В XVIII веке положение начало меняться, когда три соперничающих государства появились с войсками на Кавказе, стремясь им завладеть. Россия первая вышла на сцену. Экспедиция Петра Великого в 1722 г. была остановлена по договору в Петербурге 12 сентября 1723 г.* Иран очистил прикаспийскую территорию до Ма-зандерана, а плоскостной Дагестан был оставлен под непосредственным управлением России: горные князья признали протекторат. Турецкая интервенция была немного позднее. В 1724. г. она заняла Западную Грузию и Ширван и получила по Константинопольскому договору (12 июня 1724 г.) верховные права на Средний Дагестан.
В 1732 г. Россия произвела сдвиг. По Рештскому договору, подкреплённому в 1735 г. договором в Гяндже, Россия вернула Ирану свои владения в Нижнем Дагестанец оттянула свои силы на Терек. Надир Шах, в зените своей военной славы, изгнал турок из Ширвана, но потерпел неудачи при попытке захвата горных районов Дагестана, а после его смерти в 1747 г. Иран впал в
* Подробно см. Гаджнев В. Г. Петербургский договор 1723 г. (История заключения и значение) — Русско-дагестанские взаимоотношения в XV—начале XX в. Махачкала, 1988.
47
анархию, которая на:полвека приостановила его захватничества. Дагестан стал независимым. Война России с Турцией в 1735 г. -~-1739 г. и договор в Белграде не изменили существенно положение дел на Кавказе. Кабарда была признана, независимой ханом Крымским, но раздираемая кознями русских и турок, в борьбе за господство, очутилась в положении томпона между Россией и Турцией. Воспользовавшись ослаблением Ирана, Турция возвратилась и захватила Грузию.
Новая русско-турецкая война (1768 -- 1774) не была отмечена ничем существенным для Кавказа, если исключить новую попытку русских захватить плоскостной Дагестан. Договор в Кючук-Кай-нарджн в 1774 г. и Айналы-Кавказская конвенция 1779 г. подтвердила le status qua на Кавказе. Крым и земли Кубани объявлялись независимыми, а Кабарда номинально (nominalement) подпала под протекторат (protectorat) России. В 1783 г. Россия аннексировала (аппеха) Крым, что было подтверждено Константинопольской конвенцией 8 января 1784 г. Таким образом, Россия продвинула своп границы к самым предгорьям Кавказа п стала готовиться к окончательному их штурму. Укрепление «Кавкзской линии» (liqnc du Caucase), база вторжения активно расширилась;"-' в 1783 г. началось строительство военно-грузинской дороги п в следующем году -- крепости Владикавказ. По договору и Гоорги-евске, 24 июля 1784 г.* Грузия попала под протекторат России. Со свреГг стороны Турция тоже в 1782 т. заложила основание крепости Анапа и укрепила порты Сунжук-кале, Сухум-кале и Батум.
Два государства, разделённые границей по реке Кубани, лихорадочно готовились помериться силами; каждая из стран старалась привлечь горцев на свою сторону, особенно Кабарду н Дагестан, которые отстаивали свои права на независимость (La s'uvcrainete)45. Напряженная активность русских и турецких эмиссаров в горах отмечалась в 70—80-х гг. того века. Но н русские и турки к феодальным князьям только и обращались, власть которых была слабая и не имела достаточного авторитета в массах. Война была неизбежна, но на этот раз появился новый фактор. В первый раз, крестьянская масса горцев быстро объединенная шейхом Мансуром приняла участие в конфликте под знаменем «Газавата», (du ghazawat)46. Это конечно было только вспышкой соломы, быстро погашенной русскими войсками, но религиозное движение, которому удалось в течении нескольких лет возбуждать горцев, оставило глубокие следы. Побежденные, они вновь появились с новоявленными имамами н, успешно разрушая старую социально-политическую структуру страны, были способны храбро сопротивляться русским завоевателям три четверти века.
* Георгиевский трактат 24 июля 17#3 г. См. Георгиевский трактат. Исследование, документы и фотокопии М. Мачарадзе. Тбилиси, лзд-во Хеловнеба, 1983 г. Подробнее о тех же договорах см. Дружинина Е. И. Кучук-Кайнард-жинский мир., М, «Наука», 1955 г.
48
III. «СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА» (17U5 — 1791) А. Причина возникновения движения.
Нам почти ничего не известно о жизни Шейха Мансура до егЬ появления предводителем движения весною 1785 г.; за исключением некоторых кратких сведений, которые имеются в отчетах при его допросе секретарем «тайной экспедиции» в 1791 г., хранящиеся в русских архивах47 и из рапортов турецких комендантов.
Его настоящее имя48 Ушурма или Шурма. В момент, когда начались его публичные выступления, ему было 15—16 лет по турецким сведениям49 а по другим—2650. Это последняя дата, подтверждаемая русскими источниками, кажется более точной. Родился он в селении Алды51 в бедной, но свободной чеченской семье; в молодости он был пастухом и всю свою жизнь оставался неграмотным, зная наизусть только пять обрядовых молитв и несколько стихов из Корана52. Женившись, он имел двух детей, но к моменту своего «возвеличения» бросил свою жену53.
Неизвестно к какому времени — возможно к 1780 г. он удалился в горы для «размышления и очищения». Мансур рассказывает, с известным юмором, что «слухи о его обращении к честной жизни быстро распространились среди сородичей, так как он избавился от желания воровства и грабежей, единственная добродетель наших народов»54. Во время своих размышлений в горах у Мансура бывали «видения», в частности двух всадников, посланных Пророком Мухаммедом, которые называли его имамом и призывали к проповедям среди горцев55. В 1784 г. он объявил себя, или заставил признать шейхом и имамом56 п начал в начале 1785г. свои публичные проповеди.
Таковы некоторые биографические сведения, которые можно было извлечь из русских и турецких архивов. Смирнов, который, говорит ю таинственности, окружавшей первые годы жизни Мансура, полагает, что Мансур должен был предварительно пройти «серьезную подготовку», которая создала вокруг него настоящий генеральный штаб ученых советников ,или же, вернее, «турецких агентов» (agants turcs), явившихся специально из Стамбула, чтобы подготовить «священную войну» (la Guerre Sainte). Это утверждение выдвигает два существенных вопроса, возможность связей шейха Мансура с сектой (tariga soufie), с одной стороны и с другой стороны с Оттоманской Империей.
Намек Смирнова на «мусульманское духовенство», которое подготовило выступление Шейха Мансура, требует некоторых разъяснений. Суннитская ветвь Ислама не имела настоящего «духовенства», в конце XVIII века их можно было называть «книжники», знающие арабский язык и имеющие понятие о мусульманских законах. Такие люди не имели в Чечне ни организаций, ни духовных званий и не имели возможности предпринять какие-либо политические действия широкого масштаба. Подобно этому
4 Заказ 444 49
как было в Дагестане, в исстари мусульманской земле, вековом рассаднике ученых теологов. Нужно было выждать в начале XIX в. выступление члена секты Тариката с его сильной организацией, его железной дисциплиной и его идеологией, чтобы знамя Ислама могло поднять горцев на «Священную войну». Между тем шейх Мансур сам признал, во время его допроса, что духовенство поощряло его и даже присвоило ему звание шейха. Можно даже задать .себе вопрос: не принадлежал ли случайно Мансур к такой секте Накшибандия.
Пи один из известных документов не дает этому подтверждений и не отрицает того и даже сейчас мы не имеем достаточных данных; для освещения этого важного вопроса. Возможно, в турецких архивах имеются какие либо документы, обнаружение которых позволит ответить на этот вопрос. Можно однако отметить; что дореволюционные суждения в Дагестане и Чечне делали из шейха Мансура «последователя» Накшбанди. Известно; что Та'ри-кат Накшбанди, «это единственное братство созданное в XIV в. в Туркестане Исхомедом Багаутдином Албухари Накшбандп (Mohammed Baha ud-Din al-Bukhari Naqsband) приобрел много сторонников в Китае, Индии, на Яве, в Поволжье и Оттоманской Империи, главным образом в западных провинциях Анатолии. Трудно восстановить57 в какую эпоху это братство проникло на Северный Кавказ. Русские обнаружили его появление только в 1823 году в Ширвани, когда мюршид «Накшбанди» Эфенди Хаджи Исмаил Кюрдамирский начал свои публичные выступления. Однако наверняка, братство внедрилось там раньше, но тайно, мы не можем утверждать, что братство глубоко внедрилось на Северных склонах гор Кавказа58. Только нескольким миссионерам удалось проникнуть в Чечню и возможно они могли там встречать будущего шейха. В начале выступления Имама, как кажется, встречали трудности. Высказывания многих турецких историков создают впечатление о сопротивлении, или по крайней мере умалчивают. Чеченский хаджи, допрошенный в Сунжук-кале эмиссаром Великого Визара летом 1785 г. говорил: «это Пастух»: он исчезал на некоторое время: потом появился претендуя на звание имама. Наш пастух принялся читать нам наставления, запрещая пить вино, курить табак... Он даже сфабриковал себе печать, такую же как у турецких губернаторов»59.
Другой Хаджи кумыкский, Гаджи Юнус, рассказывал коменданту Сунжук-калы: «В начале его выступления дагестанцы говорили ему: «Ты принадлежишь к классу людей, лишенных всякой культурности, на чем ты основываешь свое учение?»60.
Для доказательства «проповедник» должен был, как каждый основатель тариката, совершить серию чудес, которые напоминают известные виды классического фольклора: обрядную молитву, совершенную на плаще, плавающем по реке61, божественную прозорливость62, обладанием магическим барабаном, звуки кото-
60
рогб слышно на расстоянии трехдневного пути63 и т. д. Впрочем, хорошо известно, что при своем появлении молодой пастух обладал, что может показаться странным, глубокой культурой исламизма. Прежде чем быть признанным имамом, он должен был быть подвергнут серьезному испытанию муллами.
Кумык Хаджи Юнус передает впечатления: Имам Мансур говорил дагестанцам: «приведите ваших; они могут задать мне любые вопросы, которые захотят» и бросив им такой вызов, он ответил на все вопросы мулл Дагестана. Тогда все дагестанцы подчинились ему. Теперь они выполнят все его приказания»64.
Редкие свидетели, кто видел имама в горах, описывает его как, «одетого дервишом», «с покрывалом на его лице». Таковы свидетельства двух паломников, Хаджи Юнуса и бухарского моллы Фаузуллаха65* которые говорили, что «имам посвятил себя жизни дервиша». Это говорит в пользу того, что Мансур мог принадлежать к братству дервишей так; как слово «дервиш» вполне можно перевести как «отрекшийся от благ мира».
Более убедительно сравнение между проповедями Мансура и доктриной Нашбанди. Религиозные проповеди имама были направлены на три пункта:
-
Возвращение к Исламу чистому и аскетическому, требующе
му многих запрещений; употребление алкоголя, табака, воровства
и грабежей, привычек к разврату, кровной мести и поклонения
усопшим и т. д.
-
Борьба против адатов и введение, убеждением или силой,
закона шариата (sari'a).
-
«Священная война» (газават), ведется сначала против соб
людающих адат, затем против «неверных» (kafirs) и, наконец, про
тив русских67. Эти три пункта включены в религиозную доктри
ну имамов «братства Накшбанди, известную на Кавказе в XIX веке.
Наконец, самый размах его действий указывает на возможность принадлежности шейха Мансура к какому-то братству. В течение нескольких месяцев чеченский пастух смог распространить свое влияние, не только в родной местности и Дагестане, но и среди тюркских племен (кумыки; ногаи), в Кабарде и даже на Западе Кавказа, в Адыгеи. Нам известны его письма на турецком68 и арабском языках, написанные вероятно «книжниками». Некоторые из писем показывают превосходное знание персидской литературы. Его эмиссары должны были легко владеть многими тюркскими языками и старо-кавказскими языками. Все это указывает на существование центра объединенных действий, чтобы быть эффективными, конечно, они были таковыми, проповеди шейха Мансура должны были опираться на солидную организацию, которую только братство Тариката могло предложить.
В заключение, если нельзя утверждать о прямой связи шейха
Мансура с братством, то во всяком случае, можно предполагать
непосредственное влияние, даже Накшбанди.
4* 51
По вопросу о связи шейха Мансура с Турцией, дагестанский историк Гасан Алкадари, пишет в своем труде «Асари — Дагестан».
В 1199 г. (1785) в царствование султана Абдул Гамида, шейх Мансур был направлен Оттоманской Империей в Чечню и Дагестан; чтобы вовлечь мусульман в войну против России70.
Смирнов, основываясь на том, делает вывод, что шейх Мансур был «турецкий агент», «марионетка» в руках турецких эмиссаров». «Можно считать точным, пишет он, что Ушурма был одним из вы-полнителей турецких планов и что все его действия направлялись турецкими властями»71. Он ссылается на очень активную политику Турции на Кавказе в канун войны 1787 г. и приводит донесения платных агентов, службы русской разведки, направлявшихся в горы72. Первый секретарь коммунистической партии Азербайджана М.-Д. Багиров, со своей стороны, в 1950 г. подтверждает своей авторитетностью это предположение в статье официального ежемесячника «Большевик», Москва, где Шейх Мансур определённо упоминается как «турецкий эмиссар»73.
В течении многих лет советские историографы следовали этой противотурецкой линии, рисуя шейха Мансура и других кавказских вождей борьбы, поднятой против русских, как исполнителей макиавелиевой* и агрессивной стратегии Турецкой империи, имея одновременно в виду даже европейские государства.
Следует хотя бы на момент остановиться на разборе этой точки зрения. Неоспоримо, что после подписания Кучук-Кайнард-жийсшго договора** многие архивные документы, как русские, так и турецкие удостоверяют это. Турция в это время искала себе союзников, «главным образом в среде князьев Дагестана и Кабар-ды, или с главами больших племен Чечни и Адыгеи. Бедный пастух, мечтая о своем уединении в горах и «священной войне», не мог чрезмерно интересовать Блистательную Порту.
Многие документы архивов Государственного Совета Турции подтверждают самостоятельность возникновения движения шейха Мансура. Более того, турецкие власти даже проявляют осторожность к «проповеднику».
Турецкие власти, будучи инициаторами и организаторами «священной войны» шейха Мансура, довольно поздно установили с ним сношения.
Первое сведение о шейхе Мансуре в Турции появляется лишь в частном письме74, датированном 1783 г., которое сообщает о появлении в Адыгеи, бывшей под турецким протекторатом, послан-
* Макиавели (1469 — 1527), политический деятель и писатель Флорентийской республики, не останавливавшийся ни перед каким бы то ни было коварством, обманом, вероломством, . убийством для достижения своих целей. ** Кучук Кайнарджийский договор между Россией и Османской Империей был подписан в 1774 г. Об истории подписания договора см. Е. И. Дружинина. Кучук-Кайнарджийский мир. М., «Наука», 1955 г,
52
цев «какого-то имама Мансура». Турецкий офицер, автор этого письма, утверждая о незнакомстве с целями Мансура и с ним самим, пишет: «Я не хотел уведомлять правительство, ибо нельзя чтобы непроверенные новости встревожили умы Стамбула».
Информации, более частые стали поступать к комендантам Анапы, Сунжук-кале и Чилдпра с июня 1785 г., но всегда окольными путями и не точные, или через паломников с Кавказа, или туркестанцев, отправляющихся в Мекку, которые пересекали Чечню, или же через осведомителей мусульман, живущих за границами Турции: кабардинцев, ногаев75 или же еще по письмам от имама Мансура, адресованным вождям племен Адыгеи или Абхазии, проживающим на территориях турецкого протектората.
Первые рапорты губернаторов выявили полную неосведомленность турецких властей о положении дела в Чечни:
«Никто не видел человека, которого называют имамом Мансу-ром, пишет осведомитель Великого Визира из Согугака, ни среди турок, ни среди черкесов и, только некоторые хаджи, которые приезжали сюда один раз в год, говорят об имаме Мансуре. Люди Согугака и черкесы, которые ездили в ту местность (Чечня), но они больше не встречали»76...
Только после первых успехов имама над русскими войсками, Турция начала серьезно интересоваться его действиями, но довольно странно. Сначала она очень забеспокоилась.
Это беспокойство османов объясняется двумя причинами:
Во-первых, боязнь нарушить добрые отношения с Россией. Это беспокойство конечно, оправдывалось, так как призыв к «священной войне» мог получить благоприятный отклик среди кавказских мусульман, находящихся под турецким протекторатом. Интересное донесение от Али-Ага доверенного человека при коменданте Сунжуккале, объясняет это объективно. «Если черкесские и абхазские племена вступят в войну с русскими, по призыву имама, это будет противоречить нашим обязательствам по мирному договору»77.
Призыв имама Мансура подвергал опасности и другой район, Кубань, где Турция желала сохранить надежный порядок. Донесение Биганзаде Али Паши, коменданта гарнизона в Сунжуккале Великому Визару, от 28 ноября 1785 г., сообщает о восстании Ха-сан Али, его офицеров и присоединившихся к ним ногаей и адыгейцев, они восстали и готовились перейти на сторону имама Мансура. Как известно, чтобы усмирить это восстание турецкие власти просили вмешательства русских. Биганзаде Али Паша сообщает, что русские представили турецким властям документы, выдающие «махинации знатных адыгейцев и ногаев, сторонников имама Мансура», неодобряемого султаном. Благодаря вмешательству русских, порядок был восстановлен, а виновники восстания казнены.
Казалось, что турецкие власти опасались также «еретического и мятежного» характера движения шейха Мансура. В 1785 г. они
53
провели глубокое расследование по проверке ортодоксальности его доктрины. Великий Визир потребовал от коменданта Сунжук-кале направить эмиссара к имаму «для строгого наблюдения за поведением Татар (здесь вообще о жителях гор), людей малоразвитых. Посланец коменданта прибыл к ШЕЙХУ МАНСУРУ между июлем и сентябрем 1785 г., чуть позже его< победы над русскими, так сказать, к моменту когда его слава достигла апогея. Однако впечатления турецкого посланца оставались очень сдержанными. Он признал, что шейх Майсур не является «мятежником для турецкого государства, ни мусульманской религии и, в нем нет ничего чудесного ни сверхестественного», но он констатирует, что призыв шейха получил только посредственный отклик среди населения. Великий Визир добавляет вне письма, в очень разоблачающем документе:
«хорошо, что слухи, которые разносятся об этой личности, лишены всякого подобия правды; необходимо соблюдать все время меры бдительности и осторожности. Следует потребовать от коменданта Сунжук-калы беспрерывно наблюдать о происходящем и следить неотступно и зорко за этой личностью»78.
Другое требование о расследовании было направлено Сулейма-ну паше, губернатору Чилдара, министром финансов. В споем ответе губернатор, получив сведения от информаторов лезгин п других дагестанцев, подтверждает что «действия имама не представляют реальной угрозы, которая могла бы беспокоить турецкое правительство»79. Великий Визир представил ответы губернаторов провинций Султану Абдул Гамиду I, сопроводив их коротким докладом, на котором имеется пометка, начертанная самим султаном:
«Я читал сводки писем и донесений недавно полученные от коменданта Сунжук-калы. Приказываю передать Паше Сунжук-калы, что он должен очень серьезно разобраться в действиях шейха Мансура и в обстановке в тех районах. Обстоятельства настоящего времени требуют большой бдительности. Никакая непредвиденность не будет прощена».
Как видно, в начале отношение турецких властей, во первых часто очень плохо осведомленных о действительном положении дел на далеком Кавказе80, делились между желанием турецких властей использовать возможных союзников81 и опасением перед «революционным» народным движением, способным стать опасностью для Империи.
Уже позднее, в 1786 г., когда призыв к «священной войне» раздавался почти по всему Кавказу, турецкие власти были довольно сдержаны по отношению к шейху Мансуру. Об этом можно судить но докладу Булгакова, русского посланника в Константинополе, отправленному Екатерине II и озаглавленному: «Выписка из словесных сообщений одного друга, от 29 августа 1786 г.»82.
Выписка описывала результат задания одному турку, посланному правительством Порты к шейху Мансуру. Возвратившись в 54
Стамбул, турок передал Великому Визиру свои впечатления мало благоприятные для шейха, которого он определяет как «обманщика» и как «лжепророка», без большого влияния в Дагестане. По рапорту русского посланника, эти информации успокоили опасения Турции, так как «появление действительного пророка могло создать беспорядки во всей Оттоманской Империи и иметь гибельные последствия».
В. Начало «Священной войны»
Начало действий шейха Мансура относится в 1784 г., так как в этом году его эмиссары проникли на Кубань83, но только в 1785 г. был провозглашен «газават». Рапорт поверенного в делах коменданта гарнизона Сунжук-калы Али Паши это подтверждает84. К этому времени относится направление имамом своих посланий к ханам и главам племен Дагестана и Чечни85, Кабарды и Кубани86, с увещеванием присоединиться к его знаменам.
Туркам несколько раньше, чем русским, было известно об" объявлении «священной войны».
12 февраля и 4 марта 1785 г. два сильных землетрясения сильно взволновали Северный Кавказ и создали в стране психологические условия, благоприятные для начала военных действий партизан «газавата».
8 марта 1785 г. генерал Петлинг донес рапортом генералу П. С. Потемкину, наместнику Кавказа о появлении в чеченских лесах за рекой Сунжей «проповедника». Туда были направлены лазутчики. Одному из них удалось побывать в селении Алды, генеральном штабе шейха, и там узнать, что окружающее население собирается в Алды и подготавливают выступление против Кабарды «чтобы подчинить их мусульманскому закону»87. Он узнал также, что Ушурма (шейх Мансур) уже установил связь с Умаханом Аварским, самым могущественным из князей Дагестана.
В это время полковник Матсен, комендант Владикавказского горнизона, информировал генерала Потемкина, что известный «лже-пророк» проник в Кабарду и что горцы этого района угрожающе относятся к русским88. Кажется, в это время русские власти пробовали обезвредить в зародыше появляющееся брожение, безрезультатно требуя от чеченцев выдачи проповедника89.
В продолжении первой половины 1785 г. число последователей имама не переставало увеличиваться. В числе первых фигурируют чеченцы ближайших к Алды селений, затем горцы Дагестана, кумыки и даже люди, прибывшие из Кабарды и Кубани.
В течение лета 1785 г. имам пытался вступить в связь с османами и отправил султану первое письмо в котором объявлял себя верным случаю и сообщал о своем намерении идти против «неверных»90. Многие русские и турецкие документы позволяют нам выяснить, кто были первые стороники имама. Его проповеди были обращены главным образом к «узденям» (свободным крестьянам) и к самым бедным элементам «свободных общин» Чечни, самым
55
примитивным на Кавказе, которые скорее всех и откликнулись. Турки и русские соперничали друг с другом, впрочем ошибочно, в презрении к этим людям, которые претендовали на миссию очистить и защитить Ислам против владычества турок и русских:
«Шейх Мансур смог привлечь к себе наивные элементы, а также любителей воровства и грабежей», пишет турецкий комендант Сунжук-калы Великому Визиру.
Достарыңызбен бөлісу: |