га-Запада (Эдипов комплекс в истории). В Москве в
противовес Государству возникает Общество: вдали от
министерств и коллегий, проспектов и чиновничьего ду-
ха Петербурга - тут, в кривых переулочках, в жен-
ских кривых, а не мужских прямых линиях, на лоне
Матушки-земли Сын-Антей русского духа воспрянул к
мысли и Логосу, и вот его голос - в тогдашней ин-
тенсивной интеллектуальной жизни и спорах,
<Москва, спаленная пожаром> - это допетровская
Русь, обожженная западным люциферовым огнем.
Словно Россия (в этом такте своей истории), после
того как избыточно-недопереваренно впустила в себя
западные начала, вытошнила ими, выплюнула. Ориен-
тировка на <варяг> сменилась ориентировкой на <грек>
- на Юг: на свою веру, язык, историю. Этот вектор
через Киевскую Русь естественно привел и далее, на
Юг и Запад, - и в орбиту интереса попали и славяне:
с чехами (Ганка, Коллар) наш М. Погодин вступил в
контакт; он же с Венелином и т.д.
И подобно тому, как русские воины, казаки, выпле-
вывая француза, зашли в Пространстве далее естест-
венных пределов русского Космоса, раскатились через
Германию аж в Париж, так и московский Логос в са-
мопоиске своей сути зашел за пределы России во Вре-
мени: перепрыгнув через век XVIII и царски-боярские
XVII- XV, заглянул в свою доисторию: в фольклор, на-
родный быт, общину, песни, летописи, и откуда есть
пошло Слово России; так язык древнеболгарский при-
близился, и этот народ славянский и православный.
С Петром - Наполеоном вторглась в Русь жгучая
модерность и злоба дня экономики, политики и соци-
альности. Воскресение ж Москвы привело и к возне-
сению Руси и ее начал, А это - иной шаг и темпоритм
Времени, близкий к Вечности. Это - Духовная куль-
тура, в отличие от той рассудочно-интеллектуально-на-
учной, что шла с Запада. Это дух братства-соборности-
общины и любви - в отличие от классовой ненависти
и борьбы как движущей силы истории, что в это время
предложили Дарвин и Маркс.
Но совершалось это уразумение, национальное са-
мопознание - как вторичное: людьми как раз высо-
чайше образованными именно в западной культуре, ис-
тории и философии: Карамзиным, Грибоедовым, Чаада-
евым, Пушкиным, Тютчевым, Хомяковым, Аксаковыми,
Иваном Киреевским, который журнал именно <Европе-
ец> основал и статью-манифест <Девятнадцатый век>
написал, а уж потом - <Москвитянин> явился. Развер-
зся их мыслями и трудами диапазон исторических ко-
ординат: стали мыслить основными ценностями, их ис-
кать и к ним пробиваться из нынешних политико-дип-
ломатических игр, интересов и злобо-дневностей. Вме-
сто нее - ДОБРО - ГОД-ность: вместо дня - год
(век, вечность) и то, что годно на добро и благо - и
высшее, и земное, жизненное, материнское.
И в этой устремленности - тоже совпадение тог-
дашних москвичей с болгарами: они тоже через голову
чужеземной им современности турецкого ига оберну-
лись к тому, что было за полтысячелетия до того: к
своему царству-государству, языку и культуре, фольк-
лору и вере, - и тем подкрепляли самочувствие, как
и славянофилы поднимали самосознание русских. Шло
взаимопитание. Славянство расширялось и в простран-
стве, и во времени как общая субстанция, почва и пи-
ща, что окормляла и ныне питает и русских, и чехов,
и болгар и крепит их взаимно друг другом. В этом
смысле Юрий Венелин, которого поддерживал Пого-
дин, открыл болгар не только самим себе, но и суб-
станцию русскую подкрепил. А собрание русских пе-
сен Петра Киреевского было толчком-сигналом для
болгар собирать свои песни и древности.
Замечательно в этих духовно-культурных сотрудни-
чествах отсутствие имперских и геополитических ам-
биций. Последнее - забота Питера из-за Петер-бугра:
там всякие дипломатии, козни-<хитрости>. В Москве
же духовно-культурная бескорыстная взаимопомощь и
сострадание. В работе нашей коллеги Е.А. Дудзинской
<Славянофилы и болгарское Возрождение> приводятся
слова из обращения к читателям по поводу издания
<Паруса>: <Не внешнее политическое, но внутреннее
духовное единство нам дорого... Пусть развивается
каждая из народностей вполне самостоятельно, пусть
каждое племя внесет свою долю труда в общее дело
славянского просвещения>^. А когда М.П. Погодин на-
писал о возможности образования славянского госу-
дарства от Тихого Океана до Адриатики во главе с
Россией (потом Данилевский и Сталин мыслили о том
же), А.И. Кошелев напечатал следующее примечание:
<Мечта, к счастью, несбыточная: подобное государст-
венное единство подавило бы духовную независимость
каждого племени в отдельности. Нет! Знаменем России
должен быть, по нашему мнению, не панславизм, в
смысле политическом, не централизация, но признание
прав каждой народности на самобытное, своеобразное
существование, иначе: свободный союз независимых
отдельных славянских племен, которого защита и ох-
ранение естественно принадлежали бы России> 2. Тут
точная формулировки и для нынешних межнациональ-
ных отношений - поучиться можно.
Контакт в Москве происходил не на государствен-
ных, а именно на общественных началах. Дело в том,
что в России вечная проблема: слабость Общества -
как буфера между Народом непросвещенным и сверх-
мощным Государством вампирическим. Порабощенные
же славянские народы: и чехи, и сербы, и болгары, не
имея крыши своего государства, зато породили более
энергичное и приближенное к народу Общество (и цер-
ковь). Там общества торговые, просветительные, учи-
лищные настоятельства: школы и культуру самочинно,
не спросясь властей, собирали средства - и основы-
вали. Не то, что государственная система просвещения
в России, от Уварова до Ягодина. И в этом отношении
Москва имела чему поучиться у меньших братьев. А
Общество сподручнее было развивать во России имен-
но в Москве - подальше от центрального огня власти
и пекла. Тут все - самочиннее: и купцы островские,
и фрондерские издания славянофилов, что Петербург
на корню прикрывал: и <Европеец> Киреевского, и <Те-
^ Русская беседа. - 1859. - Кн. 4 (объявление об издании
газеты <Парус>).
Прусская беседа. - 1859. - Кн. 1. См*сь. - С. 61.
лескоп> Надеждина, и <Парус> Ив. Аксакова и др. Тут
и Славянский благотворительный комитет и проч.
Именно Иван Аксаков в своей публицистике развивал
идею о необходимости того, чтобы самонародное Об-
щество переняло на себя многие функции, которые по-
ка осуществляются приказно, сверху: что и стало со-
вершаться после Реформы: земства, суды, пресса и т.д.
Даже некое распределение географическое можно от-
метить: Петербург = Государство, Россия == Народ, Мо-
сква = Общество. Так, собственно, и далее было: здесь
и Третьяковская галерея - искусство, поддержанное
купечеством, здесь и Мамонтовская опера, и Москов-
ский художественный театр, Саввой Морозовым под-
держанный, и т.д.
Но в середине XIX века на московские инициативы
славянофилов из Петербурга смотрели косее даже, не-
жели на революционно-атеистические идеи <западни-
ков>,..
Также и общинные основы быта и народной соци-
ально-трудовой организации, что сохранились у южных
славян (<задруга> и т.п.), были родственны русской об-
щине, <миру>, и <сходу>.
Это объясняет ту психологическую <совместимость
тканей>, благодаря чему болгары уживались в Москве
и не просачивались севернее - в Питер, где сыро-
промозглый климат (чахотка), студеные души и чинов-
но-отчужденный стиль проспектов, В Москве же нето-
ропливый ритм, уютные усадьбы, печи, кривые пере-
улочки - своя махалла! Патриархально-домашний дух
общения, гостеприимство, застолья, радушие - все это
располагало к тому, что души раскрывались навстречу
друг другу и шел взаимообогащающий обмен мыслями,
идеями... Как приемные дети матушки-Москвы могли
себя здесь чувствовать болгары,
До сих пор мы рассматривали наш сюжет: встреча
двух космо-исторических тел России и Болгарии в се-
редине XIX века по сходству: что похоже и роднит.
Теперь вникнем в различия. Главное - государствен-
ная независимость России и порабощенность болгар.
Для них Россия - славянский Эдем: тут славянская
речь, культура, своя вера - все на приволье, и в этом
смысле Россия - будущее Болгарии, Но болгарин даже
под турецким игом был хозяином - собственником
земли и самоактивен в экономике, и в этом отношении
болгарин - это будущее для русского крепостного и
колхозника: в смысле хозяйственной хватки, пока -
недосягаемость нам.
Далее. Сама эта громадная независимая славянская
держава Россия пребывала в середине XIX века в раз-
доре и поиске путей и в неуверенности, куда идти. Да
и Москва стала противоречива даже по архитектуре:
<Пожар способствовал ей много к украшенью>, но на
Скалозубов, питерский, фрунтовой лад: проложены
проспекты, и петербургски-имперски-классицистиче-
ски-ампирная стилистика проникла в усадебную Моск-
ву. Ну и споры западников и славянофилов тут ярей-
шие тли. В разную даль каждый заглядывал. Мелан-
холический Агасфер - Чаадаев, как Кассандра, пред-
видел Россию - как беспутную жертву мировой ис-
тории: быть может, <мы рождены, чтоб сказку сделать
былью>, но страшную сказку: чтобы дать всем ужасный
урок: как не надо жить и строить общество... И ка-
жется, мы поработали хорошо в нашем веке; чтобы
сбылось его апокалиптическое пророчество... Но Чаа-
даев - безбытен, бессемеен, слабокоренен. В этом
смысле антиподны ему Аксаковы - Востоковы, с креп-
кими корнями в народно-русском и семейном быту, и
их мироощущение - радостно в настоящем. Нельзя
сказать про них даже, что они <оптимисты> - таковы
скорее <западники>: Белинский, что завидовал внукам
и правнукам (это нам, значит!..), и Герцен, и прочие,
нечуткие к настоящему, а с процессным сознанием
(Прогресс! Эволюция! <Светлое будущее>! - все по-
том!).
Кстати, исторические стадии середины XIX века на-
поминают наши в XX веке; сходны и проблемы для
общественного сознания. Победа над Наполеоном = по-
беда над Гитлером. Потом страна - рабыня своей по-
беды: усиление деспотизма. Затем смерть самодержца,
<оттепель> короткая, восстание декабристов (и поляков
и венгров); повело на реакцию, и вот - <застой> ихних
30-4 0-х, наших 70-х. Но разбуженный дух уходит
вглубь и под спуд, и 40-е годы XIX века - золотая
эпоха русской литературы и философии: а у нас -
культурология, да и литература... Потом Крымская вой-
на - поражение = наш Афганистан. Смерть Кесаря,
новая метла - и реформы 60-х = у нас перестройка
80-9 0-х. И ныне клокотание общественной мысли у
нас сходно с российским бурлением в начале эпохи
реформ. На что ориентироваться? На Запад, индивиду-
ализм, парламент - или искать <самобытные начала>
и формы хозяйства: на колхоз-общину делать ставку?
Иль на купца-<кооператора>? И такой хаос, разброд
возможных форм, укладов и путей!..
Тут-то обнаруживается еще одно сходство истории
России и Болгарии: в обеих странах своевременно не
проходили фазы и стадии общеевропейского процесса -
и вот вынуждены восполнять их запоздало и стяженно.
Ускоренное развитие - общий рок и России и Болга-
рии. Но легко осуществлять в маленькой, компактной
Болгарии с чуткой обратной связью эти шаги, а в Рос-
сии, что дистанция огромного размера, да еще и исто-
рическая сороконожка (по вовлеченному в ее путь мно-
гообразию регионов и народов, находящихся на разных
стадиях) - как ей наладиться в путь-дорогу? Одна нога
делает шаг к парламентарной демократии (Прибалтика,
допустим), а другой бы вернуться к бортничеству в
тайгу и тундру (как эвенку), чтоб спастись народом.
Да и инерция огромного колосса, у кого <размаха шаги
саженьи>, - попробуй смени направление, засемени,
медведь, шажками по темпоритмам Европы! Потому ка-
тастрофами и разрывами, не плавно, а рвать пятки -
таков тип доселе русского развития. Однако классы
истории проходить все равно надо - с азов, а не
блефовать <ускорением> и <большими скачками>.
Однако до сих пор я делал выкладки в историче-
ской сетке координат, согласно которой принимается
некая единая шкала и последовательность (Гегель -
шествие мирового Духа через страны и народы исто-
рические; Маркс - смена пяти общественно-экономи-
ческих формаций и др.), и все частные истории народов
будто должны-обязаны в нее вписываться и клетки за-
полнять. Но почему? А где национально-историческая
самобытность и автохтонность саморазвития каждой
национальной целостности? И здесь я предлагаю метод,
который называю: Космософия. Ему согласно, каждая
национальная целостность есть Космо-Психо-Логос, т.е.
единство местной природы, национального характера и
ментальности народа тут. Природина есть субстанция-
субъект совершаемой над нею Истории. Природа стра-
ны (равнина или горы, море или степь, лес и т.п.) есть
не пассивный материал в переработку, а скрижаль за-
вета: некий подсказ Народу, как тут жить-быть и что
делать с нею в лад, но и в восполнение трудом того,
что не дано от природы. Наука История работает при-
чинами. Историософия - это телеология: ищет особые
цели - призвание и целесообразность. Обе - линей-
ны, по горизонтали мировой истории единой, наземной.
Космософия видит каждую страну - как шар на вер-
тикали: земля - небо. Истории тут выходят разные.
И вот по Космософии Россия - мать-сыра земля,
т.е. <водо-земля>. И она - равнина, балто-славянский
щит, бесконечный простор, по которому реденький на-
род-СВЕТЕР (свет + ветер), странник Русь, несется
тройкой расшириться и своею немощью покрыть Рос-
сию (<покрыть> в обоих смыслах) - колонизовать, при-
чем истекает на этом силою. Русь - жертва России,
что и видим сейчас в итоге истории: почти погибла
Русь, потратя все силы на создание России-Союза. Те-
перь же снова Руси вбираться в себя из России, на
самоспасение.
А Болгария - это чаша в Балканах, вниз и вверх
дном. Чаша вниз дном - это котловины ее земель
между гор: Фракийская, между Средна гора и Стара
планина, Розова долина; Котел, Клисура (= ущелье)..,
А чаша вверх дном - <там, на Балканам, где гайдук
и ветер свободы. В котловине же - земля и труд,
культура и <къща> (дом), семейство, быт. Там <стара
майка>, <чорбаджи> и <чорбаджийска дъщеря> и <теж-
ки сватби>. Жена ж юнаку - <самодива>. <Там, на
Балкана> - люди воз-духа, и таковые и неслись в Рос-
сию: бессемейные, недомашние потянулись на север,
ветер и снег, к свободе и культуре, прочь от любви -
дома, семьи, <Хайдутин къща не реди, майка не храни>
(<Гайдук дома не строит, мать не кормит>).
И вот призвание Болгарии - гармония между этими
чашами: свой шар блюсти в своем геополитическом
средостении между Турцией и Европой, между Рос-
сией и Средиземноморьем - Элладой, Сюда все сте-
кает и переваривается, но миссия болгарства - сидеть
на месте, <самозадоволяване> (= самоудовлетворение),
Болгария - это приход (как и дружины Аспаруха), а
Русь-Россия - это вечный уход-расход: <от самой от
себя у-бе-гу>, И чтобы не слететь совсем с космодрома
бесконечного простора в Космос ракетою, самосохра-
нительно себе Россия-баба второго мужика запросила:
чужеземца, варяга, Запад, закон, Государство, что ее,
аморфную, опояшет формою-пределом, Так что в рус-
ской истории три агента: Россия - мать-сыра земля,
Народ-Светер и Государство-Кесарь. И все сюжеты
русской истории в этом трилоге прочитываются: Русь-
Россия, Народ, Государство, В том числе и сейчас, И
происходит это в поле тяготений между Востоком и
Западом - занимая Север Евразии.
Ну а Болгария в середине XIX века, в той волне-
такте ее истории - какая в ней ситуация? Избыточно
натекло тюркского элемента: в быт, язык, нравы, в му-
зыку, жест и. танец. Слишком налита оказалась телес-
ность и приземленность. Греческий элемент помогал
держать веру и самоотличаться от турок. Но придавлен
славянский элемент: Слово, Дух, Небо. Вертикаль свер-
ху - ее надо подпитать. И вот Балкан и Север - зов
в Россию.
А горизонталь геополитическая требует ориентиров-
ки на Запад: оттуда торговля, рынок, политика, демок-
ратия. Потому болгары в Москве - это не политики,
а культуртрегеры: слово славянское, литературу разви-
вали. А кто политикой горит - те поближе вокруг
Болгарии: из Румынии (Ботев), из Сербии (Каравелов:
в России политикой не занимался, а был писатель),
Царьград (Раковский). И если Освобождение пришло
из России, то это уж воля Империи, а не зазыв болгар
московских.
Теперь мы схематично описали эти два космо-исто-
рических тела, что вступили в контакт с болгарами и
славянофилами в Москве. Ясно, что в этой сущности
они мало могли понимать друг друга - в сущности
национально-исторических проблем и призваний.
И недаром, как только Россия освободила Болга-
рию, та самосохранительно переориентировалась на За-
пад и германство: иначе бы залила та малую Болгарию
своим равнинным добром: что хорошо ей - то горной
Болгарии плохо.
Также и русские: когда столкнулись с реальными
болгарами у них дома - оттолкнулись в лице Леонть-
ева от этих корыстных животных и низменных торга-
шей: третьесословны они, все болгары, и дурно пахнут
на вкус русского аристократа, как и <Бай Ганю> для
Горького и Короленко, что отказались его печатать. Это
он мог, русский барин, себе на потребу из Инсарова
парсуну малевать - как человека, что нам, байбакам,
скажет всемогущее слово <Вперед>; но Инсаров -
маска и кукла, а не живой болгарин, так же как ку-
кольны те <братушки>, которых малевали Вазов и про-
чие болгарские писатели из русских...
Так и в милых отношениях болгар в Москве и сла-
вянофилов был предел непереходимый: при всем до-
брожелательстве не могли понять друг друга изнутри,
из <я>, а разве что из <ты> - друг-брат, а все более
<онно> - как объект интереса, симпатии, сострадания,
братской помощи, даже и жертвы, - но все равно
без интимного трансцензуса,
Тут - как дружили Журавль и Лисица; и особенно
между Государствами в политических отношениях важ-
но это понимать: что предлагаемое мое хорошее для
друга и брата может быть плохо. Увы, этого не пони-
мали после второго Освобождения Болгарии Россией
в 1944 г.-и стали унифицироваться. А ведь в Бол-
гарии был развит <широкими социалистами> коопера-
тивный социализм, на 25% экономика им была охва-
чена; СССР же залил это все государственно-бюрок-
ратическим социализмом: русскую меру, где все БОЛЬ-
ШОЕ навязали Болгарии, которая <мъничка> и <шепа
земя> (<горсть земли>). Это когда моя болгарская тетя,
<леля> Руска, приехала в Москву, говорила: <У вас, в
России, все <болшое>, а Болгария - мънинка (малень-
кая) >.
Какой же урок той встречи-невстречи болгар и рус-
ских в середине XIX века? Любовь к брату да соче-
тается с презумпцией непонимания: что я могу не по-
нимать ближнего, кого люблю, и должен осаживать
себя в демьяновых дарах и ноздревских поцелуях и
амикошонстве... Хотя нет, это урок - от нынешней
ситуации. А тогда-то как раз, можно сказать, идеальны
были отношения...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Среди нескончаемых вопросов, что пробуждает про-
блема национальных образов мира, почти постоянны
следующие три:
1) Изменяется ли национальный образ мира с ис-
торией? Разве испанец XX века - тот же, что был
испанец XVI века?
- А вы вот, вопрошающий, - один ли и тот же
человек, что был младенцем в яслях, сейчас - сотруд-
ник в научном институте и окажетесь стариком в доме
престарелых? Я ищу в каждой национальной целост-
ности это самотождество личности. Но, разумеется,
срез делается в пути: ни один Космо-Психо-Логос еще
не завершен (а даже вроде бы и завершенные, как
Эллада и древнеегипетская цивилизация, продолжают
жить в человечестве, в его культуре и судьбах участ-
вуют и переуясняются и, значит, - тоже не завершен-
ные, по Бахтину: последнее слово о них не может быть
произнесено...) и, может быть, повернет в другую сто-
рону и обнаружит иные качества, как волна-синусои-
да... Я же вмедитируюсь в тот срез и объем, что мне
обозрим.
2) А как быть с метисами: с тем, кто и по крови
смешан, да еще родился в одной стране и ее язык ему
родной, но переехал жить в страну другую в юном
возрасте, женился на туземке, и дети уже тутошние
(тамошние?), прижился и работает в новой культуре, -
как, например, писатель Владимир Набоков, кто писал
равномощно на русском и английском языках, - какой
в таковых Космо-Психо-Логос?
- Тут, как в теории множеств: происходит нало-
жение и пересечение национальных полей разного ти-
па, мощности и уровня, широты и глубины, их интер-
ференция: совершается и не диа-лог даже, а поли-лог
национальных элементов - и так должен описываться
подобный случай.
3) А не подкармливает ли такое исследование на-
ционализм?
- Отвечу аналогией. Когда человек только начинает
вступать в мир знания и культуры, ему сперва пред-
ставляется все ясным, и такие <хочут свою образован-
ность показать> и надмеваются... По мере же дальней-
шего познания человек прозревает его бездну, уразу-
мевает, как ничтожно мало знает (а в пределе Сокра-
тово признание: <Я знаю то, что я ничего не знаю>),
и становится уважителен и к <неграмотным>, и к иначе
думающим; становится интеллигентен... Так и в осозна-
вйнии национальных особенностей: кичливость тут -
<плод недолгой науки> недозрелого ума (используя вы-
ражение из сатиры Антиоха Кантемира). И именно ког-
да не погружаются в глубокое изучение национальной
специфики, а топчутся в преддверии, бесконечно по-
вторяя-заклиная про <единство национального и интер-
национального>, ребячество национализма может вте-
мяшиться от малого узнания некоей лестной про себя
особенности. Но глубокое спокойное исследование
только раскрывает каждому народу глаза на бездну
красоты, силы и незаменимую ценность культуры дру-
гого народа, пестует трепетное уважение к ее уникаль-
ности. Возлюбленная непохожесть открывается уму. В
Достарыңызбен бөлісу: |