Концепции фольклористики проверялись и кор

98
II. 
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
2. Мотив в ы с т р е л а п о с о л н ц у, как уже упо-
миналось, также может быть представлен в двух про-
тивоположных редакциях — «культурно-героической» 
(у н и ч т о ж е н и е л и ш н е г о с о л н ц а) и «эсхато-
логической» (у н и ч т о ж е н и е е д и н с т в е н н о г о 
с о л н ц а). Если во втором случае речь идет об акте, вен-
чающем апокалиптическую драму
71
, то в первом, напро-
тив, имеется в виду борьба с одной из форм первоздан-
ного (в данном случае «солнечного») хаоса и приведение 
стихийных сил к современной норме. Так, в непальской 
Рамаяне Махадева (Шива) в ответ на желание своей до-
чери Ситы получить в приданое землю замечает, что 
мир мягок, непрочен, текуч,
с д е в я т ь ю л у н а -
м и и д е в я т ь ю с о л н ц а м и
(т.е. пребывает в 
первозданном состоянии), и тогда Сита, выступающая 
здесь в своего рода «культурно-героической» функции, 
велит оставить только одно солнце и одну луну
72
.
Что же касается мотива в ы с т р е л п о з в е з д е /
с о з в е з д и ю (~ к р а ж а / и с ч е з н о в е н и е / 
з в е з д ы), морфологически подобного в ы с т р е л у 
п о с о л н ц у, то он попадает сюда из мифа о про-
исхождении созвездия Орион (монг. Гурван марал ‘Три 
оленухи’), центральный персонаж которого (Хухэдэй 
мэргэн ‘Небесный стрелок’) иногда ассоциируется с 
Эрхий-мэргэном. Наконец, Эрхий-мэргэн как культур-
ный герой может уничтожать не «избыточные солнца», 
а «избыточные» звезды из созвездия Мичит (одну, реже 
шесть), вызывающие чрезмерный холод (Пот. Оч. IV. 
С. 203–204), действуя, следовательно, уже в рамках мифа 
о созвездии Плеяды (монг. Мичид, тюркск. Улькер). Та-
ким образом, в пространстве традиции ж а р с о л н ц а 
замещается х о л о д о м з в е з д ы как «небесной ми-
шени», в чем можно видеть одно из проявлений фоль-
клорного «антонимического варьирования»
73
. 
71 
Ср.: «…И солнце ангелы потушат, / Как утром — лишнюю 
свечу» (Вл. Ходасевич. Из окна, 1921).
72 
Березк., E.2; Maskarinec G. Nepales Shaman Oral Texts. Cam-
bridge, Mass.: Harvard University Press, 1998. P. 7–15
73 
О нем см.: Неклюдов С.Ю. Вариант и импровизация в 
фольклоре // Петр Григорьевич Богатырев. Воспоминания. 

99
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
» 
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
3. Разнообразные версии мотива о т р е з а н и е 
б о л ь ш о г о п а л ь ц а связаны с представлением об 
особом устройстве лапы животного (Mot. A2375.2) и об 
отсутствии на ней большого пальца — не только у тар-
багана, но, скажем, и у крота, жабы, лягушки, кролика, 
медведя (Mot. A2375.2.6; A2375.2.9; Березк., A37B), а так-
же — как логическое следствие — с темой «расчеловечи-
вания», превращения человека в зверя в результате отсе-
чения большого пальца. Таким образом,
ч е л о в е к с 
о т р е з а н н ы м п а л ь ц е м е с т ь з в е р ь, часто — 
с сохраняющимися признаками антропоморфности: 
прямостояние, «остаточное» человечье мясо, откуда сле-
дуют соответствующие пищевые и промысловые запре-
ты, хотя бы частичные (в том числе «тотемические»), как 
и рассмотренные выше костюмированные и ритуали-
зованные формы охоты. Мотив имеет менее широкое 
распространение (Березк., A37B), в целом совпадающее 
с географической дистрибуцией нашей «основной вер-
сии» (монголы, ойраты, тувинцы, алтайцы и отдельно, 
на большом расстоянии, — гималайские лепча).
Необходимо, однако, отметить, что сам по себе то-
темический мотив, предполагающий наличие звери-
ного предка у некой родовой / племенной группы и, 
соответственно, у ее представителя (т а р б а г а н → 
ч е л о в е к), инверсивен по отношению к централь-
ному мотиву сюжета об Эрхий-мэргэне — превраще-
нию героя в зверька (ч е л о в е к → т а р б а г а н) — 
если только не интерпретировать это превращение 
как возврат к «исконному» состоянию, для чего миф 
в его нынешнем состоянии не дает оснований. Скорее 
наоборот: как мы могли убедиться, предполагается, 
или по крайней мере не исключается, что в конце вре-
мен стрелок вернет себе утраченный человеческий об-
лик для завершения своей апокалиптической миссии 
(ч е л о в е к → т а р б а г а н → ч е л о в е к). Тем не 
менее, в плане более архаических реконструкций то-
темический мотив может вернуть себе первичную объ-
яснительную силу.
Документы. Статьи / Сост. и отв. ред. Л.П. Солнцева. СПб.: 
Алетейя, 2002. С. 249–250, 255–258.

100
II. 
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
4. Другой моделью текстуализации той же темы является 
мотив п р е в р а щ е н и я о т р у б л е н н о г о п а л ь ц а 
в ч е л о в е к
а
в урянхайской (тувинской) сказке «Ертен-
ерге» (тувин. эргек ‘палец’, эртен ‘драгоценный’).
Жили старик со старухой; у них была только одна корова; 
старик зарезал ее, чтоб иметь мясо для варева; отрезывая 
кость, он нечаянно отсек себе палец; старуха завернула 
отрубленный палец в заячью шкурку и заткнула в юрте за 
уну против дверей (на месте, где обыкновенно вешается 
главный онгон). Палец обратился в ребенка и заплакал; 
старуха хотела его взять, но он выскочил и начал бегать 
по юрте. Поймали его и накормили молоком; в ночь 
он вырос так, что заячья шкурка уже недостаточно его 
покрывала; обернули его в две шкурки; на третий день 
потребовалось уже три шкурки. Старик убил двух птиц — 
шюль и торло, и их мясом выкормил мальчика; стал 
мальчик сам ходить на охоту, бить птиц и тем кормить 
стариков (Пот. Оч. IV. С. 387 [№ 113]).
Рассказ, таким образом, построен на сюжете об 
обретении ребенка престарелой бездетной четой, 
причем обычно младенец появляется чудесным, 
неестественным образом (вследствие нечаянного 
получения или искуственного изготовления
74
). 
Он возникает из оторванного хвоста козы или овцы 
(Березк., M78A), найден в земле — «под луковицей» (Бе-
резк., K25C), вообще представляет собой «живой корень»
(р е б е н о к - ж е н ь ш е н ь
75
:
Березк., F51C). Во всех этих 
случаях мы имеем дело со своего рода мифологическим 
74 
Ср. толчение снега в ступе / лепку из снега куклы Снегуроч-
ки (AaTh 703*); о сексуальных и производительных коннотациях 
песта и ступы см.: Белова О.В. «Чужие» в Полесье // ЖС. 2000, № 3. 
С. 10; Топорков А.Л. Символика и ритуальные функции предметов 
материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых 
средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 89–101; Славянская мифо-
логия. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е / Отв. ред. С.М. Тол-
стая. М.: Международные отношения, 2002. С. 454–456.
75 
Ср. альраунов из корней мандрагоры в мифологии средне-
вековой Европы.

101
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
» 
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
агамогенезом (бесполым размножением) — потомство 
рождается «вегетативно», в приведенном рассказе — из 
отсеченного отцовского пальца, путем фрагментации 
мужской плоти без какого-либо участия материнской 
особи. Ее роль сводится к выхаживанию еще не ставшего 
человеком «эмбриона» во «внешнем инкубаторе» 
из заячьей шкурки, размещаемой в сакральном 
пространстве («где обыкновенно вешается главный 
онгон», т.е. шаманский дух-помощник). Учитывая устой-
чивые сюжетно-семантические контексты (о них см. да-
лее), можно с большой уверенностью предположить, что 
речь идет именно о б о л ь ш о м п а л ь ц е, и в таком 
случае герой, вероятно, в роли охотника-стрелка
76
сменяет отца, лишенного пальца и вследствие этого пе-
реставшего быть лучником.
Роль в данном эпизоде заячьей шкурки, в которую 
заворачивается отрубленный палец, становится 
понятней, если привлечь более широкие сибирские 
ритуально-мифологические параллели. Так, у долган 
«шкурка зайца считается для женщины Айыыhыт (по-
мощником при родах, оберегом)»
77
; ее прикрепляли 
к специальному шесту (тогоhо), который перед родами 
устанавливался горизонтально в специальном малень-
ком чуме (дьука дьиэ) и за который держалась роженица; 
отсюда, кстати, вытекает и запрет женщине есть мясо 
зайца
78
и даже смотреть на него
79
. Сообщается о покло-
76 
«Стал мальчик сам ходить на охоту, бить птиц и тем кормить 
стариков» (Пот. Оч. IV. С. 387).
77 
Айыыhыт — божество плодородия, оно появляется при ро-
дах, помогает благополучно разрешиться от бремени, благо-
словляет родившегося ребенка и покидает дом роженицы дьука 

жүктеу/скачать 6.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: