Вы торгуете акциями иначе, чем фьючерсами?

Тут я более терпелив.

Нет. Я ищу подтверждения на графиках, в фундаментальных показателях и в поведении рынка. На мой взгляд, таким путем можно торговать чем угодно.

Я не торгую акциями, по которым рассчитывается индекс Доу. Предпочитаю мелкие акции, потому что в торговле ими не доминируют крупные трейдеры-про­фессионалы, пожирающие друг друга подобно акулам. Основной принцип таков: лучше торговать австралийским долларом, чем немецкой маркой, а равно, акци­ями мелких компаний внебиржевого рынка, чем солидными акциями Доу.

Предпочитаю использовать то, что публикуется в «Investor's Daily*: по­казатель дохода на акцию (EPS). [Ранжирование EPS основано на сравнении акций по показателям роста дохода на акцию. Подробнее о EPS говорится в интервью с Уильямом О'Нилом и Дэвидом Райаном.] Я учитываю EPS в комби­нации с собственной оценкой долевого потенциала компании на рынке. Если компания уже исчерпала свою нишу, то высокий EPS уже не столь важен. Но по тем акциям, у которых EPS растет и где все еще остается недоеденной боль­шая часть рыночного пирога, ситуация гораздо привлекательнее.

Кроме того, я интересуюсь коэффициентом цена/доход (Р/Е) в привязке к EPS. Другими словами, когда мне нужно найти компанию с устойчивой тен­денцией роста доходности, я также учитываю, сколько рынок за это платит.

То есть вас привлекает высокий EPS при низком Р/Е.

Да. Это наилучшее сочетание. Уверен, что с помощью компьютера мож­но скомбинировать оба этих показателя и прийти к очень хорошей торговой системе.

Думаю, она мало что дает. Индикатор относительной силы отражает пове­дение акции в прошлом. Зачастую к тому времени, когда акция выходит на вы­сокие показатели относительной силы, ее потенциал оказывается уже исчерпанным.

Состоянием базовой отрасли ее эмитента. Например, сейчас [май 1988 года] я рассчитываю на рост танкерных тарифов и, соответственно, на подъем от­расли морских перевозок.

На основании соотношения между спросом и предложением. Танкерные тарифы похожи на товарные цены: они изменяются согласно классической циклической модели. Если цены растут, то все крупно зарабатывают и начина­ют строить много кораблей, что приводит к падению цен. В итоге корабли идут на слом и цены снова растут. В течение многих последних лет тарифы были очень низкими и ежегодно масса танкеров шла на слом. Поэтому впереди у нас та часть цикла, где цены вновь поднимаются.

Да, потому что это вынуждает вас ограничиваться соперничеством на все меньшем количестве рынков, где заправляют другие крупные профессионалы.

Уверен, что если вы умеете торговать на одном рынке, то сумеете и на всех остальных. В основе лежат одни и те же принципы. Торговля — это эмоции, отправления массовой психологии, алчность и страх, что везде одинаково.

Для большинства выдающихся трейдеров ранние неудачи скорее правило, чем исключение. Несмотря на невероятно продолжительный успех торговой карьеры Майкла Маркуса, она началась с череды потерь. Более того, он нео­днократно терпел полный крах. Отсюда мораль: неудачи в начале торговли

Майкл Маркус 69

говорят лишь о том, что вы что-то делаете неправильно, и не могут служить верным признаком возможного провала или успеха в итоге.

На мой взгляд, особенно интересно то, что, пережив несколько болезнен­ных торговых потерь, Маркус был более всего потрясен случаем с прибыль­ной сделкой, из которой он преждевременно вышел. Реализовывать весь потенциал крупной выигрышной сделки нужно не только для психического здоровья трейдера — без этого не выйти в победители. В своем интервью Мар­кус подчеркнул, что уметь раскрутить прибыльную позицию так же важно, как и свернуть убыточную. Говоря его словами: «Не сохранив прибыльных позиций, не сможешь рассчитаться за убыточные».

Маркус на собственном нелегком опыте познал опасности, связанные с чрезмерной торговлей. В первый раз счет, доведенный им с ничтожной суммы до 30 000 долл., был уничтожен одной сделкой (по зерновым на основе неосу­ществившегося прогноза о нашествии саранчи), в которую он вложил все свои деньги. Второй раз ту же ошибку он совершил на рынке пиломатериалов, по­дойдя к самому краю пропасти и чуть не угодив в нее. Эти случаи оказали серьезное влияние на торговую философию Маркуса. Поэтому неслучайно, что в ответ на просьбу дать совет среднему трейдеру он в первую очередь при­водит такое правило: «Никогда не вкладывайте в одну торговую идею более 5 процентов своих денег».

Предостерегая от чрезмерной торговли, Маркус подчеркивает также, как важно ни в одной сделке не отступать от выбранной точки выхода. Он считает, что защитные стоп-приказы очень важны тем, что принуждают трейдера к зак­рытию позиции. Он также рекомендует для восстановления ясности мысли временно выйти из рынка, если проигрываешь и не уверен в правильности сво­их торговых решений.

Маркус также особо указывает на необходимость придерживаться соб­ственного трейдерского видения рынка. По его мнению, следовать совету дру­гого, даже хорошего трейдера, — значит, во многих случаях вредить самому себе, поскольку при этом суммируются худшие черты обоих.

Наконец, несмотря на свою агрессивность в торговле, Маркус твердо убеж­ден, что нужно строже подходить к выбору сделок. Он советует ждать таких сделок, в которых все решающие факторы выстраиваются в одном направле­нии. Поступая таким образом, вы сильно увеличиваете вероятность успеха каждой сделки. Интенсивно торгуя в условиях, которые лишь минимально благоприятствуют реализации вашей торговой идеи, можно скорее развлечь­ся, нежели преуспеть.

БрюсКовнер

Трейдер мирового уровня

Вполне вероятно, что сегодня Брюс Ковнер является крупнейшим в мире трейдером межбанковского валютного рынка и фьючерсных рынков. За один только 1987 год он получил более 300 миллионов долларов прибыли для себя и для удачливых инвесторов своих фондов. А за прошедшее десятилетие он добился замечательного среднегодового суммарного дохода — 87%. Так что 2000 долларов, вложенных в фонд Ковнера в начале 1978 года, через 10 лет превратились бы в миллион.

И при этом, несмотря на немыслимую доходность и огромные масштабы торговых операций, Ковнер сумел остаться поразительно неприметным. Он старательно избегал внимания прессы, упорно отклоняя все просьбы об ин­тервью. «Вы, наверное, удивляетесь, почему вам я не отказал», — заметил он. Я действительно удивился, но не хотел затрагивать эту тему, расценив его согла­сие как знак доверия. Семью годами ранее наши пути ненадолго пересеклись — мы тогда оба работали в «Commodities Corporation»: он был одним из ее глав­ных трейдеров, а я — аналитиком.

«Похоже, некоторой известности мне всё же не избежать, — продолжил он. — Обычно в публикациях обо мне есть много искажений и домыслов. Вот я и подумал — пусть это интервью станет хотя бы одной достоверной исто­рией».

Ковнер едва ли соответствует интуитивному представлению о трейдере, который привычно управляет позициями с многомиллиардной номинальной стоимостью. Своим остроумием и непринужденностью он больше напоминает преподавателя, а не трейдера-титана валютных и фьючерсных рынков, извест­ных своим высоким рычагом. Ковнер и в самом деле начинал как университет­ский преподаватель.

После окончания Гарвардского университета он вел курс политологии там же и в Пенсильванском университете. И хотя ему нравилась эта работа, науч­ная карьера его совсем не привлекала: «Ну что за радость оставаться каждое утро один на один с чистым листом бумаги в раздумьях о том, какой бы шедевр сотворить».

В начале 1970-х Брюс Ковнер принял участие в организации ряда полити­ческих кампаний, рассчитывая впоследствии выдвинуть и собственную канди­датуру. Но, не обладая ни финансовыми ресурсами, ни страстным желанием пробиваться вверх по политической лестнице с уровня комитетов поддержки, он оставил политику. В этот период Ковнер также работал консультантом в ряде государственных учреждений на федеральном уровне и в штатах.

В середине 1970-х Ковнер, продолжая искать свою стезю, переключился на финансовые рынки. Он считал, что его экономическое и политологическое об­разование позволяет заняться ими, и страстно увлекся идеей формирования тор­говых решений на основе глобального экономического анализа. Ковнер почти на год погрузился в изучение рынков и соответствующей экономической тео­рии. Он перечитал всё, что сумел найти на эту тему.

Один из вопросов он проштудировал с особой тщательностью — это была концепция процентной ставки: «Меня просто очаровала кривая доходности». [Кривая доходности — это зависимость доходности государственных ценных бумаг от времени до срока погашения. Так, если у каждой бумаги из серии с последовательно возрастающим сроком обращения доходность выше, чем у более краткосрочной (например, у пятилетних казначейских билетов доход­ность выше, чем у однолетних казначейских векселей), то на графике кривая доходности будет представлена непрерывной восходящей линией.]

Период, когда Ковнер изучал рынки процентных ставок, совпал с началом торговли процентными фьючерсами. В те годы рынок фьючерсов на процент­ные ставки был относительно примитивным и ценовые аномалии, которые се­годня быстро устраняют арбитражеры, сохранялись подолгу. «Тогда «CityBank» или «Solomon Brothers», в отличие от меня, еще не уделяли осо­бого внимания этому рынку», — пояснил Ковнер.

Одна из главных особенностей, которую обнаружил Ковнер, была связана с ценовым спрэдом (разницей) между различными фьючерсными контрактами.

Фьючерсные контракты предполагают поставку в определенном месяце (напри­мер, в марте, июне, сентябре и декабре). По теории процентных ставок выходи­ло, что в основной фазе делового цикла цена ближайшего контракта (например мартовского) должна быть выше (а доходность — ниже), чем у последующего (то есть июньского) контракта. У двух ближайших к поставке контрактов такая зависимость действительно отмечалась, но, по наблюдениям Ковнера, у более отдаленных пар контрактов разница цен в первые недели торговли нередко по­чти отсутствовала. Поэтому в своей первой сделке он купил контракт на про­центную ставку с отдаленным сроком поставки и продал еще более отдаленный контракт. Расчет был таков: со временем, когда купленный контракт станет бли­жайшим, ценовой спрэд между этими двумя контрактами расширится.

Та, первая, сделка прошла как по писаному, и Ковнер пополнил ряды трей­деров. Его вторая сделка была также основана на внутрирыночном спрэде (по­купка одного контракта с одновременной продажей другого на одном и том же рынке). В данном случае он купил ближайший контракт по меди и продал бо­лее отдаленный, рассчитывая, что из-за ограниченного предложения цены на ближайший контракт будут расти быстрее, чем на отдаленный. Хотя расчет Ковнера в итоге оказался верным, он поспешил и проиграл. Тем не менее по результатам обеих сделок Ковнер оставался в выигрыше: его исходные 3000 долл. возросли почти до 4000.

По-настоящему я приобщился к торговле лишь на третьей сделке. В нача­ле 1977 года на рынке соевых бобов наметился явный дефицит. Рынком двигал спрос. С каждой неделей цена продуктов переработки сои оказывалась выше ожидаемой: цифры были невероятные. Я отслеживал июльско-ноябрьский спрэд [ценовая разница между июльским контрактом на старый урожай и но­ябрьским контрактом на новый урожай]. Факты, казалось, говорили о том, что запасы соевых бобов скоро иссякнут, поэтому я решил, что цена июльско­го контракта поднимется еще выше относительно ноябрьского. Спрэд между июлем и ноябрем составлял тогда примерно 60 центов в пользу июльского контракта и некоторое время держался в узкой области консолидации вблизи этого уровня. По моим расчетам, я мог легко выйти из сделки, если бы спрэд опустился чуть ниже зоны консолидации, центов до 45. Я тогда недооценил возможную волатильность спрэда. Я открыл один спрэд (т.е. купил июльский контракт и одновременно продал ноябрьский) при разнице цен около 60 цен­тов, и она возросла до 70. Тогда я открыл второй спрэд и продолжил наращива­ние позиции за счет текущей прибыли.

В итоге она выросла примерно до 15 контрактов, но прежде мне пришлось перейти в другую брокерскую фирму. В начале сделки я торговал через малень­кую брокерскую фирму. Ее глава — сам старый биржевой трейдер — ежеднев­но проверял состояние сделок и обнаружил, чем я занимаюсь. К тому моменту размер моей позиции увеличился до 10—15 контрактов. Залоговый депозит по одному прямому контракту составлял 2000 долл., а по спрэду — лишь 400.

«Ваша спрэдовая позиция аналогична длинной прямой позиции, — заявил он. — Поэтому я повышаю ваш залоговый депозит с 400 до 2000 долл. на кон­тракт». [Залоговый депозит по спрэду ниже, чем по прямому контракту, ибо считается, что нетто длинная или короткая позиция будет намного волатильнее спрэдовой. Обоснование: бычья составляющая спрэда способна отчасти ском­пенсировать ценовое движение ее медвежьей составляющей. Однако в услови­ях дефицита межурожайный спрэд (например, покупка июльского контракта на соевые бобы против продажи ноябрьского контракта по ним) может оказать­ся почти таким же волатильным, как и нетто длинная или короткая позиция.]

Очевидно, он был всерьез озабочен рискованностью вашей позиции.

Да. Его беспокоило, что я внес только 400 долл. залога на один спрэд, хотя он мало чем отличался от нетто длинной позиции.

Абсолютно прав. Но я на него разозлился и поэтому перевел счет в другую фирму. Какую именно — не скажу, а почему — сами скоро поймете.

Ну, насчет несправедливости я не уверен. Но точно знаю, что увидел в нем преграду на пути к моей цели. Я перевел счет в крупную брокерскую фирму — и попал к не очень компетентному брокеру. Рынок всё рос и рос, а я всё добав­лял и добавлял к позиции. Свой первый спрэд я открыл 25 февраля. К 12 апре­ля он вырос до 35 000 долл.

У меня был план. Я дожидался, когда рынок, поднявшись до определенного уровня, откатится на заданную величину, и лишь потом добавлял еще один спрэд. Мне не составляло никакого труда наращивать позицию за счет теку­щей прибыли.

Рынок вошел в полосу подъемов к верхнему пределу и 13 апреля достиг нового рекордного максимума. Возник невероятный ажиотаж. Мой брокер позвонил мне домой: «Соевые бобы поднимутся до облаков, — сказал он. — Похоже, июль пойдет на верхних пределах, а затем то же самое наверняка случится и с ноябрем. Глупо сохранять короткие позиции по ноябрьским кон­трактам. Давайте я их закрою, и тогда вы за те несколько дней, пока рынок идет на верхних пределах, заработаете побольше». Я согласился, и мы закры­ли ноябрьскую короткую позицию.

Как, всю?!

Всю! [Он громко смеется.]

Это был приступ безумия. Через четверть часа брокер звонит снова, весь в смятении: «Не знаю, как и сказать, — в общем, рынок остановился на нижнем пределе*. Даже не знаю, смогу ли вывести вас из сделки». Я был потрясен. «Вы­води!» — рявкнул я в трубку. Как только рынок чуть приподнялся над нижним пределом, я сразу же вышел из него.

Я выбрался чуть выше нижнего предела. Сейчас расскажу, с какими поте­рями. На тот момент, когда я закрыл короткую ноябрьскую позицию и остал­ся с нетто длинной июльской позицией, мой счет вырос почти до 45 000 долл. А к концу дня на нем осталось 22 000 долл. Я был потрясен. Даже не верилось, что я мог так сглупить — я совсем не понял рынка, хотя годами изучал его. Мне было до того тошно, что я несколько дней ничего не ел. С карьерой трей­дера покончено, решил я тогда.

Совершенно верно. Дела были неплохи — но тем не менее.

Ну, только не из-за денег. Скорее всего, именно тогда я на себе почувство­вал, насколько здесь «горячо». Ведь до этого я проскакал от 3000 долл. до 45 000 совершенно безболезненно.

Но было и впрямь просто.

Да нет. Ведь я решился закрыть короткую часть спрэдовой позиции в раз­гар паники — то есть вообще не думая о риске. Нет, тогда меня всерьез обеспо­коило другое. Мне кажется, я испугался, что утратил способность трезво мыслить, которая, как я считал, была мне свойственна. А еще я понял, что рынки действительно могут так же быстро обогатить трейдера, как и разо­рить. Это открытие просто потрясло меня. По сути, мне крупно повезло: я вышел из рынка, унеся свои 22 000 долл.

Совершенно верно. После того дня рынок сразу же пошел вниз, причем с той же скоростью, с какой и поднимался. Быть может, не сделай я той глупой ошибки, я бы сделал другую — то есть последовал бы за падающим рынком.

Что же в итоге стало со спрэдом?

Спрэд рухнул. В конце концов он упал ниже того уровня, на котором я начал покупать.

Может, и так. Но для меня эта сделка была провальной. В данном случае я оказался как никогда близок к катастрофе и психологически ощущал ее как свершившийся факт.

Да. Несомненно.

На этой сделке я увеличил свой капитал почти в 6 раз. Конечно, рычаг был безумный, и я не понимал, насколько рискованную позицию держал.

Не знаю. В тот момент мне вдруг стало ясно: я пренебрег многим из того, что, как мне казалось, я знал о дисциплине. Теперь, когда какое-либо событие нарушает мое эмоциональное равновесие и представление о мире, я ликвиди­рую все позиции, которые оно задевает.

Неделя краха на рынке акций 19 октября 1987 года. 19 и 20 октября я зак­рыл все позиции, чувствуя, что в мире происходит нечто такое, чего я не пони­маю. Первое правило торговли (хотя первых правил, наверное, много) — избегай ситуаций, в которых можешь потерять много денег по непонятным тебе причинам.

Примерно через месяц. А еще через несколько месяцев я довел свой счет почти до 40 000 долл. И почти тогда же попробовал наняться помощником трейдера в «Commodities Corporation» по их объявлению. Собеседование про­вел в своей характерной манере Майкл Маркус. Через несколько недель он, пригласив меня зайти, сообщил: «Так, у меня для вас две новости — хорошая и

плохая. Плохая: как помощник трейдера вы нам не подходите. Хорошая: а как трейдер — подходите».

35 000 долл.

Да, и был очень рад этому. Политика фирмы позволяла трейдерам торговать не только для нее, но и для себя, и мы с Майклом торговали очень агрессивно.

Да, очень. Он внушил мне одну мысль — невероятно важную. [Следует пауза.] Начало интригующее. Каков же конец?

Он внушил мне, что на рынке можно сделать миллион. Он показал, что, отдаваясь делу целиком, можно вершить чудеса. Нужно только всё время по­мнить, что это вполне реально. Майкл на практике показал: если занять пра­вильную позицию и действовать дисциплинированно, то будет и миллион.

Похоже, он вселил в вас уверенность.

Верно. Благодаря ему я понял и еще нечто важное: ошибки — дело обычное, и их не нужно бояться. То есть трейдер может принять оптимальное для себя решение — и ошибиться, опять принять не менее оптимальное решение — и опять ошибиться, принять еще одно оптимальное решение — и лишь тогда удво­ить капитал.

Не уверен, можно ли вообще определить, почему одни трейдеры преуспе­вают, а другие — нет. Что касается меня, то могу назвать два важных качества. Во-первых, я обладаю способностью представить себе мир иным, нежели те­перь, и поверить в возможность такого превращения. То есть мне нетрудно

вообразить, что соевые бобы могут подорожать вдвое или что курс доллара может упасть до 100 иен. Во-вторых, при давлении извне я сохраняю трез­вость мышления и дисциплинированность.

Лишь отчасти. На протяжении ряда лет я пытался научить этому человек сорок, но лишь четверо или пятеро из них оказались способными трейдерами.

Они оставили рынок, причем вовсе не из-за недостатка интеллекта.

Первые сильны, независимы и очень упрямы. Они способны открывать та­кие позиции, к которым другие не готовы. Они достаточно дисциплинирован­ны, благодаря чему избирают позиции правильного размера. Алчный трейдер всегда разоряется. Я знаю несколько действительно одаренных трейдеров, которым никак не удается сохранить выигранное. Один из трейдеров «Commodities Corporation» (не хочу называть его имени) всегда поражал меня своими способностями. Он выдвигал отличные идеи, не раз выбирал самые подходящие рынки. Его знание рынка намного превосходило мое. Однако я сохранял деньги, а он — терял.

В чем же он ошибался?

В размере позиции. Он слишком крупно торговал. На каждый мой кон­тракт у него было десять. Он из года в год удваивал свой счет всего на паре сделок, но в итоге все равно ежегодно оставался при своих.

Я почти всегда торгую исходя из рыночной ситуации и никогда не опира­юсь только на данные технического характера. Я широко использую техни­ческий анализ, который мне очень помогает. Но я не смогу удержать позицию, если не понимаю причин, которые движут рынком.