А.Д. – Вопрос возникает, а от чего зависит вот такой вот набор комбинаций? Берёзкин Ю.М

Или вот – ещё один классический пример: чем отличается наше градостроительство (не всё градостроительство, конечно, а, так скажем, благоустройство вокруг зданий, жилых помещений и т.д.) от английского? Просто, классический пример.

У нас, исходя из каких-то соображений симметричности, или ещё чего-то (т.е. внешне привнесенного, не имеющего отношения ни к жизни, ни к делу), строят прямые дорожки с прямыми углами, асфальтируют, а промежутки (прямоугольные островки с землей) засевают травой или цветы садят. Через некоторое время возникает интересный эффект: люди начинают ходить не по асфальтированным дорожкам, а прорезают в этом материале совершенно другие функциональные места, по которым можно ходить напрямик, по газонам.

А англичане делают всё прямо наоборот: берут «пустое пространство», допустим, между домами, полностью его засевают травой и смотрят, как люди начинают ходить. Где «народная тропа» пройдет, там они и делают дорожку. Только после этого начинают культивировать в промежутках между дорожками травку. Она у них всегда цветёт, и никогда не вытаптывается. Это типичный процесс функционализации земельного пространства в процессе благоустройства территории.

На этот счёт С.В.Попов рассказывал совершенно потрясающую историю, которую он сам наблюдал, будучи в Египте на туристической экскурсии. Пирамиды смотрел и т.д. Он говорит, что советские строители, когда строили Асуанскую плотину, сделали совершенно невероятную вещь. Рядом со строительством было древнее кладбище, которому более трех тысяч лет. Причём, это кладбище было устроено концентрическими окружностями. Самые старые захоронения, которым более 3000 лет – в центре, а вокруг наслаивались более поздние, и самые поздние – это внешние окружности, уже мусульманские захоронения. Это всё было в относительно хорошей сохранности. Конечно, естественным образом постепенно разрушалось, но без вандализма.

И вот, когда наши доблестные строители подрядились строить плотину, оказалось, что самый кратчайший путь от бетоноделательных заводов до стройплощадки пролегает через это кладбище. Взяли и прорезали дорогу прямо по диаметру, через центральные захоронения, самые древние и уникальные. Там и могильные памятники совершенно не такие, какие появились в более поздние времена, склепы полуразрушенные. Так вот, они прорезали это пространство поперёк, и возник совершенно потрясающий эффект: все эти центральные части, имеющие колоссальное историческое значение, самые уникальные и древние, превратились в жилища для бомжей. Т.е. за счет вот такого действия строителей всё перефункционализировалось, и там, в древних склепах, стали жить люди. Попов говорит – просто жуткое зрелище!

Всё это возникает только потому, что люди, когда что-нибудь начинают делать, не умеют системно мыслить!

Или ещё пример. Есть такая загадка, она, правда, не очень красивая, но на эту же тему. Попробуйте угадать: «Что у женщины на теле, у еврея в голове, что мы видим на хоккее и на шахматной доске?». Для женщин сейчас это, правда, не очень актуально, но, тем не менее, – вещь известная…

Д.Ю. – Это одно и тоже?

(Долго думают и предлагают не то)

Исторический пример, опять же из иудаизма. Такая легенда существует, что Моисей, когда водил евреев 40 лет по пустыне, там много всяких проблем было и сложностей. И одна из самых больших проблем была следующей: люди мучались из-за того, что слова Моисея не до всех доходили. Люди не знали, что делать. В общем, был бардак, по-нашему говоря. И однажды к Моисею пришли ходоки и сказали: «Придумай что-нибудь, чтобы нас организовать, ведь и ты, и мы мучаемся». Он надолго задумался и придумал. Что он придумал? Вот, примерно, то же самое: функционализацию.

Но для того, чтобы одно с другим соединилось, нужно выделить вот эти функциональные места, через которые, с одной стороны, процесс будет протекать, а, с другой стороны, в него материальные организованности войдут, и процесс будет на этом материале осуществляться. Но каждый раз – вот эта вот функциональная структуризация процесса. С одной стороны, ты структурируешь процесс, и он – единый и неделимый – членится на узлы. С другой – придаёшь функции материальным единицам, попадающим в эти узлы (рис. 6).

Опять же, классический пример функционализации – из области технической электроники. Когда появилась электронная техника (транзисторные приемники и т.п.), поначалу это всё собирали из отдельных маленьких элементиков. Всё это припаивали по отдельности, пока какому-то японцу (я не помню его имени, но он реально существовал) ни пришла в голову мысль функционализировать отдельные узлы процесса сборки, как бы разбить на такие кластеры, каждый из которых выполнял бы одну стандартную функцию. Один отвечал бы за одно, другой – за другое и т.д. И то, что входило в один кластер, стали впечатывать в одну транзисторную микросхему. Так появились транзисторные диоды, триоды, пентоды и др., которые, с последующей миниатюризацией, превратились в крошечные, но самостоятельные функциональные узлы. Каждый из них в себе содержит целую функциональную структуру. И процесс идет уже не между отдельными элементами, а сразу, как бы, между этими структурами (функциональными блоками). А внутри каждой – свои процессики.

Это тоже функциональные блоки. Но, с одной стороны, не ясно, какой процесс там осуществляется. А, с другой стороны, неясен материал, на котором всё это осуществляется. С третьей – непонятно, как одно на другое замыкается. Поэтому получается не система, а какой-то «огрызок» неизвестно чего. Любая система задаётся, прежде всего, процессом. И она настолько широка, насколько выделен осуществляющийся ведущий процесс, который и является, собственно, системообразующим. В общем, границы системы там, куда процесс дотягивается.

А, с другой стороны, поскольку процесс есть мыслительная вещь (в реальности никаких «процессов» нет), когда мы функционализируем что-то, и «садим» его (процесс), соответственно, на материал (или втянем в эти функциональные места материал), и начнём практически осуществлять этот системный процесс уже на материале, но через функциональные места, тогда это всё в сознании схлопывается, и мы видим, например, «компьютерную систему». Или видим «систему движения людей» по дорожкам в своём дворе.

Д.Ю. – Если будем, допустим, структурировать процесс на четыре части, то должно быть четыре функциональных узла.

Берёзкин Ю.М. – Да, если они выполняют разные функции. Но ведь может быть так, что разные части выполняют одну функцию, и тогда может один и тот же блок замыкать на себя разные вторичные процессы (подпроцессы). Или обеспечивающие процессы.

А.Д. – Когда мы структурировали эту ромбовидную фигуру из точек (рис. 1), мы же однотипные блоки выделяли?

Берёзкин Ю.М. – Но Вы же выделяли это только по одной простой причине: потому что Вы знаете таблицу умножения. А таблица умножения предполагает умножение или сложение одинаковых вещей: либо палочек, либо точек, либо одинаковых кластеров. Только по этой причине. Всё зависит от целевой ориентации. Например, для чего «финансовую систему» рисуют как древовидную, на манер иерархической структуры Моисея? Вообще-то, совершенно непонятно: это что, Моисей выделил сотников и тысячников, и это можно назвать «финансовой системой»? Бред. Но, вообще-то, это оттуда. Я имею в виду – иерархическую конструкцию. Ведь реальная «финансовая система» определенный процесс подразумевает. И не факт, что там процесс тот же, что требовался Моисею.

Вообще, непонятно, что это такое, изображенное на рис. 7 и тиражируемое нашими учебниками. Люди, которые подобные «системы» придумывают, непонятно чем руководствуются. Слово «система» было известно ещё древним грекам. Я сейчас не возьмусь точно воспроизвести, как оно по-гречески пишется (пишет). Вот, как-то так: σάστέμά Может быть, я ошибся чуть-чуть, но греческое «са» по-русски означает «со», а «стема» – «ставить». Т.е. первоначальный смысл «системы» – это то, что было составлено из чего-то, из каких-то частей. Так было у греков. Поскольку это (показывает на рис. 7) составлено из разных частей, то это трактуется как «система». Но такое онтологическое представление о системе – как состоящая из частей целостность – она задаёт только одну из четырёх вот этих «плашечек», мыслительных (категориальных) системных планов: процесс, функциональная структура, морфологическая организованность материала и собственно материал. «Морфология материала» – это одно из четырёх возможных категориальных представлений, которое рисуется обычно как состоящее из нескольких частей, имеющих связи и образующих некоторую целостность.

Это идёт от греков. И до сих пор очень многие люди, в том числе те, которые пишут в диссертациях: «Использовался системный подход…», и дальше рисуют (описывают) какую-нибудь совокупность натуральных вещей, они до сих пор в 2500-летней давности пребывают.

Ну, а любая нормальная, живая, деятельностная система всегда, с одной стороны, предполагает процессуальность, а, с другой стороны, – материальную (морфологическую) организованность. При этом то и другое связано функциональной структурой. В этом смысле сама по себе функциональная структура связей – это тоже мыслительная вещь и в материале она не существует. Т.е. вот такой системы (рис. 7) в материале не существует. Это всего лишь…не знаю, как правильнее сказать… ментальное представление. Фантом.

Ещё один пример. Его Георгий Петрович приводит в одной из своих книг. Он тоже очень показательный. ГП участвовал однажды в одной конференции по системному анализу (речь идет о 70-х годах прошлого века). Конференция проходила в Тбилиси в одной из гостиниц, которая представляла из себя очень жалкое зрелище. Здание было всё обшарпанное, а внутри – поеденные молью портьеры, ужасные светильники, слой пыли в палец, мебель полуразвалившаяся. Вот в этой гостинице проходила международная конференция, и на ней обсуждали проблемы системности. Выходит на трибуну один американский системщик-дизайнер, и говорит: «Вы тут всякие мудрёные словечки говорите, а я вам по-простому скажу: как действовал бы дизайнер-системщик? И как действовал бы дизайнер-несистемщик? У меня есть друг, английский дизайнер Саша Блэк. Он не является системщиком. Если бы его сюда пригласить, и сказать: «Пожалуйста, наведи дизайн в этой гостинице». Что бы он сделал? Он бы посмотрел на портьеры, выбросил бы их и вместо них «игрушку» повесил в виде портьеры. Посмотрел бы на стол, и из этого стола сделал бы красивую «игрушку». Посмотрел бы на лампу, и из неё сделал бы «игрушку». Вот это – подход несистемного дизайнера: всё по частям, но всё красиво.

А как бы я, системщик, осуществил дизайн этой гостиницы? Я бы пригласил хозяина и спросил его, где он своим гостям позволяет веселиться? И в этом месте сделал бы специальную подсветку, соответственно этой подсветке подобрал бы портьеры, мебель, так, чтобы какая-то часть жизненного процесса осуществлялась совершенно определенным образом. Я бы спросил, где у него люди работают. В этих местах, наоборот, сделал бы очень резкий, жесткий свет, под этот свет подобрал бы совершенно другой дизайн штор, столов и всего остального. Я бы спросил, где общие пьянки происходят, там бы сделал сумасшедший свет, большое пространство, и всё остальное, что для этого нужно.

Вот это – подход дизайнера-системщика: когда один процесс жизни, расчленяется на совершенно разные фрагменты и каждый фрагмент функционализируется совершенно по-разному, и обставляется материальными вещами под соответствующую функцию.

Еще один пример, который тоже в нескольких местах у Георгия Петровича, а также у других методологов можно прочитать. Как американцы стали организовывать деятельность, когда системный подход стал модным? Ну, например, деятельность какого-нибудь научно-исследовательского института. В этом случае приглашают известного учёного и говорят: «Вам выделяется финансирование на институт численностью примерно 1200 человек. Пожалуйста, организуйте эффективную работу этого коллектива ученых».

Представьте, ничего ещё нет, только финансирование под 1200 человек. И тематика. Как делают несистемщики? Они арендуют здание, или строят его, набирают туда людей, а потом думают: чем бы их занять? Или набирают Нобелевских лауреатов, каждый из которых сам знает, чем заниматься. Им дают карт-бланш и, вообще, этого вопроса (т.е. организации) не касаются.

А как, говорит ГП, поступают системщики в Америке, или поступали, во всяком случае, в то время, когда подобные задачи ставились, и системный подход был в моде? Если системщику дают такую задачу, он первым делом спрашивает: «Какие процессы у этого коллектива будут главными?» Поскольку он (которому предложили организовать институт) не знает, какие процессы в науке главные, то он идет к социологам, и просит провести исследование. Говорит: «Мне нужна циклограмма жизни большого коллектива ученых. На какой процесс жизни и деятельности они больше времени тратят, на какой меньше?» и т.д. Через некоторое время, он получает циклограмму, и выясняется, что самое главное для большого коллектива ученых – это коммуникация. Т.е. они должны много времени друг с другом разговаривать. И это – главное в научном исследовании. Поскольку, если учёный замкнётся сам на себе, он там и помрёт (как учёный). В этом смысле, тот же Георгий Петрович говорил: «Создали Академгородок в Новосибирске, и тем самым, просто, убили науку, поскольку изолировали учёных от всего остального ученого мира, даже от города Новосибирска удалили на 30 км». Там, правда, было очень удобно жить, но с наукой там было не очень хорошо, хотя должности раздавали, в том числе и звания академиков – направо-налево!

А Георгий Петрович, вообще, говорил очень жёстко, что «человек» – это, на самом деле, фикция. «Человек», с одной стороны, это – существо, по принципу пола разрезанное на две части. Причём части «разбросаны», и неизвестно соединятся, или не соединятся когда-нибудь. С другой стороны, «человек» – это всегда некий биологический материал, вставленный в определенное функциональное, социальное место. И если у него, у этого биологического материала, нет соответствующего функционального места – он и не человек!

Это уже очень поздно, где-то в эпоху модернизма стали говорить об «индивидууме», о его «индивидуальной траектории жизни» и т.п. Всё это, на самом деле, – идеологическая «туфта», придуманная для того, чтобы можно было легче манипулировать этими «индивидуумами», управлять ими.

Ну, это уже немного другая линия. Это антропологическая линия. Там тоже много чего написано. Во всяком случае, то, что у нас со времен Горького считается, что «Человек – это звучит гордо!», на самом деле – такая туфта! «Гордо», но не вот этот – отдельный человек! Он слаб и мало, что может. Маяковский был, я думаю, более прав, когда писал: «Единица – ноль, единица – вздор, один – в поле не воин». Гордо звучит совокупный Человек, или Человечество.

И это на каждом шагу подтверждается. Индивидуальному человеку не дают даже возможности что-то выбирать, ему обязательно «вставляют», навязывают выбор. Причём обставляют это так, как будто бы он сам выбрал. Даже новорождённого ребенка мать вставляет в определенное функциональное место, например, относит к классу «грудничков». Через некоторое время переводит в совершенно другой класс, где совершенно другая форма жизни. Потом переводит в ясли, в детский сад. Там совсем другие функциональные места и т.д., пока не доводят до университета, а здесь уже десятые или пятнадцатые места. И по жизни по-другому просто не бывает. Современная жизнь устроена так, что, если ты вылетаешь из всех функциональных мест, то у тебя, вообще, нет способа жизни. Ты, просто, не сможешь жить.

А современная человеческая биологическая субстанция, называемая «человеком», одновременно включена в сотни разных функциональных структур. А в разных функциональных системах, по-разному функционирующих, и время течёт по-разному. Соответственно, современный человек должен жить одновременно в разных режимах времени.