2 Дьяконов И. М. Указ. соч. С. 81.
3 Казак; ертегшерг 389-6.
171
Змея цветочный учуяла запах,
Из норы поднялась, цветок утащила,
Назад возвращаясь, сбросша кожу1.
Общий для обоих произведений символ зла - змея в конце
концов является причиной не только физиологической гибели
героев, но и их ирреальных фантастических мечтаний, хотя их
дела, движимые высоким гуманизмом, беспримерным, порою
не знающим границ, находят живой отклик в сердцах потомков
на протяжении тысячелетий.
Гильгамеш и Коркут ата становятся ипостасями одного и
того же персонажа степных сказаний - романтизированного
культурного героя, искателя бессмертия, о времени формирова
ния которого свидетельствует эпос древних шумеров.
По традиции, Гильгамеш был знаменитым архитектором, ма
стером в обработке металла и дерева. И эти черты героя делают
его, несомненно, прототипом “греческого основателя культуры,
подарившего людям огонь, - Прометея, сына титана Япета”, ко
торый, в свою очередь, связан с ветхозаветным Яфетом, сыном
Ноя2. Прометей дал людям огонь, научил ремеслам: обрабаты
вать дерево, строить суда; он дал человечеству числа и алфа
вит, научил человечество наблюдать за звездами, врачебному
искусству, искусству предсказания и другим. Согласно поздней
традиции, он научил ассирийцев астрологии. Миф о Прометее,
как и миф о Гильгамеше, связан с мифом о потопе. Некоторые
особенности действий и черт Гильгамеша воплощены в грече
ском Геракле, освободителе Прометея. Прометей является гре
ческим отражением Гильгамеша, а Гильгамеш есть не кто иной,
как персонификация самих древних шумеров, приносящих на
родам древнего Востока все достижения культуры3.
1 Дьяконов И. М. Указ. соч. С. 81.
2 Грозный Б. Доисторические судьбы Передней Азии. // ВДИ. 1940. №3-4.
С. 44.
3 Там же. С. 44^45.
172
А Коркут? Каково его место среди плеяды титанов и героев-
альтруистов, совершивших великие подвиги во имя человека?
Устная память истории не донесла до нас полный перечень про
фессий этого подлинно народного героя. Возможно, образ Кор
кута в далекое историческое время сопровождался такой же,
как у Гильгамеша и Прометея, атрибуцией первого архитекто
ра, градостроителя, кузнеца, рудознатока-геолога и прочее. Но,
видимо, устная динамичная традиция, отличная от статичной
письменной, схватила более существенные, оставив с Коркутом
лишь необычные и крайне необходимые свойства.
Коркут верен традициям великих шаманов. Он против пред
писаний ислама. Могущество Коркута - в доисламском пла
сте верований и культов, в мощном пласте аборигенных мифов
тюркских народов. Например, у якутов первый шаман Аан ар-
гыл ойуун был могущественен: он не только излечивал боль
ных, но и воскрешал умерших, даже таких, которые умерли
давно, возвращал зрение слепым. Это стало известно самому
Айыы Тойону, верховному духу. Айыы Тойон три раза через
своего служителя спрашивал первого шамана, верует ли он в
него, во имя кого делает чудеса? Первый шаман неизменно от
вечал, что не верует в Айыы Тойона, а чудеса делает своей си
лой. Айыы Тойон разгневался и велел сжечь непокорного шама
на, чтобы ничего от него не осталось. Тело первого шамана со
стояло из разных пресмыкающихся. Огня избежала лишь одна
лягушка, которая поселилась на вершинах высоких гор и раз
множилась. От нее происходят все шаманы1.
Но Коркут первенствует в музыке, ремесле (первый кобыз,
по преданию, был изготовлен им) и в религиозной практике
(прорицатель, астролог, знахарьмедик, поэт-сказитель) и, что
важно, он свои умения, также как его прототипы, передает лю
дям. Фрагментарность сферы деятельности Коркута станет осо
бо понятной, если учесть социально-историческую ограничен
ность прототипов Коркута: Гильгамеш и Прометей умеют де
1
Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX -
нач. XX вв. Новосибирск, 1975. С. 177-178.
173
лать все, сфера их деятельности еще не дифференцирована, т. е.
сам труд не специализирован, не разделен (ср. Геркулес в древ
неримский период лишь патрон-предок семьи, очага), а Коркут
же профессионал и перво специалист в определенных областях
жизни. Эта особенность образа Коркута детерминирована ста
диально и социально. Гильгамеш, Прометей, Геракл и Коркут
стоят в одном культурно-генетическом ряду.
Образ Коркута близок образу другого упомянутого нами ге
роя карело-финского народа, чье историческое прошлое взаи-
мопереплетено и родственно связано с Алтае-Азиатским вооб
ще, тюрко-монгольским миром в частности, а именно Вяйня-
мейнену в “Калевале”, передающего черты древнего первобыт
ного общества1. Вяйнямейнен первенствует во всех видах ис
кусств и ремесел. А Гильгамеш, царь города Урука, как пред
ставитель раннеклассового общества, явление, безусловно, со
циально более позднего, чем образ Вяйнямейнена, порядка. Об
раз Коркута не связан с эсхатологией: с учением о конце света,
мира, об аде и рае (потоп, царство Тартара и т. д.), так же, как
образ его угрофинского коллеги Вяйнямейнена, который, уходя,
пророчит, что еще вернется:
Вот исчезнет это время,
Дни пройдут и дни настанут,
Я опять здесь нужен буду,
Чтоб я вновь устроил Сампо,
Сделал короб многострунный,
Вновь пустил на небо месяц,
Солнцу дал вновь свободу,
Ведь без месяца и солнца,
Радость в мире невозможна2.
Он уплывает на медной лодке на край света, где “сходятся
земля и небо”, на кантеле и свои великолепные песни оставляет
в наследство народу. Он не умирает, а просто уходит. Это наи
1 Куусинен О. “Калевала” и его творцы. // Калевала. Петрозаводск, 1956.
С. VII.
2 Там же. Руна 50. С. 490-500.
174
более архаичное представление. Казахи, по существовавшему
поверью, тоже не умирают, а просто “уходят” (“кайтыс болу”).
Отсутствие эсхатологического представления в мировоз
зрении населения Центральной Азии в большом хронологиче
ском диапазоне общеизвестно. Оно доказывается археологиче
скими данными. Факт фиксируется Плано Карпини как след
ствие величайшего грехопадения тюрко-монгольских племен.
Отсюда и идея бессмертия мотивов казахского эпического жан
ра1. Эсхатологическое представление с учением об иллюзорном
воздаянии и наказании возникает лишь с появлением антагони
стических классов и классовой идеологии, т. е. оно обусловле
но идейно и социально-исторически. Указанный фактор дает
некоторое основание трактовать образы Коркута Ли Вяйнямей
нена совместно с древними прототипами Гильгамеша и древ
негреческих героев-титанов. Мы здесь не затрагиваем гипоте
зу, утверждающую, “что шумерский народ возник скорее всего
где-то в киргизской (казахской. — С. А.) степи, на границе меж
ду длинноголовыми древнейшими индоевропейцами и коротко
головыми туранцами”2.
Таким образом, наши изыскания позволяют утверждать, что
мотивы, связанные с поиском бессмертия, по всей вероятности,
были широко распространены в Евразийской степи в глубокой
древности. В Месопотамию эти сугубо степные традиции мог
ли быть привнесены. Эпические традиции степной зоны Евра
зии определенным образом повлияли на формирование художе
ственного творчества древнего мира.
Достарыңызбен бөлісу: |