Черкесы и кабарда

Вернемся к истории Джиляхстанея и Кабарды после их расселения близ Сунжи. Здесь же, возле Терков, уже после гибели Темрюка, произошел раскол на Большую Кабарду и Малую (Джиляхстаней). Название «Ахлова Кабарда» впервые встречается в документе 1645 года, синонимичное «Малая Кабарда» - 1647; «Казыева Кабарда» - 1615 г., син. «Большая Кабарда» - 1674 г. (КРО, т. 1, с. 286; с. 334). Мы не можем останавливаться на всех перипетиях этого процесса, поэтому вкратце опишем его и причины раскола. Потомки Инармаса (Черкасские) успешно постарались внушить Москве, что доверия заслуживают только они; им и перепадала основная часть милостей, щедро выделяемых из центра. Естесственно, это вызывало недовольство обделенных кабардинских мурз, причем их было гораздо больше, имея больше и воинов-дворян. До поры до времени, после сражений Темрюка с Пшеапшоко, дело ограничивалось стычками, убийствами отдельных противников, жалобами друг на друга, обвинениями в адрес владетелей Большой Кабарды в «непослушании государю» и пр. Вероятно, недовольные поглядывали в сторону Крыма или Тарковского шамхала; по этой причине в жалованной грамоте царя Федора Ивановича князю Камбулату Идаровичу дается повеление привести остальных князей с их подвластными к Терскому городу, «чтоб они от Крымского и от Шевкальского отстали, а были в нашем царском жалованье», что и удалось сделать на некоторое время (АБКИЕА, с. 53).

В 1614 году группа князей и мурз, прежде «непослушных», дает шерть на верность новому царю, Михаилу Федоровичу, обещая «служить ему, государю, и прямо итти и добра хотети безо всякие хитрости, и измены не чинить, и кочевать нам с теми мурзами вместе» (АБКИЕА, с. 81).

Не добившись признания Москвы, кабардинцы, оставив джиляхстанеевцев на Сунже, уходят на запад. О нахождении в тот же период подданных Казыя Пшеапшокова где-то на нынешней территории говорится в отписке терского воеводы П. Ф. Приклонского (1616 г.), в которой упоминается новокрещен Ондрюшка Офонасьев, посланный в Кабарду («в Казыевы кабаки») «для вестей» о прибытии на Кавказ крымского хана: «И он де, Ондрюшка, прибежал из Кабарды в Терек в 4-й день, потому что мошно де, государь, было ему и в 3 дни поспети на Терек, и ево де, Ондрюшку, погромили на Тарновом нагайские люди и лошадь у них отбили» (АБКИЕА, с. 93). Следовательно, Казыева Кабарда находилась от Терского города в трех днях пути верхом, т. е. где-то на западе современной Кабарды. В то же время владения Инармасовичей (Идаровичей) располагаются на равнине возле Сунжи, поэтому в донесениях постоянно упоминаются и окочане (чеченцы-аккинцы). Показательно, что служилые аккинцы в 1616 году пишут челобитную царю Михаилу с жалобой на притеснения Сунчалея Янглычева, назначенного Москвой «старшим князем», повелевающими и малокабардинцами, и этими служилыми окочанами (АБКИЕА, с. 94).

В тот же период кабардинские князья делают безуспешную попытку, в союзе с одним из дагестанских владетелей, захватить земли черекских балкарцев, о чем повествуется в стариной кабардинской песне «Кара-Кашхатауская битва»). Характерно, что названия крупнейших рек Кабардино-Балкарии встречаются впервые в весьма поздних документах, отражающих кабардино-русские отношения: Черек – в 1628 году, а Баксан и Балк (Малка) только в сообщении кабардинского посла Саадет-Гирея Салтаналеева в Коллегии иностранных дел, от 172О года (КРО, т. 2, с. 28). Подавляющая часть топонимов и гидронимов, встречающихся в документах, датируемых серединой XVI-го – началом XVII-го вв. и отражающих русско-кабардинские отношения, относятся к Северо-Западному и Северо-Восточному Кавказу, а не к территории КБР.

Переход кабардинцев на Баксан и Малку, в район, принадлежавший тогда Крыму, не мог быть совершен без согласия хана. Выписка из дел кабардинских, «1760 г. Рапорт в коллегию Астраханского губернатора и Кизлярского коменданта, от 27-го мая, 1-го и 20-го июня». В этом рапорте говорится о письме крымского хана Крым-Гирея, посланном кабардинцам через Баамата Кургокина:

«…что как кабардинцы издревле были подданные турецкие и на нынешних местах поселены бывшим напред сего крымским же ханом Салат-Гиреем, почему и подати им ханам платили; а посему и он, хан Крым-Гирей, требовал от кабардинцев такого же исполнения, с тем чтобы наперед они переселились на Кубань; в противном же случае угрожал принудить их к тому силою» (Туганов, с. 75). Следовательно, по крымским сведениям, кабардинцев поселил на территории Центрального Кавказа в XVII веке хан Салат-Гирей; когда же (в 18 веке) территория нынешней Кабарды перешла под юрисдикцию России, хан Крым-Гирей потребовал возвращения кабардинцев на Кубань, к которой сдвинулась граница.

В те же годы царствования Михаила Федоровича старая распря между двумя группами князей – потомками Идара (отца Темрюка), первыми завязавшими отношения с Русским государстом, и, конечно, пользовавшихся поддержкой русских воевод, с потомками Кайтуки Бесланова разгорается с новой силой. Обе стороны пишут в Москву жалобы. В 1640 году князь Алегука, представитель рода Кайтукиных, от его имени обращается к царю, напоминая, что «Казыевы дети, как и Камбулатовы дети, холопи ваши государские искони вечные»; и далее: «… а Камбулатову сыну нас в холопство не давай». Более того, он пишет дерзость: «… и послали к вам бить челом, что мы холопи ваши государские, а не Камбулатова сына Келемета, да не Нартшаовы и не ваших воеводи князей, а холопи ваши, государевы». В том же письме князь Алегука напоминал царю о своих заслугах, в частности, о том, что Кайтукины вместе с русскими ратниками разбили «непослушного» царю Шолоха Тапсарукова и его союзников-кумыков, что их было там 4-5 тысяч человек, а «в те поры Идаровых детей двух человек на бою не было», что «ратных людей прокормили мы, ваши холопи» (Мальбахов, Эльмесов, с. 297).

Иными словами, Кайтукины хотели бы снискать благосклонность царя и исполнять его волю, но не его воевод и не Идаровичей, которых Москва считала своими ставленниками. Но жалобы усердно писала и другая сторона, которой Москва доверяла больше, поэтому Биязрука и Мамедалея, послов Алегуки, подвергли допросу. «Во время «расспроса» диаками в Посольском приказе он прямо заявил: «… забирают у них у Алегуки с братьею, в Терской город аманатов, и тех аманатов держат терские воеводы хуже собак и морят голодом, и послов де их, которых они посылают в Терский город, воеводы ни в чем не чтят и платья и корму им не дают, а иным де черкасским послам у них честь и бережение и государево им жалованье дают» - очевидно, речь идет о людях Идаровичей, на сторону которых, в очередной раз, стала Москва, обвинив Кайтукиных (Хатахшоко и Алегуку) в измене. Послу было объявлено, что князья «писали не попригожу, з большим невежеством, как холопем к великому государю своему писать не довелося» и что «довелось было тебя, посла, за такое письмо казнить смертью». Но Биязруку все-таки не казнили, а царь отправил с ним Алегуке и Хатохшоко свою грамоту (Мальбахов, Эльмесов, с. 298; Сокуров, 1980, с. 171).

Две княжеские партии борются между собой, говоря нынешним языком, за получение дотаций из центра («царского жалованья»), заявляя, что у них и силы поболее, и сами они надежнее, вернее, и что ради царского величества живота не пощадят. Можно ли на основании таких грамот делать вывод о существовании «военно-политического союза», «союзнических отношениях» между Русским государством и Кабардой, о чем много раз говорят авторы, выдержки из работ которых мы здесь цитируем? Нет, это отношения наемников и хозяина, о чем и свидетельствует реакция Москвы на письмо Алегуки.

Война между двумя группами князей продолжается несколько десятилетий; ходят друг на друга походами и набегами, жгут поля, берут полон, пишут жалобы в Москву и т. д. Но в отписке терского воеводы И. А. Дашкова от 1629 года уже сказано: «Да князь же Пшимах сказал, что он привел под твою государеву высокую руку Казыевых детей и Шолоховых и всех кабардинских кабаков, и почели было кочевать блиско города» (АБКИЕА, с. 125). Иными словами, Кабарда и Джиляхстаней теперь вновь кочуют близ устья Сунжи (при ее впадении в Терек), т. е. подвластные Инармасовичей с Кумы вновь передвинулись на восток. Но примирения не случилось, и в 1630 году Пшимах Камбулатович просит у Москвы прислать войско для усмирения мурз Шолоховой Кабарды. В 1638 году Кельмамет и Ильдар Черкасские, жалуясь на разорения, чинимые им Алегукой Шегануковым, просят позволения «перевесть свои кобачишка ближе к Терскому городу и сесть бы нам промеж Сунши и Терека», подальше от «своих вековых недругов» (АБКИЕА, с. 171). Следовательно, сила на стороне Джанхотовичей, несмотря на помощь, оказываемую их противникам Москвой.

Застарелая вражда, расколовшая кабардинскую знать и тянувшаяся чуть ли не на протяжении века, и подробности которой сохранились в документах, закончилась трагически. В июле 1641 года кабардинцы Большой Кабарды и ногайцы, под командованием Алегуки и Ходождуки, с одной стороны, и малокабардинцы, кумыки и русские ратники, под началом Кельмамета Черкасского, встретились на Малке. Произошла кровопролитная битва, в которой Черкасские потерпели поражение. Первыми в бой вступили ногайцы, а потом с тылу ударили люди Алегуки. Терский воевода С. И. Шаховской доносил об этом в Москву: «И Кельмаметя де мурзу Куденетовича Черкасского с товарыщи и с ратными людьми, которые были у него под знаменем, Алегукины люди разорвали порознь, и ополчитца им не дали, и притеснили де, государь, их х крутому и к глубокому яру межу гор к реке к Балку. И тут де, государь, учинился гневом божиим на твоих государевых и на кумыцких и на черкаских людей побой». Были убиты многие кабардинские и кумыкские мурзы, и стрелецкий голова Ортемий Шишмарев. «А иные де, государь, ратные твои государевы и кумыцкие и черкаские люди многие попадали сами с того крутого яру в реку в Балк на конех и пешие и от великие высоты побилися. А которых, государь, ратных людей захватили в той тесноте живых, и тех Алегукины да Малово Нагаю люди поимали» (АБКИЕА, с. 205).

Читая это описание, невольно приходишь к мысли, что речь идет о так называемой «Канжальской битве» кабардинцев с татарами, приключившейся через 67 лет. Весьма вероятно, что в предании детали междоусобного Малкинского сражения приписаны более позднему событию (см. ниже).

Поскольку в любых ситуациях Москва стояла на стороне Инармасовичей, противоборствующая группа решила уйти далеко на запад, о чем и сообщается в документе 1642 года: «Перекочевали де Алегук и Ходождук мурзы Казыевы с своими людьми с старых своих кочевных мест в сход к Малому Нагаю за Кубань реку под Абазы» (АБКИЕА, с. 209). Так произошел окончательный раскол Кабарды на Большую (на западе, за Кубанью) и Малую (на востоке, возле Сунжи). Путь к примирению был отрезан надолго: Черкасские остались на Сунже, кабардинцы ушли за Кубань.

В 1643 году терский воевода М. И. Волынский отправил к князьям Олегуке и Ходождуке Ондрея Сенина с предложением вернуться, но те ответили, что они от русского подданства не отрекаются, но «ехать де им ныне на Терек с ним, Ондреем, не мочно, потому что кочюют от Терского города далеко», что к ним понаехало много «крымских людей», которые могут уведомить об их отъезде крымскую рать, которая собирается идти на Азов, и те придут и разорят их кабаки; кроме того, у них «попахан на сабанах хлеб» и случился «великий падеж» скота. Одним словом, князья вернуться из-за Кубани отказались, на всякий случай добавив, что как только крымское войско уйдет из под Азова домой, они «тотчас пойдут кочевать на прежние свои кочевные места к Терскому городу».

Через Бикшу, узденя Муцала Сунчалеевича Черкасского, князья Инармасовичи предложили встретиться с русским воеводой на нейтральной территории, на реке Куре, велев передать, что они, вместе с мурзами Малой Ногайской Орды, стоят у Пяти гор. В конце концов, Алегук-мурза Шагануков с посланцами воеводы встретился, но ни на какие посулы не польстился: «А в Терской бы город ему не ехать, потому что кабаки ево ныне от Терка в дальних местах, блиско Крыму». Но все же в Терки приехали и он, и его союзники, абазинские и ногайские мурзы, где князь постарался оправдаться, выставив при этом свои условия (АБКИЕА, с. 221-222; с. 224).

В 1644 году тот же воевода сообщает, что князь Муцал провел в Кабарде 5 месяцев, ведя переговоры с Алегуком и Хадаждуком и уговаривая, чтобы они и их союзники-ногайцы «с кабаками своими и со всеми улусными людьми, со всем своим владением, с Крымские стороны ис под Бесленей из-за Кубана-реки перешли кочевать к твоей государевой отчине к Терскому городу и стали кочевать с улусы своими по Куме-реке подле старого своего кочевья, от Терского города всего в четырех днищах» (АБКИЕА, с. 250). Отсюда следует, что Казыева (Алегукина) Кабарда находилась по-прежнему где-то за Кубанью и рядом с бесленеевцами.

Но здесь они столкнулись с другим противником, исполнявшим волю Москвы, которой уход кабардинцев на крымскую территорию понравиться не мог, и был, скорее всего, расценен как измена. В 1644 году калмыки самочинно, без разрешения Москвы, все еще расчитывавшей, что им удастся вернуть подданных на Терек, совершили набег на Кабарду, но на помощь ей пришли терские казаки (КРО, т. I, с. 244). По сведениям Эвлия Челеби, в том же году «арсланбековские ногайцы вступили в братские отношения с кабардинцами и объединенными силами разбили отряд Тайси-шаха». События происходят в районе Пятигорья и Кумы. Вполне вероятно, что этот, второй поход был инспирирован уже русскими властями, для наказания за отказ вернуться.

В 1648 г. ногайские мурзы Казыева улуса и сын Алегуки Темир-Булат стояли с войсками в 3 тыс. человек «на заставе на реке Куме близко у Пяти гор», «для того, что опасаются де они под Кабарду и под свои Казыевы улусы приходу войною калмыцких людей» (Ногайские дела, 1648 г., №1, л. 226).

Турецкий путешественник Эвлия Челеби сопровождал крымского хана Мехмет-Гирея (1654-1666) в походе, они проезжали через земли черкесов (адыгов) и ногайцев. Погостили они также и у кабардинцев, затем приехали к абазинскому племени Биберди.

«Биберды живут междуречье Кубани и Джинджик.

Следовательно, народная память запомнила, что кабардинцы в середине XVII века располагались по соседству с калмыками, жили на р. Куме, откуда крымцы переселили их на Кубань (в 1671 году). Джиляхстанеевцы все это время оставались на Сунже, прожив, таким образом, врозь с кабардинцами около 70 лет, до начала XVIII века. Но Алегука Шегануков и Ходокшука Казыев все же не оставили попыток сохранить хорошие отношения с Москвой (несмотря на то, что ее симпатии были на стороне Черкасских). Не отказывалось от их услуг и русское правительство. Так, в 1646 году оно предложило обеим враждующим кланам принять участие в походе на Азов. Интересно, что первые согласились и заслужили похвалу, а вторые, доверенные люди Москвы, отказались, под предлогом необходимости защиты от ногайцев. Тем не менее, русские власти по-прежнему покровительствовали Черкасским, сидевшим в Терках. Участие клана Алегуко и Хатакшоко в Азовском походе, естесственно, не прошло мимо внимания Крыма, поэтому они, очевидно, опасаясь наказания, сделали попытку уйти из Прикубанья на Малку, но были возвращены обратно Шабаз-Гиреем в 1671 году и подчинились Крыму (причем инициатором этого насильственного возвращения был кабардинский князь Бек-Мурза).

Последний по времени документ XVII века, упоминающий владетелей Большой Кабарды, относится к 1674 году и сообщает о сношениях Мусоста Казыева с крымским ханом и о грамотах, посланных ханом к кабардинским мурзам. По этим данным можно видеть, что вражда между Инармасовичами (Черкасскими), сидевшими со своими поддаными в плоскостной Чечне, и владельцами Большой Кабарды в Закубанье, разделенных большими расстояниями, тем не менее, продолжалась: «Да слышал он, Бориско, у Илдигирея-мурзы Черкасского, что брат ево Денгизбей с калмыки у Мусоста-мурзы з братьями кабак разорили и разграбили, и за то де у них с Мусостом недружба. И Мусост писал к крымскому хану. И крымской хан писал к Мусосту з братьями и с племянники, чтоб они шли кочевать на старые свои кочевья на Куму-реку и на Балк да на Бештов» (КРО, т. 1, с. 334).

Иными словами, Черкасские (из «Малой Канбулатовой Кабарды»), сторонники ориентации на Русское государство, вместе с русскими же наемниками-калмыками, нападают на закубанских кабардинцев и разоряют селение, принадлежавшее Мусосту Казыеву, который обращается к крымскому хану, и тот, видимо, в знак прощения, разрешает князьям Большой Кабарды вернуться из-за Кубани на Куму.

Далее в двухтомнике (КРО) содержится 34 документа (1674-1689), в основном переписка Черкасских с Москвой; Казыева Кабарда как бы выпадает из поля внимания русского правительства.

Сидевшие на Лабе и Урупе кабардинцы, приняв ислам, тем не менее, не нашли согласия и с Крымом, обратившись через много лет к Петру I с просьбой вывести их на русскую территорию. И уже по его приказу калмыцкий хан Аюка, в самом начале XVIII века переселил их на земли между Малкой и Баксаном, где образовалась Большая Кабарда; сидевшие вокруг Терков на Сунже подвластные Черкасских были вытеснены оттуда на запад кумыками и чеченцами. Так появилась Малая Кабарда, и воссоединились обе части народа. Но это не означало, что старые распри были забыты – сохранилось немало документов XVIII века, содержащих жалобы малокабардинских князей на притеснения и разорения, чинимые им владетелями Большой Кабарды.

Главной заботой этих воинов-аристократов, не признававших иных занятий, кроме набегов и грабежей, было сохранение власти над трудовым крестьянством и приобретение возможно большего числа подвластных, любым путем и у кого угодно. По перечню, составленному Б. К. Мальбаховым и К. Ф. Дзамиховым (см. ниже), с 1749 по 1758 год крымцы 6 раз вторгались в Кабарду. Казалось бы, все силы нужно направить на достижение единства, на восстановление разрушенного, что следует помочь друг друг другу. Но мы должны помнить, что речь идет о феодальном времени и соответствующих этому времени людях и порядках.

В 1758 году три владельца из Малой Кабарды пишут императрице Елизавете Петровне «всенижайшее прошение», именуя себя «нижайшие раби из давных лет Российской империи», с жалобой на князей Большой Кабарды: «… от некоторого времени помянутые братья наши, кабардинские владельцы, по причине, по причине с нами соседства, изпустя яд свой и оказав злое намерение свое, у нас, бедных подданных, нападками своими завсегда скот и имение наше грабят и от разорения подвласных наших не воздерживаются и жалобы наши не слушают. Сверх претерпимого от них такова разорения и бедствия, вступя в собственное владение наше, подвласных дедовских узденей и рабов наших некоторых насильством и нападками отнимают, а некоторых чрез дачи к себе присвояют, и тем владение свое умножая, нас побеждают» (КРО, т. 2, с. 200). Получается, что не крымцы досаждают этим владельцам, а свои же братья и соседи. И документов такого рода имеется немалое число.

А. Ф. Бларамберг пишет: «Вражда, которая сохранилась с древнейших пор до настоящего времени между князьями Большой и Малой Кабарды, привела к опустошению Малой Кабарды, и она уже давно подчинилась России. Князь Малой Кабарды Коргока Канчокин перешел с 1759 года на русскую территорию по левому берегу Терека, спасаясь от репрессий князей Большой Кабарды. Он принял христианскую религию и стал основателем города Моздока, расположившись там со своей семьей и подданными» (АБКИЕА, с. 411).

СКИТАНИЯ

Но теперь мы должны дать некоторые материалы о передвижениях Большой Кабарды во второй половине XVII века, еще памятных в начале XVIII века.

К 1732 году относится изъяснение о кабардинцах, составленное на показаниях нескольких дворян:

«…назад де тому немалое время якобы жили кабардинцы по Куме реке и служили российским государем, и в город Терек давали аманатов с переменою, а кого не помнят, и в то время был у них, у кабардинцов, старшей князь Масаус Казиев сын, а по нем Тензбей, Бек-Мурза, Казий Масаусов и протчие; а посыловали де от себя часто в Москву к российским государем послов за жалованьем; и в то ж время боясь кубанцов, чтоб их не разорили, давали в Крым кабардинцы ясырей вместо дани в год по десяти человек, а потом поссорясь между собою кабардинцы и один из них, Бек-Мурза, убив дву владельцов, Танбеевых детей, ушел в Крым и выпрося там от крымского хана войска, при котором был командир Сават-гирей салтан, пришед, черкеских всех князей и с их подвластными побрали в полон и перевели на Орб реку (совр. Уруп. – прим.) и там их поселили»;

И, далее: «…и пожив де кабардинцы по взятии их в полон на Орбе реке несколько перешли на Кубань реку, а с Кубани по ту ж сторону Кубани на реку Чилчик, а с Чилчика перешли по сю сторону Кумы реки на речку Пургусат (совр. Бургустан. – прим.), а с речки Пургусату перешли сами собою на Бештоу (к Пяти Горам), где бывало и прежде сего их жилище, и поселясь там домами жили несколько время; а потом, услыша, что идет на них крымское войско, и убоясь, они, черкесы, перешли в крепкое место, в горы на реку Баксан» (КРО, т. 2, с. 64). Обратите внимание, как подробно описан маршрут передвижений народа. (К сожалению, данные подобного рода, которых немало, и за анализ которых историки должны были бы взяться с огромным удовольствием, никакого внимания кабардинских ученых не привлекают).

Из протокола расспроса кабардинского посла Магомета Атажукина в Коллегии иностранных дел (1732 г.):

«…Во время бытности их, кабардинских владельцев, на Пяти горах и потом под крымским владением, тогда с принуждением у них, владельцев и узденей их, крымцы и кубанцы дочерей за себя брали. А после того как стали они, кабардинские владельцы, жить при Баксане, то от них, владельцов, никто дочерей своих и из своих фамилий девок за них, крымцев, не выдавали….» (КРО, т. 2, с. 59-62).

Из распросов в Коллегии иностранных дел кабардинского посла Магомета Атажукина, в марте 1732 года: ««…Когда кабардинские владельцы жили в Пяти горах, и тогда ушел от них Эльмурзы Бековича (который ныне обретается при крепости Святого Креста) отец Бекмурза в Крым, откуда приходил он, Бек-Мурза, с крымским Шахбаз-Гирей ханом для взятья их, пятигорских владельцов, со всем владением в Крым. И тогда оные владельцы все ушли; одни в калмыцкие улусы к Аюке хану, а протчие в Кумыки; а подлой народ весь крымской Шахбаз-Гирей хан взяв отвез на Кубань, а потом и их, пятигорских владельцов к себе на Кубань призывал. И оныя владельцы с совету калмыцкого Аюки-хана, как от него, так и ис кумыков все на Кубань перешли. А сколько лет тамо жили он, Махомет-бек, того не упомнит. Потом, как началась у России с турками и с крымцами война, в то время войско Аюки-хана калмыцкого пришед на Кубань оных пятигорских владельцов со всем их владением взяли и до Баксану препроводили» (КРО, т. 2, с. 59).

Подтверждаются эти сведения о кабардинцах и в промемории, поданной российским резидентом И. И. Неплюевым правительству Турции в 1731 году: что вначале они жили по Куме в урочище у Пяти гор; «…и хотя они, черкесы, потом, чрез сильное на них нападение крымского Шахбас-Гирея со многи крымскими и кубанскими войсками, побраны все в плен и приведены были на Кубань, где они насильно в магометанство обращены, однако ж по некоторых летех, усмотря оные удобный случай, с Кубани паки в российскую сторону перешли на прежнее жилище к Пяти Горам. Но по прошествии малых лет паки на них, черкес, кубанцы чинили частые и жестокие нападения, хотя их попрежнему на Кубань перевесть, от которого безпокойства они, черкесы, перешли от Пяти Гор для жития ближе к Терку на землю российскую к реке Баксану» (КРО, т. 2, с. 44).

Карта Северного Кавказа (1722 год; в обратной проекции. КРО, том 2).

Из записи о кабардинцах по материалам Коллегии иностранных дел (1776 г.): «Хан крымский Шахбас-Гирей, получа сведение о сем народе и быв недоволен таким соседством, возглавил против их войною, пленил и перевел для жительства на Кубань, где принудил принять закон магометанской. Они, оставаясь там довольно время по смерти хана, так помешались с магометанами, что потомки их, возвратясь паки к Тереку на прежние места свои, забыли отечественной язык свой и прежнее христианское исповедание, и с того времени поныне остаются в магометанском законе» (КРО, т. 2, с.318-319).

Сохранялся у кабардинцев в тот период и кочевой образ жизни, когда селения часто переносились с одного, засоренного, места на другое. По мнению Н. Х. Тхамокова, кабардинцы перешли к оседлому образу жизни только в первой четверти XVIII века. «Это подтверждается беседою кабардинского князя Махомет-Бека с вице-канцлером Российской империи Остерманом в 1732 году. На вопрос вице-канцлера Остермана: «Как их кабардинской подлой народ живет»? (как живет крестьянство?), князь ответил: «подлой их народ живет в деревнях, а не кочевной жизнью» (Ученые записки. КБГПИ, Нальчик. 1957. с.).

Но в письме кабардинских князей Арслан-бека Кайтукина и Батукабека императрице Елизавете Петровне с жалобой на бригадира Кольцова (1745 г.), говорится, что они «перешли на старинное дедовское место к реке Куме, где и поныне пребываем» (КРО, т. 2, с. 127).

Видимо, в XVIII веке простой народ устал от постоянных перекочевок; к этому времени отпала и угроза крымских и ногайских набегов. По этой причине в 1767 году требование кабардинских князей вновь переселиться на Куму спровоцировало стихийные волнения подвластного князьям населения (Скитский, с. 180-181).

Даже в 1836 году первый адыгский этнограф Хан-Гирей писал: «Если бы кабардинцы были менее беспокойны и более трудолюбивы и умели извлекать обширные выгоды, какие их страна обещает даровать из роскошных своих недр просвещенному и трудолюбивому гражданину, то они имели бы неисчерпаемый источник народного богатства. Но кабардинцы, не взирая на все удобства своей земли, природою благословенной, мало радеют о хлебопашестве; о других же отраслях земледелия – садоводстве и прочее, никакого не имеют понятия. Однако ж пчеловодством и скотоводством довольно занимаются. Главнейшую же отрасль сельского их хозяйства составляют конские заводы» (Хан-Гирей, с. 161-162).

Из ответов кабардинского князя Бамата Кургокина капитану Барковскому (1747 г.): «Они, кабардинцы, издревле подданные Российской империи, а назад де тому лет с сорок были и у турка в подчинении» (т.е. как раз в начале XVIII века).

Шабаз-Гирей переселил кабардинцев на Уруп в 1671 году. Но их князья (вернее, их часть) не прекратили сношений с русскими властями. И уже по приказу Петра Первого, в начале 18-го века, калмыцкий хан Аюка вновь вернул их в район Пятигорска, а оттуда – на р. Баксан, на территорию, занимаемую ими ныне. Когда именно и почему? На наш взгляд, это могло случиться в тот момент, когда Россия почувствовала себя на юге достаточно уверенно, чтобы решиться пойти на такой шаг, который мог стать причиной войны с Турцией и Крымом. Такой момент был: в 1705 году и на Урупе восставшие закубанские ногайцы и кабардинцы, с помощью калмыков и русских разбили войско Каплан-Гирея. Тогда и появилась возможность перевести кабардинцев на Баксан; но это не могло произойти после 1711 года, когда Петр сам был разбит турками и крымцами на реке Прут.

Следовательно, кабардинцы заняли нынешнюю свою территорию между 1705 и 1711 годами (об этом свидетельствует и ряд других документов, см. об этом в КРО). По этой же причине именно в начале XVIII века между Балкарией (Пять Горских обществ) и Кабардой возникает спор о территориях, завершившийся определением границ, при участии третейских судей. Согласно договору, большая часть нынешней территории республики признавалась территорией Балкарии (Пяти Горских обществ). Текст договора, датированного 1715 годом, был высечен на арабском языке на шиферной плите, называемой Хуламским камнем. Надпись эта гласит, что шел «спор о границах земель балкарцев, с одной стороны, и владений крымского хана, занятого Кабардою» (Абаев, с. 13). Вероятно, после Прутской победы крымцы стали считать земли по Малке, Баксану и Тереку своими. Этот документ, хранившийся в Нальчикском краеведческом музее, бесследно исчез в 40-х годах XX века.

Как известно, даже по Кучук–Кайнарджийскому мирному трактату 1774 года, вопрос о территориальной принадлежности Кабарды к России ставился в зависимость от согласия крымского хана. (В. Н. Кудашев, с. 57). На вышеупомянутом «каменном» документе также записано, что разграничиваются территории Балкарии (именуемой Пятью Горскими обществами), и земли Крымского ханства, занятые Кабардой (речь идет о Центральном Предкавказье), так как граница между владениями Крыма и России в этой буферной зоне была неустойчивой. По этой причине в начале XVIII-го века кабардинцы старались держаться ближе к балкарским горам, чтобы укрыться там в случае набега крымцев. Только к 1744 году относится и первый список кабардинских населенных мест, составленный геодезистом Степаном Чичаговым к выполненной им карте Кабарды (КРО, т. 2, с. 114).

В результате противодействия Крыма и турков, и отказа большинства адыгейских племен подчиняться князьям чужеземного происхождения (несмотря на помощь русских царей), потомки Инала вынуждены были уйти на восток, в низовья Терека. Разумеется, увлечь за собой большое количество простых адыгов они не смогли, поэтому восполнили недостаток подданных (уже в 18 веке) за счет закрепощения абазин (в нынешнем Зольском районе КБР), а также выходцев из других народов, предоставляя им участки земли (в свою очередь, выделенные князьям и дворянам русским правительством). Здесь, в нижнем течении этих рек, и завершился процесс этногенеза кабардинцев, так сказать, на глазах истории.

Из рапорта астраханского губернатора И. В. Якоби (1777 г.): «… пока кабардинцы на своих местах жили и не позволено им перехода на зарешную сторону Малка, то в то время черного народа, как и выше я упомянул, имели они самую малую часть и против нынешнего разве третью долю. Когда же присвоили себе места Кумы, Куры, Малк, Тумузлов, Бейвалу, Калаус и Золку речки, то со всех сторон армяне крымские, жиды и всякой народ начали приходить на оныя и составили сие многолюдство, чему я сам очевидной свидетель» (КРО, т. 2, с. 323).

Этих-то пришельцев и закабалили черкесы-дворяне, наделив землей, тогда как своих крепостных крестьян-адыгов (как и купленных, и полонянников) у них было немного, что и отмечено Якоби: «А ныне и они привязаны по земле на которой поселились».

В 1782 году крымский хан добровольно отрекся от престола и Крым отошел к России. С этого момента в Петербурге однозначно считали, что земли Крымского ханства вместе с предкавказскими степями безоговорочно принадлежат Российской империи. Здесь и кроется одна из причин того, почему до сих пор никто не обнаружил документа, свидетельствующего об официальном вступлении Кабарды в состав России: так как кабардинцы некогда являлись данниками крымского хана, а затем и наемниками Московии-Русского государства-Россиийской империи, и перешли, но не своими силами, а с помощью русских федератов (калмыков) на русскую территорию, то и не было необходимости оформлять это переселение официально: земли, на которых они оказались, им были предоставлены Москвой (в отличие, скажем, от Карачая, на тот момент суверенного, и имевшего четкие границы со всеми соседями).

***

У нас, по мере ознакомления с литературой по интересующему нас вопросу, не возникло никаких сомнений в то, что многие и многие кабардинские историки, этнографы и фольклористы (Б. К. Мальбахов, Р. Ж. Бетрозов, Т. Х. Кумыков, А. А. Ципинов, Б.Х. Бгажноков, Х. Ж. Беров, К. Ф. Дзамихов, В. Н. Сокуров, А. М. Эльмесов, З. М. Налоев, З. Б. Кожев, А. М. Гутов, А. Х. Нагоев, и др.) являются специалистами высокой квалификации. Тем удивительнее было обнаружить, что в кабардинской историографии не имеется удовлетворительного анализа и описания этногенеза их народа – и это при том, что есть все возможности проследить ход событий чуть ли не по месяцам и на протяжении нескольких веков!

Самое же главное – отсутствует видение последовательности и взаимосвязи событий во времени, позволяющие выявить их логику и смысл, преодолеть хаотичное мелькание имен, действий, топонимов; вместо этого (большей частью) – или ничего не дающее восхваление немыслимых достоинств иноземных по происхождению князей, княгинь, княжон, дворян и дворянок, навязывание читателям ничем недоказуемого представления о могуществе Кабарды, ее превосходстве (военно-политическом, культурном и пр.) над соседними народами, вся роль которых сводится к тому, что они были вассалами Кабарды и т. д.; или это статьи и монографии чисто фактографического характера. Но известно, и давным-давно, что без наличия историософской схемы описание истории любого народа является только более или менее случайным набором данных, почерпнутых из разных источников, не дающих верного представления ни о событиях прошлом, ни об их смысле.

Поразительно и другое: в доступной нам литературе мы не нашли и специальных работ, посвященных детальному исследованию биографий таких интереснейших личностей, как Инал, Темрюк, Казый Пшеапшоков и др., на основе сопоставления всех имеющихся материалов, рассмотрения генезиса феодализма у кабардинцев и генеалогии их князей; не прослежены и перемещения кабардинцев по обширным равнинам Северного Кавказа. Впрочем, возможно, мы не правы и такие работы имеются, а наше заключение ошибочно, являясь следствием незнания всей существующей по этим вопросам литературы, поэтому заранее просим прощения у авторов.