К55 Майя. Исчезнувшая цивилизация: легенды и факты / Пер с англ. З. М. Насоновой. М.: Зао центрполиграф, 2003

Есть данные, свидетельствующие о том, что длина каждого из этих циклов составляла 13 Бактунов — немногим менее 5200 лет — и что Армагеддон, несу­щий гибель вырождающимся народам мира и всем живым существам, должен наступить в последний день тринадцатого Бактуна. Таким образом, следуя рассчитанной Томпсоном схеме соответствия между календарем майя и христианским, можно подсчитать, что наш мир был сотворен в 3113 г. до н. э., а конец света должен наступить 24 декабря 2011 г. н. э., когда по календарю «длинного счета» наступит окончание очередного великого цикла.

Реконструкция космологии майя является задачей чрезвычайной сложности, учитывая, сколь неполной информацией мы располагаем. Согласно представле­ниям майя, земля была плоской и имела четырех­угольную форму. Каждый из углов четырехугольной земли был направлен на одну из сторон света, и каж­дая из сторон света имела соответствующий ей цвет: красный был цветом востока, белый — севера, чер­ный — запада, а желтый — юга. Центру земли соот­ветствовал зеленый цвет. Небеса были многоярусны­ми. Их поддерживали расположенные в углах земли четыре Бакаба, четыре бога, выполняющие в религии майя ту же функцию, что и древнегреческий Атлант. Эти четыре бога также были связаны с цветами, обозначающими стороны света. Существовала и другая версия, согласно которой небеса поддерживались че­тырьмя различными деревьями четырех различных цветов, а в центре небеса поддерживало зеленое дере­во капок, которое еще иногда называют шерстяным деревом. Каждый из 13 слоев небес имел своего бога. Богом самого верхнего яруса неба была птица муан — одна из разновидностей ушастой совы. Подземный мир насчитывал девять ярусов, каждый из которых находился под властью одного из Владык ночи, в это холодное и страшное место после смерти попадали большинство майя. По подземному миру, между сво­им закатом и восходом, странствовали все небесные тела, например Солнце и Луна. Если судить по изо­бражениям классической эпохи и документам, относя­щимся к постклассической, майя полагали, что плоская четырехугольная земля размещалась на спине огромного крокодила, плававшего в пруду, на повер­хности которого росли кувшинки. Небесным двойни­ком крокодила был двуглавый змей. Весьма вероят­но, что своим появлением это представление обязано тому, что в языке майя слова «небо» и «змея» имеют одинаковое звучание. Тело небесного змея украшали не только перекрещивающиеся узоры его собствен­ной змеиной кожи, но также Солнце, Луна, Венера и другие небесные светила.

До нас дошло очень мало сведений о пантеоне богов, которым поклонялись майя. Олимп майя был населен таким количеством богов, что разобраться в них совершенно невозможно. Общее представле­ние о количестве богов майя можно почерпнуть из манускрипта XVIII в., озаглавленного «Ритуалы Бакабов», в котором упомянуты по имени 166 богов, или из кодексов, относящихся к кануну испанского завоевания. В текстах этих кодексов можно встре­тить упоминания более чем о тридцати богах.

Причиной такой теогонической множественнос­ти было то, что каждый из богов имел огромное число различных ипостасей. Во-первых, каждый из них представлял собой не одну, а целых четыре ин­дивидуальности, соотнесенные с одной из четырех сторон света. Во-вторых, целый ряд богов имел двойников противоположного пола, которые явля­лись их супругами, что стало отражением дуализма, присущего философии народов Мезоамерики. И на­конец, каждый из богов, олицетворяющих собой ка­кое-либо из небесных тел, имел еще одно воплоще­ние — на тот период времени, когда он умирал и был обречен странствовать по подземному миру. Перед тем как снова появиться на небе, он превра­щался в одного из богов подземного мира.

Хотя некоторые источники утверждают, что майя верили в существование единого бога (Хунаб Ку), который был воплощением всемогущего бестелесно­го духа, тем не менее главным из богов, которым поклонялись майя, был, несомненно, бог Ицамна, чье имя означает «Дом Ящерицы». В рукописях майя этого бога изображали в виде пожилого чело­века с ястребиным — «римским» — носом. Этого бога почитали как изобретателя письменности и покровителя ученых и учености. Его супругой была Иш Чель — «Госпожа радуги», старая богиня, под покровительством которой находились ткачество, медицина и деторождение. Она же, по всей вероят­ности, была богиней старой луны. Змеи, украша­ющие ее прическу, и когти на концах пальцев ее рук и ног доказывают, что в религии майя эта богиня играла ту же роль, что и ацтекская богиня Коатликуэ — мать богов и людей. Все остальные боги, включая и Бакабов, были, очевидно, потомками этой пары.

Бог солнца, Ах Кинчил, в кодексах изображался очень похожим на Ицамна, и возможно, что он яв­лялся одной из его ипостасей. Во время своего ноч­ного путешествия под землей, от заката до восхода, он превращался в бога-ягуара — своего пугающего двой­ника, изображения которого очень часто встречают­ся на монументах классической эпохи. Считается, что молодая полуобнаженная женщина, очень запомина­ющееся изображение которой можно найти в «Дрезденском кодексе», представляет собой богиню Луны Иш Ч'ап (Женщину), которая, возможно, являлась супругой Ах Кинчила. Другими богами, связанными с небесными светилами, были бог Полярной звезды и различные воплощения Венеры.

В углах плоской земли жили добрые боги дождя, каждый из которых именовался Чак и имел свой цвет. Майя очень почитали Чаков, проявления силы кото­рых они видели в громе и молнии. В пантеоне майя присутствовали также четыре Пауахтана, боги с со­вершенно неясными функциями, и четверка Бакабов, каждый из которых по очереди отвечал за одну из четвертей 260-дневного календарного цикла. В самом низу мироздания располагался ад, власть в котором принадлежала целому ряду зловещих богов, самым страшным из которых был бог смерти, которого зна­ли под разными именами, в том числе под именами Камхау, Ах Пач и Сизин.

Менее значительными божествами были покро­вители различных слоев общества и видов деятель­ности. Во главе этого списка находился Кукулкан — бог-покровитель правящей касты. Хотя культ Кукулкана достиг высшей точки своего расцвета во времена правления тольтеков, существуют изобра­жения Пернатого Змея, относящиеся к более ран­ним периодам времени. Находки, свидетельствую­щие о том, что культ этого бога существовал в области майя гораздо раньше прихода тольтекских завоевателей, сделаны в некоторых из поселений майя, например в Тикале.

Воины почитали нескольких богов войны, неко­торые из них, очевидно, были героями, обожеств­ленными за свои военные удачи. Купцам и тем, кто занимался выращиванием какао, покровительство­вал бог Эк Чуах, которого изображали с черным лицом и длинным, как у Буратино, носом. Кроме этих богов, существовало множество других, покро­вительствовавших охотникам, рыбакам, тем, кто занимался изготовлением татуировок, комедиантам, певцам, поэтам, танцовщикам, влюбленным и даже самоубийцам.

Гораздо сложнее разобраться с теми из богов, которые были, по всей вероятности, связаны с пред­ставлениями о различных родах и линиях происхож­дения людей. Одним из таких богов был Болон Цакаб, чье имя примерно переводится как «Множество Праматерей». Изображение лица этого бога с харак­терным, причудливо разветвленным носом можно увидеть на ритуальных полосах и резных скипетрах, которые держат в руках знатные персонажи, изо­браженные на монументах классической эпохи.
ЖРЕЦЫ И РИТУАЛЫ
В отличие от ацтекских жрецы майя не были обя­заны соблюдать обет безбрачия. Их сыновья тоже становились жрецами. Некоторые из жрецов были вторыми сыновьями правителей. Жрецы носили титул Ах Кин («тот, что принадлежит солнцу»), что лишний раз доказывает их близкую связь с кален­дарем и астрономией.

Список обязанностей жрецов, очерченный Дие­го де Ландой, позволяет понять, что они занима­лись не только проведением ритуалов, но и обуче­нием. В ведении жрецов находились «исчисление лет, месяцев и дней, праздники и церемонии, про­ведение святых таинств, определение роковых дней и сезонов, гадания и прорицания, различные собы­тия и лечение болезней, различные древности и то, как читать и писать, используя буквы и иерогли­фы...». Жрецы также занимались составлением и хранением генеалогий.

Во времена расцвета Майяпана наследственный верховный жрец проживал в этом городе. Судя по всему, основная функция верховного жреца состояла в том, чтобы надзирать за специальным учебным заве­дением, в котором проходили подготовку те, кто со­бирался присоединиться к жреческому сословию. Ни в одном из документов нельзя найти ни малейшего намека на то, что верховный жрец обладал каким-либо влиянием, или на то, что жрецы каким-то обра­зом подменяли собой гражданские власти.

Во время проведения ритуалов, связанных с че­ловеческими жертвоприношениями, жрецу помога­ли четверо пожилых мужчин, которых, в честь бо­гов дождя, именовали Чаками. Они держали руки и ноги жертвы, в то время как ее грудь вскрывалась еще одним человеком, который носил титул Наком (титул военного вождя). Другим служителем культа был Чилам, своего рода шаман-духовидец, который, находясь в состоянии транса, получал «послания» от богов. Его пророчества обычно интерпретировались собраниями жрецов.

Проведение всех ритуалов жестко определялось календарем, и прежде всего календарем 260-дневно­го цикла. Ритуальные священнодействия были на­сыщены символическим смыслом, в них, например, очень часто фигурировали цифры 4, 9 и 13 и указа­ния на цвета, связанные со сторонами света. До ритуала и во время его проведения запрещалось принимать пищу и было необходимо соблюдать строгое половое воздержание. Нередки были риту­альные самоистязания, во время которых майя на­носили себе уколы иголками или иглами морского ежа в уши, щеки, губы, язык или пенис. Добытой таким образом кровью обрызгивали бумагу или ис­пользовали ее для того, чтобы смазывать идолов. Накануне испанского завоевания жрецы обкурива­ли таких идолов смолами и каучуком и проводили их ритуальные кормления.

Для человеческих жертвоприношений использо­вали пленников и рабов, но чаще всего в жертву приносили детей (незаконнорожденных или сирот, которых покупали специально для этой цели). До установления господства тольтеков в жертву прино­сили чаще все же не людей, а животных. Известно, что дикие индейки, собаки, белки и игуаны счита­лись вполне подходящими приношениями для богов майя.

Наши знания о том, какой именно была последо­вательность проводимых юкатеками ритуалов, очень отрывочны. Одной из причин является то, что Диего де Ланда не сумел в некоторых случаях уловить раз­личие между тем, что он называл «непостоянными праздниками», то есть ритуалами, определяемыми 260-дневным календарным счетом, и ритуалами, на­ходящимися в зависимости от цикла, состоящего из 19 месяцев 365-дневного «нечеткого года».

Нет сомнений в том, что важнейшие церемонии были приурочены к наступлению нового года. Эти церемонии проводились каждой общиной в течение периода, называемого Уайэб. Пять дней этого пери­ода, которые завершали предыдущий год, не имели имен и считались несчастливыми. Среди церемо­ний, посвященных встрече нового года, была такая церемония, как строительство специальной дороги, напоминающей те «скабы», которые строились в классическую эпоху. Эта дорога вела к одному из идолов, которые находились за пределами поселе­ния в определенном месте, расположенном в на­правлении одной из сторон света. Для строительства дороги каждый год выбиралось новое направление, и, таким образом, церемония проходила свой круг за четыре года.

Майя очень внимательно следили за тем, какой год, хороший или дурной, предвещали им различные знамения. Несчастья, которые могли прийти вслед за неблагоприятными предзнаменованиями, можно было отвести при помощи искупительных ритуалов, таких, как, например, широко известный ритуал хождения по огню, во время которого жрец босиком ходил по раскаленным докрасна углям.

В течение всего года проводились ритуалы и це­ремонии, связанные с земледелием, охотой, пче­ловодством, рыбной ловлей и художественными ремеслами. Возможно, церемонии проводились в соответствии с циклом 260-дневного календаря. Упоминания об этом можно отыскать в «Мадридс­ком кодексе». Целью проведения подобных церемо­ний было увеличение количества пойманной дичи, изобилие меда и воска и тому подобное. Очень ча­сто они основывались на действиях, которые Джеймс Фрейзер в свое время назвал «симпатичес­кой магией». Например, при проведении ритуала вызывания дождя люди, одетые в костюмы бога Чака, выливали в костер воду из горшков.

Майя, а возможно, что до них и ольмеки опериро­вали всего лишь тремя символами: точкой, обознача­ющей единицу, черточкой, обозначающей число 5, и стилизованным изображением раковины, которое обозначало понятие нуля. В отличие от нашей, заим­ствованной у индусов системы счисления, которая является десятичной и значения разрядов в которой увеличиваются справа налево, система счисления майя была двадцатичной, числа записывались в виде вертикальной колонки и возрастание разрядов проис­ходило снизу вверх. Таким образом, левая, самая нижняя позиция имела разрядность единиц, следую­щая имела разрядность двадцаток, затем шел разряд 400 (20 х 20) и так далее. Понятно, что, например, запись числа 20 должна иметь символ нуля в разряде единиц и точку, обозначающую единицу, — в разря­де двадцаток, хотя для записи этого числа имелся и другой символ, обозначающий непосредственно «20». Профессор Санчес продемонстрировал, с какой лег­костью в такой системе счисления можно проводить арифметические операции типа сложения или вычи­тания. Согласно его предположениям, такая система счисления позволяет производить и такие операции, как умножение и деление, хотя ни в одном из источ­ников не упоминается, что майя были знакомы с та­кими математическими действиями.

Какие же именно вычисления производились майя и для каких целей? Из сообщений епископа Ланды мы знаем, что чисто двадцатичная система счисления использовалась купцами, особенно теми, кто произ­водил расчеты в бобах какао. Ланда также упоминает о том, что вычисления выполнялись «на земле или на плоской поверхности» путем прямого пересчета; в качестве счетного материала, вероятно, использовались бобы какао, зерна маиса или что-то подобное. Но прежде всего арифметические действия предна­значались для календарных расчетов. Для этой цели использовалась несколько модифицированная систе­ма счисления: при подсчете дней, если расчеты были связаны с календарной системой «длинного счета», ценность единицы первых двух разрядных позиций оставалась неизменной — 1 и 20, а ценность еди­ницы третьей разрядной позиции определялась как 365 дней — 1 Тан или «нечеткий год» (18 х 20) и так далее по всем высшим разрядам.

Когда производились расчеты, связанные с неве­роятно запутанным календарем майя, который, по­мимо всего прочего, включал еще и пересчет дат системы «длинного счета» в даты 52-летнего «календар­ного круга», жрецы майя прибегали к помощи «таб­лицы умножения»; в «Дрезденском кодексе» такая таблица включает в себя перемножение цифр 13, 52, 65, 78 и 91 (последняя цифра является округлением до целого числа, равного количеству дней в одной четверти года). В системе счисления майя не суще­ствовало дробей — они всегда старались достичь со­гласованности циклов, состоящих из целых чисел, например: 73 х 260 = 52 х 365 дней.

Существует несколько типов дат, которые встреча­ются на монументах майя и в «Дрезденском кодексе». Наиболее распространенными являются даты, отно­сящиеся к так называемой «вводной серии», — даты по календарной системе «длинного счета», перед ко­торыми стоит «вводный иероглиф» с изображением одного из 19 богов, отвечающих за определенный месяц. Сразу за этим иероглифом идет указание на день, связанный с системой 260-дневного календар­ного цикла, за которым следуют еще несколько иероглифов, после которых указывается день месяца по 365-дневному счету. Иероглифы, которые распо­лагаются между указаниями на дни по 260- и 365-дневному календарному счету, показывают, какой из 9 богов подземного мира правил этим днем (отсчет этих богов происходил по 9-дневному циклу), и связаны с расчетом лунных циклов, о которых более по­дробно будет рассказано ниже. Однако на этом про­блемы не кончаются, поскольку на одном и том же монументе обычно присутствует еще и целый ряд дру­гих дат. Они обычно связаны с «отдаленными числа­ми», которые указывают на то, сколько дней нужно отсчитать вперед или назад по времени от базисной даты. Обычно интервалы, указанные такими числа­ми, не слишком длинны, но в ряде случаев имеются указания на интервалы, продолжительность которых составляет миллионы лет. Кроме того, в надписях присутствуют и так называемые «даты окончания ка­лендарных циклов», которые служат для того, чтобы отмечать завершение к'атунов, полук'атунов («лахун-тунов», то есть десяти тунов), четвертьк'атунов («хо-тунов») и тунов. Как пример можно привести дату, обозначающую окончание к'атуна, которая по кален­дарю майя записывается как 9.18.0.0.0. Эта дата «ши­роко отмечалась» по всей центральной области майя. В надписях, относящихся к классической эпохе, встречается и огромное количество других «годов­щин». Они представляют собой даты «календарного круга», также отсчитываемые по количествам к'ату­нов и тунов от определенных дат, но не совпадают с теми, которые являются «датами окончания кален­дарных циклов».

Откуда же взялась такая навязчивая одержимость датировками и календарем? Что означает присут­ствие столь огромного количества дат на монумен­тах классической эпохи? До недавнего времени это объяснялось действиями жрецов, рассчитывающих позиции календарных и небесных циклов в рамках религии, основой которой было поклонение само­му течению времени. Как мы скоро увидим, не только возможно, но и является вполне вероятным совершенно другое объяснение.

Любопытно, что майя были чрезвычайно озабо­чены тем фактом, что период движения Луны не являлся целым числом. В надписях, относящихся к «вводной серии», вслед за датой обычно следуют так называемые «лунные последовательности», ко­торые содержат до 8 иероглифов, связанных с цик­лами этого небесного тела. Одна из таких записей указывает на то, что лунный месяц считался рав­ным 29 или 30 дням, а другая запись говорит о

возрасте Луны, появление которой в небесах свя­зывалось с определенной датой «длинного счета». Майя, как и все остальные цивилизованные наро­ды, пытались найти способ приведения своего лун­ного календаря в соответствие с календарем сол­нечным, но вряд ли они использовали для этой цели что-то вроде метонического цикла — 19-лет­него лунно-солнечного цикла, на котором, в част­ности, основано «золотое число» «Книги общей молитвы» — литургии англиканской церкви. Вмес­то этого с середины IV столетия н. э. в каждом из центров майя производились различные, отличаю­щиеся друг от друга коррекции, призванные при­вести эти циклы в соответствие друг с другом. В 682 г. н. э. жрецы Копана начали вести вычисле­ния по формуле: 149 лунных месяцев = 4400 дней. Некоторое время спустя эту систему начали ис­пользовать во всех культурных центрах майя. Майя считали, что продолжительность лунного цикла составляет 2 953 020 дней, что очень близко к со­временным представлениям, согласно которым лунный цикл составляет 2 953 059 дней!

Большой интерес как для специалистов по майя, так и для астрономов представляют таблицы затме­ний, которые можно найти на нескольких страни­цах «Дрезденского кодекса». Они указывают на то, что у майя существовал цикл в 405 лунных месяцев, или 11 960 дней, что приблизительно соответствует 46 х 260 дням. Эта формула была необычайно важ­на для майя, поскольку, пользуясь таким уравнени­ем, можно было скоординировать движение этого небесного тела со временем проведения их самых пугающих ритуалов. Уже к середине VIII в. н. э., а возможно, что и раньше, древние майя знали о том, что лунные и солнечные затмения могут происхо­дить только в интервале, начинающемся за 18 дней продолжающемся еще 18 дней от так называемой узловой точки, то есть точки, в которой Луна, в своем видимом движении по небу, пересекает ли­нию видимого движения Солнца. Таблицы затмений представляют собой указания на подобные узловые моменты — периоды, когда существовала вероят­ность затмений. Судя по всему, майя знали, что постепенно происходит сдвиг периода узловых то­чек или, по крайней мере, со временем в нем про­исходят изменения. Эрик Томпсон выдвинул пред­положение, что астрономические таблицы подвер­гались корректировке примерно раз в 50 лет.

Если задаться вопросом, занимались ли майя наблюдением за движением других планет, кроме Венеры, то ответ, скорее всего, должен быть утвер­дительным. Трудно представить себе, что одна из таблиц «Дрезденского кодекса», включающая в себя таблицу умножения числа 78, может быть чем-либо иным, кроме как таблицей расчета движения Марса, синодический цикл которого составляет 780 дней. Также трудно представить, что такие интеллектуалы, как майя, могли проглядеть тот факт, что число 117, которое получается в результате перемножения двух магических чисел нумерологии, 13 и 9, приблизи­тельно равняется синодическому циклу Меркурия, по современным вычислениям — 116 дням. Были высказаны предположения о том, что майя интере­совались и Юпитером. Но следует учесть, что майя были не столько астрономами, сколько астролога­ми, и все небесные тела, блуждающие по небу на фоне звезд, должны были, с их точки зрения, вли­ять на их судьбу.

Халдейские и египетские астрологи делили небо на различные участки, каждый из которых соотно­сился с определенной фигурой, составленной из звезд, — созвездием. Делалось это для того, чтобы было легче отслеживать видимый путь Солнца по мере того, как оно в течение года переходило из одного сектора неба в другой, и для того, чтобы обеспечить наблюдение за временем ночью. Самой известной из систем такого деления неба является зодиак, который был разработан в Месопотамии. Имели ли майя что-либо похожее на зодиак? По этому вопросу среди ученых существует множество разногласий, но некоторые из них находят, что у майя существовал свой собственный зодиак. На поврежденных страницах «Дрезденского кодекса» можно увидеть изображения скорпиона, черепахи, гремучей змеи, которые, подобно украшениям, све­шиваются с ленты, обозначающей небо.

В нашем распоряжении имеется крайне мало материалов, позволяющих нам понять, что именно майя знали о звездах, но есть данные о том, что в небе майя имелось созвездие, называемое Цаб (По­гремушка Гремучей Змеи), которое соответствовало нашему созвездию Плеяд, и созвездие Ак (Черепа­ха), состоящее из звезд созвездия Близнецов. Майя использовали их для определения времени в ночные часы. Поэтому вполне разумно предположить, что у майя был свой зодиак.

Развитие семантического аспекта знака означает, что определенный символ начинает выражать абст­рактное понятие, которое не имеет однозначного визуального соответствия. Примером такого процес­са может служить изображение пламени, использу­емое для выражения понятия «горячий». Подобные принципы развития смысловых значений в иерогли­фической письменности являются практически уни­версальными. Через подобные стадии развития про­шли письменные системы большинства языков мира, использующих иероглифику. Применяемая в чистом виде, подобная система может быть названа идеографией, и для прочтения записанной с ее по­мощью информации не требуется корреляции такой системы с каким-либо конкретным языком. К по­добным идеографическим системам относятся набо­ры математических символов, например используе­мая современной цивилизацией система арабских цифр, для которых в каждом из языков мира име­ются свои собственные названия. То же самое спра­ведливо и для системы счисления майя, основанной на употреблении точек и черточек.

В чистом виде идеографические системы письма практически никогда не употребляются, поскольку из-за большой смысловой нагрузки каждого знака записанную информацию невозможно декодировать однозначно. Большинство народов, имеющих систе­мы письменности, старалось сократить двусмыслен­ность, и вместо использования идеографии предпри­нимались попытки сближения систем письменного языка с фонетической системой языка устной речи. Самым простым и общеизвестным примером того, как это можно осуществить, являются шарады и ре­бусы, в которых идеографические символы использу­ются для передачи фонетического звучания слова или слога. Несомненно, что, будучи детьми, мы все с удо­вольствием пытались решить такие ребусы, но для таких народов, как миштеки и ацтеки, система пись­менности, основанная на подобных принципах, была единственной, которую они знали. Но даже такая, «шарадная», система записи не исключает двусмыс­ленности. Большинство древних систем письма, та­кие, как китайская, шумерская или египетская, явля­ются тем, что называется «логографией», — в каждой из этих систем иероглиф, который обычно обознача­ет целое слово, является конечной формой развития идеографического, или «шарадного», символа. Но гораздо чаще один и тот же иероглиф объединяет в себе и семантическое и фонетическое значение и яв­ляется, таким образом, сложным знаком. Одним из типов таких знаков являются «шарадные», фонети­ческие символы, к которым добавляется какой-либо указатель их семантического значения. Другим типом являются семантические, то есть идеографические, знаки, связанные с фонетическими указателями. По­скольку с течением времени языки обычно изменяют­ся, фонетический компонент записи постепенно ста­новится все менее и менее очевидным, что хорошо видно на примере китайского языка. Но гораздо бо­лее серьезной проблемой письменности, основанной на логографической системе, является ее громозд­кость: для того чтобы научиться читать на китайском языке, необходимо запомнить по крайней мере семь тысяч знаков. Процесс упрощения письменности не­избежно приводит к тому, что все более и более важ­ную роль начинает играть система записи фонетичес­кого звучания слова. Поэтому обычно возникает что-то вроде слоговой азбуки, состоящей из фонетических символов. Поскольку количество фонем — самых мелких частей, которые можно выделить в зву­ковой речи, — в любом языке ограничено, количество знаков такой азбуки тоже будет ограниченным. На конечной стадии развития письменности, когда про­исходит четкое отделение фонем друг от друга, возни­кает алфавит, который заменяет слоговую азбуку, обычно состоящую из сочетаний согласный — глас­ный. Это является последним шагом на пути упроще­ния системы письма.

Рассмотрев вкратце суть проблемы, стоит задать­ся вопросом: какой же была та система, которую майя использовали для записи текстов? Среди про­чих материалов епископ Ланда оставил нам и зна­менитый «алфавит», в котором насчитывается 29 зна­ков. Несколько достаточно видных специалистов по майя предпринимали попытки использовать его для того, чтобы прочитать кодексы майя и другие тексты, но все они потерпели неудачу. Некоторые из них не постеснялись даже объявить о том, что этот «ал­фавит» представляет собой не более чем фальси­фикацию. Более осторожные исследователи придер­живались мнения, что эта система не является ал­фавитом в том смысле, который мы привыкли вкладывать в это слово. Например, в «алфавите» Ланды присутствуют целых три знака, обозначаю­щие звук «а», два — обозначающие звук «б», и два знака, обозначающие звук «л». Во-вторых, некото­рые из знаков снабжены комментариями, прямо указывающими на то, что они обозначают слоги, например «ма», «ка» и «ку». Это важное обстоятель­ство мы рассмотрим несколько позже.

После того как практически полную неудачу по­терпели все попытки прочитать тексты майя, ис­пользуя систему Ланды в качестве настоящего, фо­нетического алфавита, некоторые из исследователей бросились в другую крайность, заявив, что система письменности майя была чисто идеографической, хотя в ней, возможно, присутствовали и несколько «шарадных» знаков, которые изредка вставлялись в текст. Таким образом, эти ученые пытались отсто­ять мнение, что любой из знаков в письменности майя мог иметь столько значений и интерпретаций, сколько их могли придумать жрецы, и что только представители этой касты могли читать священные знаки, которые имели гораздо больше отношения к ритуалам, чем к лингвистике. Эта точка зрения очень сильно напоминает ту, которая бытовала по поводу египетских иероглифов, до того как Шампольон сделал свое великое открытие. Это сходство взглядов на проблему не ускользнуло от внимания советского ученого Ю.В. Кнорозова, специалиста по письменным памятникам, который занимался про­блемой древнеегипетских иероглифов. В 1952 г. он начал публикацию серии исследований, в которых вновь поднял вопрос об «алфавите» Диего де Лан­ды и о возможности использования майя элементов фонетического письма.

В текстах кодексов, если не учитывать различ­ные варианты написания, присутствует пример­но 287 знаков. Если система письменности майя была чисто алфавитной, тогда получается, что в языке, на котором написан текст, должно было со­держаться именно такое количество фонем. Если же эта система была чисто силлабической, то есть слоговой, тогда количество фонем составляло бы половину. Но это совершенно невозможно с чисто лингвистической точки зрения. С другой стороны, если все знаки текста являются идеограммами, то есть каждый из знаков представляет собой чисто понятийную единицу, в системе письменности майя существовало невероятно малое количество знаков, которых не могло хватать для полноценной коммуникации в рамках довольно развитой циви­лизации. С учетом всего этого Ю.В. Кнорозов су­мел предоставить убедительные доказательства того, что письменность майя представляла собой смешанную логографическую систему, которая со­единяла, подобно системам письменности Китая или Шумера, как фонетические, так и семантичес­кие элементы, и что, кроме этой системы, майя имели и другую — достаточно сложную слоговую азбуку.

За отправную точку своих исследований Ю.В. Кно­розов взял «алфавит» Ланды. К этому времени Эри­ку Томпсону уже удалось показать, что ошибка Ди­его де Ланды состояла в том, что он, по-видимому, не сумел объяснить тем, от кого он получил свои сведения, что именно он хочет, и местные жители сообщили епископу не значения букв, а их назва­ния. Если взглянуть, например, на первый из зна­ков «Б» в «алфавите», то сразу видно, что по своим очертаниям этот знак напоминает отпечаток ступни на дороге. На языке юкатеков слово «дорога» зву­чит как «би», и именно так в испанском алфавите называется буква, обозначающая звук «б». Но в от­личие от испанского языка система знаков, исполь­зующихся в письменности майя, представляет собой не алфавит, а неполную слоговую азбуку. Кнорозо­ву удалось показать, что широко распространенные в языке слова, звучащие как последовательность согласная — гласная — согласная (С-Г-С), записы­вались майя при помощи двух слоговых знаков — СГ-СГ, в которых последняя гласная, обычно со­впадающая с первой, не читалась. Доказательством того, что майя использовали именно фонетический, силлабический тип письменности, могло бы послу­жить прочтение знаков, и правильность ряда про­чтений, выполненных Кнорозовым, подтверждается тем контекстом, в котором эти знаки появляются в текстах кодексов, и особенно иллюстрациями, со­провождающими некоторые из отрывков текста.

Если бы этим все дело и ограничивалось, то чте­ние иероглифов майя превратилось бы в очень про­стую задачу, но, к сожалению, существует еще це­лый ряд проблем, важную роль играет и правильное понимание значения иероглифов майя. Имеется довольно много свидетельств того, что элементы фонетического письма часто добавлялись к элементам идеографики, для того чтобы облегчить их про­чтение. Они добавлялись либо в виде префиксов, которые указывали, каким должен был быть началь­ный звук слова, либо в виде постфиксов, которые указывали на чтение последней согласной. Если удастся расшифровать значение этих знаков, это позволит значительно продвинуться в дешифровке письменности майя. В этой области предстоит сде­лать еще очень много — например, одно только окончательное подтверждение семантической и фо­нетической правильности прочтений Ю.В. Кнорозо­ва требует огромных усилий.

Было бы несправедливо не упомянуть здесь рабо­ты Эрика Томпсона и других, которым удалось до­биться успехов в расшифровке еще нескольких иероглифов майя, не связанных с календарными датами. Так, заслуживает внимания то, что упомя­нутый в «алфавите» Ланды знак «ти» по данным со­временных исследований, представляет собой пре­фикс, имеющий значения предлога места «у», «на», а значение первого из двух знаков, которые Ланда обозначил латинской буквой «и», было расшифро­вано как соответствующее притяжательному место­имению третьего лица единственного числа со зна­чением «его» или «ее». Томпсону удалось также расшифровать значения нескольких знаков, имею­щих отношение к столь важной для языка майя ка­тегории числительных. Например, ему удалось вы­делить идеограмму, которая соответствует слову «те», имеющему значение «дерево» или «лес», — знаку, который использовался при подсчете единиц времени.
СОДЕРЖАНИЕ МАЙЯСКИХ ТЕКСТОВ
Поскольку во всех трех имеющихся в нашем рас­поряжении кодексах майя имеется множество таб­лиц и иллюстраций и, кроме того, в текстах очень часто встречаются отрывки, имеющие отношение к датам 260-дневного календаря, то никто из специа­листов не сомневается в том, что их содержание связано исключительно с религией и астрономией. Текст этих кодексов представляет собой свод утвер­ждений эзотерического характера, которые, несом­ненно, должны были читаться на древнеюкатекском языке. Очень похоже, что содержание многих от­рывков этих кодексов перекликается с содержани­ем отрывков из книг «Чилам Балам».

Какие же сведения тогда содержатся в надписях майя? Вплоть до недавнего времени большинство специалистов полагали, что содержание надписей не слишком отличается от содержания книг, и, бо­лее того, существовало мнение, что все календарные даты, записанные на монументах, связаны с суще­ствованием некоего культа, в котором обожествля­лись различные периоды, хотя еще Джон Ллойд Стефенсон придерживался совершенно другого мне­ния. В своих записях, посвященных Копану, он писал: «Я полагаю, что на его памятниках вырезана история. Они все еще ждут своего Шампольона, который потратил бы на них силы своего пытливо­го ума. Кто же сумеет прочесть их?»

В 1958 г. Генрих Берлин опубликовал свидетель­ства того, что в системе письменности майя суще­ствует вид специальных знаков, так называемых «иероглифов эмблемы», связанных с некоторыми из известных археологам поселениями. Такие знаки легко выделить, поскольку они обычно сочетаются с определенными элементами иероглифики, ко­торые появляются вместе с каждым из них. Спе­циалистам уже удалось точно идентифицировать «иероглифы эмблемы» восьми «городов» классичес­кой эпохи: Тикаля, Пьедрас-Неграс, Копана, Киригуа, Сейбаля, Наранхо, Паленке и Йашчилана. Бер­лин предположил, что эти знаки либо обозначали названия самих «городов», либо династий, которые правили в них, и выдвинул предположение, что на стелах и других монументах этих городов были за­фиксированы исторические события.

Следующий прорыв в этой области был сделан известным американским специалистом по майя Татьяной Проскуряковой, которая проанализирова­ла надписи на 35 памятниках из «города» Пьедрас-Неграс, помеченных календарными датами майя. Она обнаружила, что существует определенная за­кономерность в том, как такие памятники распола­гались перед архитектурными сооружениями, — все монументы образовывали семь отдельно стоящих групп. В пределах каждой из таких групп календар­ные даты стел укладывались в период, который не превышал средней продолжительности человечес­кой жизни. Исходя из этого было сделано предпо­ложение, что каждая группа представляла собой своего рода «летопись» одного правления. К насто­ящему времени существует уже целый ряд фактов, подтверждающих это. На первом монументе каждой группы изображалась фигура, чаще всего молодого человека, сидящего в нише, расположенной над платформой или цоколем. На такой стеле обычно высечены две важные календарные даты. Одна из них, к которой добавлялся иероглиф в форме голо­вы животного с подвязанной щекой, указывала на время прихода данного персонажа к власти; другая, сопровождавшаяся иероглифом в виде лягушки с поднятыми вверх лапками, — на время рождения этого человека. Более поздние монументы той же группы были, вероятно, связаны с такими событи­ями, как браки и рождение наследников. Татьяне Проскуряковой удалось идентифицировать знаки, связанные с именами и титулами, особенно с име­нами и титулами женских персонажей, которые до­статочно четко выделяются в скульптуре классичес­кой эпохи майя. Также на стелах часто встречаются указания на военные победы, особенно если прави­телю удалось захватить в плен какого-либо важного врага.

Таким образом, фигуры, вырезанные на рельефах классической эпохи, изображают не богов и жрецов, а представителей правящих династий, их супругов, детей и подданных. Когда каменные «летописи» од­ного правления подходят к концу, следующая после­довательность изображений начинается с того же са­мого мотива — прихода к власти нового правителя. Возможно, самая полная из «хроник» правления свет­ских владык древних «городов» майя вырезана на множестве каменных притолок Йашчилана. Исходя из этих «документов», Татьяне Проскуряковой уда­лось реконструировать историю крайне воинствен­ной династии, известной под условным именем «Ягу­аров», которая правила этим городом в VIII в. н. э. Записи начинаются с воспевания подвигов правите­ля по имени Щит-Ягуар, власть которого в 752 г. пе­решла к человеку по имени Птица-Ягуар, который, по всей вероятности, был его сыном. Оба этих имени похожи на двухсоставные имена юкатеков, в которых первая часть являлась именем, унаследованным со стороны матери, а вторая — со стороны отца.

Примером того, насколько много из содержания надписей, которые сопровождают рельефы, выре­занные для ознаменования военных побед, может быть к настоящему времени если не прочитано, то, но крайней мере, понято, можно привести притоло­ку № 8 из Йашчилана, надпись на которой начина­ется с даты «календарного круга», соответствующей 755 г. н. э. Под этой календарной датой располага­ется иероглиф «чуках», обозначающий, по предпо­ложению Ю.В. Кнорозова, понятие «брать в плен», затем идет иероглиф, напоминающий изображение черепа, украшенного драгоценными камнями, кото­рый, несомненно, является именем изображенного справа пленника. В правом верхнем углу располага­ются еще несколько иероглифов, один из которых — именной иероглиф самого правителя Птицы-Ягу­ара (персонаж с копьем), а под ним располагается «иероглиф эмблемы» Йашчилана.

Особый интерес представляют те надписи, содер­жание которых указывают на влияние, оказываемое одними «городами» на жизнь других. Например, «иероглиф эмблемы» Йашчилана появляется вмес­те с одним из центральных женских персонажей на фресках в Бонампаке, а «иероглиф эмблемы» Тикаля достаточно часто встречается на монументах в Наранхо. Пьедрас-Неграс находится неподалеку от Йашчилана, и сейчас многие специалисты полага­ют, что на знаменитой притолоке № 3 из этого го­рода изображен правитель Йашчилана, «председательствующий» на совете, который был созван при­мерно в конце VIII в. н. э., для того чтобы решить, кто унаследует трон в Пьедрас-Неграс.

Когда рассматривается проблема письменности майя, то неизбежно встает и вопрос: зачем вообще потребовалось этому народу рассчитывать цикл «лунной последовательности» для столь далеко от­стоящих во времени эпох и зачем им понадобилось оперировать в своих вычислениях датами, связан­ными со столь большими периодами времени? От­вет, вероятно, связан с тем, что правители древних майя верили в астрологию, и, возможно, они сове­товались со жрецами о том, как связаны лунные циклы и расположение небесных светил с тем или иным событием в их стране, подобно тому как это делали египтяне, этруски, вавилоняне и многие дру­гие народы Старого Света. В астрологии есть своя собственная логика, которая заставляла серьезно относиться к ней не только народы древности, но и таких людей, как Ньютон и Кеплер. И вряд ли нам стоит порицать майя за их веру.

Еще одной областью, которой майя уделяли мно­го внимания, были родословные и проблемы, свя­занные с происхождением человека. Именно поэто­му на некоторых монументах мы находим даты и изображения, которые могут быть связаны только с представлениями о том, кем являлись их отдален­ные предки. Берлин сумел показать, что даты, со­держащиеся в надписях Храма креста в Паленке, можно разделить на три группы. Первая группа со­стоит из дат, указывающих на период, столь далеко отстоящий во времени, что может быть связан толь­ко с божественным предком, жившим в легендар­ную эпоху; вторая группа дат соотносится с отда­ленными потомками этой легендарной личности, жившими в не столь древние времена, и, наконец, третья группа дат связана с текущими исторически­ми событиями.

До сих пор не нашлось человека, который сумел бы прочитать майяские тексты дословно. Они еще ждут того, кто сможет расшифровать их так же, как Шампольон сумел расшифровать египетские иерог­лифы. Но вероятно, следует вспомнить, что имен­но идентификация личных имен и титулов в египетских текстах позволила великому ученому сделать это открытие, и понимание того, что имен­но содержат в себе тексты письма майя, открывает путь к их полной дешифровке.