История адыгского народа за последние 200 лет сложи­лась столь неблагоприятно, что остается удивляться тому, что он еще жив

93

нием со стороны внешних сил. В первом случае доброволь­ный отказ князей от прежней власти и связанных с ней при­вилегий отчасти компенсируется повышением их морального авторитета, что дает много шансов остаться руководящей си­лой обновленного и независимого общества. Во втором слу­чае происходит полное уничтожение их политической само­стоятельности и превращение их в неполноправных поддан­ных империи. Различные способы ограничения власти кня­зей имели разную степень влияния и на состояние общества в целом. Если насильственное ограничение дестабилизирова­ло его, то самоограничение укрепляло его политическое един­ство и боеспособность.

Анализ социальной программы шариатского движения позволяет по-новому взглянуть на ряд проблем, связанных с изучением специфики и уровня общественного развития ка­бардинцев в период феодализма. Можно по-разному интер­претировать ее содержание, но в любом случае нельзя свя­зывать умонастроение, проявившееся на июньском собрании 1799 года, с представлениями о первобытном равенстве, счи­тая их созвучие идеям Французской революции случайностью. Кабардинское общество в конце XVIII века по всем призна­кам (безраздельное господство феодальной земельной собст-

94

венности и вотчины, резко выраженная антагонистическая' классовая структура, многоступенчатая социальная иерар­хия, отсутствие архаически свободных общинников, крайне-угнетенное положение крестьянства и т. д.) слишком далеко' ушло от доклассового общества, чтобы сохранялась какая-то основа для существования таких представлений. Сама воз­можность восприятия идей Французской революции (о необ­ходимости упразднения феодальной иерархии и установле­ния равенства прав различных сословий) и желание реали­зовать их на практике свидетельствуют об относительно высо­ком уровне общественного развития кабардинцев в этот пе­риод. Но, с -другой стороны, это же обстоятельство является симптомом кризиса их традиционного феодализма, в частно­сти кризиса сословно-иерархической структуры господствую­щего класса. Ее устарелость стала особенно очевидной в ус­ловиях антиколониальной борьбы. Действительно, развитый вассалитет, благодаря которому кабардинцы много веков на­зад создали сильную военную организацию и подчинили себе соседние племена и народности, оказался теперь несостоя­тельным при столкновении с хорошо отлаженной военной ма­шиной Российской Империи. Однако при всем этом внешнепо­литические факторы лишь выявили, сделали более явствен­ным давно назревший в обществе кризис традиционной фео­дальной иерархии.

Чрезвычайная важность и новизна этой ситуации подчер­кивается тем обстоятельством, что средневековая эпоха, по мнению выдающегося историка И. Хейзинги, «не знает такой побудительной причины мыслей и поступков людей, как со­знательное стремление к преобразованию общественных или государственных дел»²³⁷. В этом смысле шариатское движе­ние, пытавшееся выйти за пределы, поставленные средневе­ковым социальным устройством и менталитетом, можно рас-

95

сматривать как одно из ярких проявлений начавшегося кри­зиса феодализма в Кабарде.

Известный советский историк А. В. Фадеев писал, что «строительство в 1803 году Кисловодского укрепления и но­вых казачьих станиц в районе Пятигорья вызвало в следую­щем году восстание в Кабарде»²³⁸. В апреле 1804 года в Ка-•барду были введены русские войска под командованием гене­рал-лейтенанта Глазенапа. В кровопролитных сражениях 10 мая на р. Баксане и 14 м.ая на р. Чегеме кабардинцы по­терпели поражение. После массированного артиллерийского обстрела «аулы браны были штыками и преданы пламени»²³⁹. В рапорте Цицианову от 15 мая 1804 года Глазенап писал, что «потери их в порохе и свинце, великое число убитых и ра­неных и лишение толикого числа панцырннков будет служить для них вечным памятником, ибо наконец стреляли они уже глиняными пулями»²⁴⁰. В следующем рапорте от 16 мая того же года он торжествующе заявлял, что «победоносное рос­сийское войско столь страшное сделало впечатление на ка­бардинцев, что их теперь можно с справедливостью почесть вновь покоренным народом»²⁴¹. Тем не менее в марте 1805 го­да Глазенап организовал новую, еще более широкомасштаб­ную и кровавую экспедицию, в ходе которой было сожжено 80 сел, уничтожены все запасы хлеба и сена, которые войска не смогли реквизировать. В его донесениях с удовлетворением отмечалось, что кабардинцы «лишились всего почти скота от бескормицы»²⁴². Все это наряду с отсутствием возможности заниматься земледелием на захваченных Россией землях приближало перспективу голода. К этим бедам добавилась и чума.

Но эти испытания не сломили дух сопротивления кабар­динцев, а также их волю к социальному творчеству. Несмот­ря на огромные людские и материальные потери, они с удво­енной энергией защищали свою независимость, стремясь пре­образовать свою жизнь в соответствии с новыми ценностями и идеями. Царское правительство, убедившись в невозможно­сти чисто военными методами покорить Кабарду, пошло на уступки и согласилось на упразднение родовых судов и рас­прав. Вместо них кабардинцы в 1807 году учредили «духов­ный суд» под названием мехкеме. Тем самым была достигну­та одна из целей шариатского движения, что, без сомнения,

96

явилось первой крупной победой кабардинского народа в его антиколониальной борьбе.

Новизна этой реформы подчеркивается тем обстоятельст­вом, что по адату форма наказания зависела не только от тяжести характера преступления, но и от социального статуса преступника.

Шариатское движение, не ограничиваясь сферой судопро­изводства, так или иначе оказало воздействие на все стороны жизни кабардинцев, начиная от привилегий князей и кончая одеждой и формой обучения. В частности, князья и дворяне, забыв свои сословные предрассудки, стали изучать арабский язык, чтобы понимать содержание корана. Новизна этого яв­ления станет понятной, если учесть, что еще совсем недавно они считали ниже своего достоинства обучаться грамоте, предоставляя это «неблагородное занятие» низшим сосло­виям, чем во многом и объясняется крестьянское происхож­дение большинства мулл в феодальной Кабарде.

В условиях решительной переоценки прежних ценностей появился совершенно неизвестный до этого тип обществен-

7 Заказ № 6174 97

ных деятелей — религиозных реформаторов из числа князей и дворян. К ним прежде всего следует отнести князя Адиль-Гирея Атажукина и первостепенного уорка Исхака Абукова. В 1808 году генерал-майор Дельпоццо, касаясь результатов деятельности последнего, писал царю: «Эфендий Исхак более всего старался набожностию под видом отличной добродете­ли привлечь к себе народ. И так искусно достиг желаемой цели, что в короткое время успел всю кабардинскую нацию усовершенствовать в магометанском законе. Ныне многие уз­дени, которые почти 40 лет имеют от роду, учатся татарской грамоте, чтобы разуметь алкуран! Он до того довел, что все переменили обычай в одеянии: вместо прежних коротких чер­кесок начали носить длинные. На шапки надели чалмы, от­пустили бороду, перестали пить горячее вино, курить и ню­хать табак и ничего не есть из скота, не убитого руками му­сульманина. Он даже переменил обычай в древнем праве вла­дельцев, которые прежде сего имели право из каждого ба­раньего коша, когда бараны весною идут для пастьбы скота в горы, брать по одному барану для ужина... в проезде ми­мо конного табуна (владелец) мог взять какую ему угодно лошадь и возвратить оную, когда в ней нет надобности; при случае ночлега мог приказать для своего ужина убить моло­дого жеребенка или кобылицу. ...Ежели кабардинцы против нас столь непримиримые враги, все сие зависит от внушения им эфендием»²⁴⁶.

Роль духовенства в общественной жизни Кабарды настоль­ко возросла, что русское правительство всеми силами стара­лось привлечь его на свою сторону. 16 июля 1808 года граф Гудович в своем отношении к министру внутренних дел кня­зю Куракину отмечал, что «с уничтожением родовых судов вся власть перешла в руки неблагомыслящего России духо­венства и один предлежит теперь способ к учреждению по­рядка и устройства тот, дабы сколько можно иметь духовен­ства преданного и верного России»²⁴⁷.

Таким образом, шариатское движение, не ограничиваясь судебными преобразованиями, охватило все общество, в том числе и сферу политической власти. Не случайно, что в более поздних документах последний период независимости Кабар­ды (1807—1822 гг.) оценивается как время «духовного прав­ления»²⁴⁸. Как же это отразилось на деятельности и струк­туре хасы?

По всей видимости, духовенство не сразу заняло в сослов-но-представительных собраниях место, соответствующее его возросшей роли в общественных делах. В 1804 году полков­ник Измаил-бей Атажукин в своей «Записке о беспорядках на

98

Кавказской линии и способах прекратить оные», отмечая,-что «в случае каких-либо новых постановлений собираются сей' мы, составленные из князей и дворян», ничего не говорит об-участии в них священнослужителей. Вероятно, оно не прошло' бы для него незамеченным, если бы это имело место в дейст­вительности, так как, судя по содержанию «Записки», он весьма точно подмечал всякое новое явление, вызванное ко­лониальной политикой царизма. В частности, обращая вни­мание на то, что эти сеймы «собираются обыкновенно у -стар­шего летами князя», он тут же указывал, что «в случае спо­ра нередко обращаются к нашим командирам, которые, не внемля нужде делать суждение сообразно обычаям, часто их нарушали и поддерживали свои суждения военной рукою;-;й таким образом укоренили вражду между соседями»²⁴⁹-. Но, е другой стороны, говоря о составе хасы на основании данных, содержащихся в этой «Записке», следует учитывать, что она была составлена Измаил-беем до его возвращения в Кабарду.

В этом отношении большой интерес представляют сведе­ния С. Броневского, относящиеся к 1810 году. «Посреди не­устройств,— писал он,— возрождаемых многочисленным ти­ранством (князей и дворян.—В. К.), представляется с пер­вого взгляда некоторая тень порядка в учреждении народ­ных собраний, созываемых для совета о нуждах обществен­ных. В оное допускаются только три первые степени: князья, духовные и дворяне. Князья старшие в родах своих и стар­шие летами имеют первый голос и место; за ними следуют духовные как толкователи законов; а потом старшие в родах: своих и старшие летами уздени. Прочие должны слушать и молч-ать. В важных случаях приглашаются также народные старшины от крестьянского сословия. Сии шумные собрания распускаются большей частью, не положив ничего на мере» (курсив наш. — В. /С.)²⁵¹

Сообщение С. Броневского относится к тому времени, ког­да были уже налицо успехи шариатского движения, которое нашло свое логическое завершение в образовании мехкеме Но это движение, как видно, не ограничилось одними только

7* 99

Выше отмечалось, что большинство мулл происходило из крестьян. Нельзя, однако, лишь на этом основании утверж­дать, что духовенство заняло место «старшин черного наро­да». В этом не было никакой необходимости, поскольку, по сведениям С. Броневского, в особо важных случаях на собра­ния приглашались и «народныэ старшины от крестьянского сословия». Следует к тому же учитывать, что немалое число лиц духовного звания происходило из высших сословий: на*-пример, эфендий Исхак (Абуков), который являлся наряду с князем Адиль-Гиреем Атажукиным одним из руководите­лей шариатского движения.

С самого начала священнослужители выступали как над­классовая и надсословная сила, выражающая интересы об­щества в целом. И если бы сословный признак был для них главным, то они в соответствии с происхождением раздели­лись бы и заседали в палатах князей, дворян и «старшин чер­ного народа», а не составляли бы отдельную палату. Не при­соединяясь ни к одному сословию п вообще выступая как люди не от мира сего, им удалось быстро завоевать симпатии всех слоев общества и в то же время прочно утвердиться в высшем законодательном и распорядительном органе страны.

Дальнейшая трансформация хасы в рассматриваемый пе­риод не ограничивалась частичной перестройкой ее структу­ры и усилением в ней позиций духовенства. Учреждение & Кабарде трех мехкеме соответствовало ее разделению на три самостоятельных политических образования. Нам неизвестно; избирался ли в Малой Кабарде валий, но наличие в ней «общего совета» (хасы), как и советов в рамках Баксанской и Кашкатаускоп партий в Большой Кабарде, не вызывает сомнений. Новые судебные учреждения были вмонтированы в прежние структуры. Само по себе это обстоятельство не свидетельствует о каких-либо принципиальных изменениях в деятельности парламентов различного уровня. Но. есл-и обра­тить внимание на объем функций, выполняемых «советами» такого же уровня, что и мехкеме в рамках указанных. поли*

100

тических образований, то обнаружится, что появление по­стоянно действующего судебного органа освобождает тради­ционную хасу от значительной части судебных функций. Зато глава высшей исполнительной власти (валий) становится од­новременно председателем верховного суда. Произошел как бы возврат ва новой основе к первой половине XVI века, ког­да верховный князь исполнял обязанности председателя «главного суда» («хей»). Но здесь наблюдается лишь чисто внешнее сходство. В 1807 году глубоко изменились как сами суды, так и формы их взаимосвязи с высшей законодательной и исполнительной властью, причем не только по сравнению со столь отдаленной эпохой, но и временем, непосредственно предшествовавшим учреждению родовых судов и расправ.

17 июля 1809 года генерал Булгаков, извещая генерала Тормасова «о всеобщем собрании кабардинцев на реке Бак-сане», отмечал, что «оно ни к чему иному не относилось, как для общего выбора себе старейшего, который бы управлял иуи совершенно, в достоинство которого и возведены ими под­полковник Кучук Джанхотов из рода Джембулатовых и Ата-жуко Атажуков из рода Атажуковых»²⁵².

Существование двух верховных князей, избиравшихся на одном общем сословно-представительном собрании, в лю­бом случае говорит о переходном состоянии политической си­стемы Кабарды, демонстрируя к тому же мощное сопротив­ление традиционных структур всяким новшеством.

Учитывая опасную внешнеполитическую обстановку, дея­тельность хасы должна была сосредоточиться на решении стратегических задач, связанных с организацией обороны страны. Но как раз в этой области ее значение стало падать по мере успехов колониальной политики царизма.

Переговоры в случае ввода регулярных войск в Кабарду велись не с отдельными предводителями дворянского опол­чения, а с полномочным собранием представителей всего об­щества. И даже при полном военном успехе русское прави­тельство стремилось к тому, чтобы он официально был при-

101

До начала сражения командующий оккупационными вой­сками в Кабарде указывал время и место проведения собра­ния, которое должно было утвердить безоговорочную капи­туляцию. Отказом созвать его кабардинцы демонстрировали свою независимость от России .и готовность ответить на уль­тиматум оружием. В этой обстановке сражение становилось неизбежным.

В рапорте генерал-лейтенанта Глазенапа генералу от ин­фантерии князю Цицианову от 26 апреля 1804 года сообща­лось: «Не мог собрать для прочтения письма. Вашим сиятель­ством присланного, в назначенный пункт Большой и Малой Кабарды владельцам с прочими почетными чиновниками. Ма­лой Кабарды владельцы совсем отказались (но их немного и ничего не значат), принужден послать к владельцам Боль­шой Кабарды, как главным возмутителям, придерживающих­ся нашей стороны полковника Атажуку Хамурзина и Девлет-мурзу Касаева и прочих им подобных, дав знать им одновре­менно, где им у себя собраться. Посланные мои, возвратясь, донесли мне лично ответ их, что ослушники и нарушителя по­коя, прочитав письмо Вашего сиятельства, говорили с ними очень много, но ничего не сказали насчет их повиновения, и по обыкновению больше удалялись от настоящей цели, не^: жели хотели принять столь милостивый совет Вашего сия­тельства, который, как они думают по обыкновению прежне-'му, был бы на переговорах, а напоследок приглашали их со­единиться с ними по содержанию Алкорана и тогда дать об­щий ответ. Но я моим посланным приказал дальних тракта­тов не делать»²⁵³ (курсив наш.— В. К.).

О кровавых последствиях этого отказа мы уже говорили. В данном же случае следует обратить внимание на фразу: «дальних трактатов не делать».

Дело в том, что в прошлом кабардинцы, заключая согла­шение с Россией по тем или иным вопросам, оговаривали его целым рядом условий, невыполнение которых противной сто­роной освобождало их от принятых на себя обязательств. Резкое усиление военной мощи России привело к тому, что она любой вопрос стала решать с позиции силы, рассматри­вая кабардинцев как прямых подданных империи. Князь Ци-цианов в мае 1805 года в инструкции генерал-майору Дель-

102

Таким образом, в рассматриваемом случае произошло, по­мимо всего прочего, столкновение двух принципов и ценност­ных ориентации, относящихся к разным стадиям и типам об­щественного и политического развития.

Царское правительство, стремясь превратить хасу в ин­струмент своей политики, в средство управления Кабардой, использовало ее и как источник информации о ее внутренних делах, действиях и намерениях политических группировок, связях с другими областями Кавказа и т. д. Во всех рапор­тах пристава Большой и Малой Кабарды прежде всего ука­зывалось, что сообщаемые сведения получены из первых рук, на собрании владельцев и узденей. С 1804 года первым пунк­том в его донесениях стал вопрос о чуме.

15 мая 1805 года Дельпоцдо докладывал Цицианову; «Спрашивал у всего собрания, чтобы открылись мне по всей справедливости, действительно ли существует в Кабарде за­разительная болезнь. На каковой вопрос мой отвечали, все владельцы и узденья самые старшие из Бекмурзиной и Кай-тукиной фамилии, до ста человек в собрании бывшие, что ежели бы она у них действительно была, то бы они ни под каким видом от меня не скрыли»²⁵⁵. Кабардинцы вынуждены были скрывать наличие эпидемии чумы, так как ее обнару­жение сразу же закрыло бы для них доступ к пахотным зем­лям и пастбищам, отрезанным у них строительством Кавказ­ской линии.