— адский, уничтожающий огонь  и божественный огонь 17

28 

АЦУО НАКАДЗАВА. ДРЕВНЯЯ РУСЬ И ЕЕ ОКРЕСТНОСТИ 
л. 15 об.), третий корабль, направленный к Аввакуму изображается так: «раз-
ными красотами испещерен — красно, и бело, и сине, и черно, и пепелесо». Как 
объект, посланный с небес, его можно определить как бы небесным: «его же ум 
человечь не вместит красоты его и доброты». В то же время в противопостав-
лении с предыдущими двумя кораблями, которые «златы, и весла на них златы, 
и шесты златы, и все злато», Аввакумов корабль «не златом украшен». Здесь 
есть возможность понимать «пестроту» как не вполне священную, а лишенную 
святости. Тем не менее в иных частях «Жития» образ «пестроты» принадлежит 
никониянам и символизирует земное, греховное существование в полном мере: 
«а я по городом паки их, пестрообразных зверей, обличал» (л. 61). «А и у вас 
православие пестро стало от насилия турскаго Магмета» (л. 71)
19
.
По нашему мнению, в этом направлении развития символики можно 
сгруппировать ряд уникальных литературных приемов «Жития» — игра слов, 
каламбуры, шутки (смех), эмоциональные междометие и т. п., которые на пер-
вый взгляд нарушают нормальную коммуникацию и мешают автору объяс-
нятся свою позицию. Совершенно очевидно, что такие манеры не происходят 
из традиционной поэтики агиографического жанра. Здесь должно быть нечто 
своеобразное, собственно аввакумовское. Поэтому их анализ даст нам ключ 
к пониманию связи своеобразного стиля с мировосприятием автора. Приведем 
несколько примеров.
«...боярин Василей Петрович Шереметев... велел благословить сына своего, 
братобратца» (л. 18 об.) (правильно — бритобратца: возможно, это нарочная 
описка для создания созвучия). «Горе стало! горы высокие» (л. 32 об.) «Кромчию 
книгу прикащику дал, и он мне мушка-кормщика дал» (л. 53 об), «голова до-
смотрил и послал в Тайнишные водяные ворота... ано от тайных дел шиш анти-
христов стоит» (л. 62 об.). «И смех и горе, как помянутся дние оны» (л. 39 об). 
«“Щупай, протопоп, забей руку в горло-то, небось, не откушу!”. И смех с ним, 
и горе! Я говорю: “Чего щупать, на улице язык бросили”» (л. 79 — л. 79 об.).
Некоторые исследователи обращают внимание на такие ненорматив-
ные приемы. В. В. Виноградов, например, отмечая в употреблении каламбу-
ра и игры слов «живое поэтическое отношение к слову» Аввакума, говорит: 
«В сущности, всякое употребление слова в новом, индивидуально окрашенном 
смысле, всякое применение его к иному, не проводимому под него в систе-
ме языка кругу значений и явлений может быть обозначено и осознано как 
игра слов. Она начинается тогда, когда подчеркивается возникновение нового 
значения слова посредством сопоставления его с традиционным употребле-
нием того же слова»
20
. А на наш взгляд такое отношение к игре слов можно 
интерпретировать не что иной, как дальнейшее развитие указанного принци-
па — отступления в символике. Рождение и «возникновение нового значения 
19
О символике пестроты также см.: Brostrom R. N. Archpriest Avvakum, The Life written by 
Himself. Michigan Slavic Publication, Ann Arbor, 1979. Р. 164.
20
Виноградов В. В. К изучению стиля Аввакума, принципов его словоупотребления // 
Труды отдела древнерусской литературы. Т. ХIV. 1958. C. 376.

НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ О СИМВОЛИКЕ «ЖИТИЯ ПРОТОПОПА АВВАКУМА»

29
слова» ослабляет символические смысл и ценность. Здесь уже символическое 
отступление выходит за пределы нормативной символики, выступает как явное 
нарушение смысловой и ценностной упорядоченности

жүктеу/скачать 2.45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: