Книга публикуется с разрешения издательства
жүктеу/скачать 0.87 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ДИАЛОГ О НЕСТАРЕЮЩЕЙ МОЛОДОСТИ
- ААЛЫ ТОКОМБАЕВ — ПОЭТ
ЭПИЛОГ …Жизнь без тебя могла бы длиться? Вдруг – не успеть? Вдруг – не пробиться? Ты был… Сквозь камень и коренья Тянулся веткой родника. Из глубины твоё движенье Грунт ощущал наверняка. … Безумно жаль, что отец – человек, при жизни ставший легендой, – не вынес «позора мелочных обид». А ведь ровно полвека назад он вынес не только травлю, но и тюрьму. Но тогда Поэту было всего тридцать три года, и его молодость и могучее здоровье выдержали и душевные, и физические травмы… Поэта, который писал, который в совершенстве владел только одним языком – родным кыргызским, пытались изобразить врагом кыргызского языка только за то, что он в беседе о национально-русском двуязычье признавал, что русский язык – средство межнационального общения и является общегосударственным языком в СССР. В чём же нашли криминал оппоненты Аалыке? Где же тут сверхинтернационализм и национальный нигилизм? Эту же мысль он высказывал ещё в 1936 году, когда создавалась первая Конституция Киргизской ССР: кыргызский язык в Киргизии должен быть государственным языком, а русский язык как язык революции должен оставаться всеобщим языком. Тогда в 1937 году за это он поплатился свободой, а в 1988 году – жизнью. Поэт мечтал о выходе национальной литературы на большую мировую арену. Знал, что рано или поздно это будет, поскольку ощущал и видел колоссальные творческие возможности народа, потенциал которого только начал реализовываться. Понимал также, что без параллельного языка – языка-сотрудника, информатора, проводника – на начальном этапе не обойтись. Исторически сложилось, что таким языком стал русский, и знание его Поэт считал обязательным. Всю жизнь сожалел о том, что весьма неважно владеет им. И призывал кыргызскую молодежь овладеть не только русским, но и английским, немецким, французским, араб-ским, китайским и другими языками, поскольку знание языков расширяет как их собственный горизонт, так и увеличивает потолок нации не только в области науки и культуры, но и этики и нравственности. Подтверждением этому явился феномен Чингиза Айтматова – выдающегося представителя кыргызской литературы, а также успешно работающих русскоязычных писателей Мара Байджиева, Кадыра Омуркулова, Геннадия Базарова, Эркина Борбиева и многих других. Эту сторону деятельности поэта подчеркивал и Чингиз Айтматов: «Трудно оценить первопроходческую роль Аалы Токомбаева. Первая книга на русском языке – новая норма поэзии XX века – в сознании кыргызского народа навсегда связана с именем Аалы Токомбаева. Велика его значимость и в театральном искусстве. Драматургия Токомбаева – большое профессиональное явление. Аалы Токомбаев всегда выступал за идеи интернационализма, ратовал за всемирное распространение русского языка и литературы. С уходом из жизни Токомбаева завершается целая эпоха основоположников на заре советской власти».
…По горам, где кочевали предки, По местам, что с детства мне милы, Мчусь, как ветер, на гнедом двухлетке В синеву, где гнёзда вьют орлы. Здесь, у диких круч – порог Востока, Рваных скал широкая гряда. Чуть привстану – и звезды высокой Я коснусь рукою без труда. На вершинах, неподвластных взору, Дремлют тучи, держат ширь небес. Скажешь слово – и подхватят горы Голос твой и разнесут окрест. Горы! Горы! Вы всегда мне рады. Всё знакомо здесь и всё мне вновь. Вы – моя опора и отрада, И моя извечная любовь. О, как щедро вами я одарен Всем, в чём вижу долгой жизни суть, И безмерно предкам благодарен, К этим кручам мне открывшим путь. Ибо только здесь, в краю орлином, В общём-то и смертный, и простой, Чувствую себя я исполином, Вставшим вровень с этой высотой. …За полгода до кончины отца состоялся его диалог с московским критиком, переводчиком и литературоведом Владимиром Коркиным. Это уникальное интервью с опальным народным поэтом, Героем Социалистического Труда, академиком Аалы Токомбаевым впервые после гибели Поэта осмелился опубликовать только журнал «Литературный Кыргызстан». Публикация, приуроченная журналом к 95-летию первопроходца кыргызской профессиональной литературы, произошла в 2000 году, спустя два с половиной года после диалога, когда уже обоих собеседников не было в живых. Этой последней прижизненной беседой отца с русским исследователем мне бы и хотелось закончить своё повествование. Тамара Токомбаева ДИАЛОГ О НЕСТАРЕЮЩЕЙ МОЛОДОСТИ …Человек страдает не от того, что происходит, а от того, как он оценивает то, что происходит. МОНТЕНЬ В.К. – Известно, Аалы Токомбаевич, что поиск поэтом своей темы – одна из главнейших проблем творчества в целом, дело, на которое даже весьма одарённым в литературном творчестве людям порой не хватает жизни. Как Вы обрели свою тему? А.Т. – Тема – это судьба. А судьба – это голос, которым поёшь. Каждая певчая птица имеет свой голос и свою песню. Только скворец способен на всё: петь и под соловья, и под кенара, и под пишущую машинку… Конечно, аналогия эта несколько натянута, неприменима к человеку в полной мере, ибо он сам выбирает свою песню, а через песню – судьбу. Вот в этом именно, может быть, и заключена сложная простота творчества. Что же касается поэтов моего поколения и меня лично, мы не выбирали, не мучились, не томились в поисках темы. Её нам диктовало время – время революции, духовного возрождения народа, ранее обречённого на вымирание, физическое и культурное истребление. Мы дышали воздухом свободы, пили его, как кумыс высокогорных джайлоо. Мы были счастливы. Счастливы впервые за сотни лет. И всё это рождало ощущение не только сопричастности великой эпохе, но и чёткое осознание, что мы являемся строителями нового мира. А это, в свою очередь, наполняло нас чувством ответственности, жаждой борьбы и труда. Что касается поэтического выражения этой темы, то она требовала поиска новых форм, языка, изобразительной пластики, потому что, оказалось, её нельзя было поднять с помощью средств только акынской поэзии: её традиционная поэтика словно бы распалась под высоким напряжением эпохи. Оглядываясь назад, сегодня видишь, что нечто подобное происходит и с поэтикой 20-30-х годов, которая в совокупности своей превращается в своеобразный «эпос», который служит материалом для сегодняшних поэтов. Грустно ли мне от этого? Не знаю. Но знаю, что в своё время эти стихи «отработали» честно. А лучшие из них стали фундаментом современной кыргызской поэзии.
А порой странно и удивительно, что в некоторых своих произведениях тех лет я кажусь себе куда взрослее, чем даже сейчас. Что это – парадокс времени? В.К. – В самом деле, удивительно: по общему впечатлению, Вы, Аалы Токомбаевич, как бы обрели новое дыхание в поэзии; оказалось – Вы тонкий и оригинальный лирик. Почему я называю это удивительным? Во многих исследованиях Вашего творчества, даже в последних, эта сторона Вашей поэзии не замечается. Вероятно, действует сила инерции, когда Вы воспринимались только как поэт-публицист. Между тем, как мне известно, многие Ваши лирические стихи поются как народные песни. Песни о любви. В чём тут, на Ваш взгляд, причина? А.Т. – В молодости я стеснялся своей лирики. Это казалось не только мне, а всему моему поколению кыргызских поэтов как бы и неуместным, даже вредным, уводящем в сторону от магистральной классовой борьбы. Нам казалось, что писать подобные стихи не менее стыдно, чем, например, носить галстук. Теперь мы можем улыбаться своим ошибкам, но молодость всё-таки и тогда брала своё: втайне мы изливали переполнявшие нас чувства на бумагу. И не моя вина, а большая беда, что огромное количество рукописей пропало. И счастье, что некоторыми моими песнями молодые люди и сейчас объясняются в любви. Наверное, поэт не уйдёт до тех пор, пока он не всё скажет. И, наверное, я не случайно пишу сейчас о любви, потому что переживаю в своих снах и фантазиях те чувства, которые мы не успели пережить: нам было некогда – строительство, война, непрекращающаяся борьба… Кажется, я объясняюсь в любви своему ушедшему времени, тем, кто не услышал самых необходимых слов. В.К. – Не значит ли это, что Вы откладывали, так сказать, все эти чувства на потом, когда будет время и досуг? И всё-таки… риск был очень велик: можно не успеть, можно забыть. А.Т. – Я не думал, что снова смогу стать молодым; оказывается, молодость иногда, как перелётная птица, возвращается в своё старое гнездо. И тогда мы боимся её спугнуть и очень нежно относимся к ней. В.К. – Вероятно, это чувство продиктовало Вам такие стихи: Не зови меня, старость, не надо, Не стреножь моего скакуна, Это отблеск цветущего сада – На висках у меня седина… –Значит, сад все-таки цветёт? А.Т. – И в нём ещё, к счастью, живут птицы… В.К. – Чем Вы платите за такое поразительное ощущение вернувшихся молодых сил? А.Т. – Все мы по-своему Фаусты. Но если он волей волшебного таланта Гёте мог вернуть себе молодость и пережить её со всей полнотой и страстью, то мы сжигаем сейчас свои мудрые годы на костре своей юности… В.К. – А Вас, Аалы Токомбаевич, не пугает, что этот «костёр» – Ваша жизнь? И чем ярче пламя… А.Т. – …тем я счастливей! Да, именно так. Не страшно пылать, потому что в этот момент ощущаешь вкус жизни, её остроту, её вечную молодость, любовь. Страшно другое: а вдруг бы не огонь, а чад, пытайся я заговорить языком поэзии? Ну, а вообще я иногда позволяю себе думать, что моё сердце моложе меня лет на тридцать. В.К. – Не думаете ли Вы, что «возраст поэта» – это особое неповторимое мироощущение, которое он сам г о т о в и т, надеясь жить долго? А.Т. – Наверное, так; но мне кажется, коль скоро речь зашла о мироощущении, эта проблема имеет отношение не только к поэтам, а к людям вообще, ибо что иное – мироощущение, как не духовно-нравственное содержание личности человека, суть его восприятия жизни, времени и пространства? Сегодняшний человек, я уверен, иначе воспринимает всё это, чем даже его недавние предки. Разве это не естественно, если учесть, что человек – модель Вселенной, что в нём, стало быть, не просто отражаются, но и совершаются те поразительные процессы, о которых мы вчера не подозревали?! Революции – социальные, научно-технические, культурные – они ведь происходят не вне человеческой души, а именно в ней. Возможно, биологи знают, что ритм эпохи и кровообращение взаимосвязаны, что организм, реагируя на небывалые явления в духовной сфере общества, каким-то образом перестраивается, чтобы выдержать напряжение, напор жизни, её впечатлений, её новейших и будущих открытий. В.К. – Если попытаться подключиться к Вашей мысли, мне кажется, что современный человек должен быть поэтом больше, нежели вчера. Почему я так считаю? Поэт – тот, думается, кто способен не просто принять к сведению н о в ы е явления действительности, но перевести их в особую форму духовного бытия, «приручить» их, так сказать, то есть одушевить, одухотворить; иначе они навсегда останутся чем-то чужеродным его сознанию и… даже могут представить в будущем опасность. А.Т. – Вот-вот... Не этим ли объясняется, что мы сегодня столь напряжённо ищем с в о ё место в мире, ищем себя? А искать себя – это, в первую очередь, не бояться выйти в неизведанное, вызвать, может быть, огонь на себя и, кроме того, быть готовым к встрече с чем-то, что никак не укладывается в прежние наши представления. В.К. – В чём опасность таких встреч, что мы, люди, должны всё-таки предвидеть заранее? А.Т. – В том, по-моему, чтобы не испугаться: от страха можно невзначай натворить много глупостей, за которые придется расплачиваться нашим потомкам. В.К. – Что Вы, Аалы Токомбаевич, имеете в виду – может быть, то, что тревожит некоторых фантастов, программирующих в с т р е ч у с инопланетными мыслящими существами, которые могут предстать перед нами в необычном облике и формах? А.Т. – Нет, встречу с самими собой. Порой мне кажется, что всё пережитое было вовсе и не со мной, а с каким-то другим человеком! Неужели я был юным?.. В.К. – Не этот ли вопрос – причина Вашей сегодняшней поэзии? А.Т. – И ещё другой: где она, куда уходит, как продолжается во мне моя молодость? Я хочу, услышав её эхо, пойти за ней, вернуть заново то потрясающее ощущение новизны мира, которое владело мной когда-то. В.К. – То есть, я понимаю, вернуться в юность, в прошлое Вам необходимо, чтобы осмыслить и утвердить себя, сегодняшнего, не как песчинку, затерянную в пространстве, но как мыслящую личность, слитую с историей, со всем человечеством в его многотрудном и прекрасном пути к звёздам, к будущему? А.Т. – Я убеждён, что самая большая драма или даже трагедия, которую переживает отдельный человек, да и всё человечество в целом, – одиночество, о т ч у ж д ё н н о с т ь от всеобъемлющей, всепроникающей сущности бытия. Смысл человеческого существования – он, смею думать, в стремлении к единству, к объединению в общем порыве познания братьев по разуму. В.К. – В чём это, по-Вашему, выражается конкретно? А.Т. – В историческом мироощущении современного человека, который хочет знать свою духовную биографию. И тем самым расширить своё нравственно-поэтическое пространство личности, пережить таким образом, я бы сказал, миг бессмертия. Чем иначе объяснить наш интерес к прошлому, к истокам, к затерянным в глубине времён мифам, легендам, преданиям? Вероятно, мы, люди ХХ столетия, сознаём (пусть чаще инстинктивно) себя продолжателями великой человеческой традиции, эволюции, благодаря которой и в процессе которой развивалась духовная культура. В.К. – Я бы добавил к сказанному Вами относительно исторического мироощущения и чувство оптимизма, без чего человек едва ли будет способен на такой образ жизни, мышления и чувств, благодаря которому он решится смело взять на себя ответственность за будущее. А.Т. – Вы правы. Испытание будущим – одна из главнейших нравственно-философских проблем нашего времени… В.К. – Как она отражается или, вернее, должна бы отражаться в современной поэзии? А.Т. – Если не ошибаюсь, Горький выразился в том смысле, что поэт – эхо мира, а не нянька собственной души. Советская поэзия, и прежде всего в лице Маяковского, с огромной энергией и страстью выразила подлинно революционное возрождение Человека, одухотворенного великими идеями социальной справедливости и гуманизма. Образ нового человека, человека-творца, человека-художника, созданный советской многонациональной литературой, и поэзией в том числе, тем более впечатляющ, что в нём нашли конкретное воплощение черты подлинного героя, героя народного эпоса. Самое поразительное здесь, на мой взгляд, в том, что советские поэты открыли в простом, обыкновенном, как принято говорить, человеке такой необыкновенный мир чувств и мыслей, который прежде являлся привилегией идеального, что ли, героя. В.К. – Чем Вы объясняете это? А.Т. – Тем, конечно, что т а к и е люди стали живой реальностью, обнаружились в самой жизни, как бы стряхнувшей с себя пелену уныния и безысходности. Чтобы, например, возвести Магнитку, воздвигнуть Днепрогэс, нужно было прежде, чтобы в человеческой душе родились небывалые чувства, человек должен был пробудиться к подвигу, к творчеству. А творчество – это результат революции духа. Создавать новое могут только очень счастливые люди… В.К. – …и влюблённые. А.Т. – Да, именно так. Потому что человек, истинно влюблённый в жизнь, в мечту, в труд, бессмертен: он забывает себя ради всеобщей жизни, прошлое и будущее пересекаются в его сердце, способном в эту минуту вместить весь мир, всё бытие. В.К. – Не противоречит ли такой Ваш взгляд форме поэзии, которую Вы обрели, – лирике? А.Т. – Ничуть. Напротив, мне кажется, что именно лирика сегодня, как никогда, олицетворяет главное направление движения поэзии. И потому, прежде всего, что мы, люди, стремясь к объединению, постигли одну величайшую истину: ценность и неповторимость человека как личности. Победить эгоизм, тоску, отчаяние – это значит, по-моему, ощущать всеми силами души неизбежную потребность пережить, испытать драму человечества, устремлённого к торжеству высших идеалов. И ради этого, если хотите, вступить в поединок со смертью. В.К. – Эту, по-моему, мысль Вы выразили в поэме «Старый беркут» – о могучей птице, поднявшейся в свой последний полет: Но радость владения миром Печали развеяла в пыль… И дальше: Глаза мои старые зорки, Но нет тебя, смерть, в небесах. Не ты ли трусливым мышонком Мелькнула в далёких кустах? Прими же обличие птицы – Начало сраженью пою! Неужто же смерть побоится Погибнуть в свободном бою?!.. А.Т. – Кроме того, я думаю, что смысл поэзии ещё и в том, чтобы утвердить для будущего такой уровень и накал чувств, который поможет завтрашним людям легче преодолеть любые препятствия на их пути. В.К. – Как Вы представляете свою Музу? У Джамбула, например, Муза мужского рода – тигр. Когда тигр ушёл и не вернулся… А.Т. – …поэт умер. Да, это поразительно. Что ж, если моя птица не вернётся… В.К. – Кажется, мы увлеклись грустной темой. А.Т. – Почему грустной? Смотреть правде в глаза – это и есть счастье. В счастье – радость, за которую я благодарен судьбе. В конце концов становишься философом, перестаешь бояться… жизни, подарившей тебе самый прекрасный дар природы – способность видеть душу вещей и явлений, свою дорогу, ощутить себя птицей или рекой… Чего же мне грустить? Жизнь продолжается. Жизнь вечна... ААЛЫ ТОКОМБАЕВ — ПОЭТ Один из зачинателей кыргызской советской литературы Аалы Токомбаев ещё в двадцатые годы так определил для себя смысл поэтической работы: Мой труд и чувства — пламенный заряд. Я до конца служить народу рад. Всем своим творчеством поэт неразрывно связан с народом, созидающим коммунизм. Первым печатным произведением Аалы Токомбаева явилось стихотворение «Пришло время Октября», опубликованное в первом номере газеты «Эркин-Тоо» 7 ноября 1924 года. Автор славит в нём Октябрьскую революцию, освободившую бедняков от гнёта, показывает падение старого мира и торжество нового, призывает народ идти вперёд к строительству социализма. Это стихотворение определило весь дальнейший творческий путь поэта. Политическая лирика, злободневная, откликающаяся на все важнейшие события времени, зовущая народ строить новую жизнь, остаётся ведущей в творчестве поэта. Под псевдонимом Чалкар, а затем Балка (Молот) Аалы Токомбаев выступает с обличительными, агитационными стихотворениями, в которых разоблачает врагов социалистического строя. Непримиримость поэта-борца к врагам родины ярко выразилась в стихотворении «Я — крапива» («Мен чалкар»). Я в комсомольском сердце Ненависть берегу. Силой вражды и яда Не захлестнуть пожара. Классовую позицию Не уступлю врагу И завершу атаку, Начатую Чалкаром. Широкую известность получило раннее стихотворение поэта «Ленин» (1924 г.), в котором выразились мечты и чаяния трудящихся кыргызов, их безграничная любовь к Ленину. Образ великого вождя привлекает внимание талантливого кыргызского поэта на протяжении многих лет. В одном из последних стихотворений он вдохновенно пишет о вожде: Художник, нарисуй его портрет... Чтоб был он ближе и родным хребтам, Для рамки самый нежный вешний цвет – Цветы родных тянь-шаньских гор отдам. Художник, нарисуй его портрет – Грядущим поколеньям и годам Он дарит алый стяг октябрьских лет... Тебе на краски кровь свою отдам! Лучшие строки стихов Токомбаев посвящает великой партии Ленина, изменившей жизнь кыргызского парода, открывшей кыргызскому народу прекрасную дорогу к счастью. Поэт взволнованно рассказывает о больших успехах, достигнутых кыргызским народом под руководством Коммунистической партии при дружеской помощи русского народа: Кыргызстан мой! Здесь силы живые, Здесь восторг ощутил я впервые. Перед тобою великий учитель открыл Коммунизма вершины родные, Большевистской дорогой идёшь ты вперед И растёшь под звездою России. Крепкие узы дружбы связывают кыргызский и русский народы, утверждает поэт. Братская помощь русского народа помогла кыргызскому выйти на широкий путь процветания и счастья. «Хвала тебе»,— говорит А. Токомбаев русскому народу от имени кыргызского народа: Хвала тебе, народ великий русский! Ты в нашу грудь сумел огонь вдохнуть,— С затерянной в горах тропинки узкой Кыргызов вывел на широкий путь. Ты к свету распахнул пред нами двери, Как друг оберегал нас от невзгод,— И с честью оправдал кыргызский наш народ Твое высокое доверье. Главный герой поэтических произведений А. Токомбаева — трудящийся человек. Читаем стихи поэта — и перед нашим взором встают бескрайние хлопковые поля, золотое море пшеницы, зелёные ковры пастбищ — благодатный кыргызский край. Всё это богатство — дело рук простых людей: хлеборобов и свекловодов, чабанов и хлопкоробов. Их образы поэт всегда рисует с большой теплотой и любовью. Это они пробудили к жизни когда-то пустынную, лишённую воды, выжженную южным солнцем степь. Они дали ей воду, они преобразили её, и, земля, в благодарность народу-труженику, щедро одарила их богатым урожаем: На юге хлопок, сердце веселя, Пушистым снегом выбелил поля. В долине Чуйской в ясный летний день Колышутся пшеница и ячмень. Капуста вширь на грядке раздалась, И свёкла соком сладким налилась. Трудолюбивому обильный той Готовит осень щедрою рукой. Любовь к родному краю вдохновила А. Токомбаева на создание самобытных картин природы. Запоминаются написанные тонкими красками удивительные пейзажи Киргизии, где «пламенным мехом рыжей лисы выглядит золото полосы», «где ртутная россыпь резвой воды животворит густые сады». Пейзажная лирика поэта проникнута обычно чувством красоты труда советских людей, облагораживающих окружающий мир. Сотни лет горная река Нарын не покорялась человеку, горделиво и величаво пробивала себе путь в скалах. Но пришло время — и непослушная могучая река стала слу-жить человеку. Теперь Нарын «благодатным орошением радость людям подаёт»,— говорит поэт в стихотворении «Шаловливый Нарын», прославляя тружеников, покоривших реку. В стихотворении «Летний рассвет» поэт мастерски рисует новый Иссык-Куль, в чудесный пейзаж которого органически вписаны силуэты транспортных судов:
Аалы Токомбаев навсегда останется самобытным национальным поэтом, глубоко чувствующим душу своего народа. жүктеу/скачать 0.87 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|