Чичеринские чтения

1. 
   Никольсон Г. Как делался мир в 1919 г. М., 1945. С. 56.
   
2. 
   Котляревский С.А. Австро-Венгрия в годы мировой войны. М., 1922. С. 48.
   
3. 
   Шигалин Г.И. Военная экономика в Первую мировую войну. М., 1956. С. 232–236, 247.
   
4. 
   Снесарев А.Е. Военно-экономические перспективы Германии // Военно-исторический журнал. 2000. № 1. С. 77.
   
5. 
   Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914–1918. М., 2007. С. 159.
   
6. 
   Снесарев А.Е. Указ. соч. С. 79, 80.
   
7. 
   Вегенер Э. Морская стратегия мировой войны // Оперативно-тактические взгляды германского флота. Сборник статей из германской военно-морской литературы. М.; Л., 1941. С. 83.
   
8. 
   Никольсон Г. Указ. соч. С. 30.
   
9. 
   См. подробнее: Ньюболт Г. Операции английского флота в мировую войну. Т. V. М.; Л., 1934. С. 393–398.
   
10. 
    Hopmann A. Das ereignisreiche Leben eines «Wihelminers». Tagebücher, Briefe, Aufzeichnungen 1901 bis 1920 / Herausgegeben von
    M. Eprenhans. München, 2004. S. 1140.
    
11. 
    Цит. по: Мировые войны ХХ века: в 4 кн. Кн. 2: Первая мировая война. Документы и материалы. М., 2002. С. 463.
    
12. 
    Никольсон Г. Указ. соч. С. 32.
    
13. 
    Цит. по: Гибсон Р., Прендергаст М. Германская подводная война 1914–1918 гг. Минск, 2002. С. 35.
    
14. 
    Chef des Admiralstabs der Marine – Seekriegsleitung – an Admiralstab der Marine (Spa, 11.11.1918) // Die deutsche Seekriegsleitungm Ersten Weltkieg. Dokumentation. Bearbeitet von G. Granier. Vierter Band. Koblenz, 2004. S. 286.
    
15. 
    Туда же был направлен линкор «Баден» взамен подлежавшего сдаче и находившегося в постройке линейного крейсера «Макензен» (Breyer S. Schlachtschiffe und Schlachkreuzer 1905–1970. München, 1970. S. 302).
    
16. 
    Джексон Р. Kriegsmarine. Военно-морской флот III Рейха. М., 2005. С. 9–11.
    
17. 
    Вильсон Х. Линейные корабли в бою 1914–1918 гг. М., 1938.
    С. 423.
    
18. 
    Сибанов В. Великое самоубийство // Флотомастер. 1999. № 2.
    С. 36, 37.
    
19. 
    Байуотер Г. Морская разведка и шпионаж. Эпизоды из морской войны. М.; Л., 1939. С. 73.
    
20. 
    Никольсон Г. Указ. соч. С. 277.
    
21. 
    Редер Э. Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ третьего рейха. М., 2004. С. 130, 131.
    
22. 
    Горшков С.Г. Морская мощь государства. М., 1976. С. 172.
    
23. 
    Новак К.Ф. Версаль. М.; Л., 1930. С. 90–102.
    
24. 
    Там же. С. 180.
    
25. 
    Флот в Первой мировой войне. Т. 2. Белли В.А. Действия флотов на Северном, Средиземноморском и океанских театрах. М., 1964.
    С. 318–320.
    
26. 
    Байутоер Г. Указ. соч. С. 110.
    
27. 
    Редер Э. Указ. соч. С. 132.
    
28. 
    Минц И.И. Возникновение Версальской системы // Вопр. истории. 1984. № 11. С. 7.
    
29. 
    Крицкий Н.Н., Шугалей И.Ф. Развитие военно-морских флотов в период между Первой и Второй мировыми войнами. Владивосток, 1992. С. 9.
    
30. 
    Цит. по: Крицкий Н.Н., Шугалей И.Ф. Указ. соч. С. 10.
    
31. 
    Белли В.А., Боголепов В.П., Еремеев Л.М. и др. Блокада и контрблокада. Борьба на океанско-морских сообщениях во Второй мировой войне. М., 1967. С. 68.
    
32. 
    Симов А. Военно-политическое обеспечение Версальского дележа. М.; Л., 1929. С. 30, 31.
    

В отечественной историографии и по сей день продолжает господствовать точка зрения о том, что слишком тяжелые и несправедливые условия Версальского мира вызвали среди массы немецкого населения чувство внутреннего протеста, глубокой обиды и немало способствовали взрыву националистических и реваншистских настроений в последующие десятилетия [1]. И это во многом содействовало приходу к власти нацистов, умело использовавших в своих интересах «версальскую карту». Многие немецкие историки также полагают, что «диктаторский» Версальский мир привел к концу Веймарскую республику [2].

В качестве наглядной иллюстрации несправедливости в отношении Германии Версальско-Вашингтонской системы учеными часто приводится и решение в Париже «рейнской» проблемы. Как же решалась эта проблема в Париже?

Разлад между союзниками по Антанте по поводу судьбы германских земель, находящихся на левом берегу Рейна, начался буквально с первых дней конференции. Твердой позиции Франции, руководствовавшейся принципом «немцы ответят за все», противостояла точка зрения американского президента и британского премьера. Разногласия эти были вполне объяснимы и коренились в различном понимании ущерба, нанесенного немцами союзникам по Антанте. Война на Западном фронте велась практически только на территории Франции и Бельгии, именно этим странам и был нанесен основной материальный ущерб. Долгие четыре года германская армия оккупировала самые развитые в индустриальном отношении северо-восточные французские департаменты, где до начала войны размещалось 75% производственных мощностей страны по добыче каменного угля, 84% по выплавке чугуна, 63% стали и 60% по обработке металла. На территорию же Британских островов, а тем более США, в 1914–1918 гг. не упало ни одного немецкого снаряда, у американцев и англичан не было ни одной жертвы среди мирного населения.

Исходя из этого, и премьер Клемансо, и главнокомандующий французской армией маршал Фош на Парижской конференции потребовали, чтобы естественной стратегической границей между Германией и Францией впредь стал Рейн. Однако открыто требовать аннексии рейнских земель, населенных почти исключительно немцами, французы не решились, а потому предложили своим союзникам создать на левом берегу реки некую независимую Рейнскую республику. При этом республика не могла иметь собственных вооруженных сил, а ее население подлежало призыву во французскую и бельгийскую армии.

Известно, что против этого плана категорически выступили Вильсон и Ллойд Джордж. Позиция их в рейнском вопросе была вполне объяснима и логична: они не только опасались решительного и бесконтрольного усиления позиций на континенте Парижа, но и совершенно не желали появления в Европе еще одного очага напряженности, новых Эльзасов и Лотарингий.

В конечном итоге на конференции было принято компромиссное решение и, согласно 42–44 статьям Версальского мирного договора, левый берег Рейна подлежал оккупации союзными войсками на 15 лет, а, кроме того, вдоль правого берега Рейна создавалась демилитаризованная зона шириной 50 км. Помимо этого Саар передавался на 15 лет в управление Лиги Наций, после чего там должен был быть проведен плебисцит по поводу его дальнейшей судьбы. Что и было сделано.

Было ли это решение чрезмерно жестким по отношению к поверженному противнику? Напомним, как совсем недавно решали или хотели решить территориальные проблемы со своими побежденными врагами берлинские политики и военачальники.

Разгромив в скоротечной франко-прусской войне Париж, Германия не только выставила побежденным немалый счет, но и аннексировала две наиболее развитые в экономическом отношении, густонаселенные и богатые природными ресурсами французские провинции – Эльзас и Лотарингию. На территории Франции к тому же оставались немецкие оккупационные войска, вывод которых должен был осуществлен только по мере выплаты огромной контрибуции. А, между прочим, ущерб, нанесенный французами немцам за несколько месяцев франко-прусской войны, был несравним с тем, что потеряли французы за 4 года оккупации рейхсвером северных французских департаментов.

Напомним также, что согласно положениям Версальского мира, Германия на своих западных границах практически не потеряла ни пяди исконно немецкой земли. Более того, в 1918 г., в отличие от 1945 г., разбив немецкую армию, союзники отказались от ведения военных действий на германской территории, от окончательного и безоговорочного разгрома агрессора, тем самым дав почву для рождения теории «удара в спину».

Если не углубляться и дальше в историю XIX в., то, на наш взгляд, вполне достаточно просто сравнить Версальские условия со статьями Брестского мира, которые Германия навязала побежденной России в марте 1918 г. То же самое произошло и в Бухаресте в мае того же 1918 г. в отношении Румынии. После этого даже требования французов о создании независимой Рейнской республики не покажутся слишком чрезмерными.

А что же хотели предложить немцы своим противникам из стана Антанты после своей возможной победы в мировой войне? Планы Антанты по послевоенному переустройству мира, как впоследствии показали документы, обнаруженные германскими историками в немецких архивах, были эталоном скромности по сравнению с аппетитами правителей Второго рейха. В Берлине мечтали ни много, ни мало о новом и коренном переделе всего мира: под немецкий контроль передаются все английские, французские и бельгийские колонии, Бельгия превращается в немецкий протекторат, Фран­ция расплачивается частью побережья Ла-Манша, железорудным бассейном Бриэ, западными Вогезами, крепостями Бельфор и Верден [3]. Само собой разумеется, все страны-противницы рейха выплачивают немцам огромные репарации и контрибуцию, а также заключают с Германией на ее условиях торговый договор [4].

Еще десятилетие тому назад на любого человека, посетившего немецкие земли на левом берегу Рейна, производило огромное впечатление весьма значительное количество американских, французских, бельгийских войск, расквартированных там на постоянной основе. Согласно официальным разъяснениям, это союзные войска НАТО, призванные защищать Германию от некоей агрессии со стороны третьих стран. Однако в неофициальных беседах французы не скрывают, что их части на правом берегу Рейна в районе Баден-Бадена и Карлсруэ фактически как были, так и остались оккупационными и находятся там в соответствии с Потсдамским соглашением и призваны гарантировать спокойствие и безопасность в этом регионе. То же самое относится и к частям бельгийской армии, расквартированным в Кельне. Поэтому трудно представить, чтобы сейчас подразделения бундесвера находились бы на постоянной основе в Страсбурге или Меце, или еще где-нибудь во Франции или Бельгии, для выполнения своих союзных обязательств по Североатлантическому блоку.

Конечно, современная ситуация в Европе кардинально иная и имеет мало общего с 1918 или 1945 гг. Однако, если сравнить требования в отношении территориальных изменений Германии, зафиксированные в Версальском и Потсдамских договорах, то бросается в глаза, что условия последнего для Берлина были несравненно жестче.

Следует также помнить, что после окончания Первой мировой войны никому не могло придти в голову принимать какие-либо карательные меры в отношении немецкого гражданского населения. Его никто не депортировал из Судетской области или Данцига. После же 1945 г. ни в Восточной Пруссии, ни в Силезии, ни в Чехии практически не осталось ни одного этнического немца – все они, невзирая на лица, были депортированы, их имущество было конфисковано.

Однако спустя 63 года после окончания Второй мировой войны никто всерьез не говорит о возможности возрождения в Германии реваншизма и нацизма, милитаризации страны, ее агрессивных амбициях. Потсдамский мир гарантировал мир и спокойствие в Европе на долгие десятилетия.

Значит, здесь дело совсем не в чересчур унизительных требованиях, предъявленных Германией странами-победительницами в Первой мировой войне. Более того, напрашивается мысль о том, что возрождение реваншизма, угар национализма и зарождение нацизма связаны вовсе не с жесткими условиями Версальского мира, а, наоборот, с тем, что эти условия для побежденной Германии были слишком мягкими, а затем и вообще перестали соблюдаться. Тем самым поощрялись реваншистские амбиции немцев, восстанавливалась их военная машина, и росли неумеренные внешнеполитические амбиции Берлина.

И связано это, на наш взгляд, с грубейшими просчетами стран-победительниц в Первой мировой войне. Там надеялись на то, что если идти на уступки Германии на западе европейского континента, закрыть глаза на нарушение Берлином Версальского договора, введение Гитлером частей вермахта в демилитаризованную рейнскую зону в 1936 г. и т.п. его акции, можно направить вектор его агрессии на Восток Европы и далее на СССР. Представляется, что именно курс на изоляцию нашей страны, на исключение ее из системы европейской безопасности, неприкрытое стремление некоторых европейских столиц столкнуть лбами Германию и Россию сыграли роковую роль в истории Европы и во многом способствовал появлению нацизма в самом центре Старого Света. И Версальский договор совсем здесь ни причем.

После же окончания Второй мировой войны, несмотря на, действительно, весьма суровые условия Потсдама, странам-победительницам даже в период «холодной» войны все же удалось обеспечить существование в Европе длительного мира при учете интересов всех держав, сыгравших решающую роль в общей победе, в том числе и Советского Союза. Нашлось место в этом принципиально новом миропорядке и обеим частям Германии.

На наш взгляд, Версальско-Вашингтонская система рухнула именно вследствие глубоких «системных» ошибок, ее скорый крах был абсолютно неизбежным. Она была нежизнеспособна и обречена с самого начала потому, что ее краеугольным камнем была идея одновременно изолировать две крупнейшие европейские державы – Германию и Россию, не дать возможности ни той, ни другой стране принять активное участие в системе европейской коллективной безопасности на континенте. А как не раз доказывала история, в том числе и современная, без этого невозможно достичь длительного и устойчивого мира в Европе. И это один из актуальных и поныне уроков Версаля.

1. 
   См. например: История дипломатии. Т. 3. М., 1965; История Первой мировой войны 1914–1918. Т. 2. М., 1976; Версальский мирный договор. М., 1925 и др.
   
2. 
   Hildebrand K. Das Vergangene Reich. Deutshe Aussenpolitik von Bismark bis Hitler. 1871–1945. Suttgart, 1995. S. 404.
   
3. 
   Подробнее см.: Теодорович И.М. Разработка правительством Германии программы завоеваний на Востоке в 1914–1915 гг. // Первая мировая война 1914–1918. М., 1968. С. 108-120.
   
4. 
   Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Düsseldorf, 1962. S. 107-115, 149-162.
   

Чехословацкие руководители отдавали себе отчет в тяжелом положении чехословацкого корпуса на антибольшевистском фронте в конце 1918 г. – особенно хорошо был осведомлен американцами об этом Масарик – однако они готовы были использовать своих легионеров для достижения выгодных политических целей. Это проявилось уже в директиве от 17 октября 1918 г., направленной Штефанику. Здесь Масарик констатировал, что «нашей главной задачей является сохранение жизни наших парней, но отступление через Урал должно быть нашим последним шагом... Если будет установлен мир на западе, то (Союзники. – Я. В.) смогут послать в Россию достаточно сильные войска... Благодаря присутствию (в России. – Я. В.) у нас будет сильнейшая позиция во время мирных переговоров» [4].

Перед Штефаником, который в начале декабря 1918 г. прибыл в Омск, стоял очень сложный вопрос. Он должен был прежде всего побудить офицеров и солдат чехословацкого корпуса к дальнейшим военным усилиям. Это было нелегко, поскольку переворот, совершенный адмиралом А. Колчаком, не пользовался поддержкой и доверием у значительного большинства легионеров и у руководства ФЧНС – Филиала Чехословацкого национального совета в России (Odbočka Československé národní rady v Rusku).

Ввиду известных ему антиколчаковских настроений в чехословацких частях сначала Штефаник не встретился с представителями режима и даже не сделал никакого заявления, которое легионеры могли бы расценить как выражение поддержки Колчака. Однако во время разговоров с руководителями ФЧНС и офицерами корпуса генерал не выразил сопротивления перевороту. Зато его выступления в связи с изменившейся ситуацией de facto одобрило новое правительство. «Мы Россию реформировать не будем, – констатировал Штефаник во время выступлений перед офицерами, – но зато мы можем быть для России хорошими учителями... Россияне сами должны упорядочить свою внутреннюю ситуацию. Россия больна, операция является необходимой» [5].

Несмотря на разного рода трудности, Штефанику, его начальству и чехословацким властям удалось убедить большинство солдат в необходимости оставаться в Сибири. Это произошло в немалой степени также благодаря тому факту, что прежняя тяжелая фронтовая служба была заменена с января 1919 г. более легкой и очень выгодной караульной службой на Транссибирской железной дороге. Однако отъезд Штефаника в Европу вновь обострил ситуацию среди легионеров. В мае и июне 1919 г. дело дошло до нескольких инцидентов, которые чуть не привели к открытому бунту в отдельных чехословацких частях. Зачинщики беспорядков требовали полного отступления корпуса из Сибири, а также его эвакуации на родину, уже ставшую независимой, мотивируя это огромной усталостью и измождением легионеров [7].

Чехословацкие власти в Сибири во главе с заместителем Штефаника Богданом Павлу отдавали себе отчет в том, что одними репрессиями oни не устранят недовольство среди физически и психически усталых чехословацких легионеров. Надо было заново разъяснить солдатам цели их дальнейшего пребывания в Сибири, сроки продолжения «миссии», а также предусматриваемые время и маршрут эвакуации. Эти условия были определены чехословацкими руководителями в России еще задолго до самого серьезного инцидента, имевшего место в Иркутске 12–14 июня 1919 г. [8]. Однако здесь были необходимы решения высших государственных органов во главе с президентом Республики Масарикoм и пражским правительством. По поводу таких инструкций Павлу обращался к Бенешу уже в начале апреля 1919 г. Несмотря на позднейшие напоминания, представители чехословацких властей не дождались никаких конкретных заявлений по этому делу. Причиной этого была мирная конференция, проходившая в Париже. Как уже говорилось, чехословацкие власти стремились максимально использовать присутствие чехословацкого легиона в Сибири для реализации главной цели – определения наиболее оптимального начертания границ независимой республики. В разговоре с приeхавшим из Сибири бывшим шефом ФЧНС в России Янко Есенским Масарик утверждал, что «мы оставляем армию в России до момента завершения переговоров о мире и подписания мирного договора» [9]. Эта констатация ясно показывает роль, которую определил президент республики своим легионерам.

Благодаря такому подходу Масарика руководитель чехословацкой делегации в Париже Бенеш мог использовать аргумент борьбы легионеров с большевиками для достижения указанных дипломатических целей. Чехословацкий министр иностранных дел неоднократно во время разговоров с политическими деятелями союзников подчеркивал роль легионеров в создании ячейки антибольшевистского сопротивления на востоке России и в Сибири. Уже в меморандуме, содержащем требования чехословацкой стороны и направленном делегациям государств-участников Парижской конференции, coдержался отдельный пункт, который касался участия чехословацкого легиона в совместной борьбе Союзников против большевикoв [10]. В разговоре с членом американской делегации майором Джонсоном в начале февраля 1919 г. Бенеш дал понять, что чехословацкая сторона ожидает взамен за участие чехословацких легионеров в борьбе с большевиками реализации ее требований во время заключения мирного договора. Согласно свидетельству Джонсона, требование чехословацкого министра получило одобрение членов делегации США [11].

Почти такую же поддержку Бенеш получил и от Великобритании. По словам Ллойд Джорджа, это была компенсация за то, «что вы действовали против Австрии наилучшим образом, как могли, [а также за то], что особенно в Сибири вы оказали большие услуги Союзникам и поэтому справедливо, что ваше положение среди народов бывшей австро-венгерской монархии является исключительным» [12]. В разговорах в кулуарах Парижской конференции Бенеш также неофициально пообещал британскому премьеру, что чехословацкие части будут вести боевые вести действия с Урала и Поволжья в направлении Волги, а также продвигаться к Архангельскy для того, чтобы соединиться с тамошними британскими и французскими силами [13]. Это был нереальный план, если учитывать тогдашнее положение чехословацких войск в Сибири, а также огромные расстояния между Архангельском и Средним Поволжьем. Однако чехословацкий министр готов был многое обещать взамен полезных для себя решений, касавшихся, прежде всего, будущих границ Чехословакии. Особенно хорошие контакты установились у Бенеша с британским представителем в комиссии по пограничным вопросам Гарoльдом Никольсоном. Эти обещания позднее отразились в плане, на осуществлении которого настаивал воeнный министр Великобритании Уинстон Черчилль. Он предлагал, чтобы британские войска, насчитывавшие около 14 тыс. чел. и paсквартиртированные на севере России, действуя совместно с находившимися там же белогвардейскими формированиями, нанесли удар по частям Красной Армии и соединились с войсками Колчака, которые должны были пробиваться им навстречу [14]. Через находившегося в Сибири генерала Альфреда Нокcа Черчилль пытался добиться от Колчака поддержки своего плана и осуществления реальных действий по его выполнению. Британский министр намеревался привлечь чехословацкие войска к поддержке Колчака.
С этой целью Черчилль встретился с Бенешем. Во время разговора он представил чехословацкому министру план, который предполагал, что боевые части чехословацкой армии в количестве
30 тыс. человек нанесут удар из Сибири в направлении на Пермь – Вятку – Архангельск и после соединения с британскими силами около города Котлас двинутся в Архангельск, а затем будут эвакуированы на родину. Вся эта операция должна была закончиться до конца 1919 г. Остальные силы чехословаков следовало перевезти во Владивосток, чтобы оттуда союзные корабли эвакуировали их в Европу [15]. Бенеш к этому плану отнесся очень настороженно [16], но, учитывая тогдашнее политическое положение Чехословакии – борьбу в Словакии с силами Венгерской Советской Республики, а также конфликт с Польшей из-за Тешинской Силезии – наверняка хотел сохранить существовавшее до тех пор благоприятное отношение союзников к Чехословакии. Ведь он должен был знать, что после завершения Парижской конференции интервенция в России была стать для главных мировых держав одной из доминирующих тем в политико-дипломатических играх [17].

Факт пребывания чехословацкого корпуса в Сибири Бенеш использовал и в переговорах с французами. Легионеры были самым сильным его аргументом, когда летом 1918 г. oн старался представить чехословацкие власти официальным представителем чешского и словацкого народов, а чехословацкие войска союзной армией. Почти точно так же в ходе Парижской конференции чехословацкий министр иностранных дел старался представить необходимость и роль чехословацких войск в приостановлении наступления большевиков на востоке России. Вероятно, он должен был тогда дать обязательства относительно участия чехословаков в антибольшевистской борьбе, поскольку 14 мая 1919 г. французский министр иностранных дел Стефан Пишон потребовал от Бенеша, ссылаясь на данные раньше обещания, вновь направить чехословацкие части на антибольшевистский фронт [18].

17 июня из Иркутска Масарику и Бенешу была отправлена телеграмма, в которой Павлу в драматических выражениях представил положение чехословацких войск и потребовал от властей принятия решения относительно их эвакуации на родину. Спустя несколько дней телеграмма почти идентичного содержания была направлена пражскому правительству. Информация, содержавшаяся в тексте телеграмм, была дополнена известиями, которые сообщил главнокомандующий силами Союзников в Сибири, французский генерал Пьер-Морис Жанен. Все это вместе взятое вызвало глубокое беспокойство чехословацких властей и парламента [19]. Ввиду продолжавшихся в то время на мирной конференции решающих переговоров о будущих границах Чехословацкой республики пражское правительство по очевидным причинам приглушило эту тему.

28 июня 1919 г. был подписан Версальский договор. Последовательное использование в дипломатической игре «сибирской карты» в то время, когда западные политики полагали, что с помощью чехословацких легионов – главной военной силы в Сибири – удастся восстановить демократическую Россию, принесло ощутимую выгоду чехословацкой стороне в виде принятия западными державами почти всех ее требований относительно границ.