Четвертый ФилософиЯ нового времени

Пьер Бейль (1647–1706) считается предшественником Просвещения. Его основной работой является «Исторический и критический словарь», который стал бестселлером своего времени. В этом словаре он пытался подвести некоторый итог развития различных философских и религиозных концепций. Бейль проанализировал различные подходы к познанию Бога, Его описанию и пришел к выводу: поскольку сами эти концепции противоречивы и не согласуются между собой, любой человек вправе исповедовать любую форму христианства. Ни одна из них не имеет права заставлять людей быть только ее сторонником, поскольку каждая из этих конфессий в равной степени достоверна и доказуема. Бейль был одним из первых философов, выдвинувших принцип свободы совести.

Сама по себе идея «Словаря», состоявшего из словарных статей, посвященных различным философам и религиозным деятелям, была новой для своего времени и основывалась на убеждении, что публикация различных знаний позволит каким-то образом изменить мнение людей на определенные, в частности религиозные, истины и будет способствовать улучшению нравственного климата в обществе. То есть в основе публикации «Исторического и критического словаря» лежала именно просветительская идея.

Бейль выдвинул еще одну идею, за которую его высоко ценили в курсах так называемого научного атеизма: он был первым в истории философии человеком, утверждавшим, что общество атеистов возможно и даже будет нравственным. До Бейля люди всегда считали само собой разумеющимся, что отрицание Бога ведет к отрицанию нравственности и что такое общество, если оно будет построено, будет саморазрушительным. Бейль в своем «Словаре» пытался доказать, что такое общество не только возможно, но и будет гораздо более нравственным, чем общество, основанное на принципах религиозной морали. К тому же существуют и естественные механизмы нравственности: боязнь позора, выгода и т. п. «Страх перед божеством и любовь к нему не всегда более действенная причина, чем все другое. Любовь к славе, боязнь позора, смерти или мучений, надежда на получение выгодной должности действуют на некоторых людей с большей силой, чем желание угодить Богу и боязнь нарушить его заповеди»¹, — пишет П.Бейль в «Словаре».

Другим предшественником Просвещения является Жан Мелье (1664–1729). Это был сельский священник, живший в провинции Шампань, хотя истинных взглядов своего пастыря прихожане не знали. После его смерти обнаружились записки, которые были опубликованы не без участия Вольтера, давшего им название «Завещание», под которым они и вошли в историю.

Из «Завещания» следует, что Мелье, оказывается, был ярым атеистом, материалистом и революционером. В начале своего труда он объясняет причину столь необычного сочетания своих убеждений и своей профессии: «В молодости меня уговорили принять духовное звание, я пошел на это, чтобы не огорчить своих родителей, которым очень хотелось видеть меня в этом звании, как более спокойном, мирном и почетном, чем положение среднего человека из народа. Однако я могу сказать, не кривя душой, что никогда соображения материальной выгоды не внушали мне любви к этой профессии, в которой процветают заблуждения и обман»¹.

Пожалуй, из всех просветителей Мелье был ближе всего к марксизму. Ни материалисты Дидро и Гольбах, ни революционер Руссо не могут сравниться с Мелье в этом плане.

Мелье исходил из того, что народ отягощен страданиями. В мире царствует зло; богатые богатеют, бедные беднеют. Виновниками бедности бедняков являются богатые, которые грабят и унижают народ: «...источник всех зол, обрушивающихся на вас, и всего обмана, — увы! — держащего вас в плену заблуждений и нелепых суеверий, а также во власти тиранических законов сильных мира сего, заключается не в чем ином как в возмутительной политике людей»². Поэтому необходимо установить в мире справедливость своими силами, не уповая на Божью волю, тем более, что, по мнению Мелье, Бога не существует.

Поскольку основой происхождения зла является имущественное и политическое неравенство, необходимо от него избавиться, так как люди по природе своей равны. Для этого нужно людей просвещать, ведь они темны и забиты, верят в различные вымыслы и суеверия и не знают, что их счастье — в их же руках.

Среди суеверий выделяется в первую очередь христианская религия, придуманная богатыми, чтобы держать народ в повиновении. Без какой-либо религии (а христианство лучше всего подходит для этого) трудно держать народ в узде: «…хотя на первый взгляд религия и политика столь противоположны и противоречивы одна другой по своим принципам, на самом деле они неплохо уживаются друг с другом, как только заключат между собой союз и дружбу; можно сказать, что с этой поры они уживаются между собой, как два вора-карманника, — они защищают и поддерживают друг друга»³. Поэтому необходима борьба с религией, прежде всего с христианством. Христианство есть вымысел, оно выдумано людьми, поэтому просветительскими средствами можно добиться того, чтобы люди узнали правду о христианстве.

Мелье не останавливается на просветительском реформизме, он понимает, что богатые будут держаться за свою власть, и считает необходимой революционную борьбу бедняков против своих поработителей.

Среди аргументов против существования Бога Мелье выделяет следующие. Говорят, что Бог существует, поскольку мир совершенен, в нем присутствует красота. Однако Мелье утверждает, что красота — это понятие, присущее материальному миру и является его свойством, поэтому придумывать некий источник этой красоты совершенно не необходимо. На аргумент, что если мир совершен, то он создан совершенным существом, Богом, Мелье возражает, что это несостоятельно, поскольку предполагает бесконечную цепочку: совершенство Бога означает наличие критерия совершенства, которому подчиняется Бог, следовательно, если Бог совершен, то Он также требует своего Творца и т. д. Получается бесконечная бессмысленная цепочка.

Доказательство Фомы Аквинского от первотолчка (ибо материя не может иметь принцип движения в себе самой) Мелье тоже отвергает: материя сама в себе имеет начало движения, поэтому не нужно предполагать существование никакого неподвижного Перводвигателя.

В отношении души как непосредственно данного нам нематериальной сущности, доказывающей существование нематериального мира, Мелье утверждает, что душа также материальна, просто является тонкой материей и со смертью рассеивается. Поэтому в мире не существует ничего, кроме материи, все остальное — лишь ее свойства.

Разумеется, не обходит вниманием Мелье и доводы от нравственности, в первую очередь существование в мире зла и страданий, которые были бы невозможно, как он считает, если бы Бог действительно существовал.

Одно из первых сочинений Монтескье (1689–1775) (полное имя — Шарль Луи де Секонда, барон де Монтескье) — «Персидские письма» — написано в 1721 г. В нем Монтескье подвергает критике существовавший во Франции строй (абсолютистскую монархию и феодализм), высказывается против Церкви, указывая, что духовенство не может служить примером нравственности, и приводит множество примеров развращенности духовенства. Он заявляет, что история христианской Церкви полна войн и насилия, поэтому за многие века своего существования христианство оказалось неспособным установить мир на земле. Как и Бейль, Монтескье был сторонником веротерпимости и свободы совести.

Вторая его работа, гораздо более известная, — «О духе законов» (1748). В ней он исследует причины существования той или иной формы социального устроения. Монтескье задается вопросом: почему в разных странах, расположенных в разных местах, существуют совершенно различные формы государственного устройства? Он приходит к выводу, что это не случайно, что не сами люди выбирают себе форму государства, это зависит от того, в каком месте они живут, от преобладающего в данной местности климата, от почвы и множества других факторов.

Оставаясь на деистических позициях, Монтескье указывает, что Бог при сотворении мира дал обществу и природе некие законы. «Есть первоначальный разум; законы же — это отношения, существующие между ним и различными существами, и взаимные отношения этих различных существ. Бог относится к миру как создатель и охранитель; Он творит по тем же законам, по которым охраняет; Он действует по этим законам, потому что знает их; Он знает их, потому что создал их, и Он создал их, потому что они соответствуют Его мудрости и могуществу»¹. Эти законы действуют не только в природном мире, но распространяются и на мир общественный. Правда, человек их не знает и поэтому постоянно нарушает, так что Бог вынужден напоминать ему об общественных законах нравственности посредством заповедей религии, а философы — философскими законами морали. Следовательно, для того чтобы жить в гармонии с миром и обществом, необходимо знать законы того и другого. Но если законы природы давно и успешно изучаются, то законы общества совершенно неизвестны, а ведь они тоже существуют и вытекают из законов природы.

Монтескье исходит из гоббсовской теории естественного договора и утверждает, что главные законы человеческого общества вытекают из слабости человека и его зависимости от природы, и поэтому люди вынуждены объединяться в общество, для того чтобы было легче сохранить свои жизни. Принципы устройства этих обществ тесно связаны с окружающей людей средой. Из этого должны исходить и правители государств и их законодатели. Законы, принимаемые ими, «должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными и для другого народа… Они должны соответствовать физическим свойствам страны, ее климату — холодному, жаркому или умеренному, — качествам почвы, ее положению, размерам, образу жизни ее народов — земледельцев, охотников или пастухов, — степени свободы, допускаемой устройством государства, религии населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, нравам и обычаям»².

Монтескье заметил, что, скажем, в странах с жарким климатом людям не нужно бороться за свое существование, им не нужно строить теплые жилища, добывать пропитание с опасностью для жизни, шить теплую одежду. Поэтому им не нужно напрягать свой разум, чтобы совершенствовать жизнь. Они живут постольку, поскольку природа им это позволяет. К тому же этот климат способствует тому, что люди гораздо более страстны, и разум не господствует над их страстями. Поэтому в жарком климате отсутствует привычка к труду, из-за чего возникает имущественное неравенство и рабство.

В странах же с очень холодным климатом люди вынуждены все время тратить на борьбу за жизнь. Люди только трудятся. Поэтому они грубы, поглощены заботами о собственном существовании, и у них нет времени друг друга порабощать, а значит они свободны, но тоже не отличаются высоким уровнем развития, так как у них нет времени для занятия наукой и искусством.

И только умеренный климат способствует тому, что люди вынуждены бороться за существование (строить жилища, добывать пищу), но все же у них остается свободное время, которое они могут посвящать совершенствованию жизнеустроения. Поэтому в этих странах (Европа как раз и находится в этом климате) возможно развитие цивилизации. Здесь люди уравновешены, их разум и эмоции находятся в гармонии; здесь в меньшей степени есть и рабство и анархия.

В умеренном поясе господствуют две формы правления: монархия и республика. Монарх, так же как и деспот в южных странах, является единственным правителем, но в отличие от южного деспота, который правит только в собственных интересах, монарх уважает законы. Республика или монархия возникают в зависимости от других географических факторов: почвы, величины территории, наличия или отсутствия морей и т. п. Если страна мала, люди могут сами общаться друг с другом, и тогда возникает республиканская форма правления. В странах же с большой территорией возникает монархия. Там, где почва плодородна, развивается земледелие, что обеспечивает изобилие и богатство; здесь люди консервативны, а такому складу ума также соответствует монархия. Там же, где почва хуже, люди вынуждены передвигаться с места на место, что способствует общению людей. Поэтому здесь возникает республика.

Таким образом, у Монтескье есть много интересных и верных наблюдений, но все-таки его концепция — это яркий пример географического детерминизма, когда форма правления определяется не желаниями человека, не верой в его собственный разум, а только внешними природными факторами.

Первым мыслителем, употребившим слово «Просвещение» (и потому первым просветителем в собственном смысле этого слова), является Вольтер (1694–1778). Вольтер — это псевдоним, настоящее имя философа — Франсуа Мари Аруэ. Вольтер родился в Париже в довольно состоятельной семье. Много скитался. Францию был вынужден покинуть, так как подвергался преследованиям за свой вольнодумный образ мысли, и даже дважды был заключен в Бастилию. Жил в Англии, в Голландии, в Германии. Помимо литературной деятельности, Вольтер занимался бизнесом и сколотил себе достаточно большое состояние, купил замок неподалеку от Женевы — городе Ферне, где и провел последние годы своей жизни.

Вольтер был многогранно одаренным человеком, и его перу принадлежит множество литературных произведений — драм, поэм, а также философских работ, среди которых следует выделить «Метафизический трактат», «Философские письма», «Философский словарь».

Учение о религии

Имя Вольтера обычно ассоциируется со свободомыслием и антирелигиозной деятельностью. Однако его отношение к религии нельзя назвать однозначно атеистическим. Более того, сам Вольтер считал себя противником атеизма. Свои «Назидательные проповеди, прочитанные в приватном собрании в Лондоне в 1765 году», он заканчивает таким обращением: «Мой Боже! Избавь нас от заблуждений атеизма, отрицающего Твое бытие, и освободи нас от суеверия, бесчестящего Твое бытие, наше же превращающего в ад!»¹. Об опасности атеизма он пишет и в статье «Атеист» в Философском словаре: «Атеизм и фанатизм — два чудовища, способные разодрать на части и пожрать общество»². С последней фразой можно было бы согласиться, если бы не одно «но»: под фанатизмом Вольтер имеет в виду веру христиан. Ему столь же претит атеизм материалистов, как и церковная христианская вера. Однако ненависть к Церкви у Вольтера столь велика, что из этих «двух чудовищ» он все же выбирает атеизм, поскольку «атеист в своем заблуждении сохраняет свой разум, вырывающий зубы из его пасти, фанатик же поражен неизлечимым безумием, наоборот, эти зубы оттачивающим»¹. Во Христе он видит только мудрого человека, которого готов уважать, но не Бога. Вольтер боролся против Церкви, а не против религии (слова «раздавите гадину», которыми Вольтер заканчивал многие письма своим соратникам по просветительскому движению, имеют в виду не религию, а католическую Церковь; религию же он пытался освободить от всех, по его мнению, кошмарных наслоений, которые принесло христианство). Вольтера ужасают жертвы ветхозаветной религии и христианства, ему претят христианские обряды и обычаи своей бессмысленностью и бесчеловечностью.

Однако Вольтер не отрицает существование Бога. Наоборот, практически любой его трактат, особенно раннего периода, начинался с рассмотрения вопроса о том, существует ли Бог. Именно этот вопрос, считал Вольтер, является одним из основных для выработки мировоззрения. Например, в «Метафизическом трактате» он ополчается против материалистов, отрицающих Бога. Он приводит примеры существования проблем, неразрешимых без допущения Бога. Понятно, что речь идет о чисто философском Боге (перефразируя Паскаля, можно сказать: о «Боге философов, а не Боге Авраама, Исаака и Иакова»).

Первая из этих проблем — проблема источника движения. Вторая — проблема целесообразности в биологическом мире (почему все живые существа действуют исходя из некоей цели?). Третья — проблема законов природы (очевидно, считал Вольтер, что должен быть некий Законодатель или, как он Его называл, «Верховный Геометр»). Рассмотрев затем аргументы атеистов, Вольтер подвергает их критике и замечает, что «в мысли о существовании Бога есть свои трудности; однако в противоположной мысли содержатся просто нелепости»². «Материалисты должны… утверждать, что движение присуще материи… Вдобавок им необходимо утверждать, будто никакой свободы воли не существует, и на этом основании они вынуждены разрушать все общественные связи, а также верить, будто предопределение столь же трудно постичь, как свободу воли, хотя на практике они сами это опровергают. Пусть же беспристрастный читатель, взвесив по зрелом размышлении все “за” и “против” относительно существования Бога-творца, посмотрит теперь, на чьей стороне вероятность истины»³.

В противовес материалистическим взглядам Вольтер выстраивал свою собственную концепцию, которая называется деизмом (Бог создает мир, дает ему законы и больше не принимает участия в развитии мира; Бог — Творец, но не Промыслитель). Эта концепция возникает впервые у Анаксагора, хотя принято почему-то считать, что она появляется в XVII в. (среди тех ученых, которые не знают, как примирить науку и религию: с одной стороны, хотят оставаться верными и последовательными христианами, а с другой —познавать неизменные законы, которые в случае допущения Бога–Промыслителя непонятно откуда берутся).

Итак, Вольтер развивал деистическую концепцию и выдвигал в противовес материалистам несколько доказательств существования именно такого Бога. Поскольку, с точки зрения Вольтера, мир может быть уподоблен часам, где все так слаженно, что невольно приходит в голову сравнение Бога с часовщиком. Так же как часы не могут показывать время без того, чтобы их прежде не завел часовщик, так и у мира есть свой Часовщик, Который создал этот мир и завел его. Другой аргумент (восходящий к Фоме Аквинскому) — космологического плана. Он гласит: поскольку материальное бытие преходяще (оно может существовать и не существовать), то, следовательно, должна существовать некоторая сущность, существующая абсолютно, — та, которая и дает существование нашему миру.

Еще один аргумент вошел в историю в виде фразы: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать», высказанной Вольтером в послании к анонимному автору атеистического памфлета «О трех обманщиках» (эта фраза часто используется в ином контексте, подразумевающем, что Вольтер был атеистом, хотя очевидно, что условное наклонение этой фразы говорит об ином: Вольтер предполагает, что было бы, если бы Бога не было; значит, Он есть). Это аргумент социально-этический, исходящий из того, что нравственность в мире не может существовать без допущения Бога. Даже если Бога не было бы, Его нужно было бы выдумать, поскольку общество атеистов не может существовать.

Такая позиция Вольтера вполне объяснима. Причиной очень многих войн, по его мнению, является религиозный плюрализм. Представители каждой религии фанатично убеждены в истинности только своей веры и поэтому ненавидят представителей другой веры. А поскольку положения их религий принимаются только на веру, без доказательств, то диалог между ними невозможен. Но и без религии жизнь невозможна хотя бы по причине того, что нравственность для многих невозможна без веры в загробное воздаяние. Тем более что Бог действительно существует, что необходимо следует из научных и философских рассуждений. Выход отсюда один – ограничить религию только областью разума, создать религию разума. В этом случае людей не будут разделять никакие догматические религиозные расхождения, а будут объединять их доводы разума. Это будет одним из путей к установлению всеобщего мира. Именно по этому пути пошла Великая Французская революция, введя культ Верховного Существа в 1794 году.

В последующие годы Вольтер несколько изменил свои религиозные воззрения и стал на более пантеистические позиции, считая, что Бог все же некоторым образом участвует в управлении миром, хотя и не говорил о Боге как о личном существе.

Философские взгляды

Проблема человека — одна из главных для Вольтера. С постановки этой проблемы, например, начинается «Метафизический трактат». Человек, по Вольтеру, существо свободное, но смертное в абсолютном смысле, т. е. у него нет бессмертной нематериальной души. Это Вольтер доказывал исходя из локковского сенсуализма: поскольку человек познает при помощи чувств, то невозможно допустить, чтобы душа, покинув тело, могла бы познавать, т. к. у нее нет никаких органов чувств. С таким же успехом, иронически восклицает Вольтер, я могу допустить, что эта душа будет есть, пить и справлять естественные надобности, не имея тела. Ведь чувствует только тело, а мышление невозможно без того, чтобы предварительно не возникли понятия в результате ощущений. Поэтому тело не только чувствует, но и мыслит: «Бог устроил тело для мышления точно так же, как он устроил его для еды и переваривания пищи»¹. Современники критиковали Вольтера за эти взгляды, упрекая, что его религиозность непоследовательна: если он считает, что Бог необходим, то тогда зачем Он нужен, если Он не может после смерти наказывать грешников и давать воздаяние праведникам?

Вольтер считал, что человек, будучи существом разумным и свободным, обязан самостоятельно совершенствовать жизнь на Земле, а не уповать на загробное существование. Вольтер отрицал и пессимизм Паскаля, и оптимизм Лейбница. Он считал, что Паскаль вывел свой пессимизм из абсолютизации некоторых своих математических открытий. Познание бесконечно малых и бесконечно больших привело его к эмоциональному восприятию места человека в мире, отчего Паскаль впал в пессимизм. Оптимизм Лейбница, выражавшийся в формуле: «Наш мир есть наилучший из возможных миров, и Бог делает все, чтобы этот мир становился еще лучше» — беспочвенный. Оптимизм неправилен и даже вреден, поскольку он делает ненужными человеческие усилия по совершенствованию этого мира.

У Вольтера есть поэма о гибели Лиссабона — о страшном землетрясении, в котором город был разрушен и погибло огромное количество людей. Вольтер со всем доступным ему сарказмом обрушивается на Лейбница, говоря, что не может этот мир, в котором гибнут ни в чем не повинные люди, являться наилучшим из возможных миров, и Бог, создавший такой мир, не может быть назван благим Богом. Критике оптимистических идей Лейбница посвящена также философская повесть «Кандид, или Оптимизм».

По Вольтеру, зло в мире существует в силу естественных законов. Бог не вмешивается в текущие события и потому не ответствен за то, что сейчас происходит. Нравственное же зло исходит из людского неразумия и злой воли, поэтому за него Бог также не отвечает.

Очень высоко Вольтер оценивает философские взгляды Локка, развивает и пропагандирует его идеи, особенно сенсуализм и критику врожденных идей. Выступал против имматериализма Беркли: материя существует, поскольку существует пространство (здесь Вольтер стоял на позициях Ньютона). Критиковал «монадологию» Лейбница и противопоставлял лейбницевским монадам демокритовские атомы. Критиковал дуализм Декарта и стоял на позициях философии Ньютона, который считал, что нужно познавать материю и ее свойства (по крайней мере, так думал о Ньютоне Вольтер, хотя на самом деле Ньютон, видимо, считал несколько иначе — сводить Ньютона к чистому материализму ни в коем случае нельзя).

Пессимизму Паскаля и оптимизму Лейбница Вольтер противопоставлял свой просвещенческий призыв совершенствовать общество на основах разума. Просветительской была и историческая концепция Вольтера, именно он ввел в обиход термин «философия истории», озаглавив так введение к своему многотомному труду по всемирной истории «Опыт о нравах и духе народов». Первым философом, введшим историю в качестве предмета философского размышления, был Августин; термин же «философия истории» ввел Вольтер. А. С. Пушкин отмечал вклад Вольтера: «Если первенство чего-нибудь да стоит, то вспомните, что Вольтер пошел по новой дороге — и внес светильник философии в темные Архивы Истории»¹.

По Вольтеру, человечество развивается прогрессивно. Имеет место прогресс знаний, культуры, хотя он может прерываться, чередуясь с эпохами упадка. Но, тем не менее, история человечества показывает, что прогресс все-таки существует.

Вольтер выделяет четыре эпохи расцвета: век Перикла в Древней Греции, век Августа в Древнем Риме, век Медичи в эпоху Возрождения и век Людовика XIV в Новое время. Существование этих периодов обнадеживает и свидетельствует, что прогресс действительно существует, и поскольку человечество становится умнее, то такие эпохи прогресса будут более длительными и более постоянными.

Вольтер первым из историков (а его перу принадлежит и множество исторических работ, в том числе и «История России») выдвинул положение, что нужно рассматривать не только европейские страны, но включать в исторические концепции все народы, населяющие землю, поскольку все люди равны и нельзя какой-то один народ предпочитать другим народам. История должна быть историей народов, а не политических деятелей и правительств. Вольтер указывал, что для истории и для человечества постройка шлюза гораздо важнее, чем деяния какого-нибудь полководца. Тем не менее, миром правят именно великие личности — те самые полководцы, о которых так небрежно говорил Вольтер.