в решении проблем снабжения и цен, но не гарантирует их полного решения. Ни одна страна не может быть наводнена деньгами без ущерба для ее экономики.

В феврале 1972 года руководители Народного единства встретились в Аррайяне, предместье Сантьяго, чтобы рассмотреть политическое и экономическое положение страны. В документе «Новые задачи, стоящие перед Народным единством и чилийским народом», подводя итоги, они подчеркнули, что экономическое положение отличается от того, каким оно было год назад, — большие избыточные мощности, позволившие одновременно повысить занятость, производство и потребление и снизить инфляцию, исчерпаны. Тем не менее руководители, не располагавшие еще статистическими данными, свидетельствовавшими о большом скачке индекса потребительских цен в январе, только коснулись проблемы, вызванной безудержным ростом инфляции, и наметили лишь неопределенное общее направление мер, которые следовало бы принять.

«Задача бюджетной политики — примирить ограничение финансирования с увеличением общественных услуг, таких, как жилищное строительство, образование, здравоохранение... Сокращение избыточного количества денег в руках частного сектора... еще одна важная задача, которая будет решаться путем специальных мер и общих положений о кредитных нормах, которые вскоре будут оглашены Центральным банком».

Все увеличивавшаяся масса бумажных денег представляла собой лавину, которую можно было сдержать на какое-то время путем установления контроля над ценами, но она неизбежно должна была обрушиться. Первые признаки этого появились с наступлением нового года. В январе индекс потребительских цен подскочил на 3,7%. Статистические данные /127/ были опубликованы в марте. Газета «Меркурио» злорадствовала в одной из статей, озаглавленной: «Шлюзы инфляции открываются».

Коммунистическая партия быстро отреагировала на это. Один из ее руководителей, Орландо Мильяс, заявил в докладе на пленуме Центрального Комитета, состоявшемся 15 марта:

«Настоятельно необходимо удержать инфляцию в 1972 году в гораздо более жестких рамках; наказанием за невыполнение этого было бы уничтожение инфляцией социально-экономических выгод, полученных рабочими и средними слоями... Любое терпимое отношение к ассигнованиям, которые страна не может финансировать, привело бы к росту инфляции, что равносильно сидению на кратере вулкана... Дело жизни и смерти — не допустить повторения инфляционных циклов, к которым нас приучили буржуазные правительства».

Мильяс отверг фаталистическую теорию о том, что при унаследованной структуре чилийской экономики ничего нельзя сделать с инфляцией. Он отклонил также точку зрения некоторых деятелей Народного единства, которые считали, что действия денежного и финансового механизмов и такие явления, как инфляция, не так важны, как «реальное» действие экономики. Мильяс предложил ряд финансовых мер, в частности установление строгого контроля над правительственными расходами и принятие решительных мер против уклонения от уплаты налогов. Уклонение от уплаты налогов в Чили приняло огромный размах. В первом послании президента Альенде конгрессу оно оценивалось в 40%. Потери только от неуплаты налога с торговли в 1971 году составили 20 миллиардов эскудо, что на 6 миллиардов больше бюджетного дефицита[141]. Мильяс предложил также предпринять «высшее патриотическое усилие», чтобы увеличить производство меди и других экспортных товаров, и «крайне жесткий план, военный план» экономии иностранной валюты[142].

После января индекс потребительских цен продолжал расти: он подскочил на 6,5% в феврале, на 2,7 — в марте, на 5,7% — в апреле. Общее его увеличение за первые четыре месяца 1972 года составило 19,8%, то есть в три раза превысило уровень соответствующего периода 1971 года и фактически почти сравнялось с ростом индекса за весь 1971 год, составившим 20,2%.

Темпы инфляции еще больше возросли. Правительственные расходы увеличивались еще быстрее, чем цены, тогда как поступления сокращались, еще больше увеличивая тем самым бюджетный дефицит. 90% расходов приходилось на заработную плату и оклады, на выплаты по социальному обеспечению /128/ и пособий многодетным; эти пособия были повышены в начале года в соответствии с ростом стоимости жизни. Многие налоги выплачивались в обесцененных эскудо с доходов, полученных за предыдущий год, или с собственности, оцененной несколько лет назад.

Помимо дефицита правительства возникла новая проблема — увеличивающийся дефицит государственных предприятий. Этот дефицит был вызван несколькими причинами. Бывшие владельцы предприятий, которые перешли к государству, выжали из них все, что могли, и оставили в бедственном финансовом положении. Переход управления предприятием из одних рук в другие неизбежно связан с трудностями. На некоторых фабриках и заводах ослабла дисциплина, был осуществлен дополнительный набор рабочих без соответствующего увеличения производства, повысились издержки. Однако важнейшей причиной дефицита являлись все увеличивавшиеся тиски инфляции: правительство сдерживало цены на изделия этих предприятий, тогда как их издержки росли по мере повышения заработной платы и окладов, девальвации эскудо и общего роста цен.

Национализируя монополии, Народное единство надеялось использовать их доходы для развития экономики. Однако вместо прибылей наблюдался растущий дефицит, который мог быть покрыт только с помощью инфляционных займов Центрального банка. Не упускавшая случая позлорадствовать газета «Меркурио» с готовностью привлекла внимание общественности к этой новой проблеме. 27 апреля она поместила статью, в которой приводился список государственных предприятий, их прибыли или убытки: из 112 перечисленных предприятий только на 13 доходы превышали расходы, остальные 99 имели значительный дефицит[143].

Начали нести убытки многие частные предприятия, и им пришлось обратиться к банкам за финансовой помощью. Центральный банк ввел громоздкую процедуру, с помощью которой он надеялся контролировать предоставление кредита частным компаниям. Они должны были представить доказательства того, что их потребность в средствах не вызвана намеренными действиями владельцев предприятий или неэффективностью управления ими. Однако по мере роста издержек из-за роста инфляции стало невозможно определить, попала ли компания в затруднительное положение по вине ее владельца или по другим причинам. Центральный банк должен был либо дать разрешение коммерческим банкам на предоставление займов, требуемых компаниями на покрытие своих дефицитов, либо допустить, чтобы эти компании обанкротились /129/ и выбросили на улицу своих рабочих. Такие займы не возмещались или выплачивались из других, более крупных займов. Могли ли компании погасить их, если не была решена главная проблема, вызывавшая дефицит?

Усиление инфляции привело к нехватке товаров. Сначала не хватало лишь немногих товаров, и дефицит не носил столь острого характера. Говядину — основной продукт, в котором ощущался недостаток, — все еще можно было купить несколько раз в неделю. Возросли поставки мерлузы плавучими рыболовецкими фабриками, предоставленными Советским Союзом. Хотя население предпочитало говядину, мерлуза была продуктом тоже богатым белком. Однако поползли слухи, что со временем будет ощущаться нехватка всех продуктов. Люди с более высокими доходами спешили вложить свои деньги в такие товары, как холодильники, телевизоры, автомобили. В результате к апрелю кроме говядины стал ощущаться дефицит и некоторых других товаров. В своем большинстве это не были товары народного потребления. Тем не менее проблема была серьезной.

Появился черный рынок, где можно было купить многие товары, отсутствовавшие на обычных рынках, однако по ценам, которые в три, четыре и даже пять раз превышали нормальную. Это также было серьезной проблемой. Черный рынок усугубил нехватку товаров: небольшая часть населения получала возможность иметь все товары, которые она хотела, а остальные довольствовались малым. По существу, произошло обратное перераспределение дохода. Черный рынок усилил и бюджетный дефицит, так как его дельцы не платили налоги со своих незаконных операций. Черный рынок породил и всяческого рода политические трудности для правительства ввиду недовольства населения нехваткой товаров, а также в связи с тем, что мелкие торговцы и фермеры, которых оно стремилось привлечь на свою сторону или нейтрализовать, соблазнялись его более высокими ценами или были вынуждены из-за высоких издержек продавать на нем свои товары.

Избыточная ликвидность, нехватка товаров и черный рынок создавали благоприятную обстановку для спекуляций и утаивания товаров частными бизнесменами. Имея в изобилии деньги, они не испытывали финансовой необходимости в немедленной продаже своих товаров. Придерживая их, они могли не только получить спекулятивные доходы, но — что также было важно для многих — вызвать большую нехватку товаров и создать трудности правительству.

Нарушилось соотношение цен. Когда правительство приняло меры к сдерживанию роста цен на сахарную свеклу, фермеры /130/ переключились на выращивание других культур, цены на которые были намного выше. Это привело к повышению цены на свеклу, и тогда оказалось, что рафинадные заводы должны были продавать сахар по ценам более низким, чем затраты на производство сахарной свеклы. Вместо того чтобы реализовывать пшеницу и молоко по установленным ценам через обычные каналы сбыта, некоторые фермеры скармливали их скоту, чтобы получить больше мяса на продажу по ценам черного рынка. Цены на импортные товары вновь понизились, и некоторые из них, такие, как запасные части к автомобилям и лекарства, контрабандным путем доставлялись в соседние страны и продавались там за валюту, которую затем переводили в эскудо по астрономическим ставкам черного рынка.

Создалось угрожающее положение. За первые четыре месяца 1972 года индекс потребительских цен повысился на 20%, и некоторые экономисты предсказывали, что к июню уровень инфляции в пересчете на год составит 50%, а возможно, и 60%. Что могло предпринять правительство, чтобы не допустить столь опасных темпов инфляции?

Фискальная политика мало чем могла помочь правительству. Конгресс не позволил бы ему увеличить поступления путем обложения налогами состоятельных слоев, а любое значительное сокращение расходов обернулось бы тяжелой безработицей. Правительство не могло также положиться на денежную политику; оно не могло ограничить банковский кредит промышленности и сельскому хозяйству настолько, чтобы покрыть хотя бы часть бюджетного дефицита. Это означало бы резкое падение производства и вновь безработицу. Поговаривали о попытке снизить избыточную покупательную способность путем ввоза в страну автомобилей и продажи их по очень высоким ценам. Однако, учитывая, что дефицит платежного баланса составит, по расчетам, 400 миллионов долларов, а также нехватку продовольствия и других товаров первой необходимости, было бы невозможно оправдать затрату валюты на приобретение автомобилей.

Что могло сделать правительство для ликвидации дефицита государственных предприятий, который к тому времени стал серьезной дополнительной причиной роста инфляции? Оно могло попытаться повысить эффективность работы этих предприятий. Однако не их неэффективность была основной причиной дефицита, и, кроме того, чтобы решить эту проблему, требовалось время.

Правительство стояло перед дилеммой. Ему оставалось либо повысить цены и таким образом помочь этим предприятиям /131/ покрыть свои издержки, либо созерцать, как растет их дефицит. Повышение цен имело очевидные отрицательные политические последствия. Кроме того, это повышение отразилось бы на индексе потребительских цен, и, для того чтобы оградить низшие слои населения от последствий этого, правительству пришлось бы дать разрешение на соответствующий пересмотр заработной платы и окладов, что означало бы ускорение раскручивания спирали цен. Однако остановить дальнейший рост дефицита товаров было необходимо, в противном случае страна была бы наводнена бумажными деньгами, а товары все больше исчезали бы с обычных рынков с их низкими официальными ценами и попадали бы на черные рынки с их непомерно высокими ценами. Более того, чем дольше правительство выжидало бы, тем острее становилась бы эта дилемма, тем больше становились бы дефициты и тем больше пришлось бы повышать цены, чтобы ликвидировать эти дефициты.

Правительство могло хотя бы отчасти ослабить последствия инфляции путем принятия прямых мер. Оно могло использовать ДИРИНКО, полицию и народ, чтобы установить действенный контроль над ценами и повести борьбу против укрывательства товаров, спекуляции и черного рынка. В заявлении, принятом в Аррайяне, руководители Народного единства предложили создать по месту жительства комитеты по снабжению и контролю над ценами (ХАП), через которые народ мог помочь в решении этих задач. Было важно в максимальной степени использовать все эти меры, особенно мобилизацию народа.

Однако это были лишь частичные меры. Под прямой контроль правительства перешла бы лишь небольшая часть распределительной сети — ведь в стране насчитывалось 125 тысяч мелких частных торговцев и владельцев магазинов и множество мелких частных фермеров. Даже ряд крупных оптовых торговых домов по-прежнему находился в частных руках. Как правительство могло контролировать всех этих торговцев и фермеров, учитывая усиление финансового нажима и соблазн торговать на черном рынке? Контролировать черный рынок с помощью полицейских методов трудно в любых обстоятельствах; здесь же правительство не имело ни всей полноты государственной власти, ни полицейской силы, на которую оно могло полностью рассчитывать. Только половина населения шла за Народным единством и была готова поддержать комитеты по снабжению и контролю над ценами.

Коалиция Народного единства медленно реагировала на ухудшение экономического положения. Статистические данные отражали происходящее только несколько недель спустя. /132/ Встречи и дискуссии правительственных и партийных деятелей занимали время; было трудно найти решения и прийти к единому мнению. К концу мая Коммунистическая партия Чили стала все настойчивее предлагать что-либо предпринять. Мильяс утверждал, что Чили необходимо решить проблему финансов национализированных предприятий и проблему инфляции. Он призывал к проведению новой экономической политики.

Народное единство стояло перед кризисом, который не ограничивался проблемой инфляции и нехватки товаров, — он касался политики национализации и утраты позиций в политическом плане. Руководители Народного единства провели еще одну конференцию, на этот раз в Ло Курро. Положение было значительно яснее, чем во время совещания в Аррайяне, и они согласились, что действия, хотя и болезненные, должны быть предприняты, чтобы уменьшить приток денег в экономику и выправить диспропорции в структуре цен. Кабинет министров был реорганизован, министры финансов и экономики заменены, и их место заняли соответственно Орландо Мильяс из коммунистической партии и Карлос Матус из социалистической партии. Приступить к действиям предполагалось через несколько недель. /133/