Магомет кучинаев

Кара-Батыр нашел среди людей журта одного мужчину, который не совсем потерял голову в этом аду, и с ним можно было поговорить.

– Это один из наших, рода Цора¹, журтов,- стал рассказывать тот. – Звать меня Зютю². Да не дает мне Тант-Эри ошибиться, наверное, их было около шестидесяти – вот столько сарыбатыров налетело около полудня. А что они сделали – видишь сам. Занган-Кез тоже,кажется был среди них. Да пусть его имя упоминается на том свете, я слышал, как один из них кричал предводителю: «Касай, Касай!» Ведь собственное имя Занган-Кезя и есть Касай. Сам знаешь кого-молодиц, девушек, джигитов, что посмирнее и молодых, здоровых мужчин – угнали. А остальных, сопротивлявшихся, не успевших убежать, скрыться, поубивали. А добро, что смогли взять с собой – взяли, что не смогли – сожгли. Как и делали раньше, в самые худшие времена. Что же мне еще сказать?

И что обидно – так это то, что обманувшись относительным замиранием, мы не были готовы вот к такой подлости. Эх, этот проклятый мир! И волк – волк, и человек – волк!

– Сколько человек угнали в рабство?

– Как же мне это сказать? Скольких они, изверги, сгубили, скольких ранили, сколько уцелело – откуда же мне сейчас это знать? Человек двадцать, не меньше, угнали, конечно.

– А где были джигиты журта? Они не смогли оказать сопротивление?

– Кто же мог такое предположить? А где же быть джигитам – на кошах, возле табунов да стад. Что с ними – тоже неизвестно. А те, что были в журте, сопротивлялись, бедные, да что они могли поделать – несколько человек? Погибли все. Самое большее – человек десять, наверное, было.

– А как твоя семья?

– Два сына на коше, возле отары. сам знаешь, баранов быстро не погонишь, а поэтому жортууулцы их не трогают – может быть, Танг-Эри смилостивился, и они остались в живых. Младший был в журте, его угнали. И двух девочек, и келин. Дети, я и да будешь ты многоуважаем, хозяйка – вот мы и остались. Вот она, успокаивает детей. Четыре шатра у нас на таме было, а один вроде бы уцелел, но и тот затоптан. А из имущества остались лишь чашки да ложки.

О, Святой Элия! Почему же ты не ударишь своей огненной плеткой тех собак, что в образе людей напали на нас, и не превратишь их в пепел? А ты разве не видишь, Великий Танг-Эри, что здест делается? – простонал Зютю, протянув руки к небу – к Святому Солнцу.

– Не надо, брат мой, не говори так, обращаясь к Великому Танг-Эри, не рассерди Всемогущего в Великого Отца Нашего Небесного! Раскайся! – сказал Кара-Батыр, даже побаиваясь, что находятся рядом с этим человеком. А вдруг Великий Танг-Эри не выдержит дерзкие, с вызовом, слова Зюрю и решится наказать его...

– Прости, прости меня, Великий Танг-Эри! Не держи на меня обиду – я просто сошел с ума от горя и сам не знаю, что болтаю! Прости...

Кара-Батыр положил руку на плечо Зютю.

– Возьми себя в руки и не сдавайся, брат мой! Поверь в свои силы! Ты же мужчина! Видишь ведь – в журте кроме женщин и детей никого нет. И если ты проявишь слабость, что же тогда им делать? – сказал Кара-Батыр. – Поверь мне – за разбойниками погнались очень смелые, быстрые джигиты, и они смогут догнать этих негодяев и вернуть журту и людей, и табуны, и имущество. И прямо у вас на глазах, за зверства и жестокость мы отрубим им головы!..

Кара-Батыр, опустив поводья , медленно едет туда, где остановился караван. До чего же жесток и несправедлив этот мир! Почему это так, о, Святое Солнце? Если мы – народ асов-народ нартов – твои дети, тогда почему же так тернист и каменист наш жизненный путь? Почему льется наша кровь, почему мы страдаем? Или же мы, недалекие умом, чрезмерно возгордившись, наделали глупостей и этим обидели тебя? Если так – прости нас, Святое Солнце – Великий и Милостивый Танг-Эри! Смягчи свой гнев – если не ты сам, то кто же тогда твоим детям поможет? Кто утрет и осушит наши слезы, если не ты сам? Будь милосерден, прости нас, Великий Танг-Эри! Дай нашим журтам – мир, народу нашему – достаток!

– Кара-Батыр, установить шатры? Сегодня-то наверняка здесь заночуем? – спросил Залим.

– Хорошо, установите, но немного попозже. А сейчас собери джигитов, что у нас осталось – кучеров, поваров там – и отправляйтесь в журт. Помогите кому надо, присмотрите за ранеными. Прихватите три-четыре казана, возьмите баранов. Там много раненых, детей, слабых стариков – приготовьте что-нибудь горячее.

– Хо! – коротко ответил Залим и отправился исполнять поручение старшего.

Огурлу, Алан-Зигит, Джанибек и их негеры вернулись к вечеру. Как только они оказались вблизи журта, поднялись невероятная суматоха, шум и гам, точно так же, когда к овцам выпускают ягнят – родители и дети, найдя друг друга, забыв все беды и горести, радуются встрече, обнимаются, целуются и даже плачут от счастья.

Алан-Зигит рассказал Кара-Батыру обо всем подробно.

– Им не удалось далеко уйти, догнали мы их. Когда поняли, что бесполезно сопротивляться, тогда они побросали оружие и сдались. Те, конечно, у кого хоть немного ума имелось. А те, что вздумали поиграть с мечами, остались там, лежат спокойно – теперь ни на кого нападать не будут. А что более всего приятно – так это то, что и сам Занган-Кез оказался в наших руках.

– Молодцы! А джигиты все живые?

– Пятеро ранены, но, слава Великому Танг-Эри, не тяжело. Поправятся, жить будут.

– Благодарение Великому Танг-Эри!

– Что будем делать с собаками?

– О них можем подумать и завтра, а сегодня давай позаботимся о бедных людях журта, у них столько горя. Организуйте джигитов и ты, Джанибек, и ты, Алан-Зигит, помогите чем можете. А вечером попозже поговорим и сделаем так, как посчитаем нужным...

Поздно вечером, когда люди и поужинали, и немного перевели дух от трагических событий сегодняшнего дня, вокруг костра у шатра Кара-Батыра собрались все взрослые мужчины каравана.

– Мне не к чему рассказывать вам – вы и сами хорошо знаете то, что произошло. Что будем делать с теми собаками, которые оказались в наших руках? Скажите, что вы думаете по этому поводу. И еще – следует ли нам задержаться здесь на два-три дня, помочь людям пострадавшего журта, или же надо продолжить свой путь? И по этому поводу тоже выскажите свое мнение, – сказал Кара-Батыр.

Батыры молчали, не зная что и сказать. Тогда попросил разрешения сказать слово Алан-Зигит.

– Здесь, Кара-Батыр, когда есть ты, нам нечего вести долгие разговоры о том, что нам делать да как нам быть. Сам решай, как считаешь нужным, а мы будем исполнять твою волю. А если тебе надо знать и наше мнение – могу сказать.

– Говори, говори!

– Джанибек-батыр, сын хана тайфы здесь, пусть завтра же пошлет в ближайшие журты и в эль вестников, пусть эль соберет джигитов и приготовится к отражению возможных набегов – вот и все. А что нам делать здесь два-три дня? Пусть Великий Танг-Эри сделает дорогу умерших в Нижний мир короткой и легкой – после того, как предадим их тела земле, в руки Большой Матери, нам нечего здесь делать. А потом надо решить что делать с Заниган-Кезем и с его дружками, а затем, покончив и с этим делом, после полудня, я думаю, караван может продолжить свой путь. Нас ждут в журте Великого хана, об этом не надо забывать. А мы уже опаздываем на три-четыре дня от оговоренного срока – там будут беспокоится.

– А вы что скажете? – обратился Кара-Батыр к остальным своим негерам.

– К тому, что сказал Алан-Зигит, навряд ли мы что-то добавим, – сказал Занбермез. – Джанибек, может, что хочет сказать. Здесь никого нет, кто не готов помочь ему чем угодно. Пусть скажет, если мы что-то можем сделать. Сделаем, а потом, как и говорит Алан-Зигит, тронемся в путь.

– Спасибо тебе, Кара-Батыр! Спасибо вам, братья мои! – сказал Джанибек. – То, что вы все так переживаете эту беду, что случилось в нашей тайфе, ваше искреннее братское отношение ко всем пострадавшим – это самая большая помощь и поддержка нам. Что случилось – то уже случилось, и как бы мы не скорбели, но вернуть назад время и что-либо исправить мы не в силах. И ты, Кара-Батыр, и вы, братья мои, сделали все, что могли – догнали разбойников и вызволили из неволи людей, вернули их скот и имущество. Чем же вы еще могли им помочь? А погибших воскресить вы тоже не сможете. Мы можем только пожелать, чтоб дорога их в Нижний мир была легкой и короткой. А караван, как и предлагает Алан-Зигит, пусть продолжит свой путь. Не надо оставлять никого и из ханских джигитов. Я сам побуду здесь дня два, соберу джигитов, поговорю – пусть будут начеку. Эта беда случилась потому, что слишком успокоились, поверили, что мир и согласие нужны всем. А, оказывается, не всем они нужны – и мир, и согласие.

А тебя, Кара-Батыр, прошу исполнить только одну мою просьбу.

– Говори – что хочешь? Никто из нас тебе не откажет, если он в силах исполнить твою просьбу.

– Судьбу остальных решай сам, а Заниган-Кезя отдай мне!

– Не только судьбу Заниган-Кезя, но и всех остальных ты волен решать сам. Они совершили набег на вашу тайфу, и все беды они обрушили на головы ваших людей. А потому, хотя Алан-Зигит и помог вам, но они попали в плен в ваши руки – так и будем считать! – сказал Кара-Батыр.

– Нет! Ханские джигиты помогли нашим людям избежать еще больших бед – они спасли от неволи людей, вернули скот и имущество, взяли в полон наших врагов. Большей помощи, кроме как от самого Великого Танг-Эри, от кого можно было ожидать? Так что, пленники – они тоже пленники Великого хана. Поэтому и прошу – отдай мне Заниган-Кезя, Кара-Батыр! Я должен четвертовать его на глазах всех жителей этого журта. Иначе души людей, погибших от его руки, не найдут успокоения и на том свете. И я не успокоюсь.

– Может быть кто-то и против, но я высказал свое решение, Джанибек, – ответил Кара-Батыр. – И Заниган-Кез, и все его негеры – твои пленники. Поступай с ними как считаешь нужным. Кто-нибудь не согласен со мной?

– Я согласен!

– Я тоже согласен!

– Все мы согласны!

– Спасибо, братья мои! Теперь сердце мое успокоилось! – сказал Джанибек.

На второй день после предания Матери-Земле убитых, при присутствии всего народа Джанибек поручил джигитам переправить на ту сторону реки Заниган-Кезя. Там Заниган-Кезя уже дожидались человек десять всадников. Из них четверо, что сидят на черных жеребцах, джигиты журта, чьих родных и близких убили головорезы Заниган-Кезя. Вот они сеяли привязанные, как обычно, к седлам арканы, одни концы крепко завязали к седлам, а другие концы кинули к спешившимся своим негерам. Те живо подхватили концы и быстро как-то, словно не в самом деле, а в шутку, привязали эти концы к рукам и ногам Заниган-Кезя.

– Останки этого негодяя отволоките подальше – пусть будет он пищей для черных ворон! – сказал Джанибек и, махнув рукой, дал знак джигитам. Четыре жеребца одновременно бросились в четыре разные стороны, послышался только один-единственный короткий крик Заниган-Кезя, и опять стало тихо-тихо – только и было видно, как четыре всадника на черных жеребцах неслись по степи, удаляясь все дальше и дальше...

– Ну и что – видели, что произошло? – спросил Джанибек, прохаживаясь перед плененными жортуулцами и слегка ударяя рукоятью камичи по ладони своей руки. – Я не могу обещать вам, что спасу ваши жизни, за это уж вы меня, друзья мои, не обессудьте, но – велик и могуч Святой Танг-Эри! – если вдруг кто-то из вас все-таки уцелеет, пусть расскажет в своих краях, какую смерть здесь нашел Заниган-Кез. И пусть не очень-то сомневаются все те, кто вздумает, как и Заниган-Кез, отправиться в гости в Алан-Ас-Ую – мы сможем оказать и им точно такие же почести, как и Заниган-Кезю. Хорошо, оставим эти разговоры – тем более они-то вам совсем и не нужны. О таких вещах вам, конечно, сейчас некогда думать, вы думаете сейчас о том, как бы самим спастись. Так ведь? – спокойно спросил Джанибек, как будто действительно беседовал с гостями, глядя им в глаза.

Никто из пленных не смог выдержать его взгляда, все, на кого он переводил свой взор, опускали глаза ниц и молчали.

– Вот, Заниган-Кезя уважили, посадили на тер, а какую нам окажут честь – так, наверное, думаете вы, а? – вновь заговорил Джанибек, опять легонько ударяя по своей ладони камичей, а своими ехидно-вежливыми словами нещадно хлестая по лицам пленников похлеще, чем плеткой. Наверное, многие из них предпочли бы, чтобы их, раздев донага, били бы плетками, чем терпеть этот позор. Но никто из них и слова не смеет сказать: ведь каждый хорошо знает – любого, кто сейчас хоть пикнет, ждет участь Заниган-Кезя.

– Алаила, по-моему, – они глухонемые?! – искусно изображая искреннее удивление, оглядываясь по сторонам, сказал Джанибек. – Так вы глухие или немые? – Действительно грозно спросил вдруг он.

– Не надо ерничать, джигит! Если хочешь убить – убивай, если нет – так нет, а зачем...

– Аха! Один все-таки нашелся! Говорит! И не глухой, и не немой. И не трус! – и Джанибек остановился перед тем, кто заговорил.

Тому на вид было лет двадцать-двадцать два. Чернявый, хорошего роста. Видно, он понял, что в его судьбе уже все решено – гордо вскинул голову, и его взгляд схватился с взглядом Джанибека, как волк с чабанским волкодавом.

– Значит, тебе не нравятся мои слова, так да!

– Да, джигит, так! Если ты мужчина – делай, что тебе и положено! Если собираешься убивать – убивай, отсеки наши головы! А то к чему эти пустые разговоры?

– Ты так считаешь?

– Да – так считаю!

– Ну, что поделаешь, друг мой! Мы не умеем отказывать своим гостям. Желание гостя – для нас закон! – так сказав, Джанибек позвал к себе ханских джигитов.

Тотчас же к нему подошли двое.

– Вы слышали его слова?

– Слышали.

– Исполните его пожелание!

Взяв пленного за руки, джигиты отвели его в сторонку. Один из джигитов достал меч, взмах – и голова пленного упала на землю раньше собственного тела.

– Кому еще не понравились мои слова? – спросил Джанибек, вновь взглянув на пленных.

А у самого так и горит сердце – может, зря погубил сгоряча этого сарыбатыровского разбойника-героя? Может, лучше было бы сказать: «Молодец! Хоть один нашелся настоящий батыр! Будешь моим негером! А остальные – трусы. Все беды на свете только от трусов – рубите им головы!» – и истребить всех этих собак, а того джигита оставить в живых? Разве мало легенд о крепкой мужской дружбе, которая не так уж редко начинается с вражды. «Эх ты! И вправду – не переходишь ли ты границу дозволенности? Смотри, не гневи Великого Танг-Эри!» – сказал сам себе Джанибек.

– Раз молчите, такового среди вас теперь нет, – сказал Джанибек, остановившись посредине. – Тогда давайте сделаем так. Вы все, конечно, достойны последовать за своим бием-вожаком, об этом и речи быть не может, но я могу сегодня поговорить с народом журта. Если люди, у которых вы убили родных, близких людей, сожгли шатры и имущество, скажут: «Нет, нет! Нам ничего не надо, отдайте только в наши руки этих кровопийц, чтобы мы их задушили собственными руками и хотя бы таким путем отведем немного души!» – я ничего поделать не смогу.

Но если я смогу их уговорить, тогда вы сможете сами себя спасти. Вы не так уж редко бывавшие в жортууулах, вероятнее всего, накопили большой количество скота и другого имущества. Так вот, как плату за пролитую кровь, каждый из вас, кто доставит сюда десять лошадей и двадцать баранов – будет отпущен на волю. Поклявшись, что больше сюда ваша нога не ступит. Кто не сделает этого, сами понимаете, у нас другой возможности нет – тот пойдет за Заниган-Кезом.

Итак, друзья мои, помочь по-другому не в моих силах, не обессудьте. Согласны с этим? – спросил Джанибек, словно не с разбойниками-головорезами разговаривал, а беседовал с друзьями-негерами. А те, перед глазами которых стояла недавняя страшная картина, молчат, опустив глаза.

– Джигиты! – вдруг неожиданно обратился Джанибек к воинам-негерам. – Свяжите их по рукам и ногам, да покрепче! Чтоб никто из них не только о побеге помышлять, а шагу сделать не мог!

Джигиты крепко связали руки пленных веревками и погнали их. За журтом крепкими ремнями из сыромятной кожи завязали им и ноги и повалили на землю, а сами вокруг них в трех местах развели костры и стали караулить.

После этого караван стал собираться в путь. И когда вот-вот должны были тронуться, к месту стоянки каравана с журта пришел Зютю с тремя негерами. Они пригнали четырнадцать овец.

– Нас послал к вам жамауат журта, – сказал Зютю. – Из-за этих проклятых разбойников мы не смогли вас как следует принять. А теперь вот пришли просить вас присоединить и эти барашки к жертвенным животным, которые будут зарезаны в честь свадьбы сына Великого хана. Келин вступила на нашу землю с добром – благодаря ей наши люди вызволены из неволи, нам возвратили наш угнанный скот, украденное имущество, пришел конец злодею Заниган-Кезю, который не давал нам житья долгие годы.

Так что, просим вас наших барашков довезти до ханского журта, а там присоединить к жертвенным животным, которые будут зарезаны к свадьбе. Над ними уже сказано слово к Танг-Эри¹.

– Спасибо вам! Да пусть дарует вашему журту и жамауату вашего журта Великий Танг-Эри мирную и богатую жизнь впредь! – поблагодарил Кара-Батыр, удивляясь доброму, большому сердцу жамауата, сумевшему и в такой беде проявить чуткое внимание к чужой, казалось бы, радости.

Через неделю караван наконец добрался до ханского журта. Специальные караульные еще издали заметили его, и народ встретил караван невесты большим тоем...