Магомет кучинаев

Видно, Тулфар-бий еще не знал о прибытии Коркмаз-хана в Теке-эль – в эту же ночь его люди в разных местах совершили два набега, и участники обоих набегов, избитые, в ссадинах и кровоподтеках, потеряв коней, пешком, без оружия, голодные, усталые и опозоренные лишь к вечеру второго дня вернулись назад. Уцелевшие. А шестеро не вернулись, о их судьбе никто ничего не знал.

Выше коша Уллубашевых, на небольшой поляне, у верховья ущелья Кертмели¹ у своего шатра, не находя себе места, вышагивал туда-сюда Тулфар-бий и бил рукоятью плетки по своей ладони – это был первый признак его дурного настроения.

– «Да этих несчастных козлов!» – не вы ли любили так говорить? Что же теперь случилось?! Они с вами делали, что хотели, словно вы вовсе и не мужчины, а бабы, а вы еще смеете попадаться мне на глаза в таком виде! Вон, сейчас же с глаз моих долой! – закричал он наконец, не сдержавшись.

Тогда не выдержал и один из джигитов, бывших в набеге.

– Если ты мужчина – попробуй тогда сам сходи! Если ты считаешь, что сидеть здесь, жрать шашлыки и пить бузу – тяжкое и опасное дело, так этим можем заняться и мы! – крикнул он.

– Ах ты, сукин сын! Ты посмотри на него! Кто он? – Тулфар-бий в ярости огляделся, как бы призывая в свидетели людей, что не он, а этот негодник сам виноват в том, что он, бий, сделает сейчас с ним.

– Зря ты вертишь своими бешеными глазами – никто тебя не боится! А я Аланбий, сын Карамана из рода Уллубашевых – попробуй теперь, если ты мужчина, тронь меня! – ответил джигит, а потом, увидев, что Тулфар-бий намеривается накинуться на него с плеткой, добавил: – Попробуй только подними плетку – душу из тебя вырву, гадина!

Тут же товарищи увели в сторону Аланбия – они опасались, что начнется драка. И не напрасно – целая толпа людей еле сдерживала троих-четверых джигитов из бийского рода – из рода Залимхан, – которые хотели проучить как следует этого наглеца Аланбия. И вправду – еще никто не видел, чтобы вот так разговаривали с бием, с отцом всего эля. Многие не одобряли несдержанного джигита. Но в то же время видели и слышали все, что и сам Тулфар-бий не вел себя достойно, как и подобает бию, да и выбором слов себя не утруждал. К тому же все ведь знали, что все эти неприятности происходят именно по вине бия. Вот поэтому-то многие не только не винили в произошедшем Аланбия, но даже и оправдывали его.

– Остепенись, Тулфар-бий! Не говори оскорбительно!

– Он молод, горяч, а ты – зрелый мужчина: зачем же ты на него равняешься?

– А что они, бедные, могли поделать, если напоролись на силу, которая оказалась посильнее их? А ты, вместо того, чтобы подбодрить их, сказать несколько приятных слов, начал их ругать, оскорблять – кому это понравится? Надо говорить обдуманно! – так говорили стоявшие здесь и старейшины родов, и просто уважаемые, многоопытные аксакалы.

– Они вернулись опозоренные, опозорили и нас, а я еще должен был за это их приласкать – так что ли?

– Так, Тулфар-бий, так! Если уж говорить напрямую, то ведь они опозорились и нас опозорили именно по твоей вине! – сказал Ас-Батыр из рода Уллубаш. К чему это, как шаловливые коты, но ночам тайно занимаемся недостойными, грязными делами? Если уж вы все уверены, что мы без этих пастбищ действительно прожить не сможем – тогда давайте в открытую и требовать, и воевать! А если с этим не согласны – надо оставить эту глупую затею! А то на что похоже то, чем мы сейчас занимаемся? Стыдно, если хотите знать! Впредь я не буду посылать своих джигитов на такие позорные дела. Если выходите на открытую, честную битву – я иду тоже, если нет – я ухожу на ту сторону гор, где и находятся наши летние пастбища. А вы – как хотите.

– Значит, ты не подчиняешься элю, так? Уходишь из эля – так? – наседал Тулфар-бий. – Если так – убирайся куда хочешь – уходи с земель эля! Слышал?

– Эль! Какой это эль, который держит тебя перед собой, как бия! А земля – так она наша, нашего рода, и ни чья-нибудь. Хочу – буду жить на своей земле, захочу – уйду. Чтоб не жить рядом с тобой, я лично готов хоть на берега Ледового моря откочевать!

– Иди куда хочешь – хоть в тот мир можешь отправляться со всем своим родом! – закричал Тулфар-бий.

На второй день к вечеру джигиты из караульного коша привели к Токалай-бию четверых всадников.

Это были посланцы рода Уллубашевых из Залимхан-эля Тулфар-тайфы – Ас-Батыр и Караман с сыновьями. Коркмаз-хану был поставлен отдельный шатер, и Токалай-бий был один в своем шатре. Посланцы рода Уллубашевых рассказали Токалай-бию о случившемся вчера и без обиняков попросили принять род Уллубашевых в Теке-эль.

– И сколько журтов в вашем роду, Ас-Батыр? – спросил Токалай-бий.

– У нас двадцать четыре журта.

– Большой род. Вам нужно довольно много земли.

– Но что поделать – если у вас нехватка земель, мы вернемся. – Невесело сказал Караман – силой нас тоже никто из эля не выгонит. Просто – нам надоел этот сумасшедший, и мы хотели уйти от него подальше, поэтому только и пришли, а так...

– Нет, нет! Я не в том смысле, как ты подумал, – сказал Токалай-бий. – Просто говорю о том, что род ваш большой, и ему соответственно требуется довольно много земли. Вот об этом и думаю – где, как разместить ваш род. А знаете, Коркмаз-хан здесь, и нам следует с ним поговорить. У Большого плоскогорья найдутся, наверное, земли.

– Мы еще и так думаем – обменять наши земли на той стороне Аланских гор на земли других родов на их земли здесь, по эту сторону, а потом только присоединиться к вам. Тогда, если б мы со своей землей, и вам бы особых неудобств не доставили б.

– Это, конечно, было бы хорошо, но Тулфар-бий сделает все, чтобы этого не допустить. Род, покидающий эль, просто уходит, но землю-то с собой не забирает! Такого, по крайней мере, до сих пор еще не было.

– Подождите, аланы, мне в голову пришла одна хитрая мысль! – оживился вдруг Караман. – Мы поменяем земли, переходим на ту сторону, с Тулфар-бием хорошенько поссорившись. А вы через некоторое время завоевываете и присоединяете нас к себе – и все! Разве так не пойдет?

– А как же вас завоевать, не воюя?

– Подумаешь! Сжечь пять-шесть старых шатров – не обеднеем же из-за этого! – угнать как бы скот...

– Почему это мы, интересно, должны изворачиваться, что-то придумывать? – сказал Ас-Батыр. – Поменяем свои земли, переселяемся на эту сторону гор – кому какое дело? И переходим под руку Токалай-бия! Правда же, Токалай?

– Давайте поговорим с Коркмаз-ханом – а вдруг он найдет более разумный выход из этого положения, чем мы? – предложил Токалай-бий, и они втроем отправились к ханскому шатру.

В ханском шатре говорили, советовались тоже довольно долго и в конце концов пришли к такому же мнению, что и предлагал Ас-Батыр – род Уллубашевых меняет свои земли на той стороне Аланских гор на земли на этой стороне, потом Коркмаз-хан поговорит и Ас-Каплан-ханом, и с Темир-Зан-ханом и постарается все уладить миром.

Согласившись на этом, Уллубашевы, довольные, поехали к себе.

Узнав о том, что Коркмаз-хан с довольно большим количеством войска пришел на помощь Токалай-бию, Тулфар-бий понял, что все его мечты рухнули, и сник. Нет никакого смысла теперь мучить понапрасну и людей, и скот – так решили старейшины родов и, не дожидаясь веления Тулфар-бия, стали собираться к откочевке...

Все четверо соседних рода с радостью даже отдали свои земли на верхней стороне Аланских гор роду Уллубашевых в обмен на его довольно обширные зимние и летние пастбища в нижней стороне гор. Так что, когда эти роды ушли, Уллубашевых род остался хозяином зеленых косогоров и долин, лесных массивов всего центра Аланских гор с верхней стороны.

Старшие мужчины рода вместе с Ас-Батыром объездили все свои новые земли и постарались справедливо распределить места кочевок каждого журта, чтоб никто не был в обиде. Каждому атауулу – пяти-шести журтам – досталась довольно обширная горная долина с речкой. Косогоры на солнечной стороне будут неплохими земниками, а на другой стороне, где зимой не тает снег, – будут летними пастбищами. Кроме того, и в предгорьях достались довольно обширные участки. Лесу – полно, воды – вдоволь. Что еще нужно для жизни?

Когда почти все люди Залимхан-эля перекочевали на свои основные пастбища с нижней стороны гор, и здесь, на верхней стороне, заняв в центре гор обширные земли, сел род Уллубашевых, наступила тишина – началась спокойная, мирная жизнь.

Журты Теке-эля, по мере истощения пастбищ продвигаясь все ближе и ближе к горам, ранней осенью, перед возвращением к зимним пастбищам, сделали последнюю стоянку по соседству с Уллубашевыми. Здесь эль пробудет около месяца. Теперь, когда кош Уллубашевых и кош Таукеловых находились друг от друга не в такой уж дали, Танг-Улану и Там-Аре стало совсем хорошо – они уже могли встречаться раза два в неделю. Теперь в гости ходят не только Танг-Улан и Зигит, но и целыми семьями. То, что мир и лад лучше ссор и драк, видно, поняли не только Танг-Улан и Там-Ара, но и многие взрослые мужчины, обычно гораздые на войны да жортууулы. Люди журтов Теке-эля и Уллубашевых, расположенные невдалеке друг от друга, тоже как Ас-Батыр и Огурлу, быстро сдружились и стали часто бывать в гостях то у тех, то у этих.

Так уж положено на этом свете – любое дело каким-то образом должно закончится. Многие бывалые люди, как только между «козлами» и Уллубашевыми установились добрые соседские отношения и воцарились мир и спокойствие, сразу же начали опасаться – как бы кто не сглазил, как бы все это не кончилось большими неприятностями: уж слишком все было хорошо!

И их опасения были не напрасны – когда до откочевки на зимние пастбища оставалось недели две, выяснилось, что многие девушки и юноши с этой же стороны заразились какой-то странной болезнью – одни из них сделались необычно тихими и стали избегать людей, другие, наоборот, были чрезмерно веселыми, какими-то бесшабашными; и те, и другие заметно таяли на глазах, словно еда не подходила к ним. Не помогали ни настойки лекарственных трав, ни старания умельцев изгонять всякую нечисть, проникающую в душу человека. Эта болезнь называлась любовью.

Люди Алан-Ас-Уи всегда безропотно подчиняются судьбе, которую дарует им их Большой Небесный Отец – Великий Танг-Эри. Так случилось и на этот раз: они целую неделю ставили новые шатры для молодоженов, резали жертвенных животных и без конца справляли свадьбы. А что еще было делать, если известно, что более действенного лекарства против этой болезни, которая называется любовью, на свете не существует?! Выполнив свой долг, завершая свои нелегкие хлопоты по этому поводу, отцы и матери, друзья и родственники, обращаясь к Небу, просили: «Сделай так, о Великий Танг-Эри, чтоб мы, дети твои, на веки вечные были обречены только на такие вот трудности и болезни!» Среди многих других, вот так молившихся, протянув руки к Небу, стояли рядом и Ас-Батыр с Огурлу.

А Танг-Эри – Святое Солнце, слыша радостный гомон своих детей на земле, весь так и сиял и щедро лил на них свое благотворное отцовское тепло...

III
Было рано – Небесный Отец еще только собирался вставать и лишь край неба в стороне восхода солнца чуть-чуть просветлел да звезды немного потускнели – устали, наверное, гореть и сверкать всю ночь. Тишина.

Мурат¹, не сходя с коня, потянулся и кнутовищем раза два хлопнул по кийизам шатра, немного подождал. Не дождавшись никаких ответных звуков из шатра, повторил свои удары по шатру.

– Да иду же! – послышался наконец голос.

Вскоре показался и сам Бийнегер², заправляя нижнюю рубашку в штаны, босой.

– Алан, что ты так рано? Еще даже и Небесный Отец не встает.

– Охотник, джигит, не ждет, когда это встанет Небесный Отец. Давайте скорее! Я жде тебя на берегу реки, – и стем, стараясь не шуметь уздой, повернул коня, слегка похлопав его по шее, и потихоньку поехал.

Бийнегер и Мурат сыновья двух родных братьев – Кеккеза³ и Конака⁴ из рода Занкиши⁵. Отец Бийнегера Кеккез старше Конака, и Бийнегер старше Мурата на целых три года, женат. Но почему-то отношения между ними так и остались, как было давным-давно, еще в детстве – как будто не Бийнегер старший, а Мурат. Здесь, скорее всего, виноват сам Бийнегер: в детстве он очень любил Мурата и всегда охотно исполнял все его пожелания. А после, когда выросли и стали джигитами, и Мурат обогнал Бийнегера в росте и смотрел на него уже сверху вниз – что было поделать? Их отношениям удивляются даже люди, но Бийнегеру и в голову не приходит мысль что-то менять. К тому же Бийнегер не любит перемен, суеты, хочет, чтобы в жизни все текло равномерно и спокойно. Как говорится, хоть соль на его голове дроби – ничего не скажет. А Мурат – совсем другое дело. Если заметит хоть самую малую недоделку в чем-либо, несправедливость – не успокоится, пока не доделает, не исправит, как будто иначе свет может перевернуться. К тому же, если просто посмотреть на них, то Мурат кажется гораздо старше Бийнегара. Люди, которые не очень-то хорошо их знают, услышав о том, что старшим из них является Бийнегер, удивляются. И то понятно, рядом с Муратом – рослым, смуглым джигитом, с густой, как у взрослого мужчины, но коротко остриженной бородой, Бийнегер кажется просто мальчишкой – даже глаза его все еще остаются по-детски голубыми, да и ростом еле доходит до поеч Мурата. Но все это, конечно, ничего бы не значило, если бы Бийнегер, как и в детстве, не продолжал бы любить Мурата. О и сам готов отправиться хоть на край света, чтобы исполнить желание своего брата.

Вот и сегодня – к чему это ему, Бийнегеру, надо было вставать в полночь и отправляться на край земли по такому пустячному делу, как поохотиться, вместо того, чтобы спокойно спать в теплой постели рядом с молодой женой? Но если Мурат хочет поохотиться – что за разговоры о каких-то там женах да постелях? Пусть Мурат сам идет на охоту, а он, его старший брат, в это время будет лежать в постели?.. К чему же тогда называться братьями, если не быть вместе всегда – и в трудные, и в радостные дни? Разве можно так – этот брат в поте лица работает, а тот – просто поглядывает на него, если тому плохо, трудно, а этот, как ни в чем не бывало, живет спокойно и весело? Нет, такие люди не братья, если даже их и родила одна мать! Бийнегер и Мурат не такие, они – настоящие братья. Они всегда будут вместе. И на охоте, и в степи, и, если судьба повелит, в жортуууле тоже! Бийнегер незнал только одного – что будет, если они в Нижний мир уйдут не в один и тот же день? Там, потом, они смогут, интересно, найти друг друга? Как бы не расстаться насовсем...

Вскоре появился и Бийнегер. Тронулись. Но вот Мурат остановил коня и уставился на Бийнегера, вовсю раскрыв свои глаза.

– Что тебе надо? – удивился Бийнегер.

А Мурат смотрел, смотрел ни Бийнегера, а потом, упав на холку коня, затрясся от смеха.

– Ты посмотри на этого дурака! Что случилось?

– Ой, мама! Ой, мама! – только и смог сказать Мурат, не переставая смеяться.

Бийнегер, ничего не говоря, тронул коня пятками и поехал, видно, он был не очень-то доволен выходкой Мурата.

– Где твой лук, да чтоб эмина не вошла в твой журт? – еле сумел крикнуть вслед Мурат, все еще задыхаясь от смеха.

Бийнегер остановился, пошарил по сторонам – действительно, он забыл взять лук!

И оба, припав к шеям коней, долго смеялись.

– Да чтоб эмина не приходила в твой журт! Из-за тебя теперь со мной обязательно произойдет что-то неприятное – ты заставил меня слишком много смеяться, – сказал Мурат, еле переводя дыхание и вытирая выступившие на глазах слезы.

А Бийнегер сконфузился и молчит.

– Что слышишь? Иди и возьми свой лук! – сказал Мурат.

– Разве нам не хватит твоего лука? – спросил Бийнегер, и на Мурата опять напал смех.

Бийнегер, ничего не говоря, повернул коня и поехал в журт. А Мурат кричит вслед:

– Ох бедный – келин вырвет, наверное, все твои волосы на голове, если она заснула после твоего ухода, и ты опять ее разбудишь.

До Верхней долины добрались, когда солнце уже хорошо пригревало, и высохла роса. Верхняя долина – прекрасное место для охоты – здесь растут и груши, и чинары, и кизиловые деревья, и орехи, а потому тут полным-полно всякого зверья и птицы: маралы и туры, лисицы и зайцы, гуси и утки, дрофы и куропатки. А в самой долине, на теплых лесных полянах на каждом шагу из-под ног шумно взлетают жирные перепелки.

Спешились у Тайного родника и, стреножив, пустили коней пастись, а сами расположились на лужайке немножко отдохнув да и перекусить малость. Поев немного, разлеглись на траве и, окунувшись в интересный многоликий мир природы, забыли обо всем. И на земле, и на небе льется многоголосая торжествующая песня жизни: поют птицы, квакают лягушки, стрекочут кузнечики, и даже у уха в траве с легким шелестом бегают муравьи.

– Вот бы взобраться на одну из этих облачных гор и с той высоты помотреть на мир! – неожиданно сказал Мурат.

– Еще чего! И без этой высоты виден мир – смотри: и горы, и долины, и реки, и леса. С неба что-то особое увидишь что ли?

– Да ты что! Даже с невысокой горы посмотришь вокруг – и то дух захватывает от красоты. А с такой высоты, с неба – ты что! Отец обещал в будущем году отпустить меня в Каф-Ас-Ую. Если найду себе нескольких хороших негеров – надежных джигитов. Один ты, надо хотя бы еще одного найти.

– Возьми Карамырзу – разве мы сможем найти лучшего негера? – сказал Бийнегер.

Карамырза – сын старейшины рода Байбатыр¹ и ТириЗана², является двоюродным братом Бийнегера: нх матери Арну-Зан и Зюзек³ из рода Турук⁴ сестры. Да, Карамырза – неплохой джигит, и силенки у него есть, хорошим спутником будет. Но как только Бийнегер произнес имя Карамырза, перед глазами Мурата появился образ не самого джигита, а его сестры – Айсурат¹.

О том, что Мурат и Айсурат любят друг друга, в журтах родов Байбатыр и Зангораз ходили рассказы еще с тех пор, когда они были детьми. Правда, их всегда рассказывали как о забавных случаях из жизни детворы, но и теперь, когда они выросли, все еще продолжали говорить о них с улыбкой, и никому и в голову не приходила мысль, что, возможно, они и всерьез любят друг друга. Как будто не видят, что и Мурат давно уже вполне взрослый джигит, и Айсурат тоже девушка на выданье. И если на какой-нибудь свадьбе или на празднике случается Мурату и Айсурат станцевать вместе, вновь, как всегда, с улыбкой говорят: «Опять влюбленные танцуют!» Не только простые люди, но и сама Айсурат в последнее время начала верить в это – в то, что у них просто затянувшаяся детская дружба, а они подумали, что это любовь, а настоящая любовь, наверное, совсем другое дело. Возможно, она это говорит не всерьез, а просто кокетничая, как и всякая девушка, но Мурату-то это откуда знать, а ему обидно и больно, что даже сама Айсурат уже не относится серьезно к их любви. А особенно с позапрошлого года. В тот год женился Бийнегер, и, оказывая уважение к старейшине рода, на свадьбу приезжал и бий Тангсай-эля Зан-Бермез вместе с сыном и дочерью. Вот тогда-то, по слухам, и увидел бий Айсурат, она ему понравилась, и он намеревался взять ее в жены младшему сыну Тохтамишу. Уезжая, говорят, он дал понять о своих намерениях Тири-Зану. Тири-Зан, конечно, был рад, но постарался это скрыть, сказав общепринятую в таких случаях фразу: «Все в руках Великого Танг-Эри – как им определено, так и будет, да и дочке еще надо расти и расти». И вот она выросла, в этом году ей исполнилось шестнадцать лет, и ей уже пора подумывать о замужестве. Вернее – не ей, а ее родителям. И что теперь будет – кто знает? Раза два Мурат попытался было поговорить об этом всерьез с Айсурат, но каждый раз, переведя разговор на шутливый тон, она лишь кокетливо заявляла: «А зачем ты мне нужен, если находится бийский сынок?» Заподозрив, что она намеренно отделывается шутками и не хочет откровенно и серьезно поговорить, Мурат обиделся и не стал больше к ней приставать. А что делать-то? Если и сама девушка не любит, и ее родители не очень-то хотят знаться с тобой – что поделаешь? И зачем ее родителям знаться с тобой, если, действительно, находится сын бия?

Да, Айсурат – двоюродная сестра Бийнегера, но, что там ни говори, а старейшина рода – он и есть старейшина, отец рода, а не простой мужчина-уздень. Вот если бы Айзурат была дочерью простого узденя, что бы не сделал, но Бийнегер обязательно добился бы, чтобы ее отдали Мурату. Но ни Тири-Зан, ни Арну-зан, хотя она и родная тетка, не станут его слушать, они отдадут дочь не за того, за кого хочет Бийнегер, а за того, за кого хотят они сами. А они непременно захотят быть в родстве с бийским родом, а не стакими же, как и они сами, простыми людьми. Бийнегер это знает – он раза два пытался заговорить на эту тему в доме тетки, но каждый раз ему мягко давали знать, чтоб он не лез не в свое дело. И он перестал, подчиняясь жестокому, но верному правилу: не в силах – не берись!..

– Что молчишь? – неожиданно спросил Бийнегер, прерывая размышления Мурата.

Мурат никогда ничего не скрывал от Бийнегера, а потому честно признался:

– Я разговаривал с Айсурат.

Мурат слагает песни. Когда он сейчас сказал, что разговаривал с Айсурат, то имел ввиду, что он слагал о ней еще одну песню.

– Спой, если закончил, – попросил Бийнегер.

Мурат не стал отпираться.

– Давай эжну¹! – сказал он и начал.

И вот по всей долине зазвенел его красивый, сильный голос. А Бийнегер подпевает – тянет эжну негромко, чтобы хорошо расслышать слова.
Айсурат, тебя я зачем полюбил

До того ты злая, аж в глазах огонь.

Говорят, злее тебя нет никого

В наших двух больших мирах!

А это не куропатка, а змея

Мне казалось – я полюбил красивую девушку,

А это не девушка – а тигрица!

Горит и горит сердце мое!

Меня к себе совсем не подпускает,

Моя любимая совсем как крапива!

Поищем эту белую маралиху.

На любовь Айсурат я не надеюсь -

Давайте подумаем обо мне.

Ты слишком уж не возгордись!

Кроме меня кто заглядывает на тебя,

Пусть он не дойдет до мечты!

– Как ты можешь так говорить о своей сестре?! – рассмеялся Мурат. – Ну, погоди – расскажу я ей о твоих словах!

– Кому хочешь рассказывай, не боюсь – я правду сказал! Слышишь, Мурат, а ты видел эту куропаточку?

– Где? – Мурат резко приподнялся и огляделся. Бийнегер рассмеялся.

– Ту, бийскую куропаточку!

Ничего не понимая, Мурат уставился на Бийнегера.

– Чтоб тебя эмина не взяла – какой же ты непонятливый! Я говорю о дочери Зан-Бермез-бия, кажется, ее зовут Ас-Уят¹. Неужели не помнишь? Она же с отцом была, на свадьбе Карамырзы?

– А-а-а! Помню помню, – сказал Мурат.

Да, Мурат помнил Ас-Уят, младшую дочь бия, да что с того толку? Помнил, что даже чуть не упал в обморок от удивления, когда увидел ее – да как же можно столько красоты давать одному только человеку! Такая она была красивая, эта дочь бия – ну, точно как выросшая на руках козочка! И рост, и тело – словно все в ней было исполнено Небесными Святыми по просьбе их любимца на земле – большого знатока человеческой красоты. Волосы у нее были золотистые, а брови темные, почти черные – интересно! Даже и этот пустячок красил ее. А глаза-то, глаза – точно моральи, с поволокой, а если глянет на тебя прямо – аж сердце замирает! А смех ее – точно солнышко засветило весной! Ох, часто вспоминает Мурат Ас-Уят, да только одна боль сердечная от этих воспоминаний.

Кто такой старейшина рода? Он тоже из простых мужчин-узденей, какая разница? И если дочь старейшины рода из соседнего журта, с которой, по сути, выросли вместе, не особенно-то с ним хочет знаться, то с какой стати должна полюбить его, сына простого узденя, бийская дочь, красотой больше похожая на дочь Небесных Святых, а не на человеческое дитя?