Древняя русь и ее окрестности

Д. С. ЛИХАЧЕВ И ЯПОНИЯ
В данной заметке я хочу остановиться на том, как читают книги Д. С. 
в Японии, как его воспринимают японские читатели, и в то же время немного 
порассуждать о том, как сам Д. С. воспринимал Японию, японскую культуру, 
какое место занимает «японская тема» в широком ее понимании в трудах Д. С., 
хотя бы это место было весьма скромное.
В настоящее время японский читатель может познакомиться с четырьмя 
книгами Д. С. в переводе на японский язык. Впервые, в 1987 г., вышел в свет 
перевод книги «Поэзия садов». Потом следует издание двух популярных книг: 
«Заметки о русском» и «Письма о добром и прекрасном». Из научных работ 
Д. С. в Японии издана книга «Смех в Древней Руси», переводом которой зани-
мались мы с проф. Накамура. Кроме того, на японском языке в научных и попу-
лярных журналах и сборниках опубликовано несколько статей и заметок Д. С.
Хотя названные книги вышли в свет в разных издательствах в разное вре-
мя, выбор книг для перевода в какой-то мере отражает интерес и вкус японских 
читателей. Например, искусство и традиция сада, садоводство всегда были 
одной из популярных тем среди широкой публики. А традиционный смеховой 
мир или старинная «культура смеха» еще живет у нас в повседневном обиходе, 
и интерес к этой традиции, к ее культурологическому осмыслению стал замет-
ным в Японии в 80-е гг. Наши читатели познакомились с двумя популярными 
книгами Д. С. во время «перестройки», когда японцы, как никогда больше, бес-
покоились о судьбе России. Есть и некоторые специалисты-русисты, которые, 
читая его труды в оригинале, изучают его литературоведение, теорию истории 
литературы, текстологию. Таким образом, в Японии к творчеству Д. С. прояв-
ляют интерес самые разные читательские аудитории, как и в России и в других 
странах.
Но сейчас я хочу ограничиться лишь рассказом о японском восприятии 
популярных работ Д. С. по русской культуре, опираясь на мой собственный 
опыт. На семинарском занятии по русской литературе и культуре, которое 
я веду в университете, я каждый год даю своим студентам III и IV и курсов 
читать русский текст из «Заметок о русском», «Писем о добром и прекрасном» 
или других статей о русской культуре. Студенты с большим интересом изучают, 
как русский ученый определяет понятия «воля», «подвиг», «пространство», 

132 

АЦУО НАКАДЗАВА. ДРЕВНЯЯ РУСЬ И ЕЕ ОКРЕСТНОСТИ 
«природа» и как он осмысливает их культурное значение. Особенно привлека-
ют их рассуждения Д. С. о национальном характере русских, о некоторых его 
чертах, столь незнакомых японцам.
На семинаре я иногда задаю такой вопрос: «Что вы думаете об этих заме-
чаниях о русской культуре и русском характере? Соответствуют ли они вашим 
представлениям о России?». Самые типичные ответы на этот вопрос: «То, что 
написано здесь о русском характере, о представлениях русских о природе, чело-
веке, очень отличается от японского характера, от представлений японцев». 
И студенты начинают замечать некоторые черты японского характера, кото-
рые, в их понимании, сильно отличаются от русского.
Интересно, что, хотя я не прошу их делать сравнения, студенты сами 
охотно пытаются сравнивать свою культуру с русской и стараются понять 
особенности русской культуры при сопоставлении со своей собственной. По-
сле двух-трехлетней практики я узнал, что во взглядах Д. С. и в его подходе 
к изучению русской культуры есть что-то особенное, что побуждает наших 
студентов сравнивать свою и чужую, т. е. русскую, культуру.
Нам известно, что культурологические работы Д. С., как популярные, так 
и научные, проникнуты одной концептуальной идеей — рассмотреть свою 
культуру, свои культурные явления во взаимодействии с другими культура-
ми, другими культурными явлениями. В одной статье, посвященной русскому 
национальному характеру, он излагает свою позицию так: «Русская культура 
уже по одному тому, что она включает в свой состав культуры десятка других 
народов и издавна была связана с соседними культурами <...> — культура уни-
версальная и терпимая к культурам других народов». Такое серьезное внимание 
к другим культурам мы видим и в его трудах по истории древнерусской лите-
ратуры и культуры. Д. С. ищет элементы чужой культуры не только в других 
культурах, но и в рамках собственной русской культуры: древнерусских — 
в современной культуре, народных — в книжной культуре. Для него многона-
циональное начало русской культуры, соприкосновение с чужими культурами 
и взаимодействие с ними в историческом процессе должно считаться важней-
шими факторами формирования и развития национальной культуры.
Я думаю, что наши студенты, когда они читают тексты Д. С., сознательно 
или бессознательно осваивают такой подход. На семинаре в основном речь идет 
о констатировании отличительных и противоположных черт русской и япон-
ской культур, но иногда некоторые студенты идут дальше простых наблюдений, 
начинают раздумывать о сходных чертах. Например, ссылаясь на замечания 
Д. С., они ищут в японской культуре понятия и явления, эквивалентные рус-
скому «смирению», «терпимости» и даже «юродству».
Кажется, что чем четче разнятся характеры двух культур, тем больше ин-
терес студентов к их сравнению и осмыслению. В этом отношении японские 
студенты, может быть, находятся в благоприятном положении для углублен-
ного понимания русской культуры.

Д. С. ЛИХАЧЕВ И ЯПОНИЯ 

133
В связи с этим мне также представляется чрезвычайно интересным про-
читать размышления Д. С. о Японии, о японской культуре. Осенью 1993 г. Д. С. 
приехал в Японию для участия в международной конференции, посетил разные 
города. Сразу после этого он опубликовал свои впечатления о Японии в япон-
ском научно-популярном журнале «Гермес» в 1994 г.
Хочу познакомить вас с некоторыми его впечатлениями, так как здесь 
Д. С. наглядно применяет тот самый подход, который я уже проиллюстрировал 
на примере наших студентов. В его заметках мы читаем такие слова: «Японец 
слушает советов природы, помогает природе в ее неустанной работе — растить, 
живить, целить, порождать жизнь и красоту». Потом следуют замечания: «Мы 
(т. е. русские) привыкли к огромным пространствам и воспринимаем природу 
и землю, как волю и свободу». Ссылаясь на то, что сам писал в своей книге 
«Заметки о русском» о стремлении русских расселиться на возможно большем 
пространстве, Д. С. говорит, что «у японцев совсем другое стремление: со-
браться вместе, освоить каждый кусок земли — не покорять природу, а как бы 
дружить с ней, учиться у нее, подражать ей в лучшем».
Характерно, что большую часть его статьи составляет сравнение японской 
культуры с русской. Действительно, он с увлечением сравнивает. Он гово-
рит о различиях в традиции «космического сознания» той и другой культур: 
«Стремление увидеть космос в малом свойственно японцам. Стремление ох-
ватить собою весь мир свойственно русским».
Понятно, что его увлечение сравнением связано с тем, что Д. С. видит 
перед собой прямо противоположный русскому тип культуры, и это позволяет 
ему наиболее глубоко задуматься не только о японской культуре, но и о своей 
русской культуре.
Его размышление о двух культурах не ограничивается простым проти-
вопоставлением. Здесь Д. С. тоже ищет их сходство. Он говорит: «Но вместе 
с тем в чем-то сходная, ибо обе тенденции стремятся к большой вселенной 
<...> в обеих этих тенденциях в сущности отражается религиозное восприятие 
мира». И еще он отмечает, что «японец стремится почтить мир церемониями, 
ибо церемония близка к богослужению и славословию». Думаю, что, хотя в этой 
фразе речь идет о японцах, Д. С. несомненно имеет в виду общность культур-
ных ценностей обеих культур.
Разумеется, непросто доказать существование сходства этих столь разных 
культур, определить их в таких сложных стереотипах человеческого поведения, 
как восприятие мира, но этот вопрос о «религиозном восприятии мира», по-
ставленный Д. С., безусловно принципиален и требует особенного внимания. 
Думаю, что этот вопрос может служить исходным пунктом для дальнейшего 
сравнительного изучения двух культур.
Так или иначе, я уверен, что Д. С. будут читать в Японии, и он будет оста-
ваться дорогим сердцу японцев советчиком до тех пор, пока мы, японцы, счи-
таем свою традиционную культуру важной и дорогой.

Изучение Сибири имеет долгую историю в Японии. Можно сказать, что 
оно ведет свое начало от известной книги «Хакуса Бунряку» (Краткие вести 
о скитаниях в северных водах)
1
, составленной в 1794 г. Это сведения о России, 
записанные со слов капитана корабля Дайкокуя Кодаю, который после корабле-
крушения в Тихом океане был занесен ветром к берегам Алеутских островов. 
Кодаю с экипажем спасли и доставили в Сибирь, потом он странствовал по ма-
терику около десяти лет, жил три года в Иркутске. И вернувшись на родину 
поделился ценными наблюдениями о жизни и людях Сибири конца XVIII в.
С тех пор у японцев всегда имелся особый интерес к Сибири как восточно-
му региону соседней страны. Можно даже сказать, что японцы до последнего 
времени смотрели на Россию через призму Сибири, познавали Россию через 
происходящее в Сибири. Если взять главные события русско-японских отноше-
ний ХХ века, то русско-японскую войну в начале века, интервенцию японских 
войск в Сибирь в 1920-е гг., разгром маньчжурской армии и массовую отправку 
военнопленных в СССР в 1940-е гг — все происходило в Сибири и прилегаю-
щих к ней регионах. В ходе этого исторического процесса у японцев образовал-
ся своеобразный, не всегда благоприятный взгляд на Россию, следовательно, 
на Сибирь. Русские читатели могут узнать, как сложился такой традиционный 
взгляд по эссе одного из самых читаемых современных писателей в Японии 
Сиба Рётаро «О России: изначальный облик Севера», недавно переведенном 
на русский язык
2
.
Изучение Сибири в Японии довоенного периода было более или менее 
связано с этим взглядом и обусловлено политическими соображениями. По-
этому больше всего уделяли внимание таким дисциплинам, как география, 
экономика, этнография Сибири, а история и культура ее жителей изучалась 
мало. Но после войны Сибирь, ее история и культура становятся в Японии 
объектом всестороннего научного исследования.
1

жүктеу/скачать 2.45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: