О ПРИСОЕДИНЕНИИ КАБАРДЫ К РОСИИ

До сих пор, несмотря на большое количество работ, посвященных этой теме, полной ясности в ее анализе нет, в первую очередь - по причине необъективного освещения ее учеными, менявшими свою точку зрения в зависимости от конъюнктуры и пожеланий властных структур КБР. Так, например, до 1990 г. кабардинские историки в один голос утверждали, что Кабарда присоединилась к России в 1557 году, при Иване Грозном, по инициативе князя Темрюка Идаровича, и что кабардинцы в то время уже проживали на нынешней территории (совершенно не желая замечать противоречащих этому данных). Но после начала «перестройки», решив, вероятно, что такое раннее присоединение непрестижно, многие из них стали называть другую дату, весьма далекую от первой – 1822 год. Затем вновь стала утверждаться прежняя дата, с намерением широко отпраздновать 450-летие вхождения Кабарды в состав России. О чистоте науки в этом случае речь не идет, все диктуется неким политическим расчетом.

Существующие материалы свидетельствуют о феодальной раздробленности Кабарды и отсутствии в ней единого управления, как и в среде остальных адыгских племен, на всем протяжении их истории. В 1552 году в Москву приехали жанейские (адыгейское племя) князья «бити челом, чтобы их государь пожаловал, вступился в них, а их з землями взял себе в холопи, а от крымского царя оборонил». В 1556 году с теми же просьбами приехала еще одна делегация жанеевцев. В 1557 году прибыл некий Канклыч Кануков «от братии от кабартынских князей черкаских от Темрюка да от Тазрюта-князя бити челом, чтоб их государь пожаловал, велел им собе служити и в холопстве их учинил, а на Шавкал (кумыкского владетеля.- К., Г.) бы им государь пожаловал, астороханьскым воеводам повелел помощь учинити» (КРО, т. 1, с. 3 – 5).

Откуда же приезжал в Москву посол Кануков и зачем? В писаниях официозных историков утверждается – с территории нынешней Кабарды, с просьбой о принятии в подданство (или, как пишут другие историки, с целью заключения военно-политического союза с Московией); или что кабардинцы тогда жили на Тамани или даже по всему Северному Кавказу. Но так ли это? Зачем князю, жившему на Тамани, нужна была помощь против кумыкского правителя из Северного Дагестана? Из того факта, что впоследствии кабардинцы были вынуждены скитаться по просторам северокавказских степей, то спасаясь от крымских войск, то теснимые обратно на запад кумыками и чеченцами, то ногайцами, калмыками и русскими – на юг, кабардинские историки сделали сногсшибательный вывод о том, что вся эта громадная территория от моря до моря и от Дона до Кавказского хребта принадлежала их предкам (популярный в среде адыгской интеллигенции миф о «Великой Черкесии»), а их скитания крайне оригинально объяснили как обход дозором своих владений (а вдруг кто-то прокрался туда не по праву?).

«Посольства из Черкас» с просьбой принять их под защиту возглавлялись разными представителями разных князей, причем, возможно, не самых сильных. В 1561 году Иван Грозный женился вторым браком на дочери Темрюка Идаровича, что сразу же резко подняло его авторитет среди правящей элиты адыгов. В Никоновской летописи об этом сказано: «А которые черкаские князи Темгрюку-князю были непослушны, и те, заслыша царское жалование к Темгрюку-князю, что царь и великий князь Темгрюка-князя пожаловал, дочерь его взял за себя, и они Темгрюку-князю учали быть послушны и дани ему учали давати» (КРО, т. 1, с. 10). Однако это не избавило Темрюка от необходимости воевать со своими недругами-соперниками, о чем и сообщается в летописи (КРО, т. 1, с. 11).

Признание себя вассалами России, и в частности, кабардинцев, проходило «по-вотчинно», а не на общенациональном уровне. Каждый приезжавший в Москву кабардинский или адыгейский князь представлялся, вероятно, самым «уполномоченным» представителем от своего народа. Но согласия у князей не было. Так, в шертной записи трех кабардинских князей, приехавших к царю Федору Иоанновичу в 1588 году, говорится: «…также которые черкаские князи со своими улусы, Тоилостанов род Шолох-князь Ташбзаруков з братьею и с племянники и з детьми да Каитуков род Тапшнук-князь да Ослонбек, да Жансох, служат Крымскому и Шевкальскому» (царям. – прим.) (КРО, т. 1, с. 51). Проще говоря, князья давали очередную присягу на верность (обычная в практике эпохи феодализма процедура), никого особо ни к чему не обязывающую и свидетельствующую только о вассальных отношениях.

Историк Т. Х. Кумыков, впервые выпустивший небольшую монографию по этой теме, пишет о посольстве Канклыча Канукова: «Правительство удовлетворило их (кабардинцев. – прим.) просьбу. Таким образом, в 1557 г. Кабарда приняла русское подданство (никак и ничем не оформленное. – К., Г.). Однако это не означает, что в дальнейшем развитии Кабарды не было случаев, когда отдельные ее княжества отходили от России и принимали подданство Крымского ханства» («Присоединение Кабарды к России и его прогрессивные последствия». Нальчик, 1957, с. 18).

Разумеется, ни одного подписанного обеими сторонами документа историк не приводит, по той причине, что такого официального документа - договора о вхождении Кабарды в состав России, с фиксацией даты, территории и условий, не существует. Следовательно, неизвестны и границы той части территории тогдашней Кабарды, владетели которой были приняты под цареву руку. Повторим – это была просто присяга некоторых владетелей, признание ими своей вассальной зависимости, с принятием на себя некоторых обязательств, взамен на помощь – военную и материальную. Не более того.

Неясны даже обстоятельства женитьбы Ивана Грозного на дочери Темрюка – Кученей, получившей при крещении имя Мария (после смерти своей первой жены - Анастасии Романовой, в 1560 году Иван Грозный сватался к сестре польского короля, но получил отказ). Брак этот не был официальным и Мария не стала известна в государстве и в международной дипломатии как царица России. По словам английского посла к Ивану Грозному Дженкинсона, неизвестно, «как это произошло, ровно как неизвестны ни чин этой свадьбы, ни обстоятельства, ее сопровождавшие с большими предосторожностями…Пред свадьбой царь не допускал к себе никаких иностранцев, даже послов. Кроме того, царь повелел, чтобы в продолжении трех дней, пока будет праздноваться это торжество, городские ворота оставались запертыми, и чтобы никто, ни иноземец, ни русский не выходил во все время этого торжества из своего дома» (Кудашев, 1, с. 27)

Крайне замечательно то, что пишет о женитьбе Ивана Грозного на Марии и последствиях этого брака К. Х. Унежев. Мария, по его мнению, «была от природы очень умной женщиной, и она сразу же приобрела огромное влияние на Ивана 1У. Именно ей и ее брату Михаилу Черкасскому приписывают идею создания опричнины. Князь Михаил Черкасский, человек, несомненно умный и способный, судя по всему, действительно явился одним из главных инициаторов создания опричнины. Об этом говорит и тот факт, что он сразу же занял в ней видное положение, а позже возглавил опричное войско. Оно во многом напоминало кабардинскую княжескую дружину, которая в основном состояла из дворян. Таким образом, княжеская дружина была прообразом опричнины, и это является доказательством (? – К., Г.) тому, что инициаторами создания опричнины были именно кабардинцы изближайшего окружения Ивана 1У. Бояре ненавидели Марию, и она им платила тем же чувством».

На месте Унежева я не стал бы гордиться тем, что кабардинские князья были инициаторами создания опричнины (даже если бы это было так), наводившей ужас не только на «нехороших бояр» (многие из которых верой и правдой служили своему Отечеству и были убиты опричниками), но и на весь народ. Это все равно, что похваляться участием в зверствах гестапо, НКВД или тонтон-макутов «папы Дока» (диктатора Гаити). Или дружины кабардинских дворян исполняли при своих князьях ту же роль карателей и палачей?

«Опричнина, - пишет Л. Н. Гумилев, - была создана Иваном Грозным в припадке сумасшествия в 1565 г. и официально просуществовала 7 лет. Задачей опричников было «изводить государеву измену», причем определять «измену» должны были те же самые опричники. Таким образом, они могли убить любого человека,объявив его изменником. Одного обвинения было совершенно достаточно для того, чтобы привести в исполнение любой приговор, подвергнуть любому наказанию. Самыми мягкими из наказаний были обезглавливание и повешение, но, кроме того, опричники жгли на кострах, четвертовали, сдирали с людей кожу, замораживали на снегу, травили псами, сажали на кол». И чем же все закончилось? «От ужаса опричнины Россию спас, как ни странно, крымский хан». В 1571 году Давлет-Гирей осадил и спалил Москву. Нужно было отражать нападение крымцев. «И вот тут-то «особые люди» показали себя. Опричники либо просто дезертировали, либо прикидывались немощными и заболевшими, как говорили тогда, «объявили себя в нетях». Убийцы беззащитных, они оказались неспособными сражаться с вооруженным и сильным врагом. Головы вождей опричнины, испугавшихся татарских луков и сабель, слетели на плахах. Были казнены и князь Вяземский, и князь Михаил Черкасский, и Василий Грязной, и воевода Алексей Басманов» (Гумилев, 1992, с. 212; с. 214).

«Вскоре царица внезапно заболела. Очевидцы впоследствии писали, что Мария таяла на глазах. Она ненадолго приходила в сознание, потом снова теряла его и в бреду все время шептала что-то на родном языке, особенно часто повторяла слово «нана». «Так скоропостижно ушла из жизни красивая и мудрая дочь Кабарды, которая была не только женой русского царя, но и во многом определяла его политику в Русском государстве» (Унежев, с. 129-130).

Этот рассказ, способный вышибить слезу у иного чувствительного читателя, очевидно, выдуман самим Унежевым. Но этого мало, автор тут же возносится в высокие сферы геополитики: «Этот брак примечателен еще и тем, что Русское государство ставило адыгов наравне с другими европейскими государствами (?! – К., Г.), какими были в то время Польша и Швеция» (Унежев, с. 130). Неувязка только в том, что само русское правительство видело в кабардинских князьях и дворянах только наемников, получающих за службу жалованье (о чем свидетельствуют сотни документов), а не представителей некоего государства.

Стоит заметить, что русские историки, в том числе и современные, имеют иное представление о жене царя. Вот как характеризует Марию Темрюковну и ее венценосного супруга историк Алексей Бычков в книге «Московия. Легенды и мифы» (М, 2005, с. 347): «Мария была женщина решительная. Как-то раз, спустя год после свадьбы, она потребовала, чтобы ее брату дали какую-то должность, но Иван отказал. «Или выполнишь мою просьбу, или я завтра повешусь». И назавтра ее вытащили из петли, скрученной из полотенца. Поэтому Иван ей во всем потакал. Она весьма любила забавы, особенно казни. Когда Иван проводил казни на Красной площади, она стояла на стене за зубцами и веселилась со своими девками, смущая своим смехом испуганных обывателей». Сообщает историк и другие малоприятные факты.

Желание иных политиков руководствоваться не теми выводами, которые вытекают из данных, сообщаемых в документах, или хотя бы расчетом, основанным на реальности, а только лишь мифами, сочиненными на скорую руку недобросовестными историками, часто приводит к смешным результатам. Ивану Грозному, садисту и гомосексуалисту, никто и нигде памятника не ставил. Но вот его достойной супруге в 1957 году, к празднованию 400-летия добровольного присоединения Кабарды к России на центральной площади Нальчика водрузили монумент – женщина, держащая в руке свиток (очевидно, с текстом договора о присоединении Кабарды к России, которого нет в природе; не исключено, правда, что теперь его «обнаружат» самым чудесным образом – то-то будет ликование!). Чего только не сделаешь, чтобы угодить высокому начальству, особенно если оно действует и понимает все точно так же; чем раньше и «добровольнее» присоединился какой-то народ к России, тем «лучше», а правда это или нет, неважно. Не в таком уж отдалении от этой площади возвышается памятник другой мрачной личности – первому советскому руководителю Кабарды Беталу Калмыкову, на чьей совести исстребление в 20-30 годах многих достойных и честных людей республики (кабардинцев, балкарцев, русских, евреев и др.), в том числе и последних представителей кабардинской и балкарской аристократии и духовенства (см. книгу Александра Сарахова «Остров ГУЛАГ». Нальчик, 2004).

Таким образом, с эпохи Ивана Грозного начался парад присяг кабардинских князей. Причем одна часть князей присягала, в это же время, Крыму и Турции, в результате чего возникали частые споры между державами, каждая из которых считала их своими вассалами. В желании продемонстрировать свою показную покорность кабардинские князья торопились присягать и лже-царям. Две цитаты из книги В. Н. Кудашева:

«К Лжедмитрию приезжали от кабардинцев мурзы Сунчалей и Ботай с поздравлением о вступлении на престол» (второй, возможно, чеченец-аккинец. –К., Г .).

«В то время, как одни князья дают присягу в верном и вечном холопстве московскому государству и обещают беспрекословно служить ему, другие нападают на московские земли и тревожат их».

С началом перестройки кабардинские историки пытаются пересмотреть статус этого исторического события – присоединения Кабарды к России (не имевшего места в реальности); просьбы и мольбы «принять в холопы с женами и детьми», «оборонить» от немирных горцев, от шамхала Тарковского, от крымских татар, от кубанцев (ногайцев) теперь забыты, а на свет появились наивно-высокомерные версии «военно-политического союза Кабарды с Россией» (союза мухи со слоном) и абсолютного доминирования Кабарды над всеми аборигенными горскими народами центрального Кавказа: карачаевцами, балкарцами, абазинами, осетинами, ингушами, чеченцами, и даже над кумыками и ногайцами. Но почему-то в ходе этих «союзнических» отношений в письмах кабардинских князей постоянно звучали просьбы о военной и экономической помощи со стороны России, в результате которых царь Иван Грозный, например, дал указ воеводе терского казачьего войска оборонять владения Темрюка от соседей. Причиной немирных отношений Кабарды с горцами являлось ее стремление заявить свои права на этнические территории других народов, и так поступившихся частью своих земель для расселения кабардинцев, покинувших свои земли на Тамани и двигавшихся то на восток, то на запад, то на юг. Далее этот процесс территориальных претензий к соседям стал выходить за рамки дозволенного.

Стоит заметить (следуя В. Н. Кудашеву), что кабардинцы, «по турецкому сказанию», равно как и другие адыгские народы, были «старинными слугами Турции», и со времен Баязета Великого (1480-1512 гг.) состояли у них на службе. Турецкое правительство, заявляя об этом, ссылалось на грамоту к султану от императора Петра I, особенно на указ 1722 года, по которому нельзя было считать Кабарду принадлежащей к России (Кудашев, с. 41, 51). Кабардинская знать давно и успешно вела свою игру: пользуясь своим маргинальным положением на стыке сфер влияния двух великих держав, одна ее часть придерживалась русской ориентации, другая крымско-турецкой. И обе, до поры до времени, получали поддержку; конечно, обе группировки вступали иногда и в междоусобную борьбу.

Вот о чем, например, доносил в Москву русский посол в Турцию Г. А. Нащокин (1593 г.): «Да к турскому ж (султану) деи присылали кабардинские черкасы, а приказывали о том. – Ты деи на нас досадуешь, что мы голдуем (присягаем. – К., Г.) московскому государю, и нам де московскому как не голдовать, а он на Терке городы поставлял, и люди его живут и нас воюют. И будет деи похочешь того, чтобы мы тебе служили, и ты пришли людей с нарядом, и мы Терской город возьмем, а ты людей своих посади и нас вели оберегати, а мы учнем тебе служити. Потому деи турской Муборек-кирею царевичю людей и наряд велел дать…» (КРО, т. 1, с. 69).

Московское государство, стремясь закрепиться на Кавказе, использовало для этого влияние Темрюка, часто подкрепляя его военной силой, в том числе и против других князей. Например, из дополнений к Никоновской летописи, о деятельности двух русских воевод (1566 г.): «А жили в Черкасех у Темгрюка-князя от Рожества Ивана Предотечи до Госпожина дни, и черкасские места, Шепшуковы кабаки з братьею, многие воевали и полону и животов имали много. И черкасские князи многие собрався на князя Ивана Дашкова и на Матфея Дьяка с товарыщи приходили и дело с ними делали. И государьские люди черкас многих побили, а иных поранили» (КРО, т.1, с. 13).

Иные князья искали помощи и от третьей мощной силы – Ирана. Так, в 1615 году терский воевода П. П. Головин сообщал о кабардинском мурзе Мударе Алкасове: «Сего лета ездил он, Мундар-мурза, ис кабаков (селений. – К., Г.) к шах-Басу, а того де, государь, ему не ведомо, для чего он к шах-Басу ездил».

И далее: «А во всем де он ныне стал надежен на шах-Баса, а уграживает де кабардинским князем и мурзам».

Ранее воевода, видимо, встревоженный этой поездкой, извещал царя Михаила Федоровича, что по его известиям, полученным от кабардинцев: «…ныне де Мудар-мурза у шах-Баса пожалован, а хочет де с шах-Басовыми ратными людьми на сей весне воевати горские землицы и их Кабардинскую землю» (КРО, т. 1, с. 88).

Современный русский историк В. В. Трепавлов пишет об эпохе Ивана Грозного (ж-л Вопросы истории, 2007, № 11, с. 157): «… о присоединении северокавказских территорий к России в тот период говорить рано: слишком отдалены были русские рубежи. Это оказалось лишь началом сближения. Причем, если Кабарда с тех пор находилась в целом под российским влиянием, то закубанские адыги через несколько лет признали сюзеренитет крымского хана и османского султана, что надолго прервало их связи с Россией (практически до конца ХVIII века»).

Историк-адыговед Р. Трахо в монографии «Черкесы» прямо пишет, что такой даты, как 400-летие добровольного присоединения Кабарды к России, не существует: «…мы не будем подробно разбирать абсурдность этих утверждений, чтобы не нарушать последовательности изложения исторических фактов, на основании которых можно легко установить, что вообще присоединения Кабарды к России не было. Необходимо указать далее, что в учебниках истории СССР, изданных до 1951-1952 гг. версия о добровольном присоединении Кабарды к России не упоминается. Так, например, в учебнике «История СССР» К. В. Базилевича, С. В. Бахрушина, А. М. Панкратовой, А. В. Фохта из одинацати присоединений Кабарды к России ни об одном из них ничего не сказано, что несомненно было бы сделано, если бы этот факт действительно имел место в исторической действительности. В томе 17 БСЭ, изд. 1952 г. о « присоединении» Кабарды к Московскому царству также не говорится. БСЭ констатирует лишь тот факт, что кабардинские князья признали себя в шестидесятых годах вассалами Ивана IV…

Кроме того, в распоряжении автора имеются географические карты, представляющие большой интерес, как например, «Карта Кавказского края с обазначениями политических границ конца XVIII в., составленная Канцелярией наместника его императорского величества на Кавказе, Тифлис, 1915», «Российская империя с 1801 по 1861 гг.» (европейская часть). На первой карте время присоединения Кабарды указанно «1822», на второй - «1846», как утверждают некоторые некоторые ученые, а еще раньше, как например, «1812», когда кабардинская делегация в Петербурге получила подтверждение грамоты Екатерины 11 от 1771 г.» ( Трахо, 26).

Не обманываются насчет характера русско-кабардинских отношений и современные русские историки. В. В. Трепавлов пишет (ж-л «Вопросы истории», 2007, № 11, с. 157): «Учинение в холопстве» при Иване IV означало внешнеполитическую ориентацию Кабарды на Московское государство – и не более того. Уверения кабардинских князей в ХVIII в., будто «отцы и деды наши из древних лет состояли в подданстве его императорского величества и служили во всех случаях верно, за что и получали денежное жалованье», не должны вводить в заблуждение. «Подданство» трактовалось как личные обязательства перед царем, персональная служба ему, за что князьям шло персональное жалованье»; на адыгов «смотрели прежде всего как на орудие геополитического действия, т. е. как на традиционно лояльную, но внешнюю силу». «В ХVIII веке, - пишет историк, - развернулось открытое военное противостояние России и Турции. Адыгам то и дело приходилось выбирать между этими двумя соперниками, объявляя о верности то одной, то другой стороне».

Отрицая факт присоединения Кабарды и Адыгеи к Московскому государству, В. В. Трепавлов, несколько дипломатично, но все же достаточно определенно, говорит: «Появившаяся в последние годы в региональном кавказоведении формулировка «военно-политический союз», на наш взгляд, гораздо более адекватно отражает характер адыго-русских отношений до конца ХVIII в., хотя она также условна и требует пояснений. Союз возможен между сопоставимыми по военному могуществу и экономическим ресурсам партнерами, а иерархический ранг российских монархов был намного выше статуса адыгских предводителей» (там же, с. 158).

Документы свидетельствуют о следующем. Исторической родиной кабардинцев, как и всех адыгов, является Причерноморье и левобережье Кубани. Расселение кабардинцев на современной территории их проживания состоялось в начале 18-го веков (и жители КБР помнят, как недавно отмечали 200-летие самого старого кабардинского села - Сармаково, при въезде в которое был поставлен соответствующий плакат). Вот что писал первый адыгский этнограф Хан-Гирей об истории кабардинцев и родоначальнике их князей Инале: «После смерти Инала его потомки и с подвластными своими разделились на две части и одна из них осталась на прежних местах, то есть на южной стороне Кубани, и называлась Бейслениею, а другая, гораздо сильнейшая, переселилась из южной стороны Кубани в окрестности Пятигорска» (Хан-Гирей, с. 154).

Ввиду полукочевого образа жизни определить, где конкретно находились в дальнейшем их исконные и неисконные земли, невозможно (где-то в Приазовье, где-то на Куме, в Пятигорье, где-то на Тереке). Если принять дату, по которой вхождение Кабарды в состав России произошло в середине XVI века, т. е. 450 лет назад, то с таким же успехом эта дату может оспаривать Турция, в архивах которой наверняка хранятся челобитные кабардинских князей к султану Порты.

Судя по количеству присяг, определить точную дату вхождения Кабарды в Россию невозможно в принципе. Зато вполне ясно, что покорение Кабарды завершилось в первой трети 19-го века. Вот и стоят в настоящее время в г. Нальчике на двух площадях три прямо противоречащих друг другу памятника: один - 400-летию «добровольного присоединения», а другой, возведенный совсем недавно - окончанию кавказской войны и памяти адыгов – жертв геноцида; к ним добавилась теперь и триумфальная арка, построенная в ознаменование 450-летия «добровольного присоединения» уже не Кабарды, а Кабардино-Балкарии (вопреки фактам). Создается впечатление, что даже в XXI веке кабардинское руководство КБР не может определиться с выбором – то ли Кабарда вот уже четыре с половиной столетия остается верной Российскому государству и никогда не входила с ней ни в какие конфликты, то ли ее присоединили военной силой, уничтожив большую часть населения (точнее будет сказать – дворянства).

Таким образом, тезис покойного президента КБР В. М. Кокова «о непоколебимой верности Кабарды, однажды давшей слово России» и на протяжении 450 лет этому слову не изменявшей, не выдерживал сопоставления с историческими фактами, и не заслуживал ни малейшего доверия, являясь только голословным утверждением (газета «Кабардино-Балкарская Правда», №104(21345), 2005 г.). И если в этом же номере газеты, официальном органе власти КБР, на с. 4 написано: «141-я годовщина со дня окончания так называемой Кавказской войны, дошла до нашего XXI века эхом, отголоском неоправданного, ничем не прикрытого вторжения непрошеных гостей на родину адыгов», то как быть с подобными заявлениями и что считать правдой?

Одиннадцать присоединений (а на самом деле – присяг) – это все-таки многовато. Конечно, честные кабардинские историки и писатели своими «безответственными» заявлениями и приводимыми фактами сильно портят благостную картину, вот уже пол-века рисуемую «дальновидной» кабардинской номенклатурой (вероятно, в расчете на невежество или глупость московских начальников или народа).